Kitabı oku: «Автопортрет, или Записки повешенного», sayfa 4
Большие деньги
В России можно хорошо заработать на всем. Основное качество, которым должен обладать человек, решивший делать свое дело, – он должен поверить в свою самостоятельность, в независимость от каких бы то ни было обязательств и других людей. Многие идут в бизнес, не понимая этого, а потом разоряются, сваливают вину на других, не понимая, что дело в них самих. Кто воспитал такую уверенность в своей независимости или кто с ней родился, те будут успешны, чем бы они ни занимались.
Собственность не раздавалась. Она вырывалась зубами, доставалась в тяжелейшей конкурентной борьбе. Просто были люди, которые раньше других поняли, что собственность перестанет быть государственной. Не только поняли, но были готовы сражаться, чтобы она досталась им, и за это сражались в полном смысле слова. Для меня удивительно, что людей, готовых сражаться за большую государственную собственность, оказалось мало. Я не совсем хорошо знаю биографии тех, кого называют сегодня олигархами, но свою-то биографию знаю хорошо. У меня не было никакой «лапы», никакой протекции, никакого «теневого капитала». Я занимался наукой, была зарплата доктора наук. Иногда подрабатывал тем, что помогал писать диссертации. Все предпосылки для того, чтобы стать богатым человеком, создавал я сам. Важно то, что у меня не было никаких комплексов. Не было комплексов по поводу того, что кто-то умнее меня, кто-то сильнее, настойчивее.
Из тех, кого сегодня называют «олигархами ельцинской волны», ни один не был советской номенклатурой. Не знаю, какая «лапа» помогала Гусинскому. Знаю, что его отец был рабочий. Мне кажется, что у всех нас общим качеством является воля и какая-то нереализованность в прежней жизни. Меня иногда обвиняют: «Вы были под чеченской мафией». Олигархи тем и отличились от других, что никогда ни под кого не «легли». Ни под государство, ни под мафию. Тех, кто лег, сегодня уже и не помнят. Есть понятие, которое олигархов объединяет, с одной стороны, а с другой – отличает от многих других сообществ. Это абсолютно жесткий рационализм и последовательность в этом рационализме. Они делают не то, что им приятно или неприятно. Они делают то, что им выгодно.
Новую Россию сделали две объединившиеся силы – реформаторы и олигархи. Правда, здесь необходимо оговориться – олигархи были прямым произведением реформаторов. Только вот родители сами не смогли бы решить проблем. Более того, решающую роль сыграла именно воля олигархов, потому что к тому времени реформаторы уже устали от борьбы. Устал Ельцин, устал Гайдар, устал Чубайс. А олигархи выстояли, жестко противопоставив себя регрессу. Каждый олигарх – это мощная индивидуальность. Но у всех олигархов есть общие черты – это воля, стремление овладеть решающими факторами. Олигархи оказались сильнее всех мафий, сильнее самой власти, перед которой они не прогнулись. Во всяком случае, если иметь в виду только видимую часть айсберга, а не ту, что скрыта под глубокой толщей воды или темноты. Я под властью не прогнулся. Других же винить не хочу. В конечном итоге капиталы олигархов никуда не делись, не растворились. Никто из них никуда не сгинул. Да, власть элементарно справилась с так называемой политической элитой России, выстроив всех по вертикали, подчинила средства массовой информации, с большим трудом выгнав за порог владельцев холдингов – Гусинского и меня. Но все равно тягаться с олигархами для власти – нелегкий крест. Она никак не может забрать наши деньги, ну никак.
Предприниматель – человек, который сам инициирует изменения в жизни. Большинство же людей оказалось перед необходимостью что-то менять, и в этом смысле большинство не является предпринимателями. С другой стороны, именно это большинство признало необходимость перемен, пусть вынужденных, пусть тяжелых. И с этой стороны все являются предпринимателями, но одни – по собственной инициативе, другие – по нужде.
Огромная масса людей оказалась в тяжелом положении. Когда я в 1986 году пришел к своему учителю академику Емельянову и с радостью стал говорить о политических изменениях, он мне сказал: «Борис, посмотрите, с каким удовольствием народ бросил работать!» Вот одна из причин, почему многие не смогли себя найти. Много лет нас отучали работать. И вдруг люди оказались перед реальным выбором, когда можно себя реализовать… Сегодня никому не запрещено открывать ни цех, ни завод, ни палатку. Это все глупые разговоры, что нужно всем давать взятки, – разговоры тех, кому лень работать. Когда я начинал свое дело в 1989 году, у меня было три тысячи рублей. Это половина стоимости автомобиля. И ничего больше. Я и мои приятели рискнули и вложили свои деньги. Нас было всего пять человек, мы проявили инициативу. Мы работали, как и сейчас, по двадцать часов в сутки.
Да, все началось в 1989 году, когда мы с «АвтоВАЗом» стали создавать «ЛогоВАЗ». Переход к бизнесу произошел мгновенный. Началась другая жизнь. Мне говорили: ты сумасшедший. Зачем? У тебя есть перспектива стать директором института. Сейчас бы, наверное, стал…
Понятно, что в 1989, в 1990, в 1991 годах очень мало людей вообще верило в возможность частного предпринимательства в России. Огромное поле было совершенно пустым. Начался развал социалистической экономики, пришли разные люди с разными целями. Некоторые – просто своровать, и в уголок забиться, и доживать жизнь с этим куском. Были те, кто сел на «потоки», чтобы потом стать собственником и заниматься бизнесом в России. Деньги делались очень легко. Но вера в то, что это законно, что тебя не посадят на следующий день, была у очень немногих людей.
Мы, вопреки всем сказкам, начальный капитал сделали на торговле своими мозгами, разрабатывали программный продукт для оценки качества различных проектов и пролоббировали его через Госкомстат по науке и технике для обязательного приобретения этого программного продукта всеми проектными институтами Советского Союза. Тогда мы были уже совместным предприятием, познакомились с чиновниками, поговорили – и пролоббировали. А это миллионы рублей. Но дальше стало ясно, что формула бизнеса: умение зарабатывать деньги легальным путем. Абсолютно не важно, чем заниматься, лишь бы это было то, чего ждет рынок. В тот момент символом свободы для советского человека был автомобиль. И мы стали создавать предпосылки к цивилизованному рынку автомобилей, охватывающему всю технологическую цепочку, от производства и продажи до ремонта, то, на что люди были готовы отдавать последние деньги.
Мы не занимались реэкспортом. Мы зарабатывали на инфляции. Мы честно говорили «АвтоВАЗу», что мы забираем машины и гарантированно платим по сегодняшней цене, но через три месяца. Как был устроен «АвтоВАЗ» в советское время? 300 тысяч машин в год шло на экспорт. Шли через какую-то панамскую фирму, себестоимость машины была тогда 2000 долларов. Дилеру их отдавали по 1700 с рассрочкой оплаты на пять лет. При этом 60 процентов комплектующих «жигулей» были импортные и покупались только с предоплатой.
Никто никогда не продавал в России иномарки. Мы привезли первую партию – 886 «фиатов». Мы взяли кредит семь миллионов долларов, выложились до копейки, мне говорили: ты сумасшедший, их никто не купит, по дороге растерзают. И вот приходит замдиректора «АвтоВАЗа» – и стоят эти «фиаты» на стоянке, как летающие тарелки с Марса… И мы стали зарабатывать не миллионы рублей, а миллионы долларов. Много миллионов.
Почему мы? Потому что большинство считало, что это временно, а потом опять придет секретарь обкома, человек в кожанке, и скажет: «А ну-ка назад!» Я поверил, что подобного не произойдет. Я считаю, что подал пример другим, поверив в то, что в России существуют возможности для самовыражения в бизнесе. Я создал мощную группу, которая реально оперирует сотнями миллионов, миллиардами долларов. Это показатель и критерий.
Что происходит с человеком: у него крыша начинает ехать, потому что все материальные цели достигнуты в один день. Что делать дальше? Я засыпаю человеком, который владеет половиной «жигулей», человеком, который покупает в рассрочку люстру через кассу взаимопомощи, а просыпаюсь – могу купить 100 автомобилей, 1000 костюмов, могу поехать в любую страну мира (тогда уже была возможность). Не нужно было специальное решение секретариата ЦК КПСС, как было раньше, когда я был ученым. Бери миллиард и поезжай. Можно купить 100 дорогих машин, 20 квартир, 1000 костюмов. Как жить, когда заработал сначала в рублях, потом в долларах первый миллион, потом еще десять миллионов? Мы с женой стали летать по свету, в любой конец земли, могли останавливаться в любых престижных гостиницах и так далее. Я точно понимал, что мне нужно изменить цели в жизни. Это был уже 1994 год.
Немало есть людей, для которых накопление капитала превратилось в самоцель. Я тоже много работаю, по двадцать часов в день, на меня замкнута масса людей. Получается, я принадлежу как раз к той категории, о которой только что сказал. И я оправдываюсь перед собой тем, что гипотетически могу в любой момент отправиться в аэропорт, чтобы полететь зимой позагорать на океанском пляже, а летом покататься на лыжах. Впрочем, почти всегда я еду в аэропорт ради очередной командировки.
Не могу сказать, что мне становится скучно, едва я поднимаюсь по трапу самолета, летящего за границу. Нет, мне нравится в Европе, Америке, но того ритма, которым живет Россия, там нет. У нас интереснее. Российская жизнь последних лет – с начала перестройки – круто изменила всех нас. Вне зависимости от того, стал ли человек материально жить лучше или хуже, он стал жить по-иному. Разорвана связь времен. Все, что было до 1985 года, словно относится к другой жизни. Человек так устроен, что даже изменения к лучшему – тяжелая нагрузка. А уж перемены к худшему…
Да, сегодня я стал неизмеримо богаче, но, извините, сколько можно потратить на себя? На самом деле очень сложное ощущение: заработать столько денег, что все материальные цели, казавшиеся до этого невоплотимыми, вдруг разом становятся возможными. Это стресс. Я думаю, что пережил достаточно сильное психологическое изменение, поскольку всё материальное мне было никогда не просто не чуждо, а я придавал этому большое значение. И чтобы была квартира отдельная, и чтобы был телевизор, и чтобы машину купить – все это было для меня очень важно. И когда я стал заниматься бизнесом и за год достиг того, о чем не мог мечтать никогда, – это, конечно, серьезная для психики, для всего организма нагрузка. Но через год всё приедается. Или же надо кардинально менять жизнь.
Мне всегда смешно читать жалобы бизнесменов, политиков на свою трудную жизнь: мол, надрываемся на службе, горим на работе. Это как-то неискренне выглядит. Если устал, пойди отдохни, найди должность поспокойнее. Куда я бегу? Конечно, мог бы остановиться, ничего не делать. Но это было бы искусственное торможение, мне пришлось бы делать насилие над собой. Когда я стал богатым, наступил момент тяжелейшего выбора. Нужно было переформулировать все жизненные цели, потому что я не на словах, а из собственного опыта понял: счастье не в деньгах и не в их количестве. В психологическом смысле не имеет принципиального значения, богат ты или беден.
Деньги – это большая свобода. До сих пор для меня очень сложно определить, что такое богатый человек, и не потому, что я лицемерю. И уж точно могу сказать, что это не одномерная штука – богатство. Конечно, это было сложное состояние, чтобы вместо тех целей, которые разрушены, потому что достигнуты, сформулировать другие. Очень много людей сломалось на деньгах. Человек заработал миллион долларов, у него поехала крыша, и все закончилось. Он стал колоться, или спился, или купил себе домик на юге Франции и забыл думать о чем бы то ни было еще.
Есть масса примеров, когда люди, заработавшие первые деньги, уходили на покой, покупали дома, виллы в тихих европейских городах или где-то на островах и уезжали, пропадали навек. Наверное, они довольны жизнью. У меня получилось. Я почти мгновенно сумел кардинально поменять жизнь и поставил крест на примитивно-утилитарных задачах. Я пережил и кайф, когда с гордостью носил большие золотые часы. А нынче часики стоят восемьдесят фунтов, и они меня вполне устраивают. В них удобно плавать в бассейне, в море. Я давно уже не знаю, что сколько стоит. На самом деле я уже не меряю предметы по цене. Мне нравится то, что мне нравится. А сколько это стоит – безразлично. Лейблом меня не возьмешь. Когда меня спрашивают, сколько стоят вот эти часы на руке, я в шутку бросаю: «Восемьдесят тысяч долларов». И люди верят.
Когда мой друг, знаменитый на весь мир основатель бренда пива Хайнекен, спрашивал меня о жизненных проблемах и я отвечал, что их у меня только две – как заработать деньги и как их потратить, он говорил: «Ошибаешься. Что касается первой, ты прав. А вторая – как не потратить деньги». Деньги плюс интеллект могут всё. Одного интеллекта недостаточно. Хотя, в общем, быть может, и достаточно, но деньги с интеллектом могут всё. Даже изменять чувства, хотя это самое сложное. Я имею в виду не покупать чувства, а изменять их.
Распродажа века
Россия чрезвычайно криминализирована сегодня. Это происходит в силу ряда обстоятельств, но есть одно доминирующее. Доминирующим обстоятельством является колоссальное, невиданное в истории перераспределение собственности. В 1991-м почти на 90 процентов была государственная собственность. Сегодня огромная, богатая страна на 75 процентов – на 75 процентов! – уже не является собственностью государства, а является частной собственностью. Вот в этом перераспределении нет ни одного довольного человека. Те, кто заработал один миллион, считают, что могли заработать двадцать. Те, кто заработал двадцать, считают, что могли заработать сто. Ну, естественно, недовольны те, кто что-то потерял.
Есть общие экономические законы. Именно зависть порождает конкуренцию. Именно конкуренция является двигателем развития. Бессмысленны потуги улучшить перераспределение. Нет такого способа, который сделал бы это распределение более приемлемым. Как бы это перераспределение ни было произведено, недовольных было бы не меньше. Важно, что произошло перераспределение, что созданы предпосылки для реализации естественных экономических законов.
Справедливого перераспределения собственности не существует. Как доктор наук я получал зарплату пятьсот руб лей. И стал владеть собственностью, которая с трудом поддается оценке. Понятно, нефтяные компании, ОРТ и так далее…
Это – рынок, сегодня они стоят миллиард, а завтра приносят убытки и не стоят ничего. Но тем не менее это очень большая собственность. И что же, всё классно происходит? Нет, конечно. Потанину досталось больше. Гусинскому где-то досталось больше. Я недоволен, конкурирую, считаю, что собственность распределена несправедливо. А что говорить о людях, которые не только не приобрели, но еще и потеряли, стали жить хуже? Конечно, несправедливо.
Многое в процессе приватизации в России делалось неразумно. Не учитывая реальных экономических особенностей страны. В России двадцать предприятий создают более половины национального продукта. Если бы эти предприятия переходили в собственность особым образом, постепенно, то государство смогло бы за их счет обеспечить необходимый минимум для каждого гражданина, а не допустить такого падения, пустив всех в свободное плавание.
Степень коррупции в России соответствует степени преобразования. Это богатство было ничье, не принадлежало никому. Это было государственное. И вот чиновник может одной росписью определить – тебе принадлежит или не тебе. Конечно, работая с «АвтоВАЗом», мы эксплуатировали возможности этой крупнейшей российской компании. И если говорить без лицемерия, то все совместные предприятия, выраставшие рядом с подобными гигантами, делали то же самое. Другой вопрос, как они это делали – законно или незаконно. Наше достоинство состояло в том, что мы с самого начала имели мощное юридическое обоснование под всеми своими действиями. Мы понимали, как общество будет реагировать на появление класса собственников, на то, что одни становятся богаче, а другие беднее. Шла приватизация.
Рыночная экономика хороша тем, что дает шанс каждому. У каждого появляется возможность стать не просто богатым человеком, а счастливым человеком, принадлежать самому себе. Очень многие, к сожалению, от этого выбора отказались. Но все больше и больше людей осознают, что «халява» закончилась, что нужно работать. Когда наши мужчины перестанут бродить по улицам, а начнут работать, тогда ситуация в стране изменится к лучшему.
Да, мы живем не на острове. Поэтому вина за то, что эти люди не нашли себя, частично лежит и на нас. И конечно, мы должны думать о тех людях, у которых по природе нет достаточной инициативы, нет способностей. Неминуемо (и это не только российский опыт, это – классический опыт перехода от тоталитарного режима к демократическому), что общество пройдет через разочарование. Надежд всегда больше (а у нас – особенно много), чем их реализаций. Но самое главное – нужно было заплатить за этот переход. И большинство оказалось неготовым это делать – платить. Мягче реформы провести было невозможно.
Первоначальное накопление капитала обычно происходит на грани закона. Важно не переступить черту. Я могу определенно утверждать, что все, кто сумел пробиться в деловую элиту России, рамки закона не нарушали. Другое дело, что закон долгое время не был четко прописан, законы были непонятные: одни уже перестали работать, другие еще не начали. Я не считаю, что воровал. Еще никто ни разу не доказал, что я нарушал закон. Я думаю, что на сегодня я вообще самый прозрачный бизнесмен в мире, потому что по просьбе России все мои деньги были просвечены много раз. И в Великобритании, и в США, и в других странах. О том, как я зарабатываю деньги, написаны тысячи статей и все, за редчайшим исключением, – ложь. Тем не менее бизнес – это зарабатывание денег законным способом, и до тех пор, пока кто-либо не доказал, что я нарушил закон, все деньги, заработанные мной, легальны. До настоящего момента бесчисленные попытки, в том числе самых высоких руководителей страны, доказать, что я нарушил закон, безуспешны. Я же точно знаю, что не нарушал закона, выстраивая свой бизнес, и поэтому трачу деньги с чистой совестью.
Была проблема с одной идеей – проект «АВВА». В 1993 году я решил, что настало время создать более простой, дешевый «народный автомобиль» и открыл подписку на акции «АВВА» для строительства сборочного производства. Чтобы построить такой завод, по нашим оценкам, нужно было 300 миллионов долларов. Мы, в соответствии с тогдашним законодательством, выпустили акции, отпечатали в Швейцарии, с портретами великих русских экономистов.
Устроили грандиозную рекламную кампанию, и люди поверили. Мы собрали порядка 50 миллионов долларов. К сожалению, экономика пошла вниз, что нанесло ущерб самой идее. Мы стали выпускать модернизированные автовазовские модели. Предприятие просуществовало два года или три, не стало прибыльным в той мере, в которой мы рассчитывали, и было принято решение обменять акции «АВВA» на акции «АвтоВАЗа» один к одному. Обмен происходил в течение почти трех лет – с 1997 по 1999 год. В 1993 году одна акция «АВВА» стоила минимум десять долларов, а к 1998-му одна акция «АвтоВАЗа» – двадцать долларов. За пять лет стоимость акций возросла в два раза. Это совсем неплохая прибыль, учитывая, что деньги, которые были вложены, в основном подверглись инфляции. Все разговоры об обмане не имеют под собой почвы. Идея была абсолютно честная, открытая, в отличие от всех «МММ», поскольку в этой структуре никогда не было никакой пирамиды. Но расчет оказался неверным. Я не понял, что люди не готовы инвестировать достаточно средств в промышленность. Я надеялся на иностранные инвестиции. Но случился кризис, и все покатилось в обратную сторону. А так все абсолютно структуры, в создании которых я принимал участие или которые я создал, они все успешны.
«ЛогоВАЗ» первым в России создал рыночную систему продажи автомобилей взамен существовавшей ранее советской системы распределения. Мы создали цивилизованную систему технического обслуживания автомобилей, построив по всей стране множество станций техобслуживания. Николай Алексеевич Глушков, проработавший три года на «АвтоВАЗе» в качестве замдиректора по финансам и экономике, внедрил на предприятии-гиганте рыночную экономическую систему вместо плановой. Мы первыми в России на «АвтоВАЗе» создали современный механизм работы завода. Замечу, «АвтоВАЗ» – единственное из всех автомобильных предприятий постсоветского пространства, которое до сих пор работает эффективно, производя автомобили, и продолжает их выпускать в количестве не меньшем, чем раньше, а в большем – именно вследствие участия нашей группы в деле перехода предприятия к рынку.
То же и в «Аэрофлоте». Глушков занял пост первого заместителя генерального директора «Аэрофлота». Это огромная компания, которая продает билеты по всему миру. Но вырученные от этого деньги самым бесчестным образом разбазаривались. Тогда Глушков решил консолидировать финансовые потоки. Также было очень важно, чтобы эти консолидированные потоки находились на Западе, потому что под них «Аэрофлот» получал западные кредиты. Это Глушкову удалось. Работа велась с крупнейшим швейцарским банком UBS. Компания отстояла свои позиции и на мировом рынке. Именно наша группа подняла капитализацию компании. За два года работы Глушкова и его команды в «Аэрофлоте» цена одной акции выросла с семи долларов до более чем ста долларов. Самолеты «Боинг» и «Аэробусы», на которых сегодня летают пассажиры «Аэрофлота», удалось приобрести именно в тот период, когда экономикой «Аэрофлота» занимались менеджеры группы «ЛогоВАЗ».
То же относится и к ОРТ. Борьба за ОРТ 1994 года была жесткой. Я стал активно лоббировать акционирование ОРТ. В этом принимали участие Александр Васильевич Коржаков и многие другие. В 1994 году государство тратило на обеспечение работы Первого канала около 250 миллионов долларов в год. Пятьдесят АО пытались получить над ОРТ контроль. Каждое АО владело своим временем на канале и что хотело, то и воротило. Но у телеканала может быть только один хозяин. В конечном счете ОРТ было акционировано, было семь крупных коммерческих структур и 51 процент у государства. Реклама собирала 30 миллионов, т. е. был минус 220 миллионов долларов. Был образован единый менеджмент, единая система управления компанией. После акционирования ОРТ государство лишь один раз после кризиса 1998 года заплатило каналу около 40 миллионов долларов. Все остальные расходы полностью покрывались нами. Никакой цензуры вообще со стороны власти на ОРТ не осуществлялось. Моя была. Так я же не власть. Я был соратником Ельцина, но мне Ельцин никогда ни одного указания не давал. Я тогда уже понимал, что это мой переход в политику.
В приватизации крупных нефтяных компаний я сначала не участвовал, недостаточно понимал значимость, подключился в конце. Была образована компания «Сибнефть» путем выделения из компании «Роснефть». Были выделены «Ноябрьский нефтегаз» и Омский нефтеперерабатывающий завод. Инициатива принадлежала Абрамовичу, он был тогда трейдером. В жесточайшем столкновении с «Инкомбанком» мы выиграли тендер. Виноградов счел, что во время аукциона может поехать на охоту, а я счел нужным не отходить от двери. Все, кто относился к этому серьезно, – и ЮКОС, и ТНК, и Потанин – не отходили ни на секунду от процесса. Дальше началась битва за владение «Сибнефтью» с «Альфой» и с Потаниным. Мы прошли бесконечную череду судов. Сначала «Альфа», потом Потанин использовали все силовые инструменты.
Друг в друга не стреляли. Олигархи в олигархов – точно нет, это я знаю доподлинно, и сам, как олигарх, не стрелял ни в кого. Ни Гусинский, ни Фридман, ни Ходорковский, ни Потанин, ни Виноградов этого не делали. Я считаю, что и другие олигархи в других не стреляли, поэтому они и стали олигархами. Часто говорят: олигархи под бандитами, Березовский под чеченами. Олигархи стали олигархами потому, что ни под кого не легли – ни под бандитов, ни под власть, ни под спецслужбы. А остальные – не хватило, как говорится, духу.
В этом и была сила олигархов, моя в частности, что мы верили – в России можно создать лучший в мире бизнес. Иностранные банкиры и бизнесмены удивлялись, почему мы «держим яйца в одной корзине», в русской. В 1996 году мы были сильны именно потому, что «все яйца были в одной русской корзине». Если бы наши капиталы были на Западе, не уверен, что все олигархи объединились бы для своей защиты вокруг Ельцина. Никто больше богатых людей не заинтересован в будущем России.
К сожалению, олигархи в России в огромном дефиците и всё еще опасаются взять на себя ответственность за будущую судьбу страны. Это их нежелание взять на себя социальную и политическую ответственность часто оборачивается огромной бедой для России. Капитал во многом определяет лицо страны. Капитал – это отнюдь не вульгарное представление о денежном мешке, это концентрированный интеллектуальный, финансовый и материальный потенциал нации. К сожалению, российские олигархи значительно уступают в этом своим коллегам из цивилизованных стран. И успехи этих стран значительно выше наших, в том числе и потому, что там богатые люди понимают свою ответственность перед обществом.
Абсолютно лицемерно было бы утверждать, что бизнес развивается только по законам, которые государство продекларировало, и все здесь абсолютно кристально чисто. Особенно в том смысле, что никакого касательства к власти никто не имеет и власть никак не связана с бизнесом. Это абсолютно не так, не так везде, включая страны с самой развитой рыночной экономикой. Везде существуют личные связи – основа любого бизнеса. Россия не является исключением, и может быть даже наоборот – более, чем в других странах со стабильной экономикой, эти отношения выражены. Все те, кто сего дня успешен в бизнесе, все без исключения находятся в тех или иных взаимоотношениях с властью, с конкретными людьми.
Если говорить по существу, это вообще вопрос переходного периода. В нормальной рыночной экономике бизнес и определяет власть. Власть может быть или властью идеологии, или властью капитала – третьего не дано. У нас переходная экономика, переходный процесс. Поэтому власть уже не идеологическая, но еще не власть капитала. Если рассматривать лично мои взаимоотношения с властью, то я нисколько не выделяюсь из ряда тех, кто реализует крупные проекты, в том числе национального масштаба. Они не могут осуществляться без взаимодействия с властью, касается ли это средств массовой информации или строительства автозавода.
Почему я был не согласен с Явлинским, который говорил про 500 дней перехода в рынок? Потому что рыночная экономика – это не механизм, а менталитет. Это переход из ситуации, когда ты знаешь, что кто-то о тебе заботится, в ситуацию, когда ты понимаешь, что, кроме тебя, больше некому решить твои проблемы. Совершенно иное восприятие мира. И вдруг миллионы людей просыпаются в другом мире. Конечно, это невозможно осознать. Другое дело, если бы за счет базовых отраслей создали необходимый экономический минимум для населения, чтобы не было такого тяжелейшего социального эксперимента.
На этапе приватизации прибыли отношение к собственности, понятно, было плевое. Ты просто пытаешься аккумулировать капитал, что нередко приводило к разрушению самих компаний. Одни приобретали недвижимость, какие-то блага, другие все-таки пытались приобрести само предприятие. И вот, когда ты приобретал предприятие, отношение к нему у тебя менялось кардинально. Ты понимал, что теперь надо всячески мешать приватизации прибыли. Наоборот, надо сделать предприятие эффективным. То есть новые собственники должны были одновременно быть и управляющими. Наступал новый этап. Система должна была стать эффективной. Нужно было создавать новые государственные принципы.
Возьмем, к примеру, собирание налогов. Рассуждают, какие нужны налоги – больше, меньше, при этом потеряв первоначальный смысл: а что такое вообще налог? Почему в одних странах люди готовы платить 70 процентов своего дохода, а в других не готовы и 30 процентов платить? Ведь, наверное, никто в России не воспринимает сегодня налог как плату государству за защиту себя. В России, сколько бы вы ни заплатили, вы не будете защищены ни от преступности, ни в случае болезни, ни для помощи своим детям. Вы торгуетесь с государством, как с рэкетиром: «Нет, никаких 70 процентов! И тридцать не дам. Процентов десять заплачу, чтоб не приставало, потому что помощи и так не жду». Вот в чем суть, а не в том, больше или меньше. До тех пор пока нет нормального государства, невозможно собирать налоги.
Сильный капитал – сильная страна. И поэтому у меня нет никаких сомнений, что если мы отбросили идеологию, то единственная власть, которая реальна в стране, которая в состоянии поднять страну, – это власть тех людей, которые хотят сделать страну богатой. Именно новые собственники должны взять на себя ответственность за стратегическое сохранение системы, которая обеспечит защиту этой собственности; люди, которые получили капитал, должны теперь войти в управление государством.
