Kitabı oku: «Сказки Белой Горы. Часть II», sayfa 2
«Обманутые и развращенные» том I, II и III/
Чтобы оттянуть унылое чтение, Кучак шустро намазал хлеб вареной сгущенкой, чего, в сущности, претендент и добивался. Когда неторопливое поглощение бутерброда закончилось, открылась тайна. Оказалось, творческие силы и порыв писательского мастерства исчерпались на семнадцатой строчке, а когда бутербродная цель была достигнута, его энтузиазм окончательно иссяк. Но Федор, (талант есть талант!) сумел в такой короткий текст впихнуть мировую скорбь и сомнительную концепцию финансового счастья. Битья за коварный обман не последовало. Наоборот, жюри оказалось настолько довольно результатом, что рекомендовало главному спонсору ещё разок подкормить несостоявшегося классика. Александр Васильевич с мягкой твёрдостью отказал.
Достожравский вновь воспарил духом:
– Братцы! Одну сигаретку, нет, три, – все три тетради одним махом заполню.
– Не совершай барыжных движений, не уподобляйся братьям Балбесиным – Мятому и Гнутому – Кучак погрозил пальцем вымогателю, – ты не напишешь даже за три пачки.
– Смотря какие пачки, за «Парламент», например, могу.
– Не ври, даже за три блока сигарет не сможешь.
– Смогу, готов поспорить.
– Проиграешь без вариантов.
– Нет.
– Хорошо, тогда в случае проигрыша, переезжаешь за ширму.
И невозмутимый Кучак показал глазами на отгороженный уголок «обиженных». Федя побледнел и молчали во при знал правоту оппонента. Несостоявшаяся литературная звезда не зажглась, как не зажигаются недозвезды со слабоватой массой, типа Юпитера, хотя состоят при этом из подходящего материала – водорода.
Великий спонсор, член редакции и, почти глава худсовета, нарочито замедленным движением приоткрыл тумбочку и вытащил одну сигарету «Золотая Ява». Пальцы Федора задрожали от радости, но апломб не покинул его:
– Не жмотничай, угости «Ротмансом».
Кучак сурово насупил брови, даже нос его как бы вздёрнулся вверх:
– Ещё одно слово – поменяю на «Корону», а два – ничего не получишь. Так, молодец, закуривай и расскажи нам о дамах разного поведения.
Достожравский уже курил задумчиво и мечтательно:
–Что рассказывать?
– Как баб делят, к примеру.
– Понятия не имею, никогда делить не доводилось.
– По категориям хотя бы разбросай.
– Да каким ещё категориям? Я понимаю так: есть хорошие и скверные. Мне, например, повезло в жизни невероятно. В мае возвратился из армии. А тогда как было: отслужил – значит взрослый мужик, жениться пора. Пошел работать на прядильную фабрику поммастера – ещё до службы отучился на техника-механика. Там девок тьма тьмущая, да все молодые, кому двадцать и больше – старухи считались. Юбки да платья короткие, по самое некуда. Я от них как чёрт от ладана бегал, всё мне хотелось принцессу. Дурень был по молодости. Любил приезжать в заброшенную деревню и бродить по яблоневым садам. Домов – семь штук всего, ни одного плохого, а пара – вообще шикарных.
Кучак заволновался:
– Как так, почему же их бросили?
– Деревня, можно сказать в лесу. Дорог нет, электричества нет, об остальном и говорить нечего. Граница районов, работы не стало, пешком ходить до ближайших сёл, в одну сторону пять километров, в другую, тоже пять, да по лесным тропкам. Из этой деревни, кстати, знаменитый конструктор родом – Сергей Павлович Непобедимый.
– Не слыхал, – Александр Васильевич почесал макушку, – может путаешь с кем, или фамилию запамятовал.
Мясистый Федор, тоном маэстро оборвал Кучака:
– Это ты отродясь Ван Эйка от Ван Дейка не отличал, а я склерозом не страдаю. Не мешай продолжить рассказ, а то с мысли собьюсь. Так, прикатил я на своём «Восходе» 2М, паршивый мотоцикл, кстати, в середине августа в деревеньку. Технику оставил у бочажка, внизу, метрах в ста и с матерчатой сумкой, таких нет уж давно, отправился за яблоками. Деревня на горке, поляна в лесу чуть больше гектара, склон к югу, а с севера – высокий, густой ельник. По бокам и с южной стороны – березняк светлый, невысокий. Место для фруктового сада идеальное, а свежая заброшенность, придавала некий шарм и безлюдную уютность. Свои яблоки, грешным делом, тоннами выбрасывали, бывало, да раздавали налево-направо, но туда душа тянулась. Всё мне казалось – среди вишен, груш и слив встретится мне принцесса. Логики никакой, но интуиция гнала и гнала меня сюда. И точно, захожу в ближайший сад, а там девица гадает на ромашке. Смутились оба, остолбенели. Я даже не заметил сперва, что конопатая принцесса с соломенного цвета волосами, имеет заурядную сельско-кооперативную внешность и скромный рост. Мне то она среди буйства лета красавицей показалась. Она в свою очередь не заметила излишней полноты и рыхлости «принца», меня то есть. Сама потом призналась: два раза в месяц ходила за пять километров, мечтала встретить суженого.
Летописец встрял:
– Чем дело-то кончилось?
– Известно, чем – свадьбой. Вот такая лотерея. Мне-то повезло и жене тоже, что не заметили мы несущественные недостатки друг друга. Потом уже, много приглядывался я к этим курящим самовлюбленным дурищам, к которым многие тянутся и понял – пустое место эти напыщенные крали…
Кучак как бы очнулся:
– Да что же ты балбес об этом не написал?
– Не знаю, слишком прозаично.
– Тебе сколько до «звонка» осталось?
– Ерунда по-местному, меньше двух лет.
Общий срок у Федора невелик – четыре года, по статье «три гуся» 222, за незаконное приобретение и хранение оружия (немецкий шмайсер, без патронов), которым он угрожал едва говорящему по-русски воришке металлолома на «Газели», когда он пытался ночью спереть приготовленную кучу старого металла, задуманную сдать Досторжевским. Полиция мгновенно примчалась по наводке, и Федор «загремел».
На завтрак поднимались охотнее обычного. На общем столе предлагали пшенную кашу, а на диете – манную. Нахватывали по две порции, или три на двоих. Довольный Кучак в предвкушении поглаживал живот, одновременно делая внушение столовскому добрейшему коту Кабачку, серому и шарообразному, дабы тот не вымогал еду. С подносом подоспел Летописец и принялся с преимуществом для себя, делить с Александром Васильевичем третью порцию. Напротив, приземлился массивный Бегемот с тремя тарелками манки и двумя кружками чая.
– Неужто все три умнёшь? – Летописец поддел прожорливого сидельца.
– Три тарелки? Да я пять съем за милую душу. Семь лет, между прочим, не ел манную кашу, с 26 апреля 2013 года.
Бегемот вылил в каждую глубокую миску граммов по сто сгущенки и с наслаждением заработал деревянной ложкой, поминутно облизываясь. С болотным чавканьем одолев кашу и не принимаясь пить чай, он с налётом сомнения заявил:
– Вкусно, но беспонтово.
– Почему? – Кучак вскинул взгляд на обормота.
– Там железа-то нет, значит и пользы тоже.
Летописец с абсолютно серьёзным видом предложил:
– А ты забор погрызи, когда в отряд пойдёшь. Это вместо приправы.
– Подумаешь забор, в книге рекордов Гиннесса фигурирует один хмырь, так он съел самолёт, вертолёт, катер и автомобиль.
Кучак подавился, закашлял и замахал на Бегемота руками:
– Не порти аппетит, от твоей болтовни баланда в горло не лезет.
Летописец беззвучно рассмеялся, уткнувшись в длинную столешницу. Отхохотав, ободрил рассказчика:
– Ну, что дальше то было?
– Он всё переварил, но потом помер. Грех, наверное, много металла есть.
Бегемот был феноменально глуп и кроме фантастики самого никудышнего пошиба ничего никогда не читал, и где он почерпнул столь сомнительные сведения осталось загадкой.
Да, – рассуждал Летописец, прихлёбывая горячий чай, – несомненный грех, кощунство какое-то – пожирать транспортные средства. Таким макаром можно дойти до локомотива с вагонами, следующий книжный рекордсмен состав целый сожрёт, да ещё с грузом – убытков не оберёшься…
С утренней проверки значительная часть отряда рванула в ларёк – пришел долгожданный день так называемой отоварки. С введением карантина сильно усложнилась проблема дополнительного питания для осужденных. Процентов 20-30 от контингента, столовую игнорируют и едят в отрядной кухне, причём разнообразную и калорийную пищу, затягивая продукты в зону правыми и левыми путями, пользуясь любыми ухищрениями. После установки карантинных мер, народ пообнищал. Очереди в столовую возросли. Если до организации санитарных изоляционных мероприятий, в колонийный магазинчик попасть было сложно, то после стало сложно в квадрате.
Не слишком резвый, но настырный Бегемот, поспешил к ларьку сквозь два чужих отряда. Он старается занять очередь в числе первых, после чего возвращается в барак читать мистику и третьесортную фантастику в которые верит с глупой наивностью.
Хромоногий и медлительный Кучак посмотрел ему вслед с завистливой досадой:
– Каждый бегемот своё болото любит. Насекомое вредное и редкое.
– Что уж в нём редкого? На каждом шагу встречается и что-то клянчит – возразил длинный москвич Вовка.
К началу мая ларьковский кризис достиг апогея. Торговую точку осаждали одновременно до четырех отрядов. Ни один барак не успевал отоварится в отведенный ему день. Давно не секрет: когда чиновники берутся решать какую-либо проблему, то усугубляют её до предела или в меру собственной глупости, заводят дела в тупик, получают грандиозную нахлобучку от вышестоящих и быстренько исправляют его самым негодным и затратным способом.
Бегемот фальшиво, на публику, переживал:
– Если я в магазин не попаду – утоплюсь в луже на футбольном поле, в крайнем случае убьюсь табуреткой.
Кучак со скепсисом покачал головой:
– В той луже не утонешь, её кошки в брод переходят, а четыре табуретки ты и так об голову свою разбил. Нужен радикальный способ – бросайся башкой вниз со второго этажа.
– Я что, ненормальный?
Летописец хитро заулыбался:
– Что ты, Александр Васильевич, его нельзя сверху бросать – он асфальт поломает, а люди станут потом в ямы попадать и калечиться.
Внутрь запускали по пять человек – новое административно-пандемическое веяние времени. Пенсионеры с инвалидами закупали продукты на суммы, которым позавидовали бы многие домашние хозяйки, но при этом дико тормозили общую очередь. Иные подобные экземпляры часа на полтора занимали место у заветного окошка…
Среди очередной пятерки, допущенной к проникновению в торговый храм, оказалось четверо членов жюри и Демьян Зажиточный, до мелочей напоминающий своего кремлёвского прототипа, сжегшего когда-то в бочке тело Фанни Каплан.
Пока молодой, сомнительный инвалид цветущего вида, под два метра ростом отовари вался на сорок три тысячи, у пятерки счастливцев оказался целый час в запасе, который они даром не потратили. Зажиточный рассказал слезливую историю о своём детстве с пьющими родителями, не отдавшими его в музыкальную школу, не глядя на идеальный слух.
– А он у тебя точно идеальный? – Кучак с большим сомнением поскрёб подбородок.
– Что ты, за восемь метров слышу, как таракан ползёт. Да что там, ночью отчётливо разбираю, как на той стороне барака шепчутся.
– Это у тебя не музыкальный, а шпионский, или шпиковский слух.
– Говорят тебе – к музыке так и тянет, мелодии разные вьются в голове. Одно жалко – записать не могу, грамотой, так сказать, не владею, нотной, я имею в виду, зато словами подбираю мелодию и запоминаю.
Псевдоинвалид у окошка заслушался и прохлопал ушами обман продавщицы, которая его «нагрела» под шумок тысячи на полторы.
Демьян разошелся и высвистывал соловьем о своих необычных музыкальных талантах, соря подозрительными словами: кантата, ноктюрн, либретто, симфония…
– Рапсодию забыл – подковырнул Летописец.
Рассказчик не заметил насмешки:
– Не забыл я, только лучше всего мне частушки удавались. Вот например:
Из деревни Старопнёво
В Деревеньку Дурали,
У бухгалтера Лунёва
Бабу со двора свели.
Кучак с хитринкою засмеялся:
– Твоя небось работа?
– Что ты, я на чужую скотину не зарюсь.
В окошке показалась злая физиономия толстушки Лиды:
– Кого это ты хряк захолустный скотиной обзываешь?
– Не, никого, это к примеру – не вор значит.
– А рожа-то у тебя мошенническая – местная принцесса-толстомяска вновь скрылась в глубине.
И тут отличился Александр Васильевич. В нём поразительно уживаются рассеянный склероз и цепкая память, провинциальная простота необразованного человека и, неожиданный интеллектуализм. Он заявил Зажиточному:
– Стал бы ты сейчас как Модест Мусоргский!
Тот опешил и, как хронический бывший двоечник отрапортовал:
– Запомните! Димка, то есть я, никогда мусорским модестом не будет!
Кучак со старческим дребезжанием засмеялся, потом с легкой ехидцей спросил:
– А кто, по-твоему, таким является Модест?
Ответ сразил наповал:
– Лабух обыкновенный, только – мусорской…
Ставшееся ларечное время разбирали опусы Сашеля Насмехамуса, который писал в целом недурно, но так высмеивающее едко, что его постарались «затереть» и не допустить до финала.
Не смотря на дружескую и мощную поддержку церковной общины, её кандидат не дошел… до завершающей части конкурса. Впрочем, это случилось не по причине плохохождения и, даже, не по причине легкой тавтологичности, избыточного созерцательного пережевывания, или заунывной назидательности. Джентльмена с тростью попросту перевели в другую колонию, за многочисленные апелляционные, кассационные и прочие жалобы в любые инстанции, которые он с успехом писал для каждого обратившегося к нему сидельца.
За вечерним чаем последнюю попытку пробиться в лауреаты предпринял Демьян Зажиточный. Он пропел песенку спринтерского темпа собственного сочинения:
Влюбился юный программист
В братову вдову
Провинциальный мир прокис
Я хочу в Москву.
Там рестораны, казино,
Классное жильё,
Бомонд, элитное вино,
Только не моё.
Нет, не бывать тебе Модестом, – резюмировал Кучак, – под такую мелодию только блохам скакать. Возьми в утешение печенку в шоколадной глазури…
После долгих споров и препирательств, когда голова шла кругом от прочитанного, а Кучак уже откровенно перевирал написанное, постоянно зевая, пришли к консенсусу. Свеженький номинант, скорее драматург, нежели романтист Востренький, при некотором участии Летописца, предоставил на суд драму в пяти актах «Судьба завоевателей». Произведение понравилось дерзкими, неожиданными суждениями…
Востренький от приза отказался и Кучак с Летописцем два дня дружно пировали.
2 августа 2020 года.
ЛЮБОВЬ ВРЕМЕН ДЕМОКРАТИИ
14 сентября 2017 года мы с Костей переступили порог девятого барака. Осень ещё робко вступала в свои права. Встретили нас достаточно радушно и распределили, Костю – в компанию таджиков, где он быстро освоился, а меня – к близким по возрасту старикам.
Пожилые джентльмены оказались из одного города и знали друг друга ещё по воле. Сергей Михайлович и Александр Васильевич, больше известные как Амфибрахий и Кучак ничем не напоминали матерых уголовных преступников, да и не являлись ими по сути. Кучак ещё не имел всемирной славы, однако был известен в бараке и, даже, его окрестностях. Амфибрахий же, с его литературной одаренностью и великолепной памятью на цитирование любых произведений, вызывал уважение и восторг целой колонии. С одной стороны, даже жаль, что его так быстро освободили. Сказать точнее мы очень за него рады, но нам сильно не хватает его юмора, энтузиазма и крайне оптимистического настроя в любой ситуации…
Прошли годы. Половина отряда освободилась. И, в предпоследний день своего пребывания (никто об этом не догадывался, даже он сам), Сергей Михайлович обратил наше внимание на кирпичную кладку прибарачной церквушки, точнее церкви исправительной колонии:
– Глядите братцы, судя по кирпичу, строилась она в три этапа. Кирпичи идут слоями, от почти чисто белого, до тёмно-серого цвета. Техника исполнения оставляет желать лучшего, но главное не это. Обратите внимание на мемориальную табличку. На ней четко выбито: «Храм построен в 1998 году по инициативе начальника колонии – имярек, далее, что естественно и нормально, говорится о попечении, трудах и заботах местного священника.
– А что тебя смущает? – спросил Руслан, древнейший сиделец зоны, с более чем двадцатилетним стажем пребывания в здешних местах.
– Смущает инициатива. Где, когда исходила инициатива от начальников учреждения? Да таких сразу в момент вышвырнут из системы. Немыслимо предположить на месте руководителя человека деятельного, убежденного и достаточно искреннего. Скорее это среднестатистический интриган со связями, который пальцем не шевельнёт без окрика сверху, или вельможного пинка. Вспомните! 1998-ой год, великий дефолт, катастрофа в экономике и финансах, крах крупнейших банков, невыплаты зарплаты по году-полтора… До храмов ли тут? Вот священника правильно вписали, в любом случае это его обязанность и забота, работа у него такая.
Облачко, подвинутое западным ветерком, освободило место для солнца, и обитатели барака сладко зажмурились под его согревающими лучами середины апреля.
Эх, – Амфибрахий пошевелил плечами – сейчас бы за сморчками прогуляться, да лесным воздухом подышать.
Руслан улыбнулся:
– Помечтай, я уж двадцать второй год надеюсь увидеть настоящий лес; даже не так; о дремучих лесах приходилось мне только читать и слышать, а двадцать второй год сижу…
– Значит ты должен был видеть строительство сего культового заведения.
– Нет, не застал, сидеть-то уже сидел, но не тут, а на «крытке». Когда сюда перевели, она уже стояла, но церковная библиотека принадлежала раньше баптистской общине и был там молельный дом.
Сергей обрадовано воскликнул:
– Ну вот, лишний раз доказывается откуда растут уши у, якобы, идей местного значения. Власти перед любым блудливым западным козлом готовы были расстелиться за похлопывание по плечу и фальшивые одобрения действий, по размножению сект в стране. А кроме баптистов были ещё какие-нибудь религиозные банды, то есть общины?
Руслан надолго задумался:
– Молокане, иеговисты, кришнаиты, ещё кто-то, не помню. Потом постепенно, все они влились в православную церковь. Я сам начинал с баптистов…
Амфибрахий полез в карман, выудил пригоршню крошечных мятных леденцов в полупрозрачной обертке, одарил ими пяток слушателей и огорошил их рассказом:
– Из мелких и, казалось бы, пустяковых дел, иной раз вырастают события грандиозного масштаба. Я попытаюсь вас просветить, какую роль сыграла церковь в крушении СССР.
Скучающий Кучак, не уважающий лекции в принципе, медленно попятился, натолкнулся спиной на Руслана и был остановлен строгим взглядом и поднятым указательным пальцем Сергея:
– Не вздумай удариться в драп. Учись, пока я тут, а то невежей помрёшь. Что о тебе люди скажут, когда копыта отбросишь?
– Тогда мне всё равно будет, какой бы трёп не пошёл, – грустно произнёс Александр Васильевич.
Он, тем не менее, задержался и вынужден был выслушать устную повесть земляка:
– Во времена правления Хрущёва, как раз в год полёта Юрия Гагарина, на южном острове Эгейского архипелага, где находилось когда-то одно из семи чудес света, разумеется, это Родос, собралось Всеправославное совещание. Инициатором выступил митрополит ленинградский Никодим, на тот момент возглавляющий отдел внешних церковных сношений РПЦ. Личность неоднозначная и странноватая. Следует учесть, что это были годы излета гонений на религию. Если допустить его персону, как ставленника «железного Шурика» (А.Н.Шелепин, КГБ), или его окружения, то прослеживается комбинация тайных сил.
Собравшиеся деятели сплошь состояли из поборников экуменизма.
– А это что такое? – вяло спросил случайно прибившийся к слушателям «Бегемот», крупный, не страдающий разумом недотёпа.
Сергей ухмыльнулся устало-раздражающейся гримасой профессора, недовольного аудиторией:
– Не перебивай по пустякам, а то каждый мой ответ породит пару твоих вопросов, и так до бесконечности…
Мимо прошел огромный и добрейший кот по прозвищу Алабай и растянулся на солнцепеке с равнодушием сытого хищника. Бегемот – сущий ребёнок в душе, наклонился его погладить и кот, с аристократическим снисхождением позволил прикоснуться к своему длинношерстному телу.
Амфибрахий продолжил:
– Хотели эти ребята во главе с Никодимом пойти на сближение, а в перспективе, на объединение православной и католической церквей. Не обошлось, конечно, без спецслужб. Дело темнейшее. Но что-то застопорилось. Возможно, связано с отставкой Хрущева, или стратегические планы скорректировали. Тянулся вялотекущий процесс лет пятнадцать. Сменились три председателя КГБ – Шелепин, Семичастный, Андропов…
Радостно и хлопотливо суетящиеся голуби, воробьи и прочая птичья мелочь, насыщали жизнь весенним позитивом. Нежно-салатовый цвет первого барака, столовой и библиотеки умиротворял взор, в отличии от нашего трёхцветного – обшарпанного здания времён первого послевоенного года.
–… Никодим упорно гнул свою (может и не свою) линию и, для начала добился в 1969 году постановления Священного Синода РПЦ МП о допущении до таинств католиков. Ходили упорные слухи о служении им приватных месс по католическому обряду. Во всяком случае, он не скрывал тяги к католицизму. Думаю, наши хотели при помощи церкви подобрать ключики к западному миру, но там тоже не лыком шиты и, по всему видать, быстро прочухали что к чему, шустренько подключились к игре.
Вторично форум, как Всеправославное предсоборное совещание, собирались лишь в 1976 году. Восьмой Вселенский собор…
Интересно выглядит портрет Никодима. Он не глядит в глаза и, как бы угнетен тайной мыслью; лицо умное, но далеко не аскетично-фанатичное.
Не страдающий тактичностью Кучак, скучающе перебил:
– На кой хрен нужна его рожа? По делу говори, а физиономия его – пусть хоть пополам колется.
Простодушный Бегемот неуверенно спросил:
– Как это рожа колется? Что, прямо так и на части.
– Чаще – надвое, – Сергей с трудом сохранил серьёзность – один глаз, ноздря и половина рта в одну сторону, остальное – в другую, как ворота.
Бегемот растерялся:
– Как же мозг не вытекает?
– Эх дурень, он из двух полушарий состоит, ни чего страшного. Потом кости саморезами скручивают, а кожу сшивают.
Наивный посмотрел на едва не смеющегося Амфибрахия с уважением к его обширный знаниям, а мистификатор, для убедительности приврал ещё малость:
– Ты знаешь, что такое баргузин?
– Что-то со зверьём связано.
– Лопух, это ветер на Байкале, а баргузинка – ветренная баба из заповедника… Теперь по делу: умирает глава Римско-Католической Церкви и в римские папы избирают Альбино Лучани, человека с лицом доброго учителя, похожего на Ростислава Плятта. Никодим мчится в Рим устанавливать связи. Видимо многого добивается, но ЦРУ не дремлет. Наш посланец умирает на глазах папы Иоанна-Павла первого. Его отпевает лично глава западной церкви по католическому обряду… Никодим скончался 5 сентября 1978 года. Но американцам этого мало, они занервничали и провели молниеносную операцию. Через двадцать три дня, руками своих агентов в Ватикане, – Пола Марцинкуса и Жана Вийо, римский папа был отравлен, а на его место пропихнули (с подачи Бжезинского) свою креатуру – Кароля Войтылу – послушного русофоба, под именем Иоанна-Павла второго. Дальше, как в калейдоскопе: ручной папа мчится с деньгами в Польшу, призывает на проповедях бороться с коммунизмом. Через короткое время подкидывает ещё денег и идей с инструкциями. Организуется профсоюз «Солидарность» во главе с Лехом Валенсой… Польшу захлестывает волна забастовок. ЦРУ делится с римским «батькой» разведданными о концентрации советских танков на границе с Польшей, а тот заявляет, что готов лично встать на их пути… Брежнев, сходящий в могилу, отыгрывает назад. Вторжение не состоялось. Проходит немного лет и, в правлении индюка Горбачева, вдруг задружившегося с Войтылой, совершается паломничество пары в Прибалтику, которую мутят по польскому сценарию… Опускаю массу подробностей, интересных необычайно, дабы не путать вас лишним объёмом информации, а подвожу итог: Прибалтика забурлила, многие другие окраины тоже… Подбросили нам искусственно созданные экономические и политические проблемы, подкинули деньжишек противникам власти внутри страны, выпестовали пятую колонну… Союз рухнул.
Сергей умным и грустным взглядом обвёл окружающих, заметил стоящего в трех метрах за забором «греющего уши» «Зоркого Дятла», известного зонального стукача и резюмировал:
– Такова одна из исторических версий краха СССР.
Эй «Зрячий Долбонос», или, как там тебя, «Прозревающий Долболоб», иди ближе, не бойся, от тебя секретов нет.
«Дятел», поняв, что он раскрыт и миссия провалена, удалился со стремительностью подпольщика. Ему вслед понеслись только что придуманные Амфибрахием строчки:
За мучен проблемой глобальной:
Кого заложить в этот раз?
По сучьей системе стобалльной
Такой на все сто – педераст…
Руслан почесал между лопатками:
– Ты считаешь, что СССР развалила католическая церковь?
– Что ты, – замахал руками Сергей Михайлович – она лишь пробила первую брешь. Нужен масштаб Пикуля или Шолохова, для описания драматической трагедии гибели «красной империи». Требуется эпопея историко-политически-приключенческая, томов на десять с невероятными интригами (которые реально имели место), да чтобы читалось на одном дыхании. Когда не знаю, но не может не появиться автор, способный замахнуться на литературный подвиг, произведения которого заставят побледнеть великие романы прошлого. Потомки станут зачитываться и удивляться обилию антигероев – ублюдочных тварей, взращенных на закате Советского Союза…
– Пафосно ты говоришь, – Руслан устремил взгляд на восток, но грустно становится.
Кучак хихикнул:
– Скоро развеселишься, обед через сорок минут, сытная и калорийная жратва – красота. Потом покемарить можно до проверки. Между прочим, черепаху можно год не кормить – выживет. Да что там не кормить, она в выпотрошенном виде полгода проживёт.
– Да ну? – Бегемот обвёл стоящих недоверчивым взглядом
Сбоку вынырнул Небритый Тузик радостно хлопая глазами:
– Что, правда потрошенный Бегемот полгода протянет?
– Заткнись дуралей, – осерчал толстячок, – толком не расслышал о чём речь, а лезешь.
На ярком и веселом солнечном свете пятнистый барак с островками кое как наляпанной штукатурки смотрелся, как исторический памятник эпохи разрухи. Не хватало разве что монумента: Отчим – капитализм зовёт».
С бодростью ветхого человека оптимистично проследовал в шестой барак, что в тупичке за церковной папертью, древнейший в колонии дед Леня – позитивный семидесятидвухлетний старикан.
– В животном мире разные чудеса творятся – рассудительно произнёс Кучак – червяка разруби – из каждой части новый вырастет. Морские звёзды – тоже самое. Черепах можно кормить раз в год, лягушки в лёд вмерзают и оттаивают весной. Так, глядишь, наука и с человеком похожее придумает.
Тузик с Бегемотом заволновались:
– Как это не кормить? Не по закону!
Амфибрахий покрутил пальцем у виска:
– Вам бы только жрать! Какие кристально-родниковые незамутненные мозги, абсолютно чистые от мыслей. Задумайтесь! Вот, например, ногу у тебя оторвало (он показал на Тузика), а она тут же снова отрастёт.
Тузик опешил:
– За что мне ногу-то оторвут?
– Да не за что, это, к примеру.
– Тогда пусть у Бегемота ноги дёргают.
– Слушай, не перебивай! Уши тебе оборвут, а они раз – и готово, новенькие, розовые. Прогресс-то каков: замёрз ты по пьяни, допустим, а весной оттаял и дальше по своим делам отправился. Да это ещё что! Отрубят тебе нос – так мало того, что он на следующий день появится новый, а ещё из оттяпанного носа вырастет твой двойник. Заметь, ни одна сволочь вас не отличит.
Тузик приуныл:
– Это что получается, он к жене моей подкатит, пока меня не будет дома?
Сергей с самым серьёзным видом подтвердил:
– Разумеется, она даже не догадается, что это был не ты, а клон, только похвалит за усердие.
– Убью гада, – прошипел Тузик – чтобы не повадно было. Ученых таких отстреливать пора.
Кучак осадил разгневанного дитятю:
– Наука ещё далеко не ушла по такому пути, а ты готов уже учёных перестрелять, остынь малость, дождись результата, может путное что получится. Самое простое – хвост отрастить, раньше-то он был, да отвалился со временем.
Бегемот уверенно вынес приговор:
– Хвост человеку не нужен, пережиток, без него проще и легче.
Амфибрахий принял вид осерчавшего лектора:
Что ты понимаешь в хвостах? Ляпнул не задумываясь, а умишка не хватает увидеть перспективу. Сидишь ты, скажем, на рыбалке, или с девицей на ночной скамейке, а руки заняты – обмахивайся от комаров и горя не знай.
Бегемот задумался:
– Дырку в штанах придётся делать – некрасиво.
– Какую дырку? Для рук что пришивают? Достаточно к брюкам и юбкам присобачивать хвостовой рукав. Кончик пусть наружу торчит. У мужчин, пуговичку, как на запястье, у девиц – бантик… Какие возможности открываются, детей за провинность можно будет без ремня сечь, а у негодяев, по решению суда, хвосты станут купировать…
В калитку близ ларька с библиотекой вошел коротенький, вечно улыбающийся, но не просто, а с коварной ехидцей, контролер Миша. Он являлся не самым худшим представителем ФСИНа и в подлости всегда знал меру.
Настроение Амфибрахия сразу сменилось с игривого на мрачное:
– Локалки закрывать идёт, сейчас начнёт по секторам разгонять. Косолапович только претворяется добродушным и лояльным – заметная вшивость в нём проглядывается.
Тузик понёсся в свой барак, а Бегемот озадаченно поинтересовался:
– Сергей, а почему он Косолапович? По-моему, у него другая фамилия.
– Какая к дьяволу, фамилия? Отчество у него Артурович, а арту – в переводе на русский, медведь – топтыгины все косолапые.
– Быстро все по местам разошлись – зекофобствующим тенорком пролаял служивый Миша.
Амфибрахий с Кучаком отправились за ложками и приправой, а меня заманил к себе Руслан, заинтриговав некой тайной, которую он решил мне поведать. Я заинтересовался, и мы потопали в «проходняк» Руслана и Бегемота. Времени до обеда оставалось в обрез, но начало повествования я услышал:
– Казахстан, как известно, входит в десятку крупнейших стран мира, занимая девятое место за Аргентиной по площади. Бывшая столица – Алма-Ата – единственный в двадцатом веке город-миллионник. Всех областей – девятнадцать, иные очень крупные по размерам. Знаменитые Байконур, Экибастуз, Семипалатинский полигон – это Казахстан.
Я вырос в Джамбульской области в интернациональном городе Каратау, что расположен к северу от Джамбула, близ хребта, одноименного с названием города. Отец мой – узбек, мать – русская. Таких смешанных семей набиралось бессчётное количество и, скорее являлось нормой, нежели исключением. Немцы женились на русских, украинках, гречанках и казашках, или наоборот. Чуть не треть семей были интернациональными, ни о каком национализме до Горбачева никто и не помышлял. Город Каратау – промышленный центр, говорил на чистом русском языке. Основная часть городского населения условно считалась русскими. Почему условно? Дело в том, что к данной категории причисляли собственно русских, украинцев, белорусов, прибалтов, немцев, коми, мордву и, даже, утерявших собственный язык корейцев, перенявших русский язык и обычаи.
