Kitabı oku: «Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда (издание второе, исправленное)»
Вступление
Танки воюющих армий спешили с Востока и Запада. Двигаясь с разных сторон, тяжёлая техника СССР и Германии выехала на ровное поле, что находилось у деревни под названием Рамушево. Большие колонны развернулись в шеренги, рванулись навстречу друг другу, и началась смертельная битва.
Бронемашины с красными звёздами встали в длинную цепь. Они шли борт о борт и вели интенсивный огонь, не мешая друг другу. Немецких «коробок» оказалось в два раза больше. Поэтому они мчались вперёд шахматным строем. Первая линия иногда закрывала обзор сослуживцам, что двигались сзади, и не давала вести постоянный огонь. Это слегка облегчало жизнь советским бойцам.
То один вражеский танк, то другой, получал бронебойный снаряд в угловатую башню или же в корпус. Он сильно вздрагивал от невероятной силы удара, останавливался и занимался дымным огнём. Значительно реже, «panzer» терял способность стрелять, и сдавал потихоньку назад. Все остальные не замечали потери камрада, и стремительно мчались вперёд.
В «Матильду» попала пара снарядов, но они прилетели из лёгких фашистских «коробок», и не принесли никакого вреда. И тут, в броню угодила болванка большого калибра. Раздался такой оглушительный грохот, которого парень ни разу не слышал. Стальная махина содрогнулась до самого последнего винтика.
Сквозь шум, стоящий в ушах, донёсся крик командира:
– Глеб, что у нас с пушкой?
За спиной заскрипели шестерёнки механизма орудия, и раздался весёлый ответ:
– Полный порядок.
– Прямо танк! Двести! Огонь! – приказал Николай.
Грохнул выстрел «Матильды». Доля увидел, как сорокамиллиметровый снаряд попал в лобовую часть корпуса, что поднималась над ходовою платформой. Болванка втиснулась в смотровую узкую щель, сквозь которую смотрит водитель.
Она задела о край длинной прорези и развалилась на сотни кусков. Осколки металла помчались вперёд. Они ударили в тело механика и изрубили его в кровавую кашу.
Мёртвый фашист инстинктивно задёргался. Двигатель сразу же смолк. «Т-IV» замер, как вкопанный. Поворотное устройство у башни заклинило. Фрицы уже не могли навести свою пушку, как следует, и выпущенный ими снаряд прошёл в стороне.
Вторая болванка «Матильды» пробила лобовую броню, влетела внутрь башни и там взорвалась. Волна детонации закончила дело, и грозная техника немцев превратилась в груду железа.
Машины с красными звёздами мчались вперёд и уничтожали «двойки» и «тройки» одну за другой. А вот с «четвёрками» дела обстояли не так хорошо, как всем бы хотелось. Однако и они получали повреждения разного вида, теряли способность к движению и замирали на месте.
К счастью советских танкистов, у «Т-IV» имелись короткие пушки. Несмотря на огромный калибр, их 75-ти миллиметровые «чушки» не успевали набрать нужную скорость в кургузом стволе. Снаряды летели недостаточно быстро и не справлялись с бронёй «англичанок». Зато от мощных ударов болванок сразу клинило пушки, корёжило пулемёты и рвало траки в мелкие звенья.
Горящие «коробки» врагов чадили так сильно, что обширное поле заволокло чёрным дымом, висящим над самой землёй. Пользуясь им как прикрытием, шесть фашистских машин проскочили сквозь редкий строй из «Матильд» и рванули к окопам противника.
Здесь их встретила артиллерия, в которой осталось всего три орудия и шесть противотанковых ружей. Завязалась дуэль, в которой погибли все лёгкие танки захватчиков и большая часть пушкарей РККА. Броневые щитки были на удивление маленькими и не могли защитить весь расчёт от осколков.
Один «Т-IV» дошёл до советских траншей. Каким-то неведомым чудом он выдержал удар «полковушки», пущенный почти что в упор. Наверное, снаряд оказался бракованным.
«Panzer» вплотную подъехал к орудию, надавил на него гусеницей и развалил, как телегу. Казённик слетел с надёжных креплений. Колёса из дерева раскатились вправо и влево, а длинный лафет впечатался в землю.
Из боковой левой траншеи выглянул молодой пехотинец и бросил в танк бутылку с зажигательной смесью. Прозрачная склянка разбилась о стальной радиатор.
«Коктейль имени Молотова» вспыхнул от зажжённой тряпицы и пролился дождём на работавший двигатель. Пары бензина и масла вспыхнули ярким огнём. Моторный отсек окутался пламенем и превратился в огромный костёр.
Все люки с треском открылись. Фашисты в пылающей форме, дружно полезли наружу и тотчас попали под выстрелы советских бойцов. Сражённые пулями, они неподвижно застыли на влажной земле. На той самой земле, что фрицы хотели отнять у исконных владельцев.
Доля
Десятого июня 1925 года в семье Фёдора Васильевича Первова родился четвёртый по счёту сынок. В то время, его молодая жена жила у своей матери, в селе Спасское, Спасской волости Нижегородской губернии. Сам Фёдор трудился в горкоме компартии ВКП(б). Он был на хорошем счету у начальства, целые дни проводил на работе и лишь иногда, навещал большую семью.
Как и все малолетние дети, ребёнок немного подрос. В положенный природою срок, он выбрался из мятых пелёнок и стал сидеть в тесной люльке. Затем попросился на пол, быстро освоился в новом, весьма непривычном пространстве и стал ловко ползать на четвереньках.
Чуть погодя, малыш поднялся на ноги и начал чуть лопотать. Совершенно естественно, что первое время он не выговаривал множество букв. Благодаря этому, мальчик не мог произнести своё полное имя, и первые месяцы называл себя странным звукосочетанием – Доля.
Родным не удавалось понять, что он имеет в виду? То ли, частицу чего-то более крупного? То ли, то слово означает судьбу или участь? Как бы то ни было, но три старших брата и все остальные сначала смеялись над несмышлёнышем. Потом все привыкли и обращались к ребёнку именно так, как он сам себя называл.
Как это часто случается, семейное прозвище крепко прилипло к младшему брату. Мало того, оно не осталось в стенах отчего дома, а отправилось в мир вслед за владельцем. Так и бежало за ним, куда бы он ни пошёл. Сначала на пыльную деревенскую улицу. Потом в семилетнюю сельскую школу. Затем оказалось в танковом учебном полку и даже на фронте.
Доля Первов уродился весёлым и компанейским ребёнком, и все люди, что его окружали, воспринимали необычное имя, как должное:
– Мало ли в жизни бывает уменьшительно-ласкательных кличек на свете? Был бы человек подходящий! – рассуждали они и не спрашивали, почему их знакомый не просит его называть полным именем?
В обширном районе издавна знали Первовых, что жили недалеко от селенья Княгинино. Все люди помнили, что многое в их бурной жизни выходило за рамки обычного. Поэтому не обращали вниманья на мелочи, которыми они отличались от всех остальных.
Всё началось ещё с дедушки Доли – Василия. В 1880 году мужчине стукнуло уже тридцать пять. Как и положено, в такой ситуации, он знатно отметил свой юбилей и крепко принял на грудь. Упившись до положения риз, именинник свалился на пол и проспал до полудня.
Ближе к обеду он всё же открыл опухшие от пьянки глаза и кое-как поднялся на ноги. Потом, проглотил залпом жбан огуречного крутого рассола, который жена принесла с ледника, заел ложкой гречишного мёда и лишь после этого, наконец-то проснулся.
Он посмотрел мутным взглядом вокруг, увидел добротное хозяйство крестьянина, что нажито упорным трудом, и внезапно для всех, впал в глухую тоску.
К настоящему времени, он получил уже всё, чего сильно желал в ранней юности, У него имелась здоровая, очень красивая, работящая молодая жена. Пятеро крепких и умных детей, в которых уже проявились черты их родителей. В хлевах находились три прекрасных коровы, а также лошадь со всей нужной упряжью и новой телегой. Плюс ко всему, был полный двор мелкой живности и всяческой птицы: овцы и свиньи, гуси, утки и куры.
Василию Николаевичу оставалось поддерживать большую усадьбу в должном порядке, растить своих отпрысков и копить приличные деньги на их отделение от крепкой семьи. Ведь всем его девкам нужно справить приданое. Ну, а парням он должен помочь обзавестись приличным двором. Там они, они все, начнут свою семейную жизнь.
Родные и близкие люди смотрели на справного всегда мужика и с раздражёнием думали: – «И чего дурью-то мается? Всё у него как у людей, и даже чуть больше, чем должно. Так нет же, ему вдруг, захотелось ещё неизвестно чего!»
А страдал Василий от мысли, что ничего нового в его тихой жизни уже не случится. Всё определено на многие годы вперёд и будет двигаться дальше по навсегда заведённому правилу.
В те давние годы, дедушка Доли жил в селении Княгинино. Оно расположено в полтораста верстах от Нижнего Новгорода и в семнадцати от поселения Большое Мурашкино. Места эти весьма примечательные и встречаются в летописях давних времён. Кроме того, именно здесь происходили события, которые так хорошо описал Мельников-Печерский в своём толстом романе о староверах. В первой книге – «В лесах» и второй – «На горах».
Со времён монголо-татарского ига в Большом Мурашкино регулярно шумели крупные ярмарки. На них съезжались купцы из других волостей и сообщали знакомым множество интересных историй. Болтали о тех странных местах, где они побывали, о тех приключениях, что испытали в дальней, опасной дороге.
Именно там Василий узнал, что в глубине далёкой Сибири расположилась губерния, которая именуется Томской. Она такая огромная, что раз в двадцать больше, чем Нижегородская. Посреди непроходимых лесов расположен внушительный город, что зовут Мариинск. Именован он так в честь жены Александра II – Марии Александровны и стоит на берегу широкой реки со странным прозвищем – Кия.
А по-над руслом потока расположены прииски, где местные люди моют песок и добывают несметное количество золота. Дорогого металла так много, что какой-то шалый промышленник заказал из него большую медаль, что потянула все двадцать фунтов. А это, почитай, что полпуда!
– Носить её постоянно, конечно, нельзя – шея быстро отвалится, но показаться во время торжеств – одно удовольствие, – говорил богатей всем своим домочадцам. – Пусть люди глядят на меня, да завидуют!
Другой ушлый купец раздавал всем желающим свои визитные карточки. Причём каждая из них состояла из «рыживья» и стоила столько, что можно купить неплохую корову. Знающие люди болтали, что кое-кому из счастливцев попадаются богатейшие россыпи. Там драгоценный песок можно грести совковой лопатой, а иногда, найти самородки размером с баранью башку.
Наслушавшись подобных рассказов, тридцатипятилетний Василий внезапно решил тронуться с места. Мужчина собрал котомку с вещами и простился с семьёй, Человек присоединился к артели из таких же, как он, беспокойных, неусидчивых чудиков, сел с ними в поезд и уехал в Сибирь. В то давнее время, железную трассу не дотянули до самого Мариинска. Часть большого пути пришлось пройти на телеге, а кое-где, перемещаться пешком.
Более двух долгих лет, о Василии не было ни слуху, ни духу. На третий год, мимо его крепкого дома ехал мужик, жил в их поселении. Он недавно вернулся с крупного торга, проходившего в ближайшем селе. Крестьянин увидел хозяйку, хлопотавшую возле крыльца, подозвал молодуху к забору и рассказал ей такую историю:
– Я прибыл в Лысково вчера поздним вечером. С утра быстро продал весь мой товар и собрался уже возвращаться назад. Перед дальней дорогой я решил хорошо закусить.
Зашёл в приличный трактир, стоящий у пристани Волги, занял удобное место и вижу такую картину. Дверь широко открывается, а на пороге стоит ваш Василий. Одет он был, очень добротно, в отличных портах и поддёвке. На ногах сапоги из очень блестящей яловой кожи. На голове новый картуз с козырьком.
Мы поздоровались, и я пригласил его, сесть ко мне. Он сильно обрадовался неожиданной встрече и устроился рядом. Затем, подозвал полового и заказал миску мясных наваристых щей с пирогами из рыбы, да рюмочку водки.
Пока халдей бегал на кухню, ваш муж сообщил, что все остальные артельщики остались работать в Сибири. Деньги они там загребали немалые, но ему надоела несусветная глушь, куда они все забрались. Мол, там, на множество вёрст не было ни одного человека. Только глухая тайга да дикие звери.
Василий собрал всё, что сумел накопить, простился с друзьями по промыслу и по Транссибирской железной дороге вернулся назад. Доехал он до реки Керженец, сел на плоскодонную баржу, гружённую льном, и спустился до Волги. Потом, переправился через неё на пароме, вошёл в этот кабак, и встретил меня.
Мы пригубили за встречу по маленькой и, хорошенько поели. Я рассказал, что прибыл сюда на телеге, и предложил, подвезти его до села. Ваш муж сообщил, что почитай, доехал до дома. Поэтому ему некуда больше спешить. Он сильно соскучился по хорошему обществу, и какое-то время здесь ещё посидит.
Он опять подозвал полового. Заказал полуштоф полугара, а с ним большой гранёный стакан. Почти не закусывая, Василий выпил бутылку в три быстрых приёма и, естественно, тотчас охмелел.
Он достал из кармана бумажник, что походил на толстую книгу и показал его всем окружающим. Потом, похвалился, заработанными в Сибири деньгами, и принялся угощать всех подряд. Сколько я не просил вашего мужа, поехать со мной, он ни в какую. Встал на своём и ни с места.
Кончилось тем, что Василий кликнул хозяина того заведения, взял ведро водки и большую корзину разной закуски. После чего, позвал всех, кто находился в трактире, сходить вместе с ним к берегу Волге. Мол, он желает проветриться.
Он велел половому отнести полугар и закуску на берег, встал из-за стола и, качаясь из стороны в сторону, вышел на улицу. Выпивохи вокруг заголосили, как на базаре. Они схватили свои картузы и кинулись следом.
Я хотел увезти вашего мужа домой, шёл за ним следом и просил его сесть в мою пустую телегу. Василий делал вид, что не слышит меня. Несмотря на мои уговоры, он повёл всех гуляк прямо к реке. По дороге наткнулся на табор цыган с гитарами, бубнами и бурым медведем и тоже позвал их с собой.
Оказавшись на пристани, Василий увидел большой пароход, стоявший у пристани. Он поговорил с капитаном того корабля, заплатил ему кучу денег и арендовал колёсное судно до Астрахани. Затем, пригласил собутыльников и весёлых ромалов с их причиндалами.
Музыканты поднялись на палубу. Ударили в бубны и струны, и начались громкие песни и дикие пляски. Корабль дал длинный прощальный гудок. Отчалил от берега и отправился вниз по течению Волги.
Услышав эту историю, жена золотоискателя заголосила так громко, словно любимый супруг не уехал по Волге с цыганами, а его бедолагу, убили разбойники в далёкой Сибири.
Она схватила полено, лежавшее возле забора, и бросилась на человека, принесшего недобрую весть. Тот едва смог отбиться от обезумевшей бабы, хлестнул лошадей и бросился прочь от негостеприимного дома.
Матрёна бежала вслед за телегой и громко кричала на всю широкую улицу. Она голосила о том, что сосед должен был, силком привезти пьяного мужа, а не спокойно смотреть, как он нанял пароход.
Хорошо, что крестьянин с Василием жили на разных концах большого села. Скоро женщина сильно отстала. Она запыхалась и поняла, что не сможет догнать бегущую лошадь. Тихо рыдая, Матрёна вернулась назад. Все вокруг посмеялись над её неожиданным горем и вернулись к делам. Коварная жизнь пошла себе дальше.
Месяц спустя, голодный, ужасно худой и почерневший от солнца, Василий вернулся в селенье Лысково. То есть, явился туда, откуда он начал вояж на пароходе с цыганами.
Только сегодня он прибыл не с холодного севера, а с жаркого юга. Он оказался босым, сильно оборванным и без копейки денег в кармане. «Удачливый золотоискатель» зашёл к мужику, с которым он проворачивал кое-какие дела. Он объяснил своё положение и, не заходя на крыльцо, попросил у товарища в долг полрубля серебром.
Дородный хозяин слышал историю, что учудил его старый приятель месяц назад. Поэтому он ссудил ему деньги, а заодно, предложил миску наваристых щей и чарочки водки, так сказать, для начала другого загула.
Василий отверг его предложение злыдня и прямым ходом рванул на базар. Он заглянул к одному из знакомых купцов. Там выложил добытые гроши, и взял небольшие гостинцы для всей своей дружной семьи: ситцевые платки для старенькой матери и красивой жены, а так же игрушки для любимых детей.
Мужчина сложил всё в узелок, повесил его на небольшой батожок за спиной и уверенным шагом устремился к родному селу. Он отмахал одним духом двадцать семь верст по просёлку и, наконец-то, добрался до нужного места.
После «золотого» вояжа в Сибирь, человек вдруг успокоился и стал опять исправным хозяином. Мало того, с тех самых пор, Василий не уезжал из селенья Княгинино, больше чем на несколько дней. Так и прожил там всю жизнь до конца. Ну, а скончался старик, когда его внушительный возраст перевалил немного за восемьдесят. Большая усадьба перешла к его старшему сыну по имени Фёдор.
В семье Фёдора Васильевича, родилось пять детей. Четвёртым из них был мальчик Доля. В детстве он сильно болел и не отправился в школу в положенный срок. Он пошёл в первый класс следующей осенью, а завершил семилетку в 1940-м. Тогда ему стукнуло всего лишь пятнадцать.
Решив, что он уже взрослый, подросток собрался, отправиться в Горький и поступить в ФЗУ. Эти учреждения действовали при больших предприятиях и обучали ребят рабочим специальностям.
Узнав о замыслах сына, отец заявил, что они с матерью далеко уж не молоды, и им трудно управится с домашним хозяйством. Он приказал строптивому сыну, забыть эту блажь и работать в колхозе. Вот когда подрастёт младший брат по имени Владя, тогда Доля сможет уехать, куда ему хочется.
Доля вдруг возмутился. В сердцах он высказал всё, что думал по данному поводу. Мол, сейчас не царские годы, когда отец мог лишить сына наследства, как, в своё время, грозил сделать дед. Ещё Доля добавил, мол, он уже взрослый и будет жить так, как захочет. Тем более, что три члена семьи давно укатили из этой глуши.
В 1940-м году, старший брат Доли – Юрий окончил военно-морское училище. Он стал офицером-артиллеристом и служил на одном из огромных линкоров, что плавал по Балтийскому морю. Двое других – Валя и Роба жили в городе Горьком, где ударно трудились на военном заводе «Красное Сормово». По их словам, они строили подводные лодки. Так что, дома остались лишь самые младшие – Доля и Владя.
Выслушав претензии сына, Фёдор Васильевич спокойно ответил:
– Юрий был отправлен на флот по призыву коммунистической партии СССР. Валя и Роба двинулись в Нижний по комсомольским путёвкам, что им дали в райкоме. Теперь они строят судостроительные верфи завода. У тебя нет таких оправданий, как были у них. Поэтому, пока я председатель колхоза, ты не получишь специальную справку, а без неё, ты не сможешь устроиться в городе.
Пришлось Доле сглотнуть слёзы горькой обиды и смириться с суровым решеньем отца. Ему ничего не осталось, как уступить пожилому родителю и забыть о фабричном училище на долгое время.
Побег на фронт
Двадцать второго июня, Германия Гитлера напала на СССР и началась Великая Отечественная война. В первые дни тех сражений, положенье на фронте сложилось очень серьёзное. Начали призывать всех мужчин вплоть до пятидесяти пятилетнего возраста.
Фёдор Васильевич уже подошёл к тому рубежу и был совершенно уверен, сейчас о нём позабудут. Тем более, что он воевал на Германской, а потом на Гражданской. На каждой из них, был дважды ранен. Значит, долг своей Родине он отдал сполна: – «Пусть молодые повоюют с моё». – размышлял пожилой человек и не волновался по данному поводу.
В августе 41-го года, отцу Доли, как и другим пожилым мужикам, тоже пришли призывные повестки. Перед самым уходом на фронт, Фёдор Васильевич явился с работы чуть раньше обычного. Он позвал сыновей, вышел с ними из дома и направился к дальней околице. Туда, где с ранней весны стоял шумный табор цыган.
В те времена, государство усердно пыталось, отучить тех кочевников от их исконных привычек. Советская власть им приказала: – Бросить бродяжничество и воровство, остановиться на каком-нибудь месте, устроится на работу в колхоз или на ближайший завод и стать законопослушными гражданами.
Своевольные люди не желали становиться осёдлыми и продолжали мигрировать из одного района в другой. Следуя указаниям сверху, местные власти претворяли решения партии в жизнь. Они вызывали милицию и прогоняли весёлых «ромалов».
Лишь Фёдор Васильевич пользовался своим положением председателя небольшого колхоза. Он разрешал разбивать шумный лагерь на ему, подотчётной земле. За что, регулярно, получал нагоняй от большого начальства.
По дороге до табора, он рассказал сыновьям, что во время Германской, он служил в драгунском полку и дружил с молодым крепким цыганом. В ходе войсковой операции их эскадрон напоролся на отряд венгерских гусар. В завязавшейся стычке, кавалеристы России не смогли устоять перед превосходящими силами. Они развернули коней и попытались удрать.
В ходе погони, враги им стреляли вослед. Пули свистели вокруг, и одна угодила в ту лошадь, на которой мчался приятель. Скакун сразу споткнулся и, вместе со всадником, кувырком полетел по земле.
Не раздумывая ни единой секунды, Фёдор остановил своего жеребца. Он подал руку опешившему боевому товарищу, посадил на круп за собой и двинулся дальше. Они проломились сквозь заросли плотных кустов, ушли от погони и скоро пробились к русским войскам.
После этого случая, прошло много лет. Совершенно случайно, Фёдор наткнулся на табор и узнал в «цыганском бароне» старого друга. Того самого, кому он когда-то спас жизнь на Германской.
С тех давних пор, он не чинил его людям каких-либо препятствий и разрешал останавливаться у центральной усадьбы. Они отвечали полной взаимностью и ничего не тащили у гостеприимных сельчан. В отличие от всех остальных, что обитали в соседних деревнях.
Добравшись до табора, Фёдор Васильевич отыскал вожака бродячего клана. Он по-приятельски поздоровался с властным мужчиной и пожал его крепкую руку. Потом, представил ему сыновей, приведённых с собой, и сказал:
– Доля и Владя, если вам с матерью станет совсем уже плохо, придёте к нему. Он вам поможет. – на этом разговор завершился и ходоки вернулись домой.
После отъёзда отца в Красную армию, дела у семьи пошли очень плохо. Немолодая усталая женщина осталась с двумя худыми подростками, а никаких сбережений у неё не имелось. Все трое, с темна до темна, трудились в колхозе, но не могли заработать столько рублей, чтобы хватало на жизнь.
К началу войны, Доле пошёл семнадцатый год. Его белокурые волосы вдруг потемнели и обрели каштановый цвет. Сам он превратился в высокого крепкого парня, но не получил призывную повестку лишь из-за юного возраста. Остальным мужикам их села вручили такие бумажки, и они в два приёма ушли в Красную армию все до единого.
Работать в колхозе стало, в общем-то, некому. Паренька сняли с подсобных работ, на которых он, по своему малолетству, пробавлялся весь прошлый год. Его отправили в поле и посадили на старый «Фордзон-Путиловец», тридцатых годов.
Тот агрегат, был одним из тракторов, что успешно освоила индустрия советской страны. У него не имелось кабины и резиновых шин. Отсутствовал даже брезентовый тент, и узкие стёкла, какие тогда, ставили на других агрегатах. Присутствовало лишь стальной сидение, металлический руль и колёса с большими грунтозацепами.
Бригадир показал, как запускать внушительный двигатель, в каком порядке нажимать на педали и дёргать за рычаги, чтобы «механический конь» продвигался вперёд. Он объяснили, что делать, если нужно остановиться и, как разворачиваться на борозде. «Механизатору» дали какое-то время на то, чтобы он приспособился к технике, и приказали пахать землю под зябь.
Ежедневная норма оказалась невероятно большой. Доля пахал в одиночку, без сменщика, трудился с утра до позднего вечера, но всё равно не успевал её выполнить. Слишком уж старой, оказалась машина, которую дали подростку.
С наступление ночи он выключал агрегат, грохочущий, как паровоз, и жевал скудную пищу, которую приносил его младший брат. После чего, падал на голую землю и, минуту спустя, уже крепко спал. Вставал он на рассвете и принимался за дело.
Время от времени, появлялась телега, на которой приезжал бригадир, издёрганный районным начальством. Хмурый мужчина потерял правую руку на гражданской войне, но удивительно ловко действовал левой. Он заполнял баки горючим и маслом с водой. После чего, делал мальчишке строгий разнос, что он плохо работает, и отправлялся на соседний участок.
За две первых недели, Доля ни разу не отлучался от пашни и покрылся внушительной коркой из грязи. Вдобавок ко всем неприятностям, у него завелись мерзкие вши. Видимо, он подхватил их, когда спал на голой земле.
Устав чесаться и давить на себе паразитов, паренёк поздним вечером закончил пахать. Бросил «коня» среди голого поля и пешим ходом помчался домой. Мама увидела измученного работою сына. Она разрыдалась от горя и побежала греть воду в бане.
Едва Доля помылся, переоделся в чистую смену и вошёл в отчий дом, как у ворот остановилась телега его бригадира. Разъярённый мужчина влетел в тёмную горницу и принялся орать на парнишку. Он приказал ему возвращаться к машине и пахать до тех пор, пока не выполнит норму.
Напоследок он пригрозил, что если отлучка повторится ещё один раз, то нерадивого пахаря отправят в Сибирь, как вредителя и врага трудового народа. Пришлось пареньку проглотить слёзы обиды и распрощаться с мечтой о горячем питательном ужине и нормальном ночлеге в привычной кровати. Он быстро накинул на плечи старенький ватник и поплёлся обратно.
Пока стоит вёдро, ночёвку в полях ещё можно терпеть. Воздух вокруг очень тёплый, земля совершенно сухая. Подстелил телогрейку, лёг во весь рост и отдыхай. Потом начались холода и подули сильные ветры. Затем, пошли проливные дожди, и стало удивительно плохо.
Как уже говорилось, ни кабины, ни даже навеса из ткани, машина, увы, не имела. Единственным местом, где удавалось укрыться от струй, что падали с неба, находилось под трактором.
Доля залазил под железное брюхо, дышавшее жаром, и пережидал непогоду. Но долго сидеть там было нельзя. В правлении колхоза не делали скидку на любые ненастье. Никто не снижал норму выработки, и отставание от графика постоянно росло.
К концу сентября, Доля закончил пахать часть полей. По указанью начальства, он перегнал грохочущий трактор вплотную к железной дороге. Теперь он работал недалеко от каменной насыпи и с тоской наблюдал, как мимо идут поезда, везущие красноармейцев на фронт.
Паренёк очень устал от непосильной работы. Как-то раз, он посмотрел на вагоны, летящие мимо, и с тоскою подумал: – «Нужно бросать свой колхоз и бежать на войну. Хуже чем здесь, быть уже просто не может».
«Фордзон» усердно таскал сцепку плугов. Скоро он оказался возле моста, перекинутого через речку Леметь. На подъезде к нему, стальные пути делали крутой поворот. Паровозы там тормозили и двигались значительно медленней, чем на прямолинейных участках.
Какое-то время, Доля работал на новой делянке. Он хорошо изучил расписание проходящих составов и разработал план бегства в мельчайших деталях. В один из солнечных дней, он подогнал трактор к определённому месту и заглушил старый трактор. Потом, повертел головой и убедился, что стоит именно там, где и должен. То есть, у середины внешней части дуги, по которой шли эшелоны.
Паренёк глянул вдаль и увидел состав, идущий на запад. Он поднял железный капот и сделал вид, что возится с заглохшим движком. Наконец, паровоз и пара вагонов, прогромыхали мимо него. Доля бросил на землю ключи и ринулся к каменной насыпи, по которой тянулись пути.
Паренёк подбежал к длинному поезду и пристроился рядом. Он догнал открытую грузовую платформу, забитую брёвнами, и ухватился за стальную стремянку, свисавшую вниз.
Стремительно перебирая ногами, Доля поднялся по тонким ступеням. Перевалился через низкий металлический бортик и устроился между задним бортом платформы и торцом высокого штабеля.
Паренёк всё хорошо рассчитал и запрыгнул в состав, когда вагон оказался, в так называемой, «слепой зоне охраны». Его не заметили ни с локомотива, ни с задней площадки, где дежурил боец вооружённый винтовкой.
Очутившись на месте, Доля лёг на пол, и улыбнулся тому, что толстые брёвна защищают его от встречного ветра. Он закутался в свою телогрейку и, убаюканный стуком колёс, крепко уснул.
Спустя какое-то время, его грубо толкнули, потянули наверх и выволокли из уютной щели, в которой ехал на фронт. Удерживая парнишку за шиворот, его спустили на насыпь, и тряхнули так сильно, что сон совершенно рассеялся.
С огромным трудом Доля поднял тяжёлые веки и разглядел, что оказался на какой-то маленькой станции. Рядом двигался милиционер и, крепко сжав локоть подростка, тащил его в сторону низкого здания.
Оказавшись в небольшом отделении, Доля не стал запираться. Он выложил всё, как на духу и сообщил, что всеми силами рвётся на фронт. Хочет найти своего дорогого отца, или старшего брата – офицера Балтийского флота. Он твёрдо решил, встать с ними в едином строю и биться против проклятых фашистов.
Усатый блюститель порядка выслушал исповедь механизатора, но не поверил ей ни на йоту. К нему каждый день приводили таких беспризорников. Все они, как один, твердили одни и те же слова. О родственниках, сражавшихся с Гитлером, и о желании воевать с коварным врагом. Причём, чаще всего, они ехали не на запад, а в обратную сторону.
Однако, этот парнишка весьма отличался от прочих. Милиционер посмотрел на него чуть внимательней, разглядел его руки, покрытые слоем машинной грязи и смазки, и задал несколько разных вопросов.
Доля признался, что он работал в колхозе на тракторе. Сержант схватил парнишку за шиворот и отвёл в военную комендатуру, которая находилась поблизости.
Там опять поговорили с подростком и принялись уточнять его биографию. Ещё готовясь к побегу, Доля всё хорошенько обдумал и понял, что если он хочет попасть на войну, то не стоит рассказывать правду о собственном возрасте. Поэтому, на вопрос о дате рождения, он прибавил себе целый год и заявил, что он родился в 1924-том.
Армейский молодой лейтенант уточнил, где работал подросток и объявил, что тот дезертир с трудового народного фронта. Он быстро заполнил кое-какие бумаги, вызвал конвой и отправил задержанного по нужным инстанциям.
К пареньку подошли два красноармейца, вооружённых винтовками. Они вывели Долю из мрачного здания, и он оказался в тесном дворе. Со всех сторон стоял высокий забор.
Арестант огляделся вокруг и увидел, что поверх прочной кладки шла колючая проволока, натянутая во много рядов. Возле крыльца стояла полуторка. Вместо обычной открытой платформы у неё обнаружился кузов, обитый крашеной жестью.
