Kitabı oku: «Хард & софт. Как создавался российский рынок информационных технологий», sayfa 2
День 22 августа запечатлелся в памяти особенно ярко: я хорошо помню, как, проходя по коридору первого этажа вдоль Варварки, я услышал невнятный гул толпы – это многотысячная демонстрация после митинга на Манежной шла с Красной площади по направлению к зданию ЦК и площади Дзержинского (ныне Лубянка) – и отчетливое мощное скандирование: «Убийцы!!! Убийцы!!!» Помню…
«Позвольте, – подумал я, – это кому они кричат такие обидные слова?» Как потом оказалось, народная масса направлялась прямиком к главному подъезду на Старой площади, чтобы выместить свой гнев на «душителях трудового народа», которыми и были определены сотрудники ЦК. Мне этот мотив совсем не понравился, к убийцам я себя по понятным причинам не причислял, но поди ж ты объясни разгоряченным гражданам… Я быстро покинул небезопасный подъезд, увидел, как обалдевший окровавленный завхоз бежит в УД, прижимая к груди осколки разбитого стекла с надписью «Центральный комитет КПСС», и я, решив дальше не искушать судьбу, рванул на машине в Кратово – эвакуировать семью… Настоящих погромов на цековских дачах и в санаториях вокруг Москвы не было – так, несколько разгоряченных революционеров в эти дни побили стекла в ряде домов, но бунтарей быстро успокоили.
Примерно через месяц ЦК КПСС как организация был ликвидирован, нас вызвали для получения документов в отдел кадров. На входе в управление уже стояли какие-то странные бородатые люди в черных гимнастерках и галифе… Новая власть – новые правила. А я становлюсь безработным второй раз в жизни – уже и в новой. «Уволен по сокращению штатов», – написано в уведомительном письме, хотя какое это сокращение штатов? Это просто ликвидация работодателя. Ну да ладно, не до точности формулировок тогда было. К счастью, «охоты на ведьм» после переворота не произошло, хотя опасность «народного гнева» какое-то время существовала реально. Бог его знает, куда повернет история, а то ведь и на вилы, бывало, и красного петуха… Пронесло.
Надо было опять искать работу, нельзя останавливаться ни на минуту – ощущение уходящего куда-то поезда не покидало. Обзвонил всех друзей, знакомых, знакомых знакомых… Начали поступать предложения: не хотите ли заместителем главного редактора газеты «Рабочая трибуна» по экономике? Я даже съездил в здание редакции на улице Правды: ничего более унылого и беспросветного я не помню. Интуиция подсказала, что связываться с коммунистической прессой в период демократической революции, пожалуй, не стоит. Сосед по дому: «А давай к нам, в кооператив, мы авторемонтом занимаемся, дело прибыльное, сервис и все такое, а ты все-таки экономист?» Ну да, со знанием двух языков при этом. Но какое отношение имеет автосервис к внешней торговле, я не понял и даже не стал продолжать разговор… Требуется помощник по внешнеэкономическим связям в правительство Москвы, для заместителя мэра Иосифа Орджоникидзе… Я честно сходил на прием на Тверскую, 13, понял, что возвращаться в коридоры с красными ковровыми дорожками и массивными дубовыми дверями с латунными ручками не хочу, и, как оказалось, правильно сделал, ибо потом с интересом наблюдал за криминальной хроникой в последующие годы: на Орджоникидзе было несколько покушений. Понятно: передел собственности и все такое. Можно только предположить, где бы в этот момент мог оказаться я…
Такой вот «рынок труда» в 1991-м.
В один из грустных осенних дней того года у меня раздался звонок от друга по багдадской командировке, Жени Устинова, работавшего уже с полгода заместителем начальника УпДК. Кто не помнит – это Управление по делам обслуживания дипломатического корпуса, весьма влиятельная и уважаемая организация. Так вот, это УпДК в свое время организовало некое совместное предприятие с американской фирмой Merisel, занимающейся поставкой компьютеров, – типичным дистрибьютором (тогда я таких слов не знал еще). Вкладом в СП было собственно здание, УпДК принадлежавшее, на Крутицком Валу. И надо же было тому случиться, что Женя, Евгений Николаевич, соучредитель СП со стороны УпДК, где-то встретился с президентом СП Мишей Красновым, Михал Петровичем, точнее, и узнал от него новость о том, что некая американская компания-партнер, поставщик «Мерисела», подыскивает себе что-то вроде коммерческого директора в одно из своих подразделений, и ему, дескать, предложили занять это место, а он, конечно, отказался, потому что, вообще-то, является президентом большой компании. Ну да, недостойное предложение, что тут скажешь! И Женя мне позвонил:
– Боря, ты только сразу не отказывайся, ладно?
– Ну?.. – отвечаю.
– Вот тут одна американская компания ищет начальника отдела…
– Хм… Американская? И как ты себе это представляешь – после ЦК КПСС?
– А чем черт не шутит, попробуй, не понравится – уйдешь.
– Что за компания, Жень?
– «Хьюлетт Паккард» называется. Компьютерами занимается.
В моей памяти компания с таким названием существовала: когда-то, давным-давно, на международной выставке в Сокольниках, помню, был павильон, где экспонировались научные калькуляторы Hewlett-Packard, но больше об этой фирме я ничего и никогда не слышал. Я обещал подумать и сразу не отказываться, как и просили. Через несколько дней я согласился встретиться с представителями фирмы и пошел готовить резюме, или CV–Curriculum Vitae (я таких слов тогда и не знал). Печатал на машинке с латинским шрифтом во Всесоюзном агентстве по авторским правам, потому что там работала моя хорошая знакомая Люся, и вообще-то я туда даже собирался устраиваться на работу когда-то, по приезде из Ирака, даже встречался с Николаем Николаевичем Четвериковым, начальником ВААП.
С Николаем Николаевичем мы были знакомы давно, года с 1976-го. Какое-то время я дружил с его старшей дочерью Надей, несколько раз бывал у них дома. Николай Николаевич уже тогда был одним из руководителей в ПГУ – Первом главном управлении КГБ, т. е. во внешней разведке, о чем я, понятное дело, тогда не знал. И провалил однажды «смотрины», будучи приглашенным на чай с вишневым вареньем. Я тогда был на практике во всесоюзном объединении «Внешторгреклама» и с увлечением рассказывал генералу про то, как интересно было бы заняться рекламной деятельностью! Мои наивные юношеские мечты, полагаю, его совсем не впечатлили.
В общем, на работу в ВААП он меня тогда так и не взял по причине… Впрочем, какая разница, по какой причине, раз уж так, в конце концов, карты легли. Дорога жизни сама вела меня, получается, в эту «калькуляторную» американскую компанию, где мне предстояло многому научиться самому и, надеюсь, многому научить моих американских коллег.
Начало
Начало моей почти уже 30-летней саги, романа с компьютерным рынком, следует отсчитывать от 17 декабря 1991 года, когда я после почти двух месяцев интервью, переговоров, присматривания друг к другу все-таки вышел на работу в компанию Hewlett-Packard. Правда, сначала меня направили на стажировку в ту самую компанию-дистрибьютор, Merisel, чтобы набраться хоть каких-то первичных знаний о рынке компьютерных технологий, в основном о западном, ибо в России этот рынок только-только начинал формироваться.
Из нескольких интервью особенно запомнилось собеседование с моим будущим начальником, американцем Кевином Керни, когда он вдруг предложил мне «продать» ему ручку – как сейчас помню: это была элегантная ручка Cross. Я несколько опешил, потому что тогда еще не знал, что именно этот трюк предписывают стандарты собеседования с кандидатами на позиции «сейлз», т. е. менеджеров по продажам. Мне показалось это даже унизительным – устраивать такую клоунаду, да еще со мной, недавним сотрудником ЦК, а до этого вообще начальником коммерческого отдела целого Торгпредства СССР в Ираке, человеком с более чем десятилетним стажем во внешнеэкономической деятельности! Переступив через собственное эго, я продемонстрировал свои способности к «продажам», но в большей степени – к логическим маневрам и к самовыражению, а также языковые навыки. Никакого понимания того, что такое «интервью», или по-русски собеседование, при приеме на работу у меня не было ни тогда, ни много позже. Это сейчас я такой умный и все про интервью понимаю, во многом потому, что за прошедшие годы сам уже тысячу раз проводил эти упражнения со стороны работодателя, ну и несколько раз, конечно, был и в роли интервьюируемого. Никогда я кандидатов-соискателей, кстати, не мучил этим испытанием, ручку мне продавать не нужно – у меня совсем другие инструменты отбора, а какие – не скажу, секрет фирмы.
Многим людям сама по себе постановка вопроса – «продать себя» – кажется неэтичной, что ли… Вроде не мешок картошки продаешь, а себя, любимого, – это видится чем-то за гранью. Но при ближайшем рассмотрении становится ясно, что все мы себя «продаем» или «подаем» (если это кажется более уместным понятием), чтобы получить взамен определенный набор благ: должность, зарплату, привилегии – т. е., по сути, вступаем в отношения обмена, желательно эквивалентного, с работодателем. И от того, КАК мы себя подаем, зависит, будет ли этот обмен нашего ресурса на материальное вознаграждение и должность эквивалентным, справедливым, по нашей оценке. Не секрет, что 99 % людей – и я точно не исключение – склонны себя переоценивать, потому что мы-то точно знаем, какие мы умные, образованные, умелые и вообще классные. Беда в том, что это совершенно неизвестно работодателю, к которому в поисках столь желаемого эквивалентного обмена мы обращаемся. Работодатель в лице своих служб найма, кадров, функционального менеджмента часто знает о нас только то, что написано в CV, что рассказывают о нас коллеги, рекомендующие начальники с предыдущего места работы (если их спросят), что видно из общедоступной теперь информации о нас, о наших предпочтениях, а сегодня, из социальных сетей, еще и о некоторых особенностях поведения, чего не было в 90-е, и, может быть, лучше для многих, что не было…
Но самым важным во всей истории ваших взаимоотношений с потенциальным работодателем остается момент интервью – очной короткой встречи с людьми, которым вы должны подать себя так, чтобы дверь в светлое будущее не захлопнулась, едва приоткрывшись. И вот тут у многих кандидатов возникают проблемы: во-первых, с пониманием важности момента, а во-вторых, с представлением, что и как надо говорить, как себя вести, чтобы продолжить знакомство.
Первое и основное правило – будьте честными перед интервьюером, не выдумывайте ни прошлых заслуг перед отечеством и предыдущими работодателями, ни особых качеств, которые требуются в новой должности, но, увы, у вас отсутствуют. Самый простой пример в этой области – «свободный английский», который при ближайшем рассмотрении выглядит очень печально. Не стоит «продавать» то, чего у вас нет.
Так уж получилось, что я арабист по образованию (МГИМО) и довольно долго профессионально работал с языком, до сих пор сносно могу на нем разговаривать. Несколько лет назад мне пришлось проводить интервью с кандидатом, указавшим в резюме арабский язык в качестве рабочего, наряду с английским. Английский я, конечно, протестировал первым, он оказался вполне уверенным, а на мой вопрос (уже на арабском) «И где же вы выучили арабский, коллега?» ответом были вполне прогнозируемые ступор и смущение. Пара лет с родителями в Алжире оказались достаточными, чтобы кандидат решил, что несколько разговорных фраз на не самом распространенном языке в нашей бизнес-среде могут считаться «знанием» языка. Видимо, кандидату показалось, что «знание» это каким-то образом поднимет его в глазах нанимающего менеджера. Увы, это преувеличение сослужило ему плохую службу. Эта история, к несчастью для соискателей должности, повторялась еще пару раз на моем веку, арабский язык оказался непроходным активом, лучше бы они не упоминали его вовсе… Многое видно невооруженным глазом, да и потом может сыграть с вами злую шутку, когда вы получите работу своей мечты, а правда вдруг всплывет на поверхность.
Второе правило – адекватность речи и поведения. За те короткие полчаса, которые вам отведены на интервью, надо успеть рассказать о себе самое важное, самое привлекательное, убедительное, на ваш взгляд. Но тут кроется засада: адекватен ли именно ВАШ взгляд? Лучше это проверить на независимых нейтральных консультантах – ими могут быть, скажем, и ваши знакомые из отрасли, но лишь те, кто не побоится дать вам честную оценку. Это полезно, так что готовьтесь услышать критику – она поможет вам на следующих этапах интервью. За полчаса разговора как бы ни о чем профессиональный менеджер с многолетним стажем оценит и ваш образовательный уровень, и эмоциональную устойчивость, и собственно навыки в профессии.
Выстраданная рекомендация кандидатам: никогда и ни при каких условиях нельзя расслабляться, даже если вас к этому побуждают позой, жестом, приглашением к «душевному» разговору на отвлеченные вроде бы темы. Чаще всего это ловушка, ни к чему хорошему это не приведет: «свободный формат» не означает свободы поведения никоим образом. Один из кандидатов минут двадцать мне рассказывал на интервью (конечно, это была провокация с моей стороны, каюсь) про то, как он перегонял купленный где-то в Канаде автомобиль в Россию, какие трудности испытывал, какой тюнинг планирует сделать, какую резину ставить… У него не хватило сообразительности остановиться вовремя, и он перешел границу адекватности, поддавшись на провокацию. Не поддавайтесь! Требуется полчаса концентрации внимания, мобилизации ресурса, энергии и убедительности. При этом, безусловно, встречи вам предстоят с людьми разными, и требования у каждого работодателя свои, и найти ту искомую интонацию очень и очень сложно, но именно в этом и будет ваша сила, ваше преимущество, если вам это удастся.
Мне самому несколько раз приходилось сдерживать эмоции, отвечая заученно, как бы по учебнику, на какой-нибудь стандартный и оттого раздражающий вопрос «о трех самых сильных сторонах или трех недостатках», и, признаюсь, на одном из интервью я сорвался, не выдержал и ответил в сердцах эпатажным «самым сильным моим качеством является, на мой взгляд, интеллект», что прогнозируемо привело к отказу от дальнейшего обсуждения моей кандидатуры (справедливости ради, на том этапе я уже мысленно попрощался с этой перспективой и сам, иначе бы не счел возможным столь вызывающий выпад).
Психологическая дуэль – вот что такое интервью. Настраивайтесь на нее заранее, там нет незначимых деталей. Вы положили руку за спину, вы отвели взгляд на чуть большее время, вы ушли от прямого ответа, забыли выключить телефон на время беседы (это сейчас, а в 90-е телефоны были далеко не у каждого) – все имеет значение. Один из кандидатов на руководящую должность во время интервью, например, неотрывно смотрел на картинку, висевшую на стене справа от меня. Контакт взглядом был утерян с первых минут, я с удивлением фиксировал эту необычную ситуацию и даже пытался ее исправить, но тщетно. Будущий руководитель, лидер, наставник для подчиненных упорно не ловил на себе даже мой откровенно удивленный взгляд. Отсутствие контакта во время интервью – почти однозначно проигранная партия. Внешний вид – это отдельная тема, но сколько бы ее ни обсуждали в профессиональных и не очень изданиях, замечаю, что по-прежнему кандидаты не всегда адекватны в одежде, в аксессуарах.
Все эти требования относятся и к ситуации «внутренней продажи» себя уже во время работы в компании. Нет нужды объяснять, что любое ваше выступление на публике, особенно перед широкой аудиторией, включающей руководство, – это ваш звездный час. И даже такие нестандартные ситуации, как, предположим, ужин на какой-нибудь очередной конференции за одним столом с президентом вашей компании. В этом случае у вас есть полтора-два часа времени для того, чтобы закрепить свое реноме и даже, возможно, создать задел на будущее – не жалейте энергии и концентрации в такие судьбоносные моменты! Оценку вам будут ставить не по тому, сколько времени вы провели в телефоне или как внимательно слушали собравшихся, скромно отмалчиваясь во время этого ужина. Да, это напряжение, это работа духа, это усилие над собой – но оно стоит того, поверьте. Зачастую именно после таких коротких встреч с высшим руководством компании карьера вдруг начинает уверенное движение, а вот в какую сторону – это уже зависит от вас. Более того, даже короткий контакт в лифте (!) может стать судьбоносным. И мой совет оказавшимся в такой ситуации: не используйте замкнутое пространство для самопрезентации, адекватным будет вовсе не попытка немедленно «продать» себя в этой ситуации, а уважительное ожидание приглашения к разговору, если повезет, или просто молчание.
Иногда лучше молчать, поверьте. Во время одной из таких поездок в лифте с президентом компании, посетившим наш офис, мой сотрудник, случайно там оказавшийся, вдруг громко, на американский манер, спросил президента: «Ну, как у нас дела?» Конечно, президент ответил что-то нейтрально-позитивное, но после не преминул отметить, что вопрос этот заставил его поднять бровь… Вроде бы ничего особенного, но «осадок» остался, и при очередном рассмотрении кандидатуры этого сотрудника на следующую должность что-то остановило меня, внутренний камертон адекватности дал сигнал опасности. Работа над формированием собственного «бренда» – процесс длительный и кропотливый, и не только послужной список и следующая за вами репутация играют роль: финалом и мерилом успеха этой работы всегда останется именно момент «продажи» себя на рынке занятости.
…Вскоре «меня купили»: мне было предложено выйти на работу в компанию. Первый год, правда, я числился сотрудником некого кадрового агентства «Теза» (позже – «Анкор»), потом стал в Hewlett-Packard начальником отдела. Это был, наверное, первый год, когда западные компании стали нанимать сотрудников не через Управление по обслуживанию дипломатического корпуса (УпДК), которое до начала 90-х было, по сути, единственным поставщиком проверенных местных кадров для иностранных компаний, решивших вести бизнес в СССР, а через возникшие частные кадровые агентства. Тест я прошел, хотя в этом был изрядный элемент случайности: я действительно ничего не знал о законах этого «жанра» и действовал интуитивно. Но, конечно, основные «тесты» были тогда впереди, следовало еще доказать, что я умею не только неплохо изъясняться на английском, но и знаю кое-что об управлении процессами и людьми – уж что-что, а это в своей многолетней работе в комсомольских и партийных структурах я усвоил надежно.
Совместное предприятие (СП) Merisel-CAT (по-моему, САТ было аббревиатурой от Computer and Automation Technologies) стало тогда ярким примером нового мышления и видимым результатом перестройки: американские инвесторы решили, что наступила пора к выходу на открывающийся рынок СССР, и компания, хоть и небольшая, сразу стала заметным явлением в компьютерной индустрии. По тогдашним меркам, СП было почти что иностранным, наиболее приемлемой формой работы иностранцев в СССР и вожделенным местом работы для советских граждан, ибо открывало доступ ко всякого рода валютным прелестям, заказам из «Березки», командировкам за рубеж.
Специально для тех, кому до сорока лет примерно. Сеть магазинов «Березка» в СССР (правда, в ряде союзных республик им давали свои названия: «Каштан» в Украине, «Ивушка» в Белоруссии, «Чинар» в Азербайджане, «Альбатрос» в Эстонии, «Дзинтарс» в Латвии, «Агавни» в Армении…) торговала остродефицитными товарами сперва за сертификаты, а позже за чеки, являвшиеся, по сути, обязательствами «Внешпосылторга» (ВПТ). Это внешнеторговое объединение было монопольным импортером и поставщиком потребительских товаров в сеть специализированных магазинов, куда доступ «простым людям» был заказан. Обязательства эти были номинированы в рублях, но приобретались только за иностранную валюту, поэтому те же 10 рублей на чеке ВПТ естественным образом стоили уже 20 «деревянных», обычных советских, рублей, потому что официальный курс рубля ко всем зарубежным валютам был всегда ниже рыночного, хотя формально никакого рынка, конечно, в Советском Союзе не было. Спрос на «дефицит» (а дефицитом были практически любые приличные товары) рождал свой курс валюты и, соответственно, чеков ВПТ. Сейчас, к счастью, приходится объяснять молодым людям даже значение слова «дефицит» в том самом, советском, смысле…
Даже автомобильные номера у машин совместных предприятий были особого, желтого, цвета, что для того времени было явлением необычным, и гаишники предпочитали не связываться с иностранцами. Пройдет несколько лет – и это преимущество канет в Лету: «иностранцы», наоборот, станут лакомым куском для стражей порядка на дороге. Первый год работы и поездок на «желтых номерах» – а хьюлеттовские автомобили числились вообще за австрийским торгпредством – приходилось каждую пятницу звонить в отдел разрешений для иностранцев (то ли при КГБ, то ли уже при ФСБ), сообщать о том, что «иностранцев в машине не будет», и в субботу спокойно ехать на дачу под Чехов с чистой совестью…
В Merisel я впервые увидел CRN – Computer Reseller News – американское издание, довольно толстый журнал с такой массой деталей, с таким объемом информации о рынке, о его игроках, о правилах, о продуктах, о существовании которых я даже не подозревал. Если американские ребята печатают такие толстенные ежемесячники про свой компьютерный рынок, то ведь и до нас когда-то дойдет эта волна, думал я. Значит, нужно учиться, как со всей этой информацией обходиться, что с ней вообще делать. Тогда я еще не знал, что, помимо CRN, на компьютерном рынке существуют еще десятки разных изданий, с разными профессиональными аудиториями, и что глубина этого рынка колоссальна…
Моим первым учителем по рынку была Марина Никитина, вице-президент СП. История, бывает, разворачивается совершенно неожиданным образом… Забегая далеко вперед, к 98-му году, скажу только, что мне пришлось какое-то время поработать с Мариной уже в статусе ее начальника. Кто бы мог подумать об этом в 91-м…
Российский компьютерный рынок был девственно чист и мелок по сравнению с заокеанским. Но с чего-то надо было начинать – и я углубился в детали, в товароведение, как учили: сначала определите, какие товарные характеристики, какие качества делают товар востребованным, какие отличают его от подобных, какую дополнительную стоимость он создает… Сейчас это звучит наивно, но тогда даже хорошие технические специалисты не умели точно формулировать ответы на эти простые вопросы в отношении недавно появившегося товара – персональных компьютеров, не говоря уже о построении моделей продаж, о разработке стратегии на рынке. Американцы учили нас азам рыночной грамотности, в этом не стыдно признаться. Но они не всегда были готовы к собственному обучению, поэтому, как показала история, тоже наделали много ошибок в процессе «покорения рынка».
Пока я стажировался в Merisel, успел развалиться Советский Союз, но первую свою нагрудную бирку, бейджик, от компании я уже получил, это исторический факт: «Hewlett-Packard, USSR» храню как реликвию…
Представительство Hewlett-Packard тогда занимало небольшую часть 6-го этажа старинного дореволюционного дома на Покровском бульваре, в нем же были представительства нескольких известных американских, японских, финских компаний, и атмосфера в этом доме была абсолютно иностранной, и запахи даже – нездешними, манящими, и люди там выглядели по-другому, по-западному. Я бывал в этих представительствах и раньше, но на правах гостя, сотрудника Министерства внешней торговли, а сейчас я входил в этот анклав, «гетто» западного бизнеса, уже фактически членом семьи, «своим», и к этому ощущению надо было еще привыкнуть – мне было довольно некомфортно первые несколько месяцев, слишком весь этот антураж и набор благ были хороши. И это несмотря на то, что я недавно вернулся из-за границы…
Дом на Покровке был как бы «внутренней заграницей». Срок «исковой давности» за разглашение коммерческой тайны, думаю, давно прошел, так что смело откроюсь тут, «камингаут» фактически: первая моя зарплата в американской компании была 1100 долларов США плюс небольшой рублевый довесок на питание, на «экипировку», не знаю уж на что еще, но дополнительно я получал еще рублей 400 – по меркам начала 90-х более чем достойная зарплата. По меркам Европы – нищенское пожертвование, но все познается в сравнении: миллионы наших граждан даже и не мечтали о таком уровне компенсаций… Иностранцы же в представительстве получали несопоставимые зарплаты, в десять – пятнадцать раз больше: бонус за неудобства жизни в постсоветской России должен был их мотивировать. Нас мотивировать было попроще, чего уж греха таить. Но ни зависть, ни обывательское злопыхательство здесь совершенно не уместны: уровень зарплат определяет любой работодатель, исходя из состояния рынка. Российский рынок рабочей силы объективно был именно таков, а рынок рабочей силы экспатов – таков. Full stop. Впоследствии зарплатные траектории будут все больше сходиться, но тогда было именно так, и в том была историческая справедливость, как бы ни хотелось мне в этом «Хьюлетту» отказать.
Первый год рублевую зарплату представительства платили наличными, что сегодня трудно себе представить: банковская система только-только начинала формироваться, доверия к российским банкам не было никакого, память о недавних конфискационных «реформах» была еще жива. Налоговая система, кстати, тоже отсутствовала, причем настолько, что, когда вдруг правительство ввело-таки налог на доход для физических лиц, сотрудники долго не могли понять: это что, теперь самим надо платить, что ли? А может, компания заплатит за нас? Такие диспуты шли тогда. Некоторые сотрудники, те, кто работал уже несколько лет и пообтерся в мире капиталистическом, открывали себе счета в австрийских банках, но воспользоваться ими тогда не было никакой возможности: дебетовых карточек никто не выпускал, в России правил бал чистый нал, простите за каламбур. Без наличных денег жить тогда не удавалось, поэтому накопленные, честно заработанные деньги в валюте привозили из командировок в Россию и тут уже по мере необходимости меняли по текущему курсу. С этим был связан один весьма нервный эпизод…
Один сотрудник представительства, назовем его Х, перевозил из Вены в Москву крупную сумму наличных долларов, практически всю свою зарплату, скопившуюся за полтора года работы. Дальше происходит нечто непонятное.
После взлета самолета сотрудник Х вдруг обнаруживает, что его атташе-кейса с пачками честно заработанных баксов ни на полке вверху, ни под сиденьем внизу нет. Это открытие его сильно расстроило, и весь оставшийся полет, а это чуть более двух часов, он провел в неприятном предчувствии, что найти тот самый чемоданчик теперь будет проблематично, если вообще возможно. Я сэкономлю много слов, если предложу вам просто на секунду представить, что за чувства должен испытывать человек, потерявший полтора года своего дохода. Я это чувство знаю (в Багдаде у меня украли однажды эквивалентную сумму денег) и, поверьте, даже врагу своему такого бы не пожелал.
Уже в Шереметьеве сотрудник Х пытается связаться с аэропортом Вены, но то ли связи тогда не было такой, то ли таможенники не захотели ему помогать – ничего не получилось. Тогда сотрудник садится в такси и мчится на работу, в представительство Hewlett-Packard, где нужная связь точно есть. Когда он появляется в офисе, многие отворачиваются: смотреть на него страшно, да и люди сами в большой растерянности – что же теперь будет? Как же так? А вдруг еще помогать придется? Ураган эмоций у каждого в голове, пока Х связывается с аэропортом Вены, отделом Lost & Found, потом с посольством РФ в Австрии, и не сказать что совсем безуспешно! Через какое-то время становится ясно, что не все так грустно.
Сотрудники полиции, патрулировавшие аэропорт Вена-Швехат, обнаруживают бесхозный атташе-кейс непосредственно у стойки регистрации и после нескольких минут поиска владельца понимают, что тот, видимо, уже отчалил. По всем инструкциям даже в те относительно спокойные в смысле терроризма годы они вытаскивают его в центр зала и просят народ отойти как можно дальше: логично предположить, что в чемодане может быть и взрывчатка. Вызывается специально обученный человек из саперов, и чемоданчик этот сначала как-то своими инструментами сканирует, потом открывает и обнаруживает там, среди прочего, туго упакованные пачки долларовых купюр.
