«Записки нетрезвого человека» kitabından alıntılar, sayfa 4

Как часто наши пороки проистекают просто от недостатка ума.

Почему думают, что смерть - это страшно? Потому что больше не будет радостей жизни, ее удовольствий? Нет, смерть страшна не этим, а наступающим безразличием к радостям жизни и наступающим интересом к ее болям, ее лишениям и разочарованиям. Разумным, правильным разочарованиям во всем... Так смерть отнимает дни у жизни.. Как будто ей мало - долгая жадная смерть отнимает у маленькой щедрой жизни.

Я тогда учился в пятом классе и не знал, что такое Пастернак. "Почитай". Почитал, не понял. Долго читал, ничего не понимая. Помогли мне упомянутые отлучения из дома. Тогда над подъездами были железные навесы. Там и начал понимать. ("... Так носят капли вести об езде, и всю-то ночь то цокают, то едут стуча подковой об одном гвозде то тут, то там, то в тот подъезд, то в этот...") Начал понимать стихи о дожде. А зимой начал понимать про снег. ("Только белых мокрых комьев быстрый промельк маховой. Только крыши, снег и , кроме крыш и снега, - никого...") Потом начал понимать про женщин. ("Ты появишься у двери в чем-то белом, без причуд. В чем-то впрямь из тех материй, из которых хлопья шьют...")

Мало где люди так зависят от правительства, от его непостижимых ошибок и от решительного исправления этих ошибок на другие.Мало где так гадают, что следует ждать от правительства в будущем, что стоит за его словами и т.д. Хорошо, когда интересы членов правительства совпадают с нуждами страны. Это, к сожалению, случается как правило когда, когда вся страна попадает в бедственное положение. И стоит с протянутой рукой. Вместе с правительством.

Как зависит дар художника от того, на какой максимум счастья он способен! Соответственно, так же глубока и пропасть возможного отчаянья.

Лишь гении неподведомственны рабству.

Спрос рождает предложение. Выросла порода людей, которые и сами уже подготовлены к зависимости.

Рабство последних у предпоследних ( по положению), рабство нижележащих у среднесидящих, рабство среднесидящих перед вышестоящими, рабство вышестоящих перед еще более высокостоящими.

Очевидно, чувство любви, которое может стать радостью существования, не отказывает себе в праве поиздеваться. Подурачит, поводит за нос, собьет с толку, заморочит, десять раз обманет, а потом уж перед кем искупит свои забавы, а перед кем и нет. Так и проживут - и думают, что все в порядке.

Сейчас, например, надо, чтобы было страшно. В черных машинах, в бежевых дубленках приезжают посмотреть спектакль из жизни коммунальных квартир, из жизни насекомых. Правда, война была все же страшней, чем даже такой театр.

В искусстве размножились дегустаторы. Этак язычком: Ц... Ц... устарело это, сейчас нужно вот что... Прежде сверху указывали, каким и только каким должно быть искусство. Теперь прогре-ссивные дегустаторы решают, каким и только каким оно должно быть. Одноместный трамвай.

Прежде Россия славилась пушниной, лесом и бабами. Теперь бабы стали деловые, волевые. Прежде, когда становилось постыло, все могла заменить одна женщина. Теперь эту одну найти невозможно. Может быть, потому, что глаз пригляделся, чувства притупились, бдительность ослабла. Если мелькнет такая, ты ее и не заметишь.