Kitabı oku: «Огненная мансуба», sayfa 3
VI
Тарджинья сидела в постели, завернувшись в тёплое шерстяное покрывало, и весело болтала со служанкой о том, какая нынче чудесная погода, и о том, что пять купален в одном городе – это мало.
– А у вас, Ваша Светлость, как было в Долине Фалеала? – спросила Маргрета почтительным тоном. Она уже знала, где живёт старинный род, к которому принадлежала Тарджинья, и интересовалась его обычаями – то ли искренне, то ли затем, чтобы угодить. Тарджинье было всё равно. Главное, что она могла рассказывать без умолку, а собеседница ахала, охала или удивлённо округляла глаза.
– У нас там в горах речка была, – Тарджинья причёсывала золотым гребнем волосы, и настроение ей не испортило даже зеркало напротив кровати. – Вам, людям, вода в этой речке показалась бы ледяной! Но мы, дочери рода Фалеала, каждый день мылись, и ещё на бережку сидели голые на спор – кто первая не выдержит и оденется, та проиграла!
Наверное, Маргрете хотелось воскликнуть: «Срам-то какой!», но она промолчала и вместо этого принесла Тарджинье свежее платье из сундука. Белое, конечно. Тарджинья смутно вспомнила, что надевала что-то похожее в прошлый раз.
– А если бы молодые господа джинны увидели вас на берегу реки? – Всё-таки очень чесался у Маргреты язык!
Тарджинья хихикнула, отложив гребень в сторону:
– Так и веселее!
Её забавлял потрясённый вид Маргреты.
За разговорами подоспело время завтрака, но у Тарджиньи были другие дела. И голода она не чувствовала, только волнение. Тарджинья попудрила шрамы на лице, чтобы выглядеть как можно лучше, и заспешила к советнику Кереске.
В коридоре она чуть не налетела на – кто бы мог подумать? – лекаря Миэрко. И сердечно улыбнулась ему. К сожалению, нахмуренные седые брови Миэрко ясно давали понять, что удовольствие от встречи получила только Тарджинья. Он окинул её шрамы мимолётным взглядом, но промолчал.
– Доброе утро, уважаемый лекарь, – ещё слаще улыбнулась Тарджинья, в свою очередь, давая понять, что так легко он от неё не отделается.
– Доброе, госпожа Тарджинья, – Миэрко, как и шедший рядом стражник, излучал всем своим видом недовольство. – Простите, но я спешу.
Улыбка слетела с лица Тарджиньи. Она как-то и позабыла, что появление лекаря ничего хорошего означать не могло.
– Кто болен?
– Меня вызвали к Его Мудрейшеству, – сдержанно объяснил лекарь. – А теперь, будьте добры, посторонитесь!
Тарджинья отступила к стене и смотрела, хмурясь, как Миэрко и стражник исчезли за углом. Топот их ног удалялся, затем раздались голоса, хлопнула дверь, и Тарджинья осталась стоять в тишине. Если не считать щебета придворных дам в библиотеке, которая располагалась в другом конце коридора.
Кереске! Всё утреннее настроение исчезло без следа. Что с ним стряслось? Вчера он был совершенно здоров! Неужели Лисы?.. Тарджинья дёрнула себя за ворот платья и оторвала шёлковую розочку, которая и так еле держалась.
– Мелочь, а досадно, – послышался чей-то голос. Он навевал мысли о пироге с обильной сладкой начинкой, в которую пихнули пару ложек яда и сверху полили сиропом. Тарджинья развернулась – и узнала Иамракаса.
Белочка Вирра сидела у него на руках и что-то ела с ладони. Иамракас поймал взгляд Тарджиньи и сожалеюще покачал головой:
– Плохо началось утро, а?
Тарджинья отбросила розочку, сосредоточилась на ухмыляющейся физиономии Иамракаса и представила, как вода льётся ему на голову.
– Что вы творите! – Иамракас и его белка заверещали одновременно. Пышный хвост Вирры стал мокрым и обвис, а по лицу Иамракаса медленно стекали капли. От злости он весь затрясся.
– Да вы… да как вы смеете…
Тарджинья шагнула к нему и наградила такой перекошенной улыбкой, что Иамракас поёжился и отпрянул, прижимая к себе белку.
– Что «вы», паршивый ты любитель зверей? Зачем тебя прислали твои хищники?
– Мне велели передать вам, – прошептал Иамракас, отступая ещё дальше, – чтобы вы не смели… вставать на пути у Королевских Лисов…
Глаза Тарджиньи сузились. Было нетрудно устроить так, чтобы от воды Иамракас раздулся, словно старый бурдюк, каких много в Ихранджане… и лопнул! Кажется, он прочитал это намерение в её лице, поскольку затрясся уже от страха и вжался в стену.
– Хотел грозно предупредить, а вышло не очень, – ухмыльнулась Тарджинья. Она бы разорвала Иамракаса, заставив белку удрать в испуге, если б не мысль, что этот человек – просто марионетка. Срывать на нём злость было бы… неправильно.
– Я вам передал… а дальше дело ваше, – осторожно, боком, Иамракас стал отходить от Тарджиньи. Уже решив, что сумеет сбежать, он тихо добавил:
– Вот советник не уберёгся…
Плюх! Огромная волна воды обрушилась на Иамракаса, сбив его с ног вместе со злополучной Виррой. Не обращая внимания на визг и вопли, Тарджинья пошла прочь, обрывая с ворота пару оставшихся розочек и еле сдерживаясь, чтобы не устроить во дворце наводнение.
Ярость стучала у неё в голове, как молот.
– Вы бы поели чего, Ваша Светлость, – Маргрета стояла перед ней с подносом в руках, словно заботливая тётушка. И накричать бы, чтоб убиралась прочь, но ведь служанка искренне беспокоилась. Тарджинья с усилием заговорила, боясь, что голос сорвётся:
– Спасибо, Маргрета, не надо. Не смогу я…
Маргрета осторожно отставила поднос на стол – Тарджинья даже не посмотрела, что там, – и наклонилась к ней:
– Скорей бы вы уплывали отсюда, госпожа Тарджинья. Опасно вам оставаться.
И, выпрямившись, подхватив поднос, на котором звякнули тарелки, Маргрета скрылась за дверью.
Опасно! Тарджинья сама это знала. Тут и «предостережений» Иамракаса не надо – раз глянешь в хитрые глазки кого-нибудь из королевских магов, и достаточно.
Стемнело, а Тарджинья всё так же сидела на кровати, размышляя, что ей теперь делать. Подруги ждали Тарджинью, они могли оказаться в опасности из-за Амареля, хана Эрекея или очередных заговорщиков, и потом, Тарджинья присягнула Эсфи на верность. Значит, придётся отложить расправу с Королевскими Лисами на будущее. Тарджинья поднялась, кликнула Маргрету и стала готовиться ко сну.
Как только пройдут похороны советника, надо сесть на первый же корабль в Афирилэнд – и попутного ей, Тарджинье, ветра.
Похороны. Советника. Тарджинья повторила это про себя – и глаза её наполнились слезами.
…Она проснулась от стука и готова была окатить водой любого, кто к ней сунется. Но в спальне царила тишина, и Тарджинья, тяжело дыша и держа наготове водяной шарик, огляделась. Некому брызнуть в глаза, разве что самой умыться. Что она и сделала.
«Это я», – тоненько прозвенело в ушах.
Тарджинья сдвинула брови. Ларм! Кереске полагался на этих существ, как на самого себя, а они его не спасли.
«Чего тебе надо?»
«Хочу, чтобы ты доверилась мне, джинния. Позволь, я перенесу тебя в одно место».
Тарджинье показалось, что ларм очень взволнован.
«И что меня там ждёт?»
«Увидишь».
А вдруг Кереске жив? И всё это был искусно разыгранный спектакль? Здесь, во дворце, порой находятся артисты лучше, чем те, которые бродят с ярмарки на ярмарку! Тарджинья медлила.
«Ну, так что же?» – поторопил её ларм, и она решилась – закрыла глаза и почувствовала, как чужая воля берёт над ней верх… тело становится невесомым… куда-то летит… а потом резкое приземление, и Тарджинья, как была, в ночной рубахе очутилась посреди леса.
Близился рассвет. Сосны уходили верхушками вверх, откуда-то доносились птичьи трели, а перед Тарджиньей на земле стоял человечек ростом с мышь. Голова у него была полностью лишена волос. Одежда человечка подозрительно напоминала почерневшие, пожухлые листья. Башмачки на ногах, казалось, были сделаны из древесной коры.
– Вот спасибо, – ядовито произнесла Тарджинья вслух, – притащил невесть куда, да ещё в таком виде! Хоть бы платье прихватить дал.
Справедливости ради, она сама сглупила – могла бы в спальне попросить ларма, чтоб подождал. Но очень уж хотелось выяснить, в какое такое место её зовут, и не выжил ли, в самом деле, Кереске.
Ларм задумчиво посмотрел на неё своими изумрудно-зелёными глазами. Судя по его наряду, к холоду он был нечувствителен.
«Я слышал, джинны и голые разгуливают».
– Слышал он! – Тарджинья переступила босыми ногами по колючей земле. Да, в жилах у джиннов текла кровь горячее, чем у людей, но не настолько же, чтобы зимой «разгуливать» без башмаков! Всему есть свои пределы.
– Если вы всегда такие невнимательные… не удивляюсь, что советника не уберегли, – вырвалось у Тарджиньи.
А вот теперь ларм поник. Так и повёл Тарджинью куда-то – опустив голову, и, может, даже со слезами на глазах. Она не присматривалась – довольно было своих забот. То в грязь не наступи, то об острую ветку не поранься, то не споткнись о кустик.
Но Тарджинья забыла обо всём, когда вышла на обширную поляну, окружённую деревьями. Не меньше полсотни человечков столпились у носилок, тщательно сплетённых из мелких веточек, и на этих носилках лежало тело советника Кереске. На нём, как на самой Тарджинье, не было ничего, кроме рубахи.
К горлу Тарджиньи подкатился тугой ком.
– Значит… Кереске всё-таки умер, – она остановилась и прикрыла рукой глаза. Тарджинье не хотелось разглядывать лармов, выслушивать, что они скажут. Ей не нужно было их сочувствие. Но один голосок всё-таки не оставлял её в покое:
«Советник говорил, чтоб мы похоронили его сами. В тихом, красивом лесу. И чтобы рядом были только друзья».
Тарджинья отняла руку от лица и улыбнулась сквозь слёзы.
– Это вы славно придумали.
Она не думала, что успела привязаться к старому советнику, до тех пор, пока не услышала о его смерти. С Кереске было связано столько воспоминаний; перед Тарджиньей, как наяву, так и вставали разные картинки из прошлого, пока лармы читали молитвы своим духам на щебечущем, как у птиц, языке. В лесу, казалось, похолодало ещё больше, и Тарджинья сунула руки под мышки, чтобы их согреть.
Она сомневалась, что лармы сумеют выкопать могилу, но вот они закружились вокруг носилок, и те стали… медленно уходить под землю. Тарджинья, сморгнув слёзы, слушала, как лармы пели что-то печальное и прекрасное.
– Прощайте, советник, – она присела на корточки и в последний раз взглянула на лицо Кереске – спокойное, с закрытыми глазами.
А потом земля поглотила его, а в маленьких ручках лармов появились сиреневые… цветы?! Среди зимнего холода это выглядело по-настоящему сказочно. Цветочки легли на могилу, и Тарджинья, изумлённая, заметила, как они сразу пустили корни.
«Бессмертный цветок, – объяснил ларм, который привёл её сюда. – Люди и джинны знают ту его разновидность, которую зовут амарантом».
Тарджинья встала, обхватила себя руками. Бессмертный… Это значило, что цветы на могиле Кереске не увянут никогда. Интересно бы знать, что это за лес. Судя по тому, как студило щёки, он находился высоко в горах. Наверное, родные места для лармов, потому Тарджинью так легко сюда и перетащили.
Не прощаясь, лармы вдруг исчезли, как не было их. Все, кроме одного. Он стоял рядом с Тарджиньей в своём нелепом наряде из пожухлых листьев, всё такой же поникший, с опущенной головой.
«Меня зовут Анриэ», – зачем-то представился он.
Тарджинья хмыкнула.
«Кереске говорил, лармы просто так своих имён не открывают».
«Верно. Только тем, с кем желают подружиться».
Тут он, наконец, осмелел и глянул на неё.
«С кем желают… – начала Тарджинья и умолкла. – Погоди, ты собрался со мной дружить?»
«Если ты согласишься. Мои братья вернулись к своему народу, а я… привык к людям».
Тарджинья потопталась на месте и нечаянно наступила на острый камушек.
«Да чтоб тебя!»
«Это надо понимать… как отказ?» – личико Анриэ сделалось совсем несчастным.
Тарджинья выдавила из себя смущённую улыбку.
«Нет. Это надо понимать, как удивление… и согласие».
VII
Недаром говорили старики: шаг за шагом будет дорога, капля за каплей – озеро. С юных лет Эрекей уверял себя, что ему предназначено править великой Империей. Он был третьим сыном старого хана, младше – только ленивый и беззаботный Теркай. И если бы Эрекей ждал, пока наступит его очередь стать ханом, прошли бы многие годы. Но ведь любое препятствие можно убрать с дороги…
Эрекей отпил куумса, размышляя о прошлом, а у ног его скорчился едва живой от страха толстяк. Младший брат. Эрекей милостиво ему улыбнулся.
– Отчего же ты не пьёшь, Теркай?
Перед глазами снова встало прошлое. Старый хан долго болел и упрямо не хотел умирать. У его ложа сидела бывшая рабыня, которая стала ему верной женой, и ухаживала за ним. Эрекей помнил, какая душная вонь стояла в комнате, как слезились глаза отца и тихо плакала его жена.
Старый хан умер своей смертью. На отца у Эрекея не поднялась рука…
– Я и так много пил, – голос Теркая вернул Эрекея в настоящее. – Там, в стране желтоволосых.
Теркай облизывал сухие губы и смотрел красными, воспалёнными глазами. Его опасения можно было понять – недавно у него на глазах погиб великий бей Кермас. Тот, кто помогал Теркаю править в Афирилэнд.
Верный Бахар хладнокровно задушил бея, пока Эрекей пил куумс, подливая заодно брату, и слушал, как музыканты играли на сурне. Бездыханное тело бея упало к ногам Теркая, и, вмиг протрезвев, он завопил… С того дня Эрекей не вызывал брата к себе – думал, как с ним поступить. Велел бы казнить, но что-то мешало, удерживая карающую длань.
– Пей, – жёстко сказал Эрекей, протягивая брату чашу, и тот был вынужден трясущимися руками взять её. – Хотел бы отравить тебя – ты бы уже очутился на том свете.
Теркай кивнул, едва не роняя чашу. Пухлые щёки его обвисли, под глазами пролегли тёмные круги.
– Я… я на твоей стороне, Эрекей. Я всегда на твоей стороне.
Так оно и было. Субэй подавился костью, Сармай утонул, купаясь в реке, и сначала Теркай думал, что братья погибли по воле злых духов. Поняв, что единственным злым духом был Бахар на службе у Эрекея, младший брат лишь посерел и сказал:
– Я на твоей стороне. Нет нужды убивать и меня.
Эрекей ему поверил. Может быть, потому, что и Теркай безоглядно ему верил. А может, по другой причине.
И когда жена покойного хана с кинжалом подкралась к Эрекею, её руку перехватил Теркай. Тогда он был гораздо моложе и проворнее, и над воротником его халата не болтались три подбородка…
– Теркай, – задумчиво сказал Эрекей, глядя, как тот пьёт, и изо рта у него стекают белые капли. – Брат.
Теркай поспешно отвёл чашу от губ.
– Помнишь, что я тебе говорил?
Теркай наклонил голову так, что его мокрые подбородки коснулись груди – он помнил.
Великая Империя. Она должна была простираться от тех краёв, где зимой снимали урожай, до земли, в которой и летом стоял холод. Слово хана Эрекея. Закон хана Эрекея.
На заморские страны Эрекей ещё не замахивался – хотя жива была мечта привести бей-ялинцев в степи, откуда их некогда прогнал Нирам Завоеватель. Но всему своё время.
– Достойная цель, брат, – прошептал Теркай, когда Эрекей рассказал ему о своих планах, и посмотрел на Эрекея с уважением. Доселе ханы боролись за власть ради самой власти, пытались упразднить Совет великих беев. А Эрекей мечтал о грандиозном.
– Ты поистине станешь величайшим ханом! – И эти слова Теркая звучали искренне.
Сейчас, глядя на перепуганного брата, Эрекей воскрешал в памяти другого Теркая. Того, кто дружески протягивал руку, поддерживал взглядом и одобрял всё, что говорил Эрекей.
Старшие братья были из другого теста, принадлежали старой эпохе с её мелкой грызнёй за крохи власти, чтобы потом упиваться ею и заставлять приближённых целовать себе ноги. Но Теркай мыслил иначе. Когда-то.
– Что скажешь теперь? Когда нет Совета беев, когда власть полностью в моих руках? – Эрекей хотел услышать правду, но едва ли он дождётся её от нынешнего Теркая. Жир и страх – вот всё, что он собой представлял.
– Ты… поступил правильно, брат, – Теркай нехотя пил куумс, но отставить чашу не смел. – Тебя… нас… ждёт великое будущее.
Эрекей отвернулся и крикнул:
– Бахар!
Теркай снова задрожал. Лицо его стало пепельно-серым, глаз задёргался.
– Что я сказал не так, брат?
Не отвечая ему, Эрекей дождался, пока на пороге комнаты возникнет могучая фигура полуобнажённого и босого раба. За поясом у Бахара торчали два кинжала в ножнах, лицо – как у бронзовой статуи.
– Нам нужны певицы. У брата дурное настроение, – и, поймав взгляд Теркая, Эрекей коротко рассмеялся и потрепал его по плечу.
Осмелев, Теркай спросил:
– Тебе и Амрел для создания Империи нужен?
Эрекей убрал руку и помолчал.
– Да, брат. Он мне нужен.
Илькам был моррейцем – жителем когда-то покорённого бей-ялинцами небольшого княжества на западе. Моррея оставалась верна своим обычаям, несмотря на то, что веру в лунных богов там приняли, и в каждом городке стояло по святилищу. Моррейцы продолжали носить свои длинные туники, отращивать бороды до пояса, писать книги на своём языке, а князья Морреи не падали ниц перед ханами, а лишь склоняли головы.
Из летописи Эрекей знал, что несколько раз в Моррее вспыхивали бунты, и ханы жестоко их подавляли. Однажды проявишь слабость, и тебе же оттого хуже будет.
Теперь в Моррее никто не бунтовал. Сыновья покойного князя поделили власть и почти не ссорились между собой. О недовольстве и народных мятежах не могло быть и речи. Но жители Морреи всё равно вели себя, как высшая раса, покорённая дикарями.
«Заносчивый народец», – Эрекей посмотрел на стоявшего перед ним Илькама. Его жидкая, снежно-белая борода спускалась почти до колен и была перевязана лентой. Туника Илькама была поношенной и грязной, из рваных башмаков высовывались большие пальцы, но старик держался с достоинством, словно сам князь.
– Ты сделаешь то, что я велю? – Эрекей устроился поудобнее на своих подушках. Илькаму сесть не предлагали – невелика птица.
– Сделаю, – хмуро отозвался Илькам. – В обмен на исцеление.
Изнутри его разъедала неведомая болезнь, а правая рука с детства не выросла. Эрекей едва заметно скривил губы. Дэйя были один страхолюдней другого, сколько ни видел их Эрекей. У лекаря, который ему служил, руки были здоровые, зато всё тело покрыто коричневыми пятнами.
– Будет тебе… избавление, – Эрекей помедлил. – А теперь ступай. Я тебя позову, когда придёт время.
После ухода Илькама Эрекей открыл учебник по шатранджу, составленный неким эл-Кахарани и переведённый на бей-ялинский язык, и начал расставлять на доске красные и чёрные фигурки. Решение задач – мансуб – ихранджанцы считали благотворным для ума, и Эрекей был с ними согласен. Рука его вдруг замерла – Эрекей снова прикинул, не пойдёт ли что-то не так в его собственной мансубе.
Амарель. Он действительно был нужен для создания Империи с единой религией, которая позволит держать людей в страхе перед единым владыкой. Но положиться на Амареля Эрекей больше не мог. Хоть таинственная Кальфандра и наделила своего жреца могуществом, ума она ему не прибавила. И то, что натворил Амарель в Афирилэнд, было явным доказательством. Эрекей отложил учебник и посмотрел на доску.
– Визирь против рух – и победа? Немыслимо!
Казалось немыслимым и то, что Амарель, имея такую силу и дракона в своём распоряжении, не покончил с повстанцами. С принцессой и её нелепым «войском» из убогих калек и больных – так называемых дэйя.
Эрекей вспомнил, как брат рассказывал ему о плане Амареля. Тогда Эрекей не сдержался и ударил кулаком по доске, на которой точно так же была расставлена позиция. Фигурки полетели в разные стороны, и одна чуть не угодила в лоб съёжившемуся от страха Теркаю.
– Принцессу надо было убить! Сжечь огнём! Весь север должен был пылать! – Эрекей схватил Теркая за воротник и, притянув к себе, выплюнул ему в лицо:
– И ты глупец! Почему не прислал мне хоть голубя с письмом, хоть гонца?! Я бы образумил мальчишку!
Теркай жалко лепетал, но Эрекей отпустил его, уже не слушая. Окажись перед ним тот «мальчишка» – пальцы Эрекея сомкнулись бы на его никчёмной белой шее, и того гляди, Кальфандра встретила бы своего жреца на… как он говорил, Полях Мёртвых?
– И я хорош! – Эрекей щелчком пальцев отшвырнул пешку, подкатившуюся к его ноге. – Кому доверил задачу…
Сейчас Эрекей был холоден и спокоен. Подвигав визиря туда и сюда, он расплылся в довольной улыбке: кажется, не всё так сложно.
– Вот и пойман рух, – Эрекей смешал фигуры.
Амарель скоро окажется здесь, и теперь Эрекей присмотрит за каждым его шагом. Одна маленькая хитрость – и мансуба будет решена.
– Бахар! – Эрекей отодвинул доску и кивнул рабу, всё это время сидевшему в тёмном углу, на фигурки. – Убери всё в ящик.
Тот повиновался. Прикажи Эрекей, чтобы в ящик по частям засунули человека – Бахар сделал бы это с таким же хладнокровием.
Он был не просто рабом – они с Эрекеем росли вместе, играли в детские игры, дрались игрушечными саблями и упражнялись в стрельбе из лука. Когда Бахара хотели выпороть, Эрекей выручал его; когда Бахар услышал от своего юного господина, что или старшие братья однажды его удавят, или ему придётся их убить – то предложил свою помощь.
В пыточном деле Бахар также был хорош, и немало врагов Эрекея сознались в своих замыслах, рыдая при одном виде щипцов, на которых запеклась кровь.
– Кто-то идёт, – прислушиваясь, сказал Бахар и положил руку на пояс. – У одного из них тяжёлая поступь. Как у эмегена.
Эрекей тоже прислушался – слуги вели гостей к его комнате, и широкая улыбка пересекла его лицо.
– Это они, Бахар. Нам нужен пир! И музыканты!
