Kitabı oku: «Его Величество Авианосец», sayfa 9
Лейтенант побарабанил пальцами по столешнице. Посмотрел он на Рона. На Билла. Снова на Рона. Сказал:
– Отбывание взыскания откладываю на завтра. А сейчас в виду явной бестелесности, и вероятной в связи с этим относительной безопасностью для контингента Авианосца вашего питомца, приказываю немедленно пойти и показать его доктору Мангеймеру, начальнику научно-исследовательского и аналитического отдела. Выполнять.
– Есть, сэр!
Показалось ли Биллу, или все совзводники вздохнули с облегчением?
Наверняка многие хотели… Погладить Рона – до того, как осмелившийся захотеть, и умудрившийся заиметь его, старший сержант отбудет выполнять приказ?!
Однако лейтенант понял это куда раньше солдат:
– Взвод! Закончить приём пищи. Дотрагиваться до существа, хоть оно и бесплотное, запрещаю! Не знаю, что скажет доктор Мангеймер, но пугать маленького пассажира огромными волосатыми лапами в татуировках незачем!
– Нет, разумеется! Ничего это существо не откусило! – Билл снова молча демонстрировал доктору, как питомец аккуратно пощипывает кусочек сахара, – Вы же, сержант, не можете его погладить? Ну вот и оно – не может материально воздействовать на тела… м-м… нашего мира, нашей реальности.
– А почему же тогда оно… Хотя бы пытается – грызть сахар?
– Ну, как учёный я сейчас точно не могу сформулировать. Но как трезвомыслящий (Относительно, конечно! Особенно – поглядев на такое!) доктор наук, могу предположить. Оно хочет сделать вам, сержант, приятное. И оно отлично понимает, что и вы хотите сделать приятное – ему.
То, что док – по-крайней мере – реалист, Билл знал и так. Когда они со странным гостем вошли в лабораторию, ассистенты, лаборанты и помощники Мангеймера восхищёнными возгласами и удивлёнными репликами дали понять, что тоже, как и пехотинцы, видят «попугая».
Док, сразу вышедший из кабинета на гомон, сразу приказал всем заткнуться, и убрать загребущие руки, тянущиеся в попытках потрогать/погладить этакое чудо. Буркнул: «Ну, я рад, что хоть одного добыли», и увёл Билла к себе в кабинет.
Там предложил сержанту сесть. Сам прошёл, и опустился за стол, заваленный фотографиями, флэшками, и Отчётами – даже на бумаге. Билл знал, конечно, что главный аналитик у них – тот ещё «ретроград и консерватор», но чтобы настолько…
– Смотрю, нашёлся-таки смельчак. Могу предположить, как именно вы, сержант, разжились новым питомцем. Но будет лучше, если вы сами, подробно и со всеми возможными деталями, поведаете, так сказать, историю приобретения.
– Да, сэр. Ну, собственно, я видел птиц ещё прошлой ночью. А сегодня… – Билл, чётко формулируя, (После напарника и лейтенанта третий рассказ – буквально отлетал от зубов!) рассказал, что увидел, что подумал, чего страстно захотел, и что сделал.
Доктор не перебивал, оглаживая подбородок, и глядя поверх чуть приспущенных на нос очков (Да, годы брали своё, и Мангеймеру пришлось для чтения обзавестись этим старинным приспособлением, «не царапавшим», как он объяснял окружающим, «радужку».) то на Билла, то на его питомца. Когда Билл «иссяк», спросил:
– Значит, «очень понравился»? И вы, сержант, его просто – пригласили?
– Ну да. Так и было. Он… очень красивый! Хороший. И умный. – как бы подтверждая это, странный питомец засунул изогнутый клюв прямо Биллу в ухо, и тот снова разулыбался, – Ну, видите?!
– Вижу. Никогда бы не поверил, если б не видел. Идёмте-ка.
Исследования нового питомца на всех возможных приборах и сканнерах ничего не дало. Вернее – дало чертовски мало, потому что как выразился Мангеймер, «Отрицательный результат – тоже результат. Но – не в нашем случае!»
– Так что, доктор? Он… э-э… Нематериален?
– Именно так. Абсолютно. Конкретно. Безусловно – нематериален.
Но то, что он каким-то образом проецируется на молекулах воздуха внутри корабля – сомнений нет. То есть – в вакууме его наверняка не видно. Но вот как, и что проецирует это изображение… Я до сих пор в недоумении: каким это образом мы все видели и видим этих созданий. (А видели, оказывается, почти все! Но, естественно, все и побоялись заикнуться хоть кому-нибудь об этом. Чтоб, стало быть, не списали. По болезни. С психическими расстройствами в космосе делать нечего! Прецеденты известны.) И ещё более интересный вопрос: как вы, сержант, с ним общаетесь, если оно не слышит вашей – Да и ничьей! – речи?
– Ну… Насчёт слуха, наверное, ваша правда, доктор, сэр. Он вряд ли слышит, если бесплотен. Но он… Понимает меня! Точно вам говорю: понимает! Мысли мои читает, что ли… Но вот – понимает! И даже чует, что он мне… Очень понравился! И он… Словно передаёт и мне – часть своей приязни. Я ему тоже… Понравился! А он… Правда, красивый?
– Да красивый, красивый… Настоящий «лапочка», как сказала доктор Забитцер. И то, что вы ему тоже, несомненно, нравитесь, понятно и ежу.
Но проблема не в этом. Проблема в том, что вы – всё ещё сержант морской пехоты. То есть – кадровый военный. И согласно чертового Устава, не имеете права на… Домашних питомцев. Даже вот таких – нематериальных. Потому что: во-первых – отвлекающий фактор. А во-вторых – вы с ним вносите «ненужную суету и нездоровый интерес среди персонала», как сказал бы наш любимый крючкотвор от бюрократии – полковник Саймон.
– Господин доктор, сэр… А не могли бы вы попробовать… Уговорить полковника Саймона – сделать в данном случае исключение? Отступить от пунктов Устава? Ведь ребятам… Да и штатским – наверняка будет чертовски приятно посмотреть на него?
– Хе-хе… Будет-то – точно будет.
А вот отступить от параграфов Устава… Хм. Попробовать уговорить, конечно, можно. Этот паршивец и правда – симпатичный. И если, скажем, держать его где-то в… Ну, например, общественном, общедоступном месте, типа комнаты рекреации – то есть, Оранжерее, где все смогут смотреть на этого «лапочку», и заряжаться, так сказать, любовью к природе, и всему живому и прекрасному…
И где он не будет «отвлекающим фактором», когда вы будете на Заданиях…
Чёрт возьми, сержант. Ваша мысль мне понравилась.
Почему бы и не попробовать?
– Нет, разумеется! Ничего это существо не откусило! – Билл поспешил убрать сахар обратно в нагрудный карман, – Оно – бесплотно. Да вы и сами видите, полковник! Кусочек же – остался точно таким же, как до «кусания»! – док Мангеймер уже начал тихо сатанеть, но внешне старался этого не показывать – знал, что так будет только хуже.
Полковник же Саймон сопел, сердито хмурился и поджимал губы. Но высказался категорично:
– Нет! Пусть нам и не грозит «заражение» его микробами-вирусами-бациллами, и он, как вы говорите, может поспособствовать «поднятию боевого духа и настроения контингента», я на себя такую ответственность взять не могу!
Пусть решает генерал!
Генерал Лусек не торопился озвучить своё решение. Снова спросил:
– Так, говорите, доктор, абсолютно нематериален?
– Абсолютно. – доктор Мангеймер, которого только что с большим знанием дела «доставал» полковник Саймон, и который сейчас в двадцатый раз вынужденный повторять свои аргументы, старался сдержаться, и не вспылить.
Не-ет, это – не Шемпп, который обычно ситуацию чётко «просекал», и верно «оценивал боевую обстановку» за доли секунды. Тут надо – разжёвывать, и методично вдалбливать! В тупое и твёрдое, заспиртованное в параграфы Уставов и Методических Руководств, солдафонское мировоззрение!
Генерал встал из-за стола. Не торопясь обошёл вокруг сержанта Хинца, так и стоявшего посередине кабинета.
Сержант, как и его питомец, тихо, и, словно выпрямив тельце по стойке «смирно», сидящий у того на плече, только поворачивали головы: Билл – как положено по команде «Равнение направо! Равнение налево!», птица, косясь на кучу блестящих регалий на груди генеральского мундира – с явным подозрением.
Генерал, не найдя в осматриваемых ничего принципиально нового, буркнул:
– Ваша правда, доктор. Симпатичный. Процессу релаксации и отдыха, да и – развлечения личного состава, явно поспособствует. Вот только…
Как вы, док, предлагаете этот «неизвестный науке, и неисследуемый никакими приборами» вид, назвать?
– Предлагаю их вид назвать – «Разбиватели». – заулыбавшийся доктор позволил себе чуть расслабиться. Потому что, похоже, плотина предубеждённости и приверженности букве Регламентов, сломлена!
– Это почему? Они же вроде… Никак «Рональду Рейгану», да и вообще – никому, не навредили? В-смысле, ничего не поломали и не разбили в буквальном смысле?
– Верно, в буквальном – не разбили. Зато вот в фигуральном!..
Моё представление о способах существования организмов, или существ во Вселенной – точно разбили! Про любимых лаборантов и помощников – и не говорю…
– Хм-м… Если честно – моё здравомыслие – тоже. – генерал позволил себе постучать пальцем по вспотевшему лбу, – Однако, раз вы абсолютно убеждены, что это… существо… Добровольно осталось с сержантом, и даже слушается его, у меня нет оснований вам не верить. Как и самому сержанту. – Билл поторопился отрапортовать:
– Так точно, господин генерал, сэр! Он сам. Остался. И слышит, и слушается.
– И питается, вы говорите…
– Да, сэр. – Мангеймер криво усмехнулся, – Мы до сих пор точно не можем этого утверждать, но… Раз он до сих пор с нами, остаётся предположить, что тех… э-э… эманаций радости и приязни, что излучает мозг сержанта – его питомцу достаточно. Чтоб оставаться с ним. И этим – и питаться.
– Н-да. – генерал, неторопливо ходивший взад-вперёд, заложив руки за спину, по дорожке у стола для совещаний, снова остановился перед лицом Билла. – Сержант. Вы с момента начала… э-э… Общения… Ощущаете… Дискомфорт?
– Никак нет, сэр! Скорее… Наоборот: подъём и радость. Ну, что Рон – со мной!
– Понятно. Что ж. – генерал окончательно разрушил стереотип мышления доктора, считавшим его безропотным рабом Великих Бумажек. – Не вижу препятствий к тому, чтоб оставить это бесполое и бестелесное существо… Призрак… На корабле. Но!
Вы, сержант, и… э-э… Ты, маленькая симпатичная птица, – теперь генерал стоял перед плечом, на котором сидел разбиватель, и обращался уже непосредственно к нему, – должны учитывать вот что.
Старший сержант Хинц – солдат. Боец. То есть, он выполняет боевые задачи – как самостоятельно, так и в составе своего подразделения! И ты… э-э… Рон, должен понимать, что, если ты будешь жить с ним, в его каюте, или сидеть у него на плече во время заданий, это может плохо кончится! Для сержанта – в первую очередь!
Скажем, на задании он отвлечётся на долю секунды, подумав, как ты там, один в каюте… Или, если ты на плече – захочет убедиться, что с тобой, Рон, всё в порядке, и повернётся, взглянув не туда, куда должен во время боя, а на тебя. И его тогда могут убить!..
Вот если бы ты согласился, скажем, оставаться на Авианосце, в, например, Оранжерее – там полно настоящих растений и цветов! – в те моменты, когда сержант будет работать, – то – да! В этом случае я бы не возражал, чтоб ты, Рон, оставался с нами.
На Авианосце.
Да и смотреть на тебя ребятам во время отдыха от вахты было бы приятней именно там. В оранжерее. Потому что толпиться в коридоре, и каютке сержанта… Он тогда и отдохнуть-то не сможет. Нет, это – не дело. А вот если в Оранжерее – это позволит избежать ненужных проблем и хлопот.
Ну как, согласен ты остаться с нами на этих условиях?
Умный глаз, обращённый прямо на генерала, моргнул. Раз, другой.
Затем птица кивнула.
Доктор Мангеймер – вот уж чего раньше от него никто не слышал! – явственно буркнул себе под нос: «Твою мать!..»
Билл почувствовал, как сердце сжимает тёплая и мягкая волна: Рон согласился!
– Сэр!.. Вы позволите? Я… Ну, я уже говорил: я его чувствую! Он – согласен!
– Надо же… – генерал устало покачал седой головой с положенной короткой стрижкой, – Честно говоря, не ждал. Но, раз уж обещал – надо выполнять.
Сержант! Поселите и разместите… э-э… Рона в Оранжерее. Со всеми возможными удобствами. Кормёжка и… всё остальное – на ваше усмотрение.
Рон! Добро пожаловать на борт Авианосца «Рональд Рейган»! Как его командир, я официально разрешаю вам, маленький разбиватель, остаться на борту. И принимаю на довольствие, и зачисляю на службу во Флоте Содружества!
Показалось ли Биллу, или «маленький разбиватель» двигал клювом синхронно с его губами, сказавшими:
– Служу Содружеству!
6.Колодцы Предков.
– Ну ладно, ладно! Крас-савец! Небось, генерал до сих пор вспоминает тебя! Хотя и приходил сюда только два раза. – Билл почухал маленькое пузико ногтем указательного пальца. Он знал, что Рону это приятно: тот сразу раздувал оперение, и начинал ворковать – прямо как настоящий голубь!
– Ладно. Отдыхай. Дня через три загляну. – он знал, что должен идти дальше.
Работать.
Знал это и Рон – смешно покачав головой, он улетел куда-то за пальмы…
Где он там скрывался, Билл не знал. Как не знал, кто, где, когда и для каких целей вывел род этих странных существ. Но Билл отлично чувствовал эмоции своего питомца: печаль по остальным соплеменникам, вынужденным странствовать по безбрежным просторам Космоса в надежде обрести своих, любящих и заботящихся, Хозяев. И радость от того, что сам Рон своего – нашёл… Жаль, что так ненадолго: человеческий век ограничен, а нового Хозяина найти так трудно… Хотя Рону – нетрудно. Его с радостью «приютит» любой из тех, кто служил на «Рональде»…
Билл снова выключил общий верхний свет. Закрыл дверь с табличкой: «Просьба: Рона руками не трогать! Администрация.», и двинулся на камбуз.
Камбуз для пятидесяти тысяч человек – это уже не камбуз. А настоящий завод по производству пищи. Со своими конвейерами, печами – Размером почти с доменные! – линиями мойки, очистки, разделки, резки, сборки, смешивания, выпекания, прожаривания, проваривания, и всего прочего, что можно делать с несколькими сотнями тонн продуктов. И не каких-нибудь полуфабрикатов-суррогатов – не-ет! Для Флота всегда – только самое лучшее. И натуральное!
Намурлыкивая теперь Гимн Содружества, он двинулся к мастерским. А что: отличные на «Рональде» станки. Были. Потому что наиболее «продвинутые» тоже сняты и перевезены. В стационарные доки, и на другие корабли. Правда – в основном тоже – на старые, и находящиеся на пороге списания… То есть – с людским экипажем.
Нет, новые корабли не нуждаются в станках, кухнях, гравитаторах и оранжереях для расслабления персонала. Поскольку нету там никакого персонала. Всё делают машины и компьютеры. Новые. Сверхсекретные. Запечатанные дверями-люками навроде сейфовских, и опломбированных уполномоченными служащими министерства Обороны и Службы Безопасности. Такие всё равно не починишь даже в доках с ЧПУ.
Потому что технологии всего этого находящегося за семью печатями суперарсенала – новейшие. Разработаны в сверхсекретных специализированных лабораториях.
Крупнейшими научными «светилами» и умнейшими инженерами.
Вроде тех, кто жил в «колодцах предков», которые они нашли на Дайане.
Колодцы сразу не понравились доктору Мангеймеру.
Уж больно подозрительно выглядели эти, зияющие круглыми чёрными устьями, и уходящие в глубь пустыни, цилиндры. Пятидесяти метров глубиной, и немного побольше – в диаметре. В количестве двухсот сорока семи штук. Да ещё с тонким – метровым! – слоем перегноя на дне. Особенно если учесть, что нигде больше на планете перегноя не наблюдалось. Впрочем, как и наземных существ, крупнее горячо любимых вирусов.
Так доктор и сказал на очередной «планёрке» генералу Сондре Лусеку, пожилому, морщинистому, и слегка сутулому ветерану Поллукской кампании, отправленному дослуживать пару остающихся до выхода в запас лет, на «Рональда Рейгана». Что, очевидно, нужно было рассматривать как награду за заслуги – спокойно-предсказуемую летаргию «лёгкой» предпенсионной синекуры в провинциальной дыре.
Потому что функции разведки и помощи в освоении новых колоний с сильно пострадавшего, и так и не восстановленного в полной боевой мощи Авианосца, с их латанной-перелатанной сорокалетней посудины, не списанной тогда лишь в связи с новой Программой переоснащения Флота, сняли…
Ну, или экономные бюрократы как обычно подсчитали, что дешевле не латать старую, а построить новую махину в полмиллиона тонн водоизмещением. А старую просто перенаправить туда, где уже нечего разведывать. Или не с кем воевать. (Впрочем – воевать-то как раз в прямом смысле Флоту на памяти Билла, так и не довелось: лишь «зачищать» планеты от неразумной и заведомо гомофобно настроенной мелкой (или, для разнообразия – не очень) ксеноморфы…)
– Так говорите, разумных – нет?
– Совершенно верно, сэр. Разумных – в нашем понимании. Напрягает и то, что после того, как вымерли деревья и прочие наземные и водные виды растений – водоросли, мхи, лишайники и всё прочее, слой пахотного чернозёма очень быстро – всего за каких-то полторы тысячи лет! – исчез. Ну – ветровая эрозия, и всё такое прочее. Разумеется, при этом погибли все, кто там водился – нематоды, клещики, дождевые черви, грибы, кроты. И прочие подземноживущие создания. Так что, не то, что разумных, а и вообще – существ, на поверхности не имеется. Под землёй, насколько мы можем доверять данным предыдущей разведки, тоже. На глубине до километра.
Так что эти колодцы, можно сказать – пережившие своих создателей реликты. Наподобии скелетов мамонтов, которых до сих пор раскапывают в сибирской вечной мерзлоте учёные-палеобиологи.
Но вот для чего они могли служить расе, обитавшей здесь около трёх с половиной тысяч лет назад – мы, разумеется, точно не знаем. Можем только предполагать.
– Отлично, доктор. Вот этого-то мы все от вас и ждём. Научно обоснованных предположений. Прошу. – генерал поощряющее кивнул. Но его милая улыбка никого не обманула. Когда было нужно, и без того тонкие губы превращались в две ниточки, и звенящий недюжинной силой и властностью командный голос мог бы легко заставить нерадивых или провинившихся подчинённых залезть под столешницу из настоящего дуба…
Если б только они не знали, что толку от этого не будет.
– Да, сэр. Есть высказать предположения, сэр. – Доктор традиционно потёр переносицу большим и указательным пальцами. Вздохнул. Очевидно, это должно было означать, что раз уж его вынуждают высказаться столь рано, когда капитальная методичная разведка ещё не закончена, то за достоверность первичных прогнозов он с себя и своей лаборатории ответственность снимает, – Основное, собственно, лишь одно.
Это – камеры заключения.
В которых содержались те, кого нужно было изолировать от общества. (Вначале мы предположили было, что тут могли бы содержаться преступники. Но от этой версии быстро отказались, когда выяснили дополнительные обстоятельства. Так что версия простой тюрьмы представляется чертовски – извините! – сомнительной.)
– Позвольте, доктор… – поскольку док заткнулся, явно не торопясь продолжать, с согласия генерала, данным небрежным кивком, влез полковник Диммок – новичок, назначенный на место полковника Саймона, переведённого на «Тикондерогу», – Получается, что таковых «изолируемых» на планете было чертовски, если мне позволят так выразиться, мало! На всём огромном главном континенте – жалкие сотни! Они тут что – все были праведники? И воров и бандитов, или – по вашей версии – революционеров-бунтарей, набиралось сотые доли процента от населения?!
Да и – непонятно. Как же тогда быть с инфраструктурой, которая должна всё это обслуживать? Где бараки для охраны, кухни для поваров, да и вообще – всё, что полагается для тех, кто ведает кормёжкой, слежением, перевоспитанием. И всем прочим, что полагается делать в порядочной тюрьме? Ведь штат обслуги должен иметь чудовищный размер!
– Ваши возражения понятны, господин полковник. (Впрочем, не пойму, с чего вы взяли, что я имел в виду «революционеров» и «бунтарей».) Однако эти предположения вдребезги разбиваются о данные повторной, углублённой, так сказать, разведки. Те, кого нужно было изолировать, или «заключённые», что здесь содержались…
Вовсе не принадлежали к господствующей на поверхности расе.
То есть – они не были людьми в обычном смысле этого слова.
– Что?!
– Вы правильно расслышали. Дело в том, что кем бы ни были для основной, весьма, как нам кажется, похожей на нас с вами, расы, содержавшиеся в таких изоляторах существа, они, судя по сохранившимся остаткам, имели размер… Ну, примерно со шмеля.
При этих условиях их здесь могло содержаться несколько – даже десятков миллионов. И обслуживание таких существ вряд ли требовало значительных затрат и усилий. А что: высыпал таким «шмелечеловечкам» мешок картошки, и скинул канистру с водой – и миллиону крошек, запертых в таком колодце, хватит этого на сутки. Или даже больше. А потом можно картофель заменить на рис. Или – горох.
– То есть, вы предполагаете…
– Ничего мы не предполагаем. Мы – знаем. Мы даже восстановили внешний облик этих не то – узников, не то – подопытных. Вот, полюбуйтесь, – док пустил вдоль обеих сторон стола несколько рисунков и схем, – Ничего, собственно, сложного. У Матери же есть в программном обеспечении те разработки, что натолкал туда с лёгкой руки Комиссии по Контактам, Смитсоновский Институт. Они как раз специализируются на воссоздании существ – что древних, что современных – по малейшим деталям тел. Скелетов. Отпечатков на камнях. Или даже – по намёкам на строение тела. Например, как в нашем случае – на остатках экскрементов обитавшего здесь вида.
– Док! Вы серьёзно?! Вот эти… э-э… существа – восстановлены по внешнему виду их какашек?!
– Во-первых, не какашек, (Те давно разложились!) а – отпечатавшихся на гипсе в глинозёме следах этих… э-э… экскриментов. А во-вторых, да. Э-э, ладно, раскрою секрет: моделирование на основе найденных внизу орудий дало точно такой же результат. То есть внешний вид существ совпал в обеих реконструкциях. Что говорит о высоком профессионализме тех, кто написал эту программу. – док откинулся на спинку стула, и гордо откинул начинающую седеть голову, словно это лично он консультировал этих самых, написавших столь совершенную программу, специалистов.
– Погодите-ка… Я что-то не успеваю за вашей мыслью. Так там, внизу – есть и орудия?!
– Ну да, я так и сказал.
– А почему же…
– Почему их не нашли дроны и роботы первой экспедиции? Не знаю. Вы, разумеется, вправе спросить – почему же не нашли уже наши? А вот и – нашли. После того, как мы с ребятами взялись за дело, и кое-что подправили, заменив в видеокамерах объективы.
Просто самое большое из этих орудий не превышает в длину десяти-двенадцати миллиметров. И приспособлены они, естественно, не под руки. Вот ваши операторы и не обратили на них внимание. Ну а мы – знали, что искать.
– Откуда же?
– Это заслуга старшего лаборанта Люка Майоля. Он предположил, что толстостенные бетонированные колодцы с дном на глубине более пятидесяти метров могли бы служить отличным изолятом только для крохотных существ без крыльев. Ну, таких, как вы, собственно, и видите на реконструкции. А создания покрупней уж нашли бы способ как-нибудь…
Сбежать!
Существа на реконструкции действительно выглядели странно. Если не сказать больше.
Туловище несколько напоминало человеческий торс. Бочкообразный. Отделённой, словно у осы, от небольшого брюшка тонкой перетяжкой талии. И голова, посаженная на основной торс, на тоже непропорционально тонкой шее, была почти шарообразной формы. Но этим сходство с «гуманоидами» и заканчивалось.
Потому что ни привычных половых органов, ни рук, ни ног в обычном понимании не имелось. Вместо рук в верхней части торса торчало сразу две пары конечностей. Одна пара оказалась вооружена клешнями – почти как у крабов. Эта пара выглядела явно крупней и сильней второй. Зато вторая на конце имела как бы кисть – с четырьмя противостоящими сегментами, напоминающими обычные пальцы. Каждый «пальчик» – даже с тремя фалангами. Только состоящих из чего-то гладкого и блестящего, вроде хитина.
Внизу, под «брюшком» торса-туловища, имелись целых три пары ног – выглядевших совсем как у ос, или пчёл. Естественно, даже без признаков ступнёй – только с крючочками на концах, и волосками из того же хитина. Довершали несуразное впечатление огромные фасеточные глаза – вот уж точно, как у пчёл. А снизу головы имелись челюсти. Совсем как у богомола: большие жвала, острые режущие кромки, и опять волоски вокруг.
Генерал, особенно долго разглядывающий схемы и рисунки, закончившие свой логичный путь вдоль стола именно перед ним, спросил:
– Вот это – на конце брюшка – жало?
– Совершенно верно. Да ещё, как мы предполагаем, имеется и мешок с парализующим ядом. Словом – более страшной биологической боевой машины, совмещающей худшие качества муравья-воина, осы, пчелы и человека, мы ещё не видали.
– И вот в этих самых колодцах их и содержали?
– Да. Причём содержали – не совсем верное определение. Скорее, они себя содержали сами. Те, кто заточил их туда, просто, как нам кажется, следили, чтоб они оттуда не выбрались. И периодически сбрасывали им туда корм, различные материалы – вроде пластика, алюминия, вольфрама и стали – и воду. Как нам кажется, сквозь специальные люки в стеклянных крышках. А Микрохомус Дайанус, как я взял на себя смелость назвать наших крохотных друзей, всё остальное делали сами: возделывали поля, выращивали злаки и кукурузу, разводили скот: мы нашли отпечатки крохотных копытцев – словно от коров и овец. Потому что солнце всё же достигало дна колодцев: они почти на экваторе, и часа четыре прямого излучения в их распоряжении точно имелось.
– Хм-м… – генерал Лусек побарабанил пальцами левой, искусственной, руки по столу, – Сами, говорите, возделывали свои поля? Микрокоровы? Допускаю. Но… В чём же тогда смысл содержания двухсот сорока семи колоний таких… не-гуманоидов?
– А-а, как раз здесь мы и вступаем на зыбкую почву совсем уж диких предположений. Мать рассчитала, что делаться это могло для ускорения научно-технического прогресса. Тех, кто жил на, так сказать, поверхности.
– ?!
– Ну – вспомните Землю! Там мы, ну, вернее – наши далёкие предки! – когда изобретали нечто новое, всегда делали и опробовали это – там же. То есть, на земле. В редких случаях – под землёй, или под водой… Но чаще – на поверхности. И чище она от этого не стала. Радиоактивное загрязнение. Смог. Разбазаривание нефти на банальный бензин. Горы отвалов с отходами – от добычи руды. И вся прочая «прелесть» несовершенных технологических процессов, что массово применялась промышленностью из-за стремления – не к чистоте, а – дешевизне. Этих самых процессов.
Это только потом мы наши особо опасные производства, и лаборатории, несущие потенциальную угрозу жизни на планете, вынесли в космос. А процессы, ведущие к загрязнению воды, атмосферы и воздуха, вообще – перенесли на другие планеты. Колонии.
Ну а здесь местные гуманоиды запросто могли насыпать каких-то деталек и материалов, скинуть бочку нефти – этим крошкам, и потребовать: «Разработайте нам то-то и то-то! К такому-то сроку! И чтоб не вредило экологии и здоровью! Нашему, разумеется».
А что – по-своему, очень даже рациональное решение. Учитывая, что не нужно гигантских затрат на меры по обеспечению безопасности, секретности, предотвращению утечек информации. На зарплату – персоналу разных, крупных и не очень, оборонных, и для гражданско-промышленных нужд созданных, лабораторий… Да и материалов, реактивов, приборов и электричества на работу всего этого оборудования нужен практически минимум! Всё, что может понадобиться – крошки построят, сделают, и запустят сами.
Ну, убедил я вас, генерал, сэр?
– М-м… Положим, убедили. Будем только надеяться, что нашим бюрократам от промышленности, и ВПК не придёт в голову повторить эту методику…
Ну, а если, скажем, «крошки» оказывались не согласны чего-то заведомо опасного для их жизни и здоровья делать, или испытывать?
– Интересный вопрос, сэр. Но! Как же вы забыли про наш, людской, «фирменный», антропоцентризм? Что-то не припомню, чтоб люди спрашивали у наших коров, лошадей, овец и кур – нравится ли им, что их едят, на них пашут, их стригут, и отбирают яйца…
– Доктор. Вы это – серьёзно?
– А то! Для местных наземников же – эти крошки были – «не люди!» То есть, даже если колония вся погибнет – невелика потеря. Заселят колодец новыми рабами, сообщив им о незавидной судьбе воспротивившихся, или саботировавших работу, старых.
Ну и кроме того…
Методов принуждения для «согласия» заключённых на что угодно, существует достаточно много. И разнообразных.
Генерал довольно долго молчал. Остальные участники совещания не торопились прерывать паузу. Лусек сказал:
– Да. Это, к величайшему сожалению, так. Хотя не могу не отметить, что методы, применяемые нашей Службой Безопасности, весьма… Гуманны, скажем так… – генерал дёрнул кончиком рта, – А если они, ваши «микрохомусы»… Просто не справлялись? Ведь существуют и объективные факторы, не позволяющие решить определённые…
– Ну, зная людей, понять судьбу таких облажавшихся бедолаг, нетрудно. Вероятней всего, несправившийся колодец стерилизовали, и заселяли новой, «отпочковавшейся» от какой-то общей матки, колонией. И им поручали что-то другое. Возможно, более простое. А задание передавалось населению следующего колодца. Более опытному, если можно так сказать. Возможно – повторяю – возможно! – со всеми теми наработками, что успели сделать их менее удачливые и шустрые предшественники.
– Тэ-экс… А вот их матка… Она что – произвела всех этих… Микро-существ?
– Как нам кажется – да. Вероятность, по выводам Матери – более девяноста пяти процентов. Потому что все особи, что жили в колодцах – сплошь мужчины. Вроде рабочих муравьёв. Или муравьёв-воинов. Подстраховочка, так сказать. Чтоб уж совсем исключить бунты, и ограничить время нахождения решения длительностью жизни одной такой генерации. Например, рабочие пчёлы больше двадцати дней не живут. Так что малышам приходилось быстро ворочать мозгами и шевелить лапками.
– В ваших устах, доктор, это звучит весьма кровожадно.
– Да. Пожалуй. Но – что же делать! Боюсь, именно так и обстояли дела. Да и будем честны хоть с самими собой: разве, например, Гитлер, или Веласкас, поступали не так же?
На минуту воцарилось молчание. Все отлично помнили, что только чудо выдернуло создателя «ракетоносителя» Вернера фон Брауна из лап маньяка, готового уничтожить, раз не удалось завоевать, остальной мир. И Эйнштейна с Нильсом Бором – чтоб затруднить создание уже смертоносной боеголовки.
Ну а учёных-физиков, не то, правда – не знавших как изготовить, не то – принципиально не желающих предоставлять неудавшемуся художнику с манией величия, убийце миллионов, ещё и чудовищное оружие – для убийства теперь уже миллиардов – атомную бомбу! – попросту расстреляли! И в наказание за то, что не справились… И из опасения, что тоже попадут со своими наработками в лапы врага!
