Kitabı oku: «Криминальные будни психиатра», sayfa 2

– Но тогда нужен мотив! – простонал Виталик. – Ты, Савелий, странный человек. Я пришел к тебе с одной проблемой, в надежде что ты мне прояснишь темные моменты. А ты еще больше туману нагнал.

– Это какого же? – удивился Савелий.

– Последняя твоя версия – отбивная, потому что отбила, а язык, потому что лишнее сказал. В этом направлении мы не думали.

– Вот тебе для полного счастья еще одно направление. – Савелий улыбнулся и подмигнул брату. – Убийца – убежденный вегетарианец, который хочет донести до всех людей мысль, что нехорошо убивать для того, чтобы съесть. Опомнитесь, призывает он, а если кто-то вас начнет убивать?

– Версия, однако, – согласился Виталик. – Только есть в ней одно слабое место – вегетарианец, убежденный противник убийства, и вдруг сам убивает.

– Чего только не сделает человек во имя идеи. Он же не просто так убивает, а ради великой цели! Это должно полностью оправдывать его в собственных глазах. Еще версии нужны?

– Валяй, чего уж там. – Виталик покосился на полупустую бутылку, но наливать не стал. – Только по делу, без приколов.

– Исключительно по делу, – заверил Савелий. – Возможно, каждый рецепт – всего лишь часть некоего послания, кусочек мозаики. И пока мы не получим все кусочки, мозаику из них не соберем.

– Ты хоть сам понял, что сказал?! – Виталик аж подпрыгнул в кресле. – Ты предлагаешь ждать, пока он укокошит еще десять человек, чтобы было из чего собирать мозаику?! Издеваешься?!

– Я не издеваюсь и не предлагаю. – Савелий налил брату коньяка. – Я просто озвучил такую возможность. Выпей и успокойся.

Виталик охотно последовал совету.

– Фотографии можешь мне оставить? – спросил Савелий.

– Могу, конечно. Для тебя их сделал.

– Еще мне хотелось бы взглянуть на фотографии убитых…

– Зацепило! – Виталик хлопнул себя ладонями по коленям. – Все-таки зацепило тебя, а я боялся, что не зацепит!

– И как можно полнее ознакомиться с их биографией.

– Ватсон, вы получите все, что пожелаете! – церемонно пообещал брат.

Савелий благоразумно не стал уточнять, на кого из героев Конан Дойля похож Виталик. Впрочем, инспектор Лестрейд довольно симпатичный персонаж. Деятельный, энергичный, храбрый. Только вот… недалекий.

3

Было интересно и в каком-то смысле даже приятно сидеть в кресле и читать материалы, привезенные Виталием. Ну, прямо великий Шерлок Холмс. С одним успешным делом в анамнезе.

Да – с одним. Но с каким! А если и на этот раз удастся вычислить убийцу раньше, чем это сделает полиция?

В довольно подробных биографиях убитых (сразу чувствовалось, что информацию собирали профессионалы) Савелий никаких точек соприкосновения не нашел. Разве что только одну: Луковская жила в Лианозово, на Абрамцевской улице. А Высоцкий был постоянным клиентом фитнес-клуба, расположенного на соседней улице. Но – Савелий это прекрасно понимал – обстоятельство было настолько притянуто за уши, что его не стоило принимать всерьез.

Нечто нелогичное в убийствах явно было. Точнее – нечто неразумное. Довольно сложные способы убийства. Ударить ножом куда проще, чем душить или бить по голове бейсбольной битой. Это с одной стороны. С другой – расправляясь с жертвами на многолюдном предприятии, убийца действовал весьма рискованно. Особенно в первом случае, ведь, несмотря на перерыв, в отдел кадров мог кто-нибудь заглянуть. Даже не по делу. Просто на чашку чая. Почему ему так приспичило избавиться от Луковской? Вспомнилась читанная в детстве повесть, в которой шпион, опасаясь разоблачения, убил кадровика, обнаружившего какую-то несостыковку в его биографии. Но дело было на секретном заводе, а тут обычный складской комплекс? Какой компромат могла «нарыть» Луковская? И главная загадка: зачем было делать это на рабочем месте? С сыном заместителя генерального директора было как-то логичнее. Во-первых, его убили в укромном месте, где риск быть увиденным не так уж и велик. Во-вторых, уже то обстоятельство, что убитый был сыном руководителя, могло дать повод для преступления – кто-то из сотрудников, ненавидевший Высоцкого-старшего, решил отомстить ему таким вот страшным образом. Ужас, но встречаются в жизни ужасы и похлеще.

Отложив папку с материалами, Савелий начал разглядывать фотографии листов из кулинарной книги. Кулинар… Битой по черепу – отбивная котлета? Небрежная какая-то мания у этого маньяка, если он, конечно, маньяк. По хорошему полагалось, убив Луковскую, вырезать из ее тела добрый кусок мяса, отбить его и оставить рядом с трупом. Мания – это же все-таки самое главное в жизни маньяка, стержень, краеугольный камень. Хотя… когда ему этим заниматься? Времени-то в обрез. Нехватка времени многое объясняет. А может, изначально все так и задумано – обозначить символами, небрежно. Что он этим хотел сказать? Что мастер не разменивается на мелочи? Или подчеркнул свое пренебрежительное отношение к убитым или ко всем людям вообще – вам, мол, и так сойдет, жрите, что дают.

Или он весельчак? Ха-ха, как смешно! Битой по черепу – и готова отбивная! Хочешь полакомиться языком – задуши кого-нибудь! Нет, не полакомиться, а приготовить, он же Кулинар.

А может, не Кулинар? Может – гурман? Этакий любитель поесть. Кушать подано… Впрочем, нельзя исключить и убежденного вегетарианца. В разговоре с Виталием Савелий брякнул про вегетарианство не думая, ткнул, так сказать, пальцем в небо, а версия ведь вполне жизнеспособная. Отчего бы вегетарианцу таким вот «оригинальным» методом не призвать мясоедов одуматься и перестать питаться мертвечиной? Вполне.

А вот на нереализованных надеждах всерьез останавливаться вряд ли стоит. Хотя бы потому, что убийца работает на складе, а не в каком-нибудь ресторане. Но там же есть столовая…

Виталик вопросу не удивился.

– Еду им привозит кейтеринговая компания, – ответил он. – Сейчас мало кто у себя готовит – хлопотно, да и в итоге дороже выходит. А так привезли, раздали…

– Остается только посуду помыть.

– Выбросить, – уточнил брат. – Она же одноразовая.

Тогда нереализованные надежды отпадают. При такой любви к кулинарии человек непременно свяжет свою жизнь с ней. Пусть не в каком-нибудь мишленовском ресторане, а в чебуречной-хинкальной-пельменной, он будет стоять у плиты и готовить, готовить, готовить… Грузчиком на склад он не пойдет. И карщиком тоже.

Полностью погрузившись в свои мысли, Савелий даже не заметил, как Виталий вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь.

«Стоп! – осадил себя детектив. – Любитель». А что, если это нереализованная детская мечта? Сын мечтал стать поваром, а отец-самодур сказал, что готовка – женское дело, и настоял на том, чтобы сын пошел учиться на водителя погрузчика? В этом случае умений может не быть, а мечта останется. Пружина будет потихоньку сжиматься и, достигнув предела, «выстрелит». Толчком может быть все, что угодно, – от травмы черепа до семейной ссоры. Например, жена сгоряча ляпнула: «Ты ничтожество! Ты ни на что не способен!» – а пружина возьми, да и распрямись – способен, еще как способен! На все, что угодно, вплоть до убийства! До нескольких убийств! А чтобы хоть как-то прикоснуться к своей мечте, обставлю убийства в «кулинарном» стиле. Вариант? Почему бы и нет?

Шизофреник Зинин, наблюдавшийся у Савелия некоторое время, задушил в лифте соседку, с которой у него не было никаких конфликтов. Свой поступок объяснил сходством женщины с его покойной матерью, которую Зинин рьяно ненавидел. Не один год рядом жил, а тут вдруг сообразил насчет сходства, возненавидел и задушил.

Оказавшись в тупике, Савелий попытался зайти с другого бока – сосредоточился на книге. Почему именно «Книга о вкусной и здоровой пище» пятьдесят четвертого года издания? Не очень современное, можно сказать – устаревшее руководство. Взял ту книгу, которую не жаль испортить? Или это фетиш, своего рода реликвия? Дедушка-повар, скажем, передал дочери, а та – внуку? Или книга хранилась в сундучке любимой бабушки и была унаследована вместе со всем имуществом? Реликвия! Да еще небось с историей. Или куплена была на последние деньги… Или подарена кем-то очень близким. А может, стала призом за победу в каком-нибудь конкурсе…

«Для приготовления ветчины с горошком можно использовать и готовую вареную ветчину. За 3–5 минут до подачи ломтики ветчины залить горячей водой или мясным бульоном и прогреть, не доводя до кипения. На гарнир к ветчине, кроме зеленого горошка, можно подать пюре из шпината, щавеля, гороха или картофеля, а также тушеную капусту или консервированную кукурузу…» Да уж, не шедевр кулинарии эта ветчина с горошком.

Нащупав кончик, можно легко распутать весь клубок, но проклятый кончик никак не желал нащупываться.

– Мало материала, – посетовал вслух Савелий и осекся, чтобы ненароком не накаркать новых убийств.

Процесс мышления забуксовал, и его надо было чем-то простимулировать. Савелий перевел кондиционер на самый мощный режим (прохлада всегда благотворно действует на мозги), сварил кофе и сел думать уже не просто так, а с бумагой и ручкой. Наглядность может способствовать.

Первый лист Савелий разделил напополам вертикальной чертой. Слева написал букву «Б», что означало болезнь, а справа «С» – симуляция.

Отсутствие мотива вписалось в левую часть, небрежность «декораций» – в правую. Наглость, с которой осуществлялись убийства, легла налево, отсутствие более детальных разъяснений замысла убийцы – направо. На этом «пасьянс» забуксовал. Безжалостно смытый лист полетел под стол, а на новом Савелий нарисовал человечка с огромным половником в руке и поставил рядом с ним знак вопроса. Кулинар, Кулинар, а почему ты – кулинар, а не ювелир или, скажем, дизайнер?

Дизайнер? Бр-р-р! Савелий зябко передернул плечами, представив, как может «самореализовываться» маньяк, мнящий себя гением дизайна. Впрочем, зябко стало не от мыслей, а благодаря кондиционеру. Пришлось взять пульт и вернуть агрегат в автоматический режим. Пусть умная машинка сама поддерживает приятную температуру в двадцать один градус Цельсия.

К тому времени, как кофе был выпит, по верхнему краю листа протянулась россыпь звезд, а рядом с человечком появилась широкая плита, вся заставленная разномастными кастрюлями. Наградив Кулинара огромными, завивавшимися кверху усами, Савелий скомкал лист и отправился в гости к первому.

Дальше мучить себя было ни к чему – и так ясно: все без толку. Голова гудела и требовала отдыха, тем более что завтра предстояло выходить в первую смену. Савелий выключил свет, подошел к окну и несколько минут любовался июльской ночью, иначе говоря – созерцал пустую, лишенную автомобилей и пешеходов Стройковскую улицу, названную так не в честь очередной стройки века, а в честь какого-то большевика, то ли вовремя оказавшегося в нужном месте, то ли не вовремя это место покинувшего. И попутно размышлял о том, какое кино посмотреть на сон грядущий. По уму следовало пересмотреть «Семь», «Три ключа» или того же «Парфюмера», авось «тематические» фильмы и настроили бы мозги на нужную волну, но Савелий остановил свой выбор на старой доброй «Кавказской пленнице», виденной-перевиденной десятки раз, но до сих пор не приевшейся.

До конца не досмотрел, заснул в момент «вакцинации», которую Шурик и Эдик проводили на даче товарища Саахова (вот она – волшебная сила искусства в чистом, незамутненном, виде), и проснулся около двух часов ночи. Выключил телевизор и снова заснул.

Виталик позвонил на пять минут раньше будильника.

– Спишь. – Тон его был весьма зловещим. Словно со вчерашнего дня сон стал тяжким преступлением. – А у меня новость – третий труп на складе. Водитель погрузчика Шарабчиев, сорок два года, убит ударом разводного ключа по голове. Труп завернут в упаковочную пленку. В листе из нашей книги о вкусной пище обведен красным рецепт…

– Голубцов! – догадался Савелий.

– Хорошо соображаешь, – похвалил Виталик. – Ты сегодня вечером дома?

– Дома.

– Может, заскочу к тебе, если получится, – обнадежил Виталик и добавил: – А вот то, что ты все вечера дома проводишь, – это плохо. В твоем возрасте надо по клубам тусить, чтобы было потом чего вспомнить.

– Возраст у нас с тобой одинаковый, – осторожно заметил Савелий.

– Ну, ты сравнил! – хмыкнул брат. – Я как минимум на десять лет старше.

– Виталь, ты головой ни об что сегодня не ударялся? – поинтересовался Савелий.

– Только коленом! – хохотнул брат. – Советы заглянуть в паспорт можно оставить при себе, я просто намекал на то, что при моей работе год жизни идет за три. Вот ты еще спишь, радужные сны видишь, а я уже работаю. И буду работать до позднего вечера…

– Молодец, – похвалил Савелий. – Возьми с полки пирожок!

4

Карщик Шарабчиев был человеком простым и очень этим гордился.

– Я человек простой, – чуть что, начинал он, – и скажу вам по-простому…

К Шарабчиеву на складе привыкли и лишний раз старались его не задевать. Знали – если развоняется, то надолго. Как карщик, он, впрочем, всех устраивал – опытный, аккуратный, непьющий, всегда готов подработать сверхурочно или выйти в дополнительную смену. Но попробуй ему недодай того, что положено, – заклюет.

– С твоим характером, Наиль, надо было не карщиком, а юристом становиться, – сказал однажды главный инженер Мурадян после получасовой дискуссии, касающейся перехода на новые нормы. – Въедливый ты очень.

– Я – человек простой, мне в юристах делать нечего, – обиделся Шарабчиев, но долго потом рассказывал всем и каждому, что руководство складского комплекса ценит его не только за профессионализм, но и за ум.

– Акопович мне так и сказал – поступай на заочный юридический. Окончишь, возьмем тебя юристом, будешь с договорами работать.

Особенности характера и убежденное неприятие алкоголя мешали товарищам по работе дружить с Шарабчиевым. Он жил сам по себе – пришел, отработал, ушел. То, что у Шарабчиева есть жена, трое детей и больная мать, знали только благодаря его вечной фразе: «У меня мама болеет, жена не работает, детей трое, а вы мне недоплатили!»

– Шарабчиев – человек в футляре, – говорил старший кладовщик Фураев.

– Рано мне еще в футляр! – огрызался неначитанный Шарабчиев. – И вообще нам гроб не положен…

Фураев в объяснения не вдавался, знал, что Шарабчиева не переговорить и не переубедить. Раз уж решил, что речь идет о гробе, то мнения своего не изменит, хоть кол у него на голове теши.

В последний свой день Шарабчиев переработал. Под самый конец смены пришла фура с детскими соками, которую по каким-то неведомым Шарабчиеву причинам следовало разгрузить как можно быстрее, вот его и попросили остаться «на усиление» дежурных карщиков. Просьба была подкреплена пятисотенной купюрой, негласной «премией» от водителя фуры. Пришлось звонить домой и предупреждать, что сегодня он вернется поздно. Опаздывать без звонка нельзя. Мать начинала волноваться, воображать всякие ужасы, накручивала жену, могло и до сердечного приступа с вызовом «скорой» дойти.

«Вот если бы все были такими понятливыми, – думал Шарабчиев, – заезжая на каре в зарядную. – Надо тебе, чтобы я переработал, – простимулируй. У нас же товарно-денежные отношения – ты мне платишь деньги за то, что я разгружаю твой товар. Что такое для фирмы пятьсот рублей? Тьфу – мелочь! А для рабочего человека это совсем не мелочь».

Подсоединив батарею к зарядному устройству, Шарабчиев направился к дверям. Человека, спрятавшегося за выступом вентиляционного короба, он не заметил, но, почувствовав движение за спиной, резко отпрянул в сторону. Обернулся, увидел нападавшего и от удивления застыл на какое-то мгновение, которого хватило для того, чтобы второй удар попал в цель. Тяжелый разводной ключ проломил Шарабчиеву голову. Звонкий костный хруст дал понять, что третьего замаха не понадобится.

Шарабчиев издал звук, отдаленно напоминавший всхлип, и мешком рухнул на пол. Убийца отшвырнул ключ и направился в дальний угол, где стоял тонкий рулон пузырчатой упаковочной пленки. Он расстелил пленку на полу возле трупа и без особых усилий закатал в нее тщедушного Шарабчиева так, что наружу остались торчать только ступни в разношенных рабочих ботинках. Действовал убийца быстро, ловко, не суетясь. Глядя на него можно было подумать, будто он всю жизнь только тем и занимался, что упаковывал трупы в пленку.

Бросив на пол вырванный из книги лист, убийца снял резиновые хирургические перчатки, сунул их в задний карман брюк и вышел из зарядной, толкнув дверь плечом.

* * *

Третий рецепт Кулинара

«Голубцы мясные

Мясо пропустить через мясорубку, крупу отварить, охладить и смешать с измельченным мясом, добавив мелко нарезанный, слегка поджаренный лук, а также соль и перец. Одновременно цельные листья капусты проварить в кипящей воде 5–7 минут, вынуть из кипятка, охладить, разложить на столе, отбить аккуратно стебли до толщины листа, положить фарш (мясо с крупой и луком), завернуть в виде колбасок, обжарить на сковороде и сложить в кастрюлю. После этого влить на сковороду сметану, томат-пюре, стакан воды, добавить муку, вскипятить, посолить, залить голубцы и поставить их тушить под крышкой на слабом огне (или в духовом шкафу без крышки) на 30—40 минут. Подать в соусе, в котором голубцы тушились, посыпав укропом или рубленой зеленью петрушки.

Голубцы можно приготовить без сметаны – в этом случае томата-пюре берется несколько больше.

На 300 г мяса (мякоти) – 800 г капусты белокочанной, 1/2 стакана крупы (рис, пшено, перловая крупа), 1 головка лука, 1 ст. ложка муки, по 2 ст. ложки томата-пюре, сметаны и масла».

5

– Чем дальше, тем запутаннее! – сетовал Виталик. – Если кадровик и сын замдиректора еще как-то укладывались в рамки, то этого Шарабчиева к ним никак не прицепишь! Ломает систему!

– А что за система-то была? – не без ревности поинтересовался Савелий.

– Да так, – поморщился Виталик. – Думал, вдруг первые два убийства были местью администрации комплекса. Замдиректора кого-то решил наказать или даже уволить, а кадровик документы готовила. Вот им и отомстили. Но каким боком здесь водила Шарабчиев, я в толк взять не могу. Все в один голос говорят, что убитый был дятлом, но не вредным…

– Расшифруй, – попросил Савелий. – Что есть «невредный дятел»?

– Человек, который любит выедать окружающим мозг, но зла не делает. Не подставляет, не гнобит, ям никому не роет. «Дятел» – это вообще-то на сленге значит «зануда», разве ты не знал?

– А что вы на складе делаете? – спросил Савелий и, предвосхищая односложно-агрессивное «работаем», пояснил: – Кого ищете? Кем интересуетесь в первую очередь?

– Недавно уволившимися, – начал загибать пальцы на правой руке Виталик. – Они могут по старой памяти пройти на склад без предъявления паспорта, и, вообще, такое поведение было бы хоть как-то объяснимо – уволиться и начать мстить. Теми, кто учился на повара или работал в общепите, интересуемся. Перелопатили все трудовые книжки, выявили восемь мужчин. Но у семерых хотя бы на одно из первых двух убийств есть железобетонное алиби, а восьмому скоро стукнет семьдесят пять, и он такой из себя немощный, что представить его с битой в руках невозможно.

– А что немощный человек делает на складе?

– Не поверишь, – расплылся в улыбке Виталик. – Работает инженером по охране труда и технике безопасности.

– Ух ты! – не смог сдержать удивления Савелий.

– А что тут такого? – в свою очередь, удивился брат. – Работа паршивая. Кому охота отвечать за все несчастные случаи? А они на складе не такая уж и редкость. Вечно в беготне, вечно в пререканиях. Тут не до выбора, кого нашли – тот и сгодился. Поинтересовались теми мужиками, которые любят готовить. Но таких не нашлось. Главный инженер оказался страстным шашлычником, но шашлык – это просто мужское хобби. Котлеты и голубцы явно не по его части. Так что с этой стороны – провал. —

Виталик разогнул пальцы. – Сейчас дружно работаем в другом направлении. Ищем тех, кто состоял на учете у твоих коллег и скрыл сей факт биографии. Адский, надо сказать, труд. Я почему-то думал, что у вас есть единая база данных по учетному контингенту. Если не по всей России, то хотя бы по Москве и Московской области.

– Увы, – Савелий развел руками, – хочешь выяснить – шли запрос в диспансер по месту постоянной регистрации. Пока так, но в недалеком будущем нам обещают единую базу…

– Знал бы ты, что нам обещают в недалеком будущем, – многозначительно сказал Виталик. – Все обещают и обещают… Ой, совсем забыл!

Виталик хлопнул себя ладонью по лбу, вскочил и направился в прихожую, где на вешалке оставил свою сумку. Вернулся с новыми фотографиями.

– Поскольку индивидуальность преступника больше ничем не проявляется, ответ надо искать здесь, – сказал он, передавая фотографии Савелию.

– Волга впадает в Каспийское море, – продолжил Савелий. – Солнце встает на востоке, в Москве сегодня жарко…

– Ты не умничай, – перебил Виталик, – ты лучше дай психологический портрет преступника…

– Вместе с адресом.

– Можно и вместе с адресом, а потом уже умничай сколько захочется.

Труп на фотографии выглядел как-то по-клоунски или, скорее, по-киношному – рулон, из которого торчат ботинки.

– Интересно – на ботинки у него пленки не хватило или они что-то значат? – подумал вслух Савелий.

– Мог бы и ботинки прихватить, если б хотел, – пожал плечами Виталик. – Там, в зарядке, еще два початых рулона стояли. Может, просто торопился.

Савелий перешел к фотографиям листа с рецептами. Гуляш из говяжьего сердца или вымени, голубцы мясные, долма… Рецепт голубцов обведен красным. А если бы он выбрал гуляш из сердца? Вскрыл бы тогда грудную клетку? Нет, не дурак, понимает, что надо выбирать, сердце так вот просто, да еще и без специальных инструментов, из груди не вырежешь. Провозишься да в крови измажешься. Это тебе не труп в пленку закатывать.

– Он не дурак… – вслух сказал Савелий.

– Это хорошо, скорее поймаем. Умные предсказуемы, их ловить легче. Я тебе так скажу – третье убийство подтвердило, что преступник убивает бессистемно. В цепочке «сын заместителя директора – сотрудница отдела персонала – водитель погрузчика» нет никакой связи. И к тому же Шарабчиев в день своей смерти остался на переработку, чего наперед никто предсказать не мог. И то, что он будет ставить кар на зарядку, тоже никто не мог предсказать, он же его не каждый день ставил, а только по мере необходимости.

– Убийца мог элементарно следить за ним, – возразил Савелий. – сотруднику склада несложно это сделать.

– Так-то оно так, – вздохнул Виталик, – но чует мое сердце, что убивает он бессистемно. Пришел – увидел – убил – ушел. Неуловимый мститель. На момент смерти Шарабчиева на территории склада было девяносто два сотрудника и четырнадцать человек посторонних. Всего-то!

– Но ведь кого-то можно исключить?

– Женщин, всех посетителей, которые не были на территории во время двух предыдущих убийств, охранников у входа, которые постоянно были в поле зрения камер. Остается семьдесят пять человек, к тому же на складе учет прихода и ухода сотрудников ведется вручную, карточек на входе-выходе отмечать не надо, поэтому цифры условны. При желании любой сотрудник мог задержаться, отсидеться где-нибудь в тени, убить и уйти домой. А мог и не уходить никуда – поспать там, где отсиживался, и утром сделать вид, что только пришел на работу. Камеры-то на вахте хреновенькие, когда толпа прет, опустив головы, каждого не идентифицируешь, можно только по головам считать, не более того. Короче говоря, подозревай всех – не ошибешься.

– Это вообще очень перспективный метод, – одобрил Савелий. – Если подозревать всех, то ни за что не ошибешься, потому что преступник непременно окажется в числе подозреваемых.

– Ты по ходу дела усваиваешь азы оперативного мышления, – хохотнул брат и, увидев, что Савелий поднес фотографию поближе к глазам, спросил: – Углядел что-нибудь?

– Прикольные консервы, называются «Кисло-сладкое мясо», – ответил Савелий и зачитал вслух: —

«Консервы «Кисло-сладкое мясо» – очень вкусное готовое блюдо; оно приготовлено из первосортного мяса, коровьего масла, фасоли или чернослива, томата-пюре, муки пшеничной, лука, соли, сахара, моркови, петрушки, чеснока, специй, красного вина и уксусной эссенции…»

– Фигня какая-то, – высказался Виталик.

– «Мясо режут на ломтики толщиной десять миллиметров, – продолжал Савелий, – кладут на восемь суток в маринад, после чего его проваривают, укладывают в банки, заливают соусом (томат-пюре, вино, сахар, масло, мука)».

Виталик брезгливо поморщился.

– «Консервы эти готовят в двух видах – с фасолью или с черносливом!» – добил его Савелий.

– Послушай, а почему ты меня ничем не кормишь? – с ехидцей спросил брат. – Я же все-таки прямо с работы к тебе приехал. На дефлопе с крутоном я не надеюсь, но на яичницу рассчитываю.

– Извини. – Савелий положил фотографию на стол и поспешил к плите.

– Желательно на сливочном масле и сыру от души настрогать! – высказался вдогонку Виталик. – И кетчупом, кетчупом полить не забудь…

Чисто из вредности Савелий немного извратился с кетчупом – полил яичницу фигурно, написав на ней «Виталя-обжора».

Мог бы написать что угодно или вообще ничего не писать, потому что голодному Виталику было не до подобных «изысков». Пока он уминал яичницу, по обыкновению, помогая вилке не ножом, а куском хлеба, Савелий изучил оставленный преступником лист с другой стороны. Тушеное говяжье сердце, гуляш из легких, в колонке написано про купаты и кебаб.

– А вдруг все дело в колонках? – предположил Савелий. – Вдруг рецепт – это только для отвода глаз или усложнения загадки? Тогда ясно, почему убийца выбрал именно эту книгу, мало где помимо основного текста есть такие колонки.

– И что же он хочет сказать? – Виталик на секунду отвлекся от яичницы. – Что кисло-сладкое мясо – вкусное блюдо? Нет, тут что-то другое, нутром чую…