Kitabı oku: «Последняя», sayfa 5
– Это он? – наклоняясь к Эрсиль, прохрипел незнакомец.
– Ты тоже? – догадалась она. Так вот чье присутствие тревожило ее со вчерашнего утра!
– Убирайся, – велел Къельт и подступил к незнакомцу, оттеснив Эрсиль.
Трое зевак, наблюдавших за случившимся, возомнили, что побоища не миновать, и шарахнулись кто куда. Молодая женщина начала громко звать констебля.
– Къельт, – встрепенулась Эрсиль, – этот человек, он не чужой мне!
Къельт чуть отстранился, все еще угрожая незнакомцу сталью.
– Ты должна пойти со мной, – обратился тот к Эрсиль. – Я ждал тебя.
– С чего это она должна? – недовольно прищурился Къельт.
– Мне нужно. Он мой друг… э‑э‑э детства. Я не сразу его вспомнила, – убеждала Эрсиль.
– Уверена, что не ошиблась?
Эрсиль кивнула, и Къельт безучастно продолжил:
– Твое решение. Я заночую в ближайшей гостинице. Если до рассвета не явишься, отправляюсь без тебя.
Предупредив Эрсиль, Къельт окатил незнакомца морозным взглядом и устремился вверх по крутой улице.
От столярной мастерской с сияющими фонарными окнами долетели строгие окрики. Из‑за угла выскочили патрульные и зашумели: «Где тут злостные возмутители спокойствия? Ну они у нас схлопочут!» Эрсиль и незнакомец точно по команде нырнули в сквозной дворик. Немного попетляв по Сайвилю, они влезли в пропахший плесенью тупичок между трехэтажными домами и высоким каменным ограждением. Эрсиль прислонилась к стене, незнакомец согнулся, опираясь на колени. Во мраке, в своем длиннополом сюртуке угольного цвета и серой накидке, он был подобен бесплотному сгустку мглы. Но Эрсиль, впервые повстречавшая этого мужчину, не боялась его. Она просто знала, что он такой же.
Незнакомец придвинулся к Эрсиль. Взял ее ладонь мокрыми, стылыми, как тающий снег, пальцами и повторил:
– Это ведь он? – Голос его слабел.
– Д‑да, – ответила Эрсиль, запнувшись. – Тебе плохо? Ты… плачешь?
– Сегодня я погибну.
Эрсиль вздрогнула, а незнакомец вдруг крепко обнял ее. Словно надеялся, что она способна удержать его в этом мире вопреки всему.
– Побудь со мной до конца, – попросил он, безжалостно наваливаясь на Эрсиль.
– Побуду, – тихо произнесла она, и накопившиеся слезы ее хлынули наружу. Тучи за компанию разрыдались, в отчаянии колотя Сайвиль.
– Как твое имя?
– Я не заслуживаю имени. Я не сумел настичь ее за целых три года.
– Не сумел?
– Нет, – качнул головой незнакомец.
Тяжело было стоять вот так, слушая дождь и прерывистое дыхание обреченного, – стоять на пороге чьей‑то смерти. Эрсиль знобило, ей хотелось высвободиться, убежать, спрятаться. Но оттолкнуть незнакомца, бросить его – это приравнивалось бы к предательству.
– Ты со мной, – прошептал он. – Я очень рад. Я почувствовал тебя вчера.
А Эрсиль могла лишь гладить спутанные волосы несчастного, потому что ей нечем было утешить его.
Неизвестно, сколько прошло времени – час ли, два. Незнакомец уткнулся Эрсиль в плечо и почти не шевелился. Осенняя тьма заволокла город, не пощадила она и квадратик неба за кромкой ржавых водостоков. Единственно, из щели под дверью напротив сочился зыбкий желтоватый свет.
– Ничего, что мы с тобой в таком месте? – пробормотала Эрсиль, когда молчание сделалось нестерпимым.
– Мне это не важно, только не уходи, – откликнулся незнакомец и как подкошенный рухнул на землю.
Эрсиль устроилась рядом, стараясь плотнее обхватить его, чтобы подарить каплю тепла. Незнакомец облокотился на кирпичную приступку. По заострившемуся лицу скользнул блеклый лучик, отразившись в широко распахнутых глазах.
– Ты обязана убить его… – простонал незнакомец и закашлялся. – Ты осталась последняя.
– Нас же было четверо: Саэльвин, Нурт…
– Все канули.
Эрсиль почудилось, что она ломается, что ее перекручивает от ощущения собственной беспомощности. А потом Эрсиль затопила пустота. «Все погибли». Невелика беда, она же никогда не видела их. Связана с ними по крови – и кого это волнует? Люди угасают каждую секунду – десятками, сотнями. Не лучше ли и ей? Прямо сейчас, здесь, сидя в подворотне бок о бок с человеком, испытавшим все то, что испытала она?
А силы быстро покидали незнакомца. Он сползал влево, придавливая Эрсиль. Тело его подергивалось.
– Ты совершишь это ради всех нас. Живи ради всех нас. Я не выполнил свое предначертание. Она скрывалась от меня. Я не догнал ее или боялся догнать. Но ты владеешь магией…
– Он – Идущий за Дождем, – возразила Эрсиль.
– Тогда убей его во сне. Он верит тебе, желает верить безгранично, воспользуйся, – сипел незнакомец, цепляясь за Эрсиль. – Скоро… Скоро я исчезну…
Чьи‑то шаги пресекли его напряженную речь. Между домами возникла длинная тень.
– Эрти, ты простудишься…
– Уходи, Къельт! – крикнула Эрсиль. – Уходи отсюда!
Къельт повиновался, а Эрсиль не интересовало, как он нашел их: крался по пятам от основной дороги или позже рыскал, заметив направление. Мысли ее скомкались запятнанными листками с глупыми разрозненными записями. А ливень все рисовал свои вертикали, тщетно сражаясь с чернотой ночи.
– Он беспокоится за тебя, воспользуйся, – прохрипел незнакомец и сунул в руки Эрсиль некий предмет в холстине. – Теперь… прощай.
Не было ни грома, ни яростного всепоглощающего пламени. Незнакомец просто сгинул, растворился, словно никогда его не существовало. Эрсиль не удивилась. Она думала, что самое позднее к утру околеет и что, пожалуй, это хорошо. Испариться бы так же, как незнакомец…
В проеме опять мелькнул Къельт. Подскочил, глухо бранясь, и взялся хлопать Эрсиль по щекам. Поднял ее с грехом пополам и поволок за собой. Вокруг Эрсиль все расплывалось. Низкий одурманивающий гул стоял в ушах.
Къельт ногой пихнул дверь трактира и повел Эрсиль через общий зал наверх. Кто‑то охал, кто‑то смеялся. Эрсиль ничего не различала: искры перед внутренним взором опаляли ей веки. Къельт стащил с Эрсиль мокрый измаранный плащ, уложил ее на постель и удалился, не проронив ни звука. Эхо голосов и шум в голове Эрсиль внезапно смолкли, на нее обвалилась тишина. А точнее, Эрсиль показалось, что темную комнатку захламили тишиной, как мешками с овечьей шерстью: густой, пахучей и жаркой.
Помаленьку Эрсиль отогревалась. Разум начинал проясняться, и, правду сказать, Эрсиль предпочла бы, чтоб он не прояснялся. Забыться, стереть из памяти умершего мужчину и все, что он говорил перед гибелью, – об этом мечтала Эрсиль. До сих пор она стискивала принадлежавший незнакомцу сверток, и не было нужды разматывать тряпицу. Эрсиль поняла, что внутри – старинный кинжал рода, который наследовался в пределах одной ветви и которого ее ветвь лишилась давным‑давно. Приняв его, Эрсиль не могла вырезать сердце врага иным оружием – так завещали Первые.
Небрежно затолкав под тюфяк и собственный стилет, и клинок незнакомца, Эрсиль смотрела в потолок. Возвратился Къельт, зажег коптящую лампу, налил в стакан коричневатой жидкости из стеклянной бутыли и заставил Эрсиль отхлебнуть. Горькое огненное бренди притупило боль, отвлекло.
– Еще, – потребовала Эрсиль.
Къельт плеснул не скупясь и, надо отдать ему должное, ни о чем не расспрашивал. Эрсиль выпила залпом. Полегчать ей не полегчало, но спустя минуту она уже спала.
Глава 4. Лиловый бант
Мерзлым бесцветным лучом в каморку заглядывало яркое солнце. Оно подмигивало Эрсиль и мешало ей невыносимо.
– Окно, пропади оно… Занавесь, – проворчала сквозь дрему Эрсиль, убежденная в том, что спиной она вросла в кровать и что пошевелить даже бровью – задача наитруднейшая.
– Полдень. Не занавешу. Нам пора, – ответил Къельт.
Эрсиль завозилась и натянула лоскутное одеяло повыше. Но Къельт изобрел новый способ истязания.
– Не тряси меня, ты, вражина! – пропыхтела Эрсиль и, отмахнувшись, ненароком ударила Къельта.
Получилось звонко. Къельт в отместку сдернул покрывало, зашвырнул его в угол. Эрсиль съежилась и попробовала спрятаться в соломенных недрах матраса. Но матрасы, как правило, нечасто продырявливаются, если воткнуться в них макушкой.
Вчера Къельт позаботился об Эрсиль: ни башмаков, ни жакета на ней не было – только фланелевая рубашка и штаны. Открытие это смутило Эрсиль. Она тут же окунулась в действительность, и в действительности оной преобладало чувство стыда.
– Сделай милость, Къельт, выйди вон. – Язык у Эрсиль еле двигался, в горле пересохло. – Ты меня разбудил. С твоего разрешения, я бы переоделась.
Скрипнули петли, хлопнула створка. Эрсиль медленно села.
– Виверн, забери меня отсюда. Позвольте скончаться в одиночестве… – кряхтела она, вынимая из тюка влажную измятую юбку.
В маленьком выщербленном зеркальце над умывальником Эрсиль с содроганием увидела разнесчастную припухшую физиономию. На затылке, судя по всему, некогда гнездовались крайне неопрятные вороны, в глаза как песку насыпали, и шрам – куда без него? – белым росчерком дополнявший наружность Эрсиль, имел место.
– Образина, – скривилась она.
Холодная вода чуть сбавила отек, щетка и зубной порошок из керамической баночки изничтожили гадостный привкус во рту, гребень повыдергал колтуны, но почему‑то Эрсиль от этого не повеселела.
Коротко постучав, из затененного коридора вынырнул Къельт. На лице его не отражалось ничего, кроме сосредоточенности. Он увязал сумки и повел Эрсиль завтракать.
В нижнем зале обосновалось человек шесть, целеустремленно поглощавших супы, рыбные пироги и прочее. Возле Къельта и Эрсиль тотчас захлопотал надоедливый трактирщик. Он пригласил их за стол и, помимо тарелок со всякими разносолами, водрузил перед ними глиняное блюдо с овощами и тушеной бараниной под соусом из чесночной горчицы.
Аппетит у Эрсиль отсутствовал. Ковырнув мясо, она отложила вилку. Къельт нахмурился и обязал Эрсиль наедаться впрок. После утомительных препирательств она сжевала‑таки гренку с маслом и кусок сыра.
Без четверти два Къельт и Эрсиль покинули Сайвиль. Шагая по его сутолочным горбатым улицам, Эрсиль уныло рассматривала людей. Многие улыбались, о чем‑то беседовали, спорили. Из торговых лавок с украшенными витринами появлялись довольные покупатели, трепетно сжимая в объятиях упакованные в бумагу вещички… Эрсиль была здесь чужой, как и везде. Против воли она задумалась о том, чтобы бросить все и избавить грешную землю от гнили Проклятых – раз и навсегда.
Къельт, на удивление, попытался ободрить Эрсиль – способом несколько странноватым. Он потрепал ее по плечу и заметил, что погода налаживается. Эрсиль вяло кивнула, а Къельт вдруг разразился потешной байкой о трусливом кудеснике, до обморока боявшемся коров, и о проказливом импе. Эрсиль слушала Къельта вполуха, проваливаясь в собственные воспоминания.
До того как бабушка поведала ей страшную истину, а случилось это на тринадцатом году жизни, Эрсиль была почти счастлива. Да‑да, счастлива, теперь она понимала… Бабушка не ленилась рассказывать ей чудесные сказки, а когда Эрсиль освоила грамоту в сельской школе, подсунула некие рукописи. Они не ошеломили Эрсиль, не перевернули ее мир – и без них Эрсиль знала, что магия существует на самом деле. Зато эти книжицы – краткие справочники, так они назывались, – содержали немало интересного. Эрсиль нашла историйку о садовых фейках и месяц за месяцем таскала в одичавший сад мисочки с молоком, караулила ночами подле окна. Она верила, что феи прилетят. Не прилетели. Зато угощение оценили ежики. Эрсиль расстроилась. Хорошо, еще не подозревала, что ждет ее впереди.
Первые справочники – по утверждению бабушки, они достались ей от прапрапра‑кого‑то, – увлекли Эрсиль. С течением лет они исчезали, а на их месте возникали новые. Каждый последующий справочник был мрачнее прежнего. Захватывающие приключения и диковинные фейри затерялись в детстве. Их сменили законные волшебники, жаждущие упечь Эрсиль за решетку, и хитрая нечисть – к примеру, Идущие за Дождем. Не сразу Эрсиль приняла все всерьез. Читала, затаив дыхание, о коварных ведьмарях и мастерах Тайного Сыска, которые этих ведьмарей отлавливали. У Эрсиль и мысли не промелькнуло, что она вовсе не отважный герой, воспитанник Колледжа Колдовских Искусств, а негодяй‑ведьмарь. Бесчисленные угрозы, нотации, советы, как избежать разоблачения Тайным Сыском, нагоняли скуку. Для чего они ей?! Эрсиль уяснила, на кого она должна равняться, в свой тринадцатый день рождения.
Бабушка подарила ей карманный томик заклинаний и наговоров. Семь из четырнадцати устных формул служили для убийства врага – ее надежда на спасение. Заветная мечта поступить в Колдовской Колледж дала трещину, Эрсиль оплакивала ее и себя две недели.
Она вызубрила все предостережения под давлением бабушки, затем украдкой начала ворожить. Учебник Эрсиль попался на зависть: подробно расписано, что произносить, как двигать руками, сколько продлится действие чар. Сама бабушка запретными талантами не обладала, но лютовала жутко, если Эрсиль увиливала от занятий. А причины у той имелись: упражнялась‑то она на кроликах. Столько их уморила! И над каждым проливала слезы. Но бабушка усмехалась, стряпая традиционное рагу из крольчатины: «Нынче помучаешься, потом порадуешься». Эрсиль упрямилась, жалела ушастых питомцев, но, получив с размаху метлой по шее, всхлипывая, брела к сарайчику сеять гибель.
Забавно все обернулось. Эрсиль истребляла ни в чем не повинных зверьков, корпела над книгами, а ее врагом оказался Къельт. И пускай он не сообщил напрямую, что работает на Тайный Сыск, это подразумевалось. То есть Эрсиль рассекретила себя в одночасье. И на кой дьявол, спрашивается, были все ее усилия, все жертвы?
Едва Эрсиль исполнилось девятнадцать, она простилась с домом на окраине Кверка, где выросла. Бабушка к тому времени уже год обитала в гробу, но Эрсиль все равно любила кроликов больше, чем ее.
Рано или поздно сердце Эрсиль окончательно зачерствеет, и – у нее щемило в груди от этого – она превратится в подобие своей бабушки. Впрочем, был и другой выход – на тот свет.
– Эрти, тебе плохо? Эрти! – громыхнуло рядом, точно шквалом сметая все образы. – Лодыжку повредила? Устала?
– С чего бы? – буркнула оглушенная Эрсиль.
– Тебе удобно на коленях?
Эрсиль моргнула и обнаружила себя рассевшейся посередь дороги. Мимо, как назло, проехал на лошади посыльный – и ну оглядываться, пока тракт не скрылся за каменистым увалом.
Къельт помог Эрсиль подняться и плеснул ей в лицо водой из фляги.
– Вот спасибо, – надулась Эрсиль, – дождя нет, так теперь ты за него!
– Авось встряхнешься, – парировал Къельт, поправляя ей капюшон. – А то ковыляешь, мотыляешься…
Эрсиль отфыркалась и, тихонько выругавшись, поплелась за Къельтом. Он затеял очередную побасенку: о некоем престарелом господине. Седины умудрили дедушку до такой степени, что он, аки пташка вольная, жил‑поживал себе на дереве, покуда не брякнулся с него, зашибив кровожадную лесную Аннис…
Еще немного, и Къельт закрепил бы за собой титул враля‑болтуна, поломав все представления Эрсиль о рыцарственной отрешенности тъельмов дождя. На ее удачу, словоохотливость Къельта убывала с каждой минутой.
А в серебристом мареве между тем виднелись западные отроги Мшистого кряжа. Тусклое, притомившееся за лето солнце выбелило сиреневатые вересковые просторы. Воздух сделался прозрачным, хрупко‑морозным, легкий ветерок ласково освежал горячий лоб Эрсиль. Къельт несколько раз предлагал устроить перерыв и пообедать, Эрсиль же головой качала. Сыта она или голодна – лишняя морока.
Вскоре Къельт отчаялся развеселить такую упертую буку, как Эрсиль, и отложил свои истории до лучшей поры. В молчании созерцать пустынные холмы было куда приятнее. Линия горизонта над ними окрашивалась закатными по‑октябрьски холодными тонами, оттеняла чуть тронутые снегом верхушки гор. Эрсиль наблюдала за реющим в поднебесье орлом, рассматривала замшелые обломки скал у обочины, принесенные в древности ледником, убеждала себя, что молочного цвета крапинки на пастбищах – это не овцы, а невесомые клочки пуха, бездумные и оттого счастливые… Иначе выражаясь, Эрсиль всячески старалась забыть Сайвиль и сгинувшего в его тьме человека.
Когда впереди маняще заблестели огни, ночь безраздельно завладела миром, и пригород Дунума готовился ко сну. По малолюдным улицам под желтыми пятнами фонарей Къельт и Эрсиль прошагали к гостинице с облезлой вывеской в форме островерхой шляпы.
Угрюмое заведение под названием «Колпак Нёрха» не желало приютить изнуренных путешественников. Къельт барабанил и барабанил в дверь кулаком. В итоге упорство его вознаградили: одергивая мятую рубаху до пят, вылез насупленный хозяин.
Очутившись в свободной пыльноватой комнате, Эрсиль нахально согнала Къельта с кровати у окна – взяла и упала ему за спину. И без разницы, что он расстегивал сапоги, примостившись у изножья.
Къельт покладисто откочевал на соседнюю койку, терпения ему было не занимать.
– Доброй ночи, – хмыкнул он.
– И тебе того же, – проронила Эрсиль.
Во сне к ней пожаловал черноволосый и все хрипел: «Убей, и не умрешь, убей, убей…» Напоследок он скорчил омерзительную гримасу и поинтересовался: «Откушаешь рагу из кроликов? А в Дунум со мной пойдешь? Эрти, ты пойдешь со мной в Дунум? Пойдешь?»
Тут Эрсиль вздрогнула и очнулась. Къельт, склонившись, дышал ей в висок.
– Не пойду я в твой Дундум. Уж прогуляйся без меня! – просипела Эрсиль и повернулась на левый бок.
– Меня не будет весь день, – предупредил Къельт.
– Да хоть четыре дня! – ощетинилась Эрсиль. – Спать только не мешай.
– Ладно, грубиянка. Жди меня к вечеру.
С тем Къельт и удалился, а Эрсиль не меньше часа ворочалась в постели, сварливо жалуясь подушке:
– Наконец‑то учертыхался… покоя от него нет…
Спустившись вниз, Эрсиль изъявила трактирщику намерение искупаться в ванной. За шесть медяков трое нанятых парней заволокли в комнату дубовую бадью и натаскали ведрами кипятка с кухни. Залили весь пол, между прочим. А все потому, что усердно косились на Эрсиль.
Выпроводив любознательных тружеников, она стянула капюшон, под которым привыкла ото всех прятаться, и сунула в воду даже не пучок, а целый куст чистотела из своих запасов.
Мылась Эрсиль долго и тщательно. Потом выстирала штаны, юбку, отдраила жакет и башмаки, просушила все около небольшого камина и тогда уже выбралась из дома.
Погода стояла ясная – тепло, ни единого облачка.
Эрсиль лениво бродила, посещая встречные магазинчики. Разжилась новыми ботинками (а то обувка, что на ней, вот‑вот каши запросит), дорогой зубной щеткой с прочной свиной щетиной.
– Нипочем не истреплется! Зубки жемчугом засияют! – распинался продавец в мелочной лавке.
После поедания окровавленного сердца врага жемчужное сияние особенно порадует Эрсиль, да…
Также она потратилась на голубое платье из тонкой и гладкой мериносовой шерсти – чтобы в гардеробе присутствовала какая‑никакая приличная вещь. Платье числилось «отказным», то есть пошили его на кого‑то другого, поэтому Эрсиль вынужденно оплатила еще батистовые исподние юбки. Позже она их выкинула, поскольку те не запихивались в котомку.
Но самым безумным приобретением Эрсиль был великанский лиловый бант. Она понятия не имела, на что его нацеплять, просто ей приглянулась аккуратненькая галантерея с пеной кружев и гирляндами атласных лент на витрине.
Деньги Эрсиль, в сущности, не берегла и торговалась редко: бабка оставила ей порядочно – хватит на годы вперед, а то и вовсе не понадобится…
Обогнув рабочие кварталы и дымящие трубы фабрик, Эрсиль направилась к самому Дунуму – старому городу. Серые гранитные стены вздымались на высоту пяти этажей; гигантские шестиугольные бастионы пронзали синеву шпилями свинцовых крыш; мостики с гуртовыми3 арками, стрельчатые бойницы, мощные контрфорсы4… Одним словом, точнее, двумя – несокрушимая крепость. Была раньше. А ныне все это обветшало, пообсыпалось и поросло кое‑где мхом и тоненькими деревцами.
Эрсиль уступила дорогу бричке извозчика, затем приблизилась к барбакану5, охранявшему двустворчатые распахнутые ворота. Подле них считал ворон караульный с ружьем у плеча. Одетый в геральдические цвета графства Эльсул (зелень и серебро), он, предположительно, исполнял обязанности немудреного украшения.
Миновав широкий замковый проезд, где громко отзывался каждый шорох, не говоря о лошадином цоканье и скрипе колес, Эрсиль оказалась среди подлинного столпотворения. Всюду грохотали экипажи, пчелиным роем гудели голоса, покрикивали всадники, едва не топча людей копытами своих коней.
Эрсиль быстренько ретировалась с шумной площади и до заката блуждала по извилистым улочкам. Но и так ей не удалось избежать досадных неурядиц. Внушительных окружностей матрона пыталась огреть ее тазом за то, что Эрсиль «шастает и отвлекает честных женщин от честных женских хлопот!». Какой‑то лиходейщик с извечным волнующим подобную братию вопросом «Кошелек или жизнь?» решил обратиться к безнадзорной девице и получил исчерпывающий ответ в виде заклинания обездвиживания. Кроме разбойника и Эрсиль, во дворе никого не было, колдовства никто не приметил. Сам же вымогатель вряд ли что сообразил, а если сообразил, вряд ли поверил. Коротенькую формулу О́бэкс Эрсиль шепнула в воротник и поручилась бы перед кем угодно, что бандит ничего не расслышал.
Боль настигла Эрсиль возле калитки маленького городского сада, когда над ветвями боярышника засверкали юные звезды. На сорочке, у правой манжеты, расплылось липкое багровое пятно. Эрсиль обомлела, но через миг сорвалась с места и вихрем помчалась к гостинице «Колпак Нёрха». Къельт вернулся, и ему грозила опасность.
Заплутать Эрсиль не позволила тугая нить. Ее нельзя было ни потрогать, ни рассмотреть, но вела она прямиком к сердцу Къельта. В спину Эрсиль летели ругань и проклятия расталкиваемых зевак. Промелькнули окованные ворота, стражники с равнодушными лицами; вон и галантерея, где Эрсиль купила несуразный бант… Все происходило как в полусне: вроде торопилась, а в голове болотной тиной расползался страх.
Гонка прекратилась, Эрсиль застыла на пороге комнаты. Под звуки лязгающей стали метались двое: Къельт и его рогато‑шерстистый преследователь. Уэль с противоестественной ловкостью размахивал укороченным копьем, кроша в щепу мебель. Къельт еле‑еле отбивался, сдерживая натиск парными кинжалами.
Эрсиль собралась с мыслями. Лишь бы не упустить момент. Къельт слабеет, пятится, сейчас зацепит каблуком половик и… Нет, он не споткнулся, отпрыгнул. Сейчас!!!
– Э́отэн э́гралин, – отчеканила Эрсиль, сомкнув ладони у солнечного сплетения и резко выбросив их вперед.
Уэля отшвырнуло к каминной решетке. Къельт пригнулся.
– Ирсокогна́риэт! – У чудовища из левой части груди заструилась кровь.
– Фламефла́грум! – Уэля поглотило неистовое пламя.
Эрсиль отшатнулась в коридор. «Эх, эту бы управу да на Седого три года назад», – вздохнула она и обернулась в поисках нежелательных наблюдателей. Их не нашлось: в захудалом «Колпаке Нёрха» Къельт и Эрсиль были единственными съемщиками.
– Придется раскошелиться, – оценив полыхающий ковер и закопченную штукатурку, подытожила Эрсиль.
Она не сумела замкнуть огонь в точке, от смертоносного уэля осталась горка пепла и оплавленный наконечник копья. Тут Эрсиль запоздало скрутил ужас. Затошнило от запаха гари и понимания того, что она сделала.
– Все в порядке. Спокойно. – Къельт плеснул из умывального таза на тлеющую занавеску и махом опрокинул купальную бадью с водой. – Деньги у меня имеются, заплатим.
Эрсиль прислонилась к дверному косяку, уткнулась взглядом в круг обугленных досок на полу и опять вспомнила. Ее первая встреча с Къельтом: если бы он был человеком, Эрсиль убила бы его, он превратился бы в жалкую кучку праха, как уэль.
Дурнота подкатила к горлу, Эрсиль закашлялась. Просто сказать «убью», даже подумать просто, но знать, что ты убийца… Знать, что ты поступала так, и неважно, чем все закончилось. Неважно, что Къельт здоров благодаря своей волшебной сути. Эрсиль не догадывалась и совершила – спалила его тогда, еще три года назад. И совершит вновь – ведь она уже убийца.
– Хорошо, дом каменный… и что кроме глухого бестолкового хозяина здесь никого нет, – вполголоса проговорил Къельт. Отблески масляного светильника, болтавшегося на крючке, скакали по его взлохмаченным седым волосам. – Спасибо тебе, Эрти, – кивнул он и с треском распахнул окно.
Эрсиль ничего не ответила, зато пришаркал хозяин и начал охать, ахать, хвататься за лысину, вынюхивать, что стряслось. Горсть монет спровадила его туда, откуда он приковылял, а заодно обеспечила его молчание на несколько дней.
Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, Эрсиль сгребла обломки стульев в угол. Сырость распространилась повсюду – с потолка внизу текло ручьями.
– Не нужно, Эрти. Что это у тебя? – поинтересовался Къельт, коснувшись запястья Эрсиль.
– Свезла, – прошипела та, отпрянув.
Къельт не позволил. Задрал обшлаг жакета и, сравнив порез Эрсиль со своим, прищурился.
– Совпадение, – пояснила она. Небо сохрани быть раскрытой!
– Занятное совпадение, – рассудил Къельт.
«Ох уж мне эти пытливые умы!» – фыркнула Эрсиль. А Къельт подтащил ее к себе и промокнул рану чистой тряпицей. Покопавшись в котомках, он вынул глиняный горшочек и наложил на царапину толстый слой желтовато‑белой мази. Внутри у Эрсиль все перекувыркнулось – мазь пахла сосновой живицей, травами и чем‑то кисловатым… Как тем давним утром, когда Эрсиль очнулась с раскроенной щекой.
Вскоре комната приняла подобающий вид. Об этом Къельт и Эрсиль позаботились сами. Хозяин был не семи пядей во лбу, и все же Къельт постарался, чтобы некоторые мелочи не достигли его внимания. Приключился‑то будничный пожар – из очага вывалился уголек, прошмыгнув сквозь железные прутья загородки.
– Отпразднуем? – спросил Къельт, затолкав в камин лоскуты ковра.
– Отпразднуем, – эхом откликнулась Эрсиль: при таком раскладе кое‑что могло у нее получиться, теперь отсрочки ей без надобности.
Первый и последний тост прозвучал в честь Эрсиль. По мнению Къельта, она с ее талантом появляться не вовремя на этот раз его спасла.
Они разместились друг перед другом, каждый на своей кровати. Къельт осушал кружку за кружкой, а Эрсиль сливала грошовое вино под одеяло – все равно не до сна ей сегодня будет. Распив бутылку прегадкой крепленой ревеневки – ничего лучше в «Колпаке Нёрха» не водилось, – Къельт оттаял, раззадорился и взял две четвертушки вдобавок. Опорожнив их с проворством заядлого бражника, он обнял подушку, улегся и пробуровил: «Я ферю фебе, Рррти».
Зря он это. Эрсиль сама себе уже не верила.
Около часа она сидела почти не двигаясь и смотрела на луну – красноватую, пятнисто‑выпуклую из‑за дешевого пузырчатого стекла. Лицо пощипывало от слез, перед глазами чернел выжженный круг и летел сизый пепел. Эрсиль до крови искусала губы – так мучительно чувствовала она свою вину, прежнюю и грядущую.
Терзалась ли она раньше? А как же? Эрсиль все обдумала, выплакала и запрятала поглубже. Поэтому она бесконечно врала себе, оберегала себя. Защищалась гневом и словами «ненавижу», «враг», но совесть всегда отыскивала лазейку. С детства Эрсиль склоняли к убийству, внушали, что она обязана подчиниться жребию. И Эрсиль шла намеченной дорогой до сих пор, потому что иных дорог для нее не было.
Фитиль заискрил, и лампа угасла. Привыкнув к сумраку, Эрсиль развязала наполненный до отказа мешок. В ладонь, как назло, все совалось что‑то не то. Лишь вывернув тюк наизнанку, Эрсиль обнаружила прямой обоюдоострый кинжал.
Преодолев себя, она шагнула к безоружному Къельту. Он распростерся на смятых простынях – такой несносный и такой близкий. Близкий еще более оттого, что она в неоплатном долгу перед ним. Зачем Къельт возится с ней? Почему не сдал магам? Она действительно способна отнять его жизнь, неужели он не понимает?
Темные пряди у висков, брови в кои‑то веки не нахмурены. Все, ждать нельзя, решила Эрсиль и замахнулась. Помешали кролики. Они вынырнули из полумглы, захлопали ушами, захныкали: «Пощади, пощади!» Им воспротивились бабка и черноволосый. «Ударь! Ударь!» – каркали они. Неразбериху усугублял ветер, завывавший под окном. Эрсиль стояла с нацеленным клинком, а слезы бежали, соскальзывали с подбородка, капали на грудь…
Стиснутые пальцы заныли, потом окостенели. Эрсиль медленно опустила нож. Мать не сумела, и она не сумела, хотя попробовала в отличие от нее. Бредовая затея эта была обречена с самого начала. И хорошо, что все так обернулось, что Къельт невредим после ее покушений – нелепых и не очень уж нелепых. А она, Эрсиль, заслужила каждое мгновение претерпеваемой боли. Обидно только, что Къельт не пресек ее бесполезное утомительное существование – он имел на это право.
Эрсиль покачнулась и отступила от Къельта – уже не врага. Сердце ее точно сковало цепью, уснащенной кривыми гвоздями, и тянуло, тянуло обратно. Секунда – и ржавый гвоздь вонзается в плоть, вторая секунда – и второй гвоздь…
Дернув за ремень отощавшую котомку, Эрсиль ринулась в коридор. Прочь, не оглядываясь: от людей, от Къельта, от собственной низости! Эрсиль готова была на все, чтобы страх и отвращение к себе не раздирали ее изнутри.
Едва Эрсиль нащупала дверное кольцо, как оно, скрежетнув, выскользнуло и стукнулось о щеколду. Къельт обхватил Эрсиль поперек живота, оттащил.
– Не трогай меня! – кричала Эрсиль, молотя каблуками по доскам пола и рассчитывая освободиться.
– Я догадался, кто ты.
– Молодец! Купи себе пряник!
Эрсиль не прекращала извиваться, в исступлении орудуя локтями. За пять минут яростной борьбы она вымоталась и обвисла на руках Къельта. Он устроил ее на постели, щедро сдобренной ревеневкой, и принялся гладить по голове.
– Чего тебе надо? – просипела Эрсиль, чуть не всхлипнув во весь голос.
– Помочь, – ответил Къельт.
Он нагнулся, вытер мокрые щеки Эрсиль. Она оттолкнула его и рывком поднялась.
– Кто, говоришь, я?
– Ллойла́р. – Къельт надавил Эрсиль на плечи и снова уложил ее.
– В десятку, – процедила Эрсиль. – Проклятая! И это значит, что я собиралась уничтожить тебя! Не в шутку, не понарошку. Как несчастного уэля! Дошло до тебя? Но я струсила. И это значит, что восемнадцатого ноября, в день моего рождения, я умру!
– А также это значит, что ты меня любишь, – заключил Къельт.
– Ненавижу!!! – Эрсиль затрясло, она вскинулась, попыталась откатиться.
– Ну да, не без этого, – усмехнулся Къельт, легко удерживая ее.
Дабы не разреветься самым постыдным образом, Эрсиль сжала зубы, отчего дыхание стало затрудненным, судорожным.
– Тихо, тихо, – шептал Къельт, касаясь ее волос. И от его сочувственного «тихо» Эрсиль совсем поникла. Разве она не мерзкая? Къельт утешает ее, а она продолжает бояться и горевать о себе.
Эрсиль зажмурилась и постаралась не шевелиться. Вдруг она уснет навсегда – неплохое завершение ее безрадостного земного пути… Так‑то оно так, но через полчаса Эрсиль озябла. Сна не было ни в одном глазу, а Къельт сидел подле и стерег ее.
