Kitabı oku: «Пятый подвиг Геракла», sayfa 3
Видимо, придется пойти на поклон с шапкой по всем мирам двадцатого века: и к Михаилу Александровичу, и к Ольге Николаевне, и товарищу Сталину из восемнадцатого года, и к товарищу Сталину из сорок первого года, и к Дорогому Леониду Ильичу. В первых трех мирах возможно навербовать некоторое, но не чрезмерно большое, количество юных незамужних девиц бедного дворянского происхождения, закончивших полный курс гимназии или прогимназии и получивших диплом с правом работать домашним учителем. С предварительной доработкой напильником в гипнопедическом кабинете на «Неумолимом» для преподавания в начальных классах лучше и не придумаешь, а вот где взять учителей-мужчин под прочие задачи, я не представляю.
И тут меня торкнуло. Два месяца назад в мире семьдесят шестого года я начал собирать по семьям, домам ветеранов и медицинским учреждениям еще не старых инвалидов минувшей войны для того, чтобы, без всякой задней мысли, вернуть им здоровье и дать вторую молодость – так требовала моя сущность Защитника Земли Русской. И такая же программа у меня имеется в восемнадцатом году относительно инвалидов Первой Мировой, только там они совсем еще горячие, ведь после окончания сражений прошло не тридцать лет, а всего лишь от года до трех. И у царских, и у советских офицеров в наличии имеется довольно приличный уровень образования. Точнее, не так. Мне сейчас и для старших возрастов магических девиц тоже требуются учителя начальных классов, ибо безграмотность в этом Царстве Света была повальная, и не только среди тех, кто был предназначен стать пищей демону. Образован только тончайший слой высокопоставленных особей-управленцев, бухгалтеров, врачей, юристов, необходимых для ведения экспортно-импортных операций, а также командиров пограничных отрядов охотников на диких баб-с. Но они тоже каюкнулись на общих основаниях. В таких условиях в качестве учителей мне сгодятся любые грамотные люди с полным курсом царской гимназии, реального училища или советской школы-семилетки. Вот и комсомольский призыв от Дорогого Леонида Ильича мне будет в помощь. А дальше – будут учиться ученики, и параллельно будут повышать квалификацию их учителя, был бы лишь педагогический талант.
И уж совсем увлекательным занятием будет учить бывших племенных маток, которые в пулеметном режиме отрожали по двенадцать-пятнадцать отпрысков, потом были назначены к забою по полному износу организма, и вдруг, на пороге окончательной погибели, неожиданно получили путевку во вторую жизнь. После того, как Лилия и мисс Зул восстановят им здоровье и наведут марафет по части женской красоты, жить на всю катушку эти особы захотят со страшной силой. И это я сделал выводы, только мельком глянув на тех, кого давеча привезли на закуску демону на центральную бойню, и посетив место разборки нескольких эшелонов. Теперь, когда эти женщины поверили, что все переменилось и теперь они снова люди, а не двуногий скот, по стремлению давать стране копоти, родине угля, четырнадцатилетние соплюшки с ними и рядом не стоят.
Однако, посчитав кое-что на пальцах, я призадумался. По данным орбитального психосканирования, всего в репродукционных лагерях находится около трех миллионов женщин в возрасте старше четырнадцати лет. При этом из других источников мне известно, что часть из них – это будущие наложницы высокопоставленных «воинов света» и работницы борделей для низшей касты, еще не достигшие полных восемнадцати лет, то есть возраста, когда их должны передать по назначению. И в этом же возрасте у племенных маток начинается репродукция, которая длится пятнадцать лет, заканчиваясь, как это полагалось, женской бойней. При этом, как сказала Лилия, по моему вызову прибывшая в один из репродукционных лагерей, в серьезном магическом лечении нуждаются как минимум пять старших возрастов, а это в масштабах всего бывшего Царства Света семьсот-восемьсот тысяч женщин. Наш госпиталь в Тридесятом царстве такой поток сможет обработать только в амбулаторном режиме, и только если не будет поступления раненых с других фронтов, а это значит, что вопрос требуется решать радикально. Где-нибудь поблизости от Запретного Города (но не обязательно, ибо есть стационарные порталы) необходимо присмотреть уютную долину, желательно с водопадом и порожистой речкой, после чего отжать ее у содомитян под место санаторно-курортного отдыха. Водопады и пороги нужны для того, чтобы среди них могла поселиться очередная дочь Духа Фонтана, которая и придаст этой долине рекреационный потенциал и станет одним из концов стационарного портала.
Кстати, женские репродукционные лагеря, а также лагеря для мальчиков-подростков и юношей, жестко привязанные к существующей железнодорожной сети, в Царстве Света превратились в отдельные населенные пункты вроде поселков городского типа, отчасти заменивших собой заброшенные и полузаброшенные города. Один из таких лагерей, находящийся на месте городка Шантильи, в тридцати пяти километрах к западу от руин Шайнин-сити, я и выбрал в качестве своей временной резиденции. На руинах бывшей столицы Царства Света, как и в любом другом заброшенном населенном пункте, существовать можно с тем же удовольствием, что и на кладбище. Зато тут, трудами постоянного чернокожего персонала, все более-менее ухожено, и даже бараки для содержания девочек старших возрастов только изнутри выглядят как чистый нацистский концлагерь, а снаружи все смотрится вполне благопристойно – чисто побеленные стены, клумбочки, цветочки… Для полного колорита не хватает лишь крематория, расписанного по мотивам народной британской сказки – с эльфами, феями, гномами и голенькими молоденькими колдуньями в остроконечных шляпах, густо развешанными на ветвях деревьев…
Но это я так, шучу сам с собой, хотя, как показывает нам опыт Самых Старших Братьев, кто-то похожий на демона возле Адика и его присных терся. Гейдрих при личном контакте совсем не показался мне осемененным инородной сущностью, но не факт, что прямыми адептами зла не стали Гитлер с Гиммлером. Однако в «моем» мире сорок первого года эта сущность если и была, то давно сплыла, потому что лично со мной рогатый старичок встречаться не желает, очевидно, опасаясь за целостность своих украшений на голове. Мол, придет Серегин, рога поотшибает. Поэтому списываем эту мысль в запас и движемся дальше.
Приняли меня в Шантильи как должное, что даже как бы немного шокировало. Мол, один Великий Пророк умер, да здравствует другой Великий Пророк. Именно так, и никак иначе. В самом центре лагеря располагался большой двухэтажный дом начальника лагеря, откуда экстренно прибывшая техническая команда сперва повыкидывала (и сожгла) все барахло вплоть до мебели, а потом принялась оборудовать строение под мой командный пункт и резиденцию со всеми удобствами. Ну а до тех пор мы как туристы проживали в штурмоносце (тоже, надо сказать, неплохой символ власти, внушающий почтение и даже трепет).
Прежний обитатель особняка, «воин света» по имени Пол Эллисон, исполнявший обязанности начальника этого лагеря, каюкнулся вместе со всеми своими подчиненными, но для повседневной жизни это не имело никакого значения, потому что как раз в нее-то бледнолицые джентльмены предпочитали не вникать. Их делом была охрана, осеменение племенных маток, поддержание порядка, а также отправка на центральную бойню затребованного демоном, то есть Великим Пророком, плачущего двуногого скота. Практическими всеми делами заправляла экономка лагеря, статная чуть пышноватая негритянка примерно сорокалетнего возраста по имени Алиша. И вообще весь постоянный персонал здесь был женским, мужиков-негров на территорию репродукционных лагерей не допускали, чтобы они не портили приплод племенным маткам и не развращали своим присутствием подрастающий молодняк. Кстати, от покойного начальника в доме остались четыре забитые и запуганные молодые женщины, бывшие наложницы мистера Эллисона. Рука прогонять их в бараки у меня не поднялась, и они остались в доме, то ли на правах горничных, то ли не пойми кого.
Что касается мадам Алиши, то под Истинным Взглядом она смотрелась… вполне обычно. Хозяйственная баба, деловитая хлопотунья, достаточно умная и практичная, чтобы тянуть на себе воз повседневных забот почти пятидесятитысячного лагеря, но не хватающая с неба звезд и не имеющая амбиций. В данный момент ее волновало только то, что масса доктор каюкнулся вместе с остальными «воинами света», и теперь некому следить за здоровьем племенных маток и подрастающего молодняка. Как я понимаю, при жизни доктор Митчелл на своего коллегу доктора Менгеле не тянул, ибо не удовлетворял за счет подопечного контингента никакого научного любопытства, но по идейно-моральным основаниям недалеко ушел от того персонажа. Впрочем, чего еще ждать от человека, чьи мотивы и побуждения формировались под непосредственным влиянием демона.
Однако надо заметить, что репродукционные лагеря были единственным местом, где имелось сколь-нибудь системное медицинское обеспечение – очевидно, демон не желал проносить ложку мимо рта, а потому заботился о том, чтобы его корм мог благополучно дожить до убоя. В остальных местах, в том числе и там, где квартировали низкоранговые «воины света», и близко не было ничего подобного медицинским учреждениям и аптекам, поэтому беспокойство мадам Алиши было для меня понятным.
– Доктора я пришлю, – попытался я успокоить местную домоправительницу, и тут же перед нами с легким хлопком образовалась ее мелкая божественность госпожа Лилия, в своем обычном гротескном антураже – белом халате и больших очках, со стетоскопом на шее. Мадам Алиша звонко взвизгнула и всплеснула руками, да так и застыла, с открытым ртом и выпученными глазами, глядя на наше медицинское светило.
– Я здесь, папочка, – тем временем на чистейшей аглицкой мове заявила маленькая лекарка. – Кого нужно лечить?
– Пока никого, – на том же языке ответил я. – Разве что вот эту женщину следовало бы вылечить от того безмерного удивления, которое на нее произвело твое внезапное появление.
– Да, – хмыкнула мелкая проказница, – не думала, что я могу кого-то шокировать. А если серьезно, то я тут уже все посмотрела, и пришла в ужасный ужас. Тут всем пустырник нужно давать от нервов три раза в день вместо завтрака, обеда и ужина. Такого стойкого смертного испуга я не видела еще нигде и никогда.
– Ну, ты же знаешь, Лилия, что и откуда взялось, – устало сказал я. – Именно этого и добивался правивший этой страной демон, присвоивший себе громкое звание Великого Пророка. Ему было недостаточно забрать себе жизни этих девочек и женщин, в качестве приправы к главному блюду ему требовался их липкий смертный страх, лишающий воли к сопротивлению или хотя бы к бегству. Но все это в прошлом, демон уничтожен, и теперь нам требуется понять, что делать дальше, чтобы вернуть человеческий облик всем, кто смог выжить на руинах этого Царства Света. Такая уж у нас работа – лечить и защищать, и, если надо, возвращать людей обратно в человеческое достоинство. Поэтому не возмущайся, а подумай, что мы можешь предпринять для того, чтобы своими магическими методами снять с этих девочек и женщин смертный страх без их эвакуации в наше Тридесятое царство, ибо в нем просто негде разместить двадцать миллионов перемещенных лиц…
В этот момент мадам Алиша вышла из ступора. Она моргнула. Опустила руки. И спросила с величайшим изумлением:
– Великий Пророк был демоном? С рогами и хвостом?! Именно поэтому он прятал от всех свое лицо и тело3?
– С рогами и хвостом – это деммы, существа неприятные, но до демонов им далеко, – с легкой издевкой ответила Лилия. – Настоящие демоны – твари бестелесные, и могут вселяться в человеческое тело. Слабые способны делать это только если их позовут, а сильные – когда захочется. Набравший силу высший демон способен одновременно контролировать множество тел, что мы по факту и наблюдали в вашей стране. Но теперь это закончилось, демон уничтожен, а те, кого он контролировал, умерли от шока или необратимо сошли с ума.
И тут мадам Алиша сделала из слов Лилии весьма парадоксальный вывод.
– Так значит, масса Серегин, раз вы не демон, то не настоящий Великий Пророк, и мы напрасно оказываем вам почести как нашему правителю? – спросила она своим глубоким, певучим голосом и поглядела на меня с некоторым вызовом. При этом она склонила голову набок и уперла руки в боки, всем своим видом показывая, что не станет подчиняться самозванцу.
Лилия с ехидной улыбочкой несколько секунд понаблюдала за этой ситуацией, откровенно наслаждаясь ею, а потом вкрадчиво произнесла:
– Папочка… Покажи-ка, кто ты есть на самом деле. Но только прошу тебя быть осторожным, ничего тут не сломать и никого не убить.
Ну, я и показал, что мне стоит… Это вышло особенно эффектно, с учетом того, что архангел давненько просился наружу, себя показать и людей посмотреть. Меч только я из ножен не доставал, иначе последствия могли бы быть непредсказуемыми.
Увидев засиявший в полный накал нимб и прочие атрибуты, лагерная экономка затряслась мелкой дрожью. Глаза ее расширились, она схватилась за грудь. А потом упала на колени и, опустив голову, взмолилась страстно и звонко:
– Смилуйся, о Господи!
– Я не Господь, а всего лишь его слуга! – прогрохотал в ответ мой голос откуда-то из поднебесья. – Впрочем, Господь тоже всегда с тобой, а потому встань ровно и смотри прямо. Теперь ты такой же человек, как и люди с белой кожей. Там, где ступает моя нога, рабство отменяется окончательно. Сказано же было, что нет ни эллина, ни иудея, ни обрезанного, ни необрезанного, а это значит что нет разницы и между белокожими и чернокожими, все равны перед ликом Господним. А те, что думали иначе, возгордились безмерно своей исключительностью, в этой гордыне предали себя в объятия демона, что обещал им свершение немыслимого, и дали ему пожрать себя полностью и без остатка. Демоны, они такие: обещают людям могущество и процветание, а дают совсем другое – разорение, нищету, рабство…
По мере того, как я говорил, накал нимба спадал, ибо не на кого тут было гневаться и некому было грозить; последние слова я произносил уже как осиянный вышним доверием обычный человек. Мадам Алиша, увидев, что все закончилось, не спеша поднялась с колен. Некоторое время она смотрела на меня с трепетом и благоговением, а потом, выпрямив спину, спросила:
– Если рабства больше нет, то значит ли это, мистер Серегин, что мы должны собраться и идти куда глаза глядят, потому что вы пришлете на наше место своих людей?
Произнесено это было деловитым ровным тоном исправной прислуги, привыкшей выражаться без обиняков, причем на чистом английском языке, без всякого негритянского акцента, что тоже было принято мною к сведению.
– Никуда вам идти не надо, потому что теперь вы и есть мои люди, – ответил я довольно мягко. – Исполняйте свои прежние обязанности честно и добросовестно, и тогда моя любовь и поддержка всегда будет с вами, а ты лично, мадам Алиша, назначаешься управляющей всеми делами с полной мерой ответственности. Потом, когда в этой стране снова будут деньги, а также понятия твоего и моего, вы получите все заработанное сполна, о чем позаботится моя казначей Мэри Смитсон. При этом вас больше не будут бить плетью за малейшую провинность, и никто, указав пальцем, не отправит никого из вас на женскую бойню, потому что эта пакость с моим приходом тоже окончательно прекратила свое существование. При этом я обязуюсь защищать вас от любой беды, а если вы заболеете, то вас будут лечить без ограничения сил и средств.
– Многие наши сестры ленивы, и не станут хорошо трудиться, если их прилюдно, в назидание другим, не бить плетью по голым ягодицам, – усмехнувшись краешками губ, произнесла новопроизведенная управляющая лагерем в Шантильи.
– Ленивые выйдут за ворота этого не богоугодного заведения и пойдут на все четыре стороны, где никто не даст им поесть и не впустит к себе на ночлег, – сказал я. – Уж такой эта страна стала в результате деятельности овладевшего ей демона. Так и скажи своим ленивым сестрам – что среди свободных людей наказание для таких, как они, даже страшнее, чем для рабов.
– Хорошо, мистер Серегин, я передам ваши слова всем нашим лентяйкам, а потом дам вам отчет во всех делах, – присев в легком книксене, произнесла мадам Алиша. – А сейчас разрешите идти?
– Идите, – сказал я и, повернувшись к старине Роберту, добавил: – А с вами, мистер Хайнлайн, за ужином у нас будет отдельный разговор. Думаю, пришло время подводить кое-какие итоги.
Мир Мизогинистов, 27 июня 2020 года, вечер, бывшее Царство Света, женский репродукционный лагерь в Шантильи (35 км к западу от Шайнин-Сити)
Бывшая рабыня-экономка, а ныне вольнонаемная управляющая лагерем африканка с легкой примесью белой крови Алиша 35 лет от роду
Перед тем, как собрать подчиненных и объявить им о грядущих грандиозных переменах, я пришла в свою комнатку и закрылась на крючок. Это было мне необходимо. Мне самой следовало все осмыслить и свыкнуться с тем фактом, что мы теперь… свободны. Свободны! Я плохо представляла себе, что это значит, ибо не знала другой жизни. Я повторяла и повторяла это слово про себя, точно пробуя его на вкус. Затем я произнесла его вслух. Оно вылетело из моих уст и как будто озарило мою комнату. Я обводила взглядом стены, испытывая странное волнение. Тень перемен уже лежала на всем, и я ощутила себя здесь словно бы чужой… Потому ли это, что я стала свободной? Или потому, что мне открылась потрясающая истина, перевернувшая мои представления обо всем?
Множество мыслей создавали в голове полный сумбур, и это было непривычно для меня. Ведь прежде все было просто в моей жизни – одно и то же день ото дня: исполнение несложных обязанностей, отчет перед хозяевами. Рабыне не пристало размышлять. Все шло своим неизменным порядком, размеренно и четко, без потрясений и неожиданностей, и ничто не предвещало тех удивительных событий, которые полностью сломают устоявшийся уклад. Эти события ошеломили меня. И сейчас впервые я была в таком состоянии, что мне потребовалось уединиться для того, чтобы немного прийти в себя.
Я села на свою узкую железную койку; старые пружины скрипнули раздраженно и устало. На массивной облезлой тумбочке у изголовья стояла накрытая выцветшей салфеткой плетеная вазочка с имбирным печеньем, соседствуя с неуклюжим жестяным чайником. Рядом с этой композицией ярким нарядным пятном белела изящная фарфоровая чашка с рисунком, которую я берегла как зеницу ока: с утра, едва проснувшись и еще не встав с постели, я любила хлебнуть из нее настоявшегося за ночь чаю – это хорошо бодрило. Старый дубовый шкаф громоздился в углу; одна его дверца рассохлась и не закрывалась до конца, являя взору стопки одежды и постельного белья.
Скромная комнатка, десять на десять футов, ставшая мне родной за долгие годы, что я управляю лагерем… Приходя сюда после работы, я неизменно радовалась тому, что она есть у меня, единственной из всего чернокожего персонала. Здесь я создала свой собственный уют, свое гнездышко. Никто из посторонних никогда не входил сюда – я не приглашала гостей. Собственно, я ни с кем и не приятельствовала, прекрасно зная, чем это чревато: подчиненные мне девки, стоит хоть чуточку приблизить к себе кого-то из них, тут же возгордятся и начнут позволять себе вольности и всякие интриги. Такого допускать было нельзя. Поэтому я старалась быть суровой с ними (порой даже слишком), но справедливой, обращаясь со всеми одинаково. Вышколенные мной, они держались почтительно, но отстраненно. Так и должно было быть, иначе я бы тут так долго не продержалась. Конец этой работе означал бы конец и моей жизни: никому не нужна старая рабыня, не справляющаяся со своими обязанностями. Так что мне приходилось постоянно себя контролировать: когда хотелось улыбнуться и пошутить, я хмурилась, когда хотелось похвалить, я молчала. За глаза девки называли меня Фурией. Тем не менее я знала, что они, хоть и побаиваются меня, но относятся без неприязни и очень уважают.
Сквозь небольшое окно внутрь проникали лучи жаркого июньского солнца, и маленькая муха, лениво жужжа, билась о стекло, время от времени замолкая, чтобы передохнуть и посидеть на подоконнике. Не вставая с кровати, я привычно занесла руку, чтобы прихлопнуть ее, как делала это всегда. Но что-то остановило меня – какая-то смутная мысль, мелькнувшая в голове. Я смотрела на муху и пыталась уловить эту мысль. Вот так же, как я убиваю муху, убивали в нашей стране женщин… Обыденно, без эмоций, совершая несложный ряд привычных действий. А они хотели жить. Конечно же, хотели, хоть и знали, что умрут. Все хотят жить, и эта муха тоже! Жизни наших женщин забирал ненасытный демон, о котором говорил тот удивительный могущественный господин, отмеченный Божьей благодатью и наделенный властью повелевать мирами, уничтоживший демона… Демон! Подумать только! Мы все служили демону?! Это он управлял нашей страной, называя себя Великим Пророком? Это он заставлял нас умирать под ножом мясника, чтобы после наши тела были съедены? А ведь такой конец неизбежно постиг бы и меня – таков был многолетний уклад, и избежать этой участи не удавалось еще никому, – и мне думалось об этом спокойно. До сегодняшнего дня…
А сегодня я узнала, что ничего теперь не будет по-прежнему. Что никто не будет убивать женщин. И что отныне мы, чернокожие, свободные люди… А демона больше нет. И все это стало ошеломляющим потрясением для меня. Но особенно ошеломлял тот обман, в котором мы жили веками, принимая положение вещей без всякого ропота. Мы верили, безоговорочно верили тому, кто называл себя Великим Пророком…
Я не смогла убить муху. Мне отчего-то показалось, что если я это сделаю, то совершу страшный грех. Эта муха была для меня не просто мухой…
Я осторожно открыла форточку, и, подгоняя муху полотенцем, выпустила ее на волю…
После этого я ощутила странную, головокружительную легкость. Словно вместе с мухой вдаль унеслось все то темное и тяжелое, что давило на меня всю жизнь, но без которого я не представляла своего существования. И такая жажда жизни вдруг проснулась во мне, что захотелось кричать. Но я сдержалась.
И вдруг я увидела многое, на чем прежде не останавливала свой взгляд… И мне открылось столько, что я не переставала удивляться. На бледно-зеленом покрывале черными нитками был вышит узор, и только теперь я заметила, что это не просто узор, а ряд причудливых деревьев. На дверцах дубового платяного шкафа красовался довольно грубый неразборчивый рельеф – но, приглядевшись, я поняла, что это голуби и цветы! Невероятно… И тут же мои глаза обратились к моей любимой фарфоровой чашке, так выделяющейся на довольно убогом фоне своей инородностью. Я никогда не разглядывала рисунок на ней – мне казалось, что это просто узор, набор ярких пятен. Но сейчас – у меня даже сердце затрепетало от волнения – я отчетливо видела в сплетении цветных полос очертания птицы… И я знала эту птицу с яркой красной грудкой – такие прилетали зимой на территорию нашего лагеря, чтобы полакомиться дикими мелкими яблочками с деревьев, растущих здесь в изобилии. Ну просто какие-то чудеса происходили со мной…
Напротив моей кровати, на стене, были развешаны пучки трав, которые я собирала, чтобы в комнате приятно пахло. Обычно целый год они висели здесь, и к следующему лету заканчивались, потому что я заваривала из них чай, замечая, что они очень хорошо помогают при простуде. Я не знала названий этих растений. Но каждое лето развешивала эти пучки… Сейчас они были еще свежими, я нарвала их только недавно.
Мне вдруг захотелось взять один из этих пучков и погрузиться в него носом. Странное желание, прежде никогда не возникавшее у меня… Но я так и сделала. Сняла тот, что висел с краю, почти закрытый отодвинутой оконной занавеской. Нос мой щекотали листья, и я жадно вдыхала горьковато-пряный аромат этой неведомой травы с мелкими фиолетовыми цветами. Теплый, насыщенный солнцем и влагой, запах этот вызвал в моем воображении удивительные образы. И слово «свобода» вновь зазвучало в моей голове – то торжественно, то изумленно, то задумчиво. Это был какой-то волшебный миг – когда я стояла так, зарывшись лицом в пучок травы. На меня накатывали волны какой-то необыкновенной неги, и открывались передо мной чудесные дали, подернутые дымкой загадочности… Этот запах нашептывал мне о будущем. О счастье. И еще о чем-то, чему я не знала названия, потому что прежде это что-то отсутствовало в нашем мире. Теперь оно есть. Я знала это точно. И осознание того, что оно есть, прогоняло прочь зыбкость моего существования.
Я свыкалась с мыслью, что теперь мне не придется умирать. Точнее, придется когда-нибудь, когда я стану совсем старая и немощи одолеют мое тело… Говорят, что когда-то давно так и было, и женщины могли жить до тех пор, пока не умирали сами. Это были крамольные разговоры. И в это верилось с трудом. Ведь наш Великой Пророк говорил, что все мы, женщины, прокляты, что на нас лежит великий грех, и поэтому мы должны искупать его, умирая под ножом мясника. Точнее, он говорил это о белых женщинах, которых в нашем лагере специально выращивали на мясо, но и о нас, бедных чернокожих, тоже не забывали, отправляя на убой в случае серьезной провинности, или когда мы уже не могли работать с полной отдачей.
Но иногда думы об этом все же меня одолевали… Это случалось обычно глубокой ночью, после того, как мы отправляли на убой очередную партию девочек – я почему-то плохо спала в это время. Все то, что я слышала, представлялось мне чудесной сказкой, придуманной чьей-то богатой фантазией – вроде историй о лунных человечках. И дерзкая мысль закрадывалась в голову: а что если это правда? И я замирала, и отчего-то пугалась, словно кто-то мог услышать то, о чем я думаю. И гнала, гнала прочь опасные заблуждения… Наутро у меня всегда раскалывалась голова.
И вот теперь та сказка оказалась реальностью. А Великий Пророк оказался демоном… И я совершенно не знала, что делать с этим. Раньше все было предопределено в моей судьбе. Существование мое напоминало заколоченный со всех сторон узкий тесный ящик. Один конец – это мое рождение, а другой – это смерть. И я медленно ползла по нему, чтобы в конечном итоге упереться в дальнюю стенку, за которой – Небытие. До Небытия мне оставалась пара дюймов – то есть лет пять, не больше. Сорок лет – это предел жизни женщины, которую можно использовать. И вот теперь наш новый повелитель, могущественный пришелец из иного мира, Господень слуга по имени мистер Серегин словно бы выбил ту сторону этого ящика, которой я почти достигла – и мне открылся простор. Теперь у меня есть будущее! Смерть откладывается на неопределенный срок – и для меня это все равно что если бы она вовсе исчезла. Но страшно, страшно выходить из привычного ящика… Ведь я не знаю ничего за его пределами.
Впрочем, наш новый правитель указал мне тропинку, которая должна провести меня через неизведанное. Получив свободу, я буду служить ему даже ревностнее, чем если бы он оставил меня рабыней! И для этого мне даже не придется переезжать куда-то, менять свой привычный быт, потому что я нужна ему в той же должности и на том же месте, что и раньше, только теперь выращенные в нашем лагере девочки уже не будут умирать под ножом мясника. Теперь у них тоже будет будущее и долгая-долгая жизнь. А еще, когда наш новый владыка сказал: «Теперь вы мои люди», я вдруг поняла, что для него слово «мои» означает не право собственности, а то, что он доверяет этим людям, то есть нам, и обеспечивает свою защиту. Доверие и защита – это то, чего я не знала никогда. Прежнее начальство просто держало нас в страхе возможностью быстро, без всякой очереди, отправить на убой любую, и наслаждалось нашим страхом перед неизбежным. Но господин Серегин, который в гневе воистину страшен, не убивает женщин и очень не любит их пугать. Он – другой.
А еще я заметила, что, глядя на меня, он не видел ни цвета моей кожи, ни то, что я рабыня, ни то, что я женщина. То есть на самом деле он все это видел, но оно было для него неважным, а важна была моя внутренняя сущность, которая и называет себя Алишей. Именно поэтому он таким дежурным тоном сообщил мне сначала, что я теперь свободна, а потом, что я должна продолжать исполнять свои обязанности, а он позаботится, чтобы я получила свое вознаграждение. Другое для него немыслимо.
Мое воображение устремилось вперед как резвая лошадка, так что его было не удержать. Как же наш новый повелитель обустроит теперь наш мир? Что он сделает с мужчинами? Мне рисовались довольно странные картины, и я понимала их нелепость. Нет, я не могла представить, как все будет теперь. И азарт разгорался во мне посмотреть на все это. И стало мне вдруг весело, и я рассмеялась.
А пучок травы в моих руках источал аромат свободы… И солнце ласкало меня своим теплом, точно сам Господь изливал свою целительную любовь на бывшую чернокожую рабыню. О да, Любовь – вот оно, то слово, которое обозначает то, что пришло в наш мир! Я вспомнила его. И теперь мне предстояло познавать и познавать эту любовь, о которой я прежде ничего не знала. Как и все мы.
Мир Мизогинистов, 27 июня 2020 года, вечер, бывшее Царство Света, женский репродукционный лагерь в Шантильи (35 км к западу от Шайнин-Сити), бывший дом-особняк управляющего.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
На ужине у нас собрался полный ареопаг: неизменная магическая пятерка, моя Елизавета Дмитриевна, Линдси с Колдуном, Руби со своей наставницей Коброй, Мишель отец Александр, старина Роберт, и все четверо Самых Старших Братьев, которым затем предстояло отправиться в госпиталь Тридесятого царства для прохождения омолаживающих и укрепляющих медицинских процедур. И все, больше никого я в этот день за своим столом видеть не пожелал.
Беседу начала Птица. С подозрением поковырявшись в своей тарелке, она подняла на меня глаза и с брезгливым видом спросила:
– Скажите, Сергей Сергеевич… а это мясо пару дней назад случайно еще не разговаривало?
– Нет, – успокоил я ее, – еще сегодня утром это мясо честно хрюкало. И вообще я распорядился все обнаруженные запасы женского мяса захоронить в специально отведенных местах, которым будет придан статус безымянных братских могил, а отче Александр помолится за души тех несчастных, что не смогли дождаться нашего прихода и спасения.
– Да, – подтвердил честный отче, – так я и сделаю. Но самая главная работа, которой будет невпроворот – крестить всю эту массу женщин и детей… – Он задумчиво вздохнул; на лице его была написана серьезная озабоченность.
