Kitabı oku: «Берегиня Чёрной Поляны», sayfa 12
– А ещё я привидение видел. Невесты. Красивой такой, грустной-грустной…
Базиль встал и ухватил Никиту за руку покрепче.
– И сейчас видишь? – спросил он, озираясь у мальчика. Тот тоже огляделся.
– Нет, сейчас нет. Они все ушли, должно быть. Костёр-то уже догорел почти. Давай прыгать скорей, а то мама сказала, что как догорит, сразу домой поедем.
– Ну, давай прыгать.
И они прыгали, и прыгали. И Лёшка прыгал, и Василиса, и даже бабушка. Потом все дружно убирать со стола стали. Егор Гаврилович собрал остатки лакомств и пошёл Трезора кормить. Внуки, ясное дело, за ним увязались. Не могли же они уехать, не проведав своего лохматого дружка. Базиль их энтузиазма не разделял и Трезора дружком назвать стеснялся. А потому от приглашения сходить проведать алабая отказался. Он покрутился у потухшего костра, взглянул на опустевшую, затихшую Чернушку и побрёл к дому, где его четвероногая личина спала. Делать этого было совсем не к чему, можно было просто проснуться, но ноги сами понесли его к дому.
Внутри он почуял неладное. Во-первых, там стало заметно холодней. То ли от того что огневики совсем покинули это место, то ли просто бойлер выключили. Из приоткрытой двери в лодочный сарай тянуло запахом стылой воды, где-то жалобно поскрипывал ставень.
Базиль поёжился и торопливо пересёк одну за другой три комнаты, и замер. Там, куда он шёл кто-то был. Кто-то плакал тихонько и жалобно. Кот приоткрыл чуть-чуть дверь и заглянул. На полу рядом с трубами, где он спал сидела Майя. Она уронила голову на скрещённые на коленях руки и горько плакала. Плечики под белой шубкой вздрагивали, светлые кудряшки растрепались и рассыпались из сложной причёски.
– Майя, Маечка, что случилось? Обидел кто? – он рванулся вперёд и тут же замер, наткнувшись на её жёсткий презрительный взгляд.
– Кто? Ты ещё спрашиваешь! Да ты же, ты и обидел, – берегиня вскочила. – А я-то дура домой рвалась, а ты тут и не скучал вовсе. Вишь у тебя теперь подружки какие, жаркие.
Базиль раскрыл было рот, чтобы возразить что-то, но не успел. Берегиня растаяла, как в воду канула. Только на полу плетёный поясок остался. Кот поднял его, погладил пальцами, ажурную вязь узоров. Не знакомые узлы, не здешние видать.
«Надо будет потом вернуть хозяйке», – решил он и спрятал пояс в карман, потом закрыл глаза, вздохнул и проснулся.
Глава 2
Реальность
Трубы подо мной и впрямь совсем остыли. Я размял лапы, потянулся, спрыгнул вниз и побежал наружу. Глядишь, ещё успею с Лёшкой и Никитой проститься. Кто их знает, когда они теперь ещё приедут.
Подоспел я вовремя. Ребята как раз в сторожке были, свои вещи после просушки в сумку складывали. Я проскользнул в приоткрытую дверь. Внутри было тепло, даже жарко. Кит громко разглагольствовал на тему, кто красивее русалки или огненные девы. Лёшка хмурился, но брата не перебивал. Я подошёл к нему и потёрся об ноги. Он сел и обхватил меня за шею.
– Вась, почему так несправедливо всё? Почему он их видит, а я нет?
– Ну, может, потому что он маленький. Они от взрослых больше таятся, – ответил я. – Ты потом тоже научишься, когда в школу пойдёшь.
– Ну да у меня всё будет, когда я в школу пойду, да только пойду ли я ещё в ту школу или нет, не известно. А ему всё так просто даётся, потому что он маленький.
Лёшка сел на пол. Никита тоже бросил собирать вещи.
– А я что виноват что ли? Нет, Вась, ну ты скажи, я виноват, что он не видит?
– Вот что, – сказал я, сердито зыркнув на младшего, – ты, конечно, не виноват, но тебе не стоит о том, что видишь трепаться на каждом шагу. Имей в виду, что легко пришло, то и уйдёт легко. Узнают духи, что болтаешь много, и являться перестанут тебе. А вообще я с вами попрощаться зашёл. Теперь до лета не увидимся, наверное. А вы тут ссоритесь.
– Мы не ссоримся, – возразил Лёшка и Никита согласно закивал головой, – Просто обидно.
Дверь открылась, Василина Егоровна окинула наше печальное трио на полу задумчивым взглядом. Подняла молча штаны Никиты с пола, свернула туго и сунула в сумку.
– Ладно, горемыки, вставайте. Отправляться пора, дорога неблизкая, да и погода опять портится. А чтоб вы не грустили так, обещаю на весенних каникулах привезти вас сюда на недельку. Только, чур, деда слушаться и в лес не соваться.
– Ура! – Лёшка и Никита подскочили, и давай по комнате скакать. Я даже с дороги убрался. Оттопчут лапы и не заметят. Хотя я, конечно, тоже рад был, о чём незамедлительно сообщил Василине Егоровне.
– Ладно, всё. Хватит, хватит скакать, идите в машину оба, – она закрыла сумку и пошла к двери. Я высунул нос следом. Егор Гаврилович уже запряг Карлушу, бабушка сложила в сани свои сумки и корзинки. И теперь они стояли возле машины, прощались с Гелей и Ритой, приглашали их ещё приезжать. Те благодарили и обещали непременно воспользоваться приглашением, когда время будет. Кит, конечно, сразу выложил, что их с братом мама в конце марта привезёт. Лёшка поморщился.
– Болтун – находка для шпиона, – проворчал он. Но Никита чихать хотел на любую критику. Он уже вовсю строил планы будущих каникул.
– Всё, мы готовы, – Василина закрыла багажник. Все опять кинулись друг с другом обниматься. Баба Маня вытирала платочком глаза, и я расчувствовался вместе с ней. Не могу смотреть, когда кто-то плачет, так и тянет подойти, успокоить. Но высовываться было нельзя. Мы договорились с дедом, что я тут до завтра останусь. В целях конспирации так сказать. Чтобы бабушка не задавалась вопросами, как я здесь очутился и почему она меня весь день не видела.
Вскоре Ижевские уехали. Сначала Младшие, а потом и старшие. Дед усадил Бабу Маню на один тулуп, сверху другим прикрыл, сам сел на облучок и тряхнул вожжами. Я проводил их взглядом и забрался на кровать сторожа. Если уж здесь куковать всю ночь, так хоть с комфортом, решил я и уснул. В Изнанке, как всегда, делал в таких случаях, я повернулся на другой бок и опять закрыл глаза. В жаркой сторожке Дрёма была очень сильна, и я тут же уснул. То есть уснул совсем.
Изнанка.
«Почему в жизни всё так несправедливо? Почему нельзя верить никому?» – Майя сидела над этими двумя строчками в своём дневнике уже второй час.
Сёстры давно спать пошли, а она всё сидела, подперев голову руками. Непролитые слёзы стояли в горле комком, душили её, рвались наружу, но она запретила себе плакать. Воспитание Мадам Мелюзины не прошло зря. Наревевшись вдоволь в подвале дома у мельницы, берегиня привела себя в порядок: причесалась, умылась, отряхнула роскошное белое платье и вернулась во дворец дедушки в омуте. Весь день до позднего вечера она общалась с родными, забавлялась их рассказами о проделках мелких бесенят, излучая радость и внимание. После ужина сказала, что хочет немного почитать. Взяла школьные тетради, пару книг в библиотеке деда и села в углу кладовой. У тёти Мелюзины это называлось бы гардеробной, а у нас, видишь, как – кладовая, клад, сокровище, схрон.
«Вот и пусть будет схрон. Сохраню всё в памяти, навсегда сохраню, никогда ему не прощу, как он с огненными девками ласкался», – Майя снова взяла перо, заточила кончик острым ножичком и принялась записывать в тетрадку всё, что там на лугу сегодня видела. Как не странно, но ей полегчало. Слова словно слёзы омывали ей душу, унося обиду и тоску. Оставалась только твердая решимость наказать изменщика. Майя представила себе Базиля, высокого ладного, такого весёлого возле костра и такого растерянного, испуганного даже там, в подвале.
– Вот и хорошо, не всё же мне плакать, – прошептала водяница, – Пускай тоже помучается.
Она присыпала чернила песком. Поднялась и встала перед зеркалом. В нём отразилась хорошенькая, белокурая девушка, пожалуй, слишком бледная и грустная, чтобы быть красивой, но зато очень таинственная и романтичная. Майя вздохнула и взяла гребень. Плавными, неспешными движениями она принялась расчёсывать свои волосы. Словно смиряясь перед её волей буйные кудряшки распрямлялись, открывая миру истинную Майю, бесхитростную и беззащитную. Погасив свечу у зеркала, она вернулась к столику для письма. Сдула песок с тетрадки, закрыла её и сложила в стопку. Потом подумала и убрала от чужих глаз подальше к себе в сундук. Спать не хотелось. Поговорить не с кем было.
– Жаль нет братца нашего Анчутки больше. Вот бы кто меня сейчас развеселил. Он бы точно придумал как печаль прогнать, да и как Базиля вернуть, – Майя опять вздохнула. Потом решительно сняла с крючка шубейку. Не ту беленькую, что днём носила, а потёртую, старую. Серый волчий мех свалялся и торчал клочьями, но она не торопилась расставаться с этой шкуркой. Если нужно было ночью куда-то тайно сходить, лучше неё не было. – Не зря говорят ночью все волки серы… Или так про кошек говорят…
Майя отмахнулась от дурацких мыслей, вдела ноги в сапожки и, задув свечу, вышла из комнатки. В спальне слышалось мерное дыхание сестриц. Кто-то из младших бормотал во сне, разговаривал. Майя нашла малышку, подоткнула её одеяло, пошептала над челом отгоняя дурной сон и беззвучной тенью выскользнула в коридор. Потом за дверь из дворца, а потом уж махнула разом на Анчуткин луг, никого, не обеспокоив в доме своим поздним переносом.
Перенос сработал верно. Не забыла за полгода Майя ни словечка, ни циферки. Да и то сказать, разве ж это формула, вот у тётушки, там да – ворожба. А тут так – игрушки, забавы детские.
На лугу было светло как днём. Полная луна освещала заснеженный пологий берег Чернушки и саму реку, делая заметной каждую деталь пейзажа, каждую мелочь вокруг. Посреди строительной площадки на высоком столбе перед амбарами горел фонарь. У леса в меленьком домишке на колёсах светилось окно, видно кто-то не спал. Майя запахнулась плотнее в шубку и поспешила по тропинке к месту, где Анчуткин камень лежал, ни к чему, чтобы её здесь ночью видели. Разговоры пойдут, пересуды.
Тропка привела её на прогалину. В лунном свете камень казался больше, словно подрос за зиму.
– Ну здравствуй, братец, – поклонилась Майя камню. Он словно ответил, обдав её теплом. – Дозволь присесть с тобой рядом. Соскучилась я, стосковалась по тебе.
Берегиня осторожно шла по траве, стараясь не наступить, не затоптать цветочки что вокруг росли. Подле камня опустилась на землю, прислонилась к нему спиной и закинув голову глаза прикрыла. Только села, а вот он рядом братец. Скачет, дурачится рожи смешные корчит. Улыбка тронула губы девушки.
– Посиди со мной, не мельтеши.
Чёрт послушно опустился рядом.
– Расскажи, как вы тут жили.
Но Анчутка молчит. Разговоры недоступная роскошь для него теперь. А ведь раньше слова не давал сказать, так и сыпал шутки-прибаутки, как горох. Майя вздохнула.
– Ну тогда я расскажу, – и принялась она свою жизнь заморскую рассказывать и пересказывать. Днём-то всё сестрицы на вопросы родни отвечали, а теперь вот Майе захотелось душу открыть, как всё было там в хоромах тёткиных. И про учёбу, и про экзамены, и про Выбор свой неведомый.
– Понимаешь, братец, я ведь даже не знаю толком, что выбрала. Горе у кого-то через меня будет, а у кого не знаю, – водяная дева погладила тёплый бок камня и продолжила, – А ведь главное, чего ради? Я ему и не нужна вовсе, наверное, он и не подошёл ко мне на празднике, веселился, танцевал. А меня и нет как будто здесь. Правы они были все: и его прабабка, и моя тётка – не пара мы. Ладно хоть я от родных не отказалась, ладанник тот, так и пропал, сгинул. Не послала я знак Кошке Земляной.
Камень дохнул жаром, аж спине больно стало. Майя вскрикнула, прислушалась, нет ли кого вокруг.
– Ты чего, братец? Тихо всё. Не идёт никто, да и некому. Может дома хватились? – Майя встала. – Ладно спасибо тебе, что выслушал. Пойду я. Надо ещё наузы поискать заговорённые. Обронила где-то днём. Негоже им вот так валяться. Отыщу и развязать попробую, если любы ему девы огненные, так пусть уж с ними и милуется, насильно вязать не буду.
Камень снова разгорелся сильней, словно ободрял девушку. Майя поклонилась ему и пошла к берегу. Луна скрылась за тучку, и фонарь на стройке стало видней. Он покачивался чуть заметно на ветру, и жёлтое пятно света под ним тоже качалось, скользило из стороны в сторону.
Берегиня вышла к костровому месту. Кто-то присыпал угли снегом, но под толстыми обугленными поленьями зола ещё теплилась, видно огненные духи постарались, часть своей негаснущей души в пепел бросили. Девушка с досадой отвернулась, принялась по кругу ходить в утоптанный снег вглядываться. Потом по краю пошла, вдруг в сугроб отлетел поясок. Но всё зря было. Поднялся ветер. Над заснеженным лужком тут и там стали взлетать злые вихри. Видно, Морена и Чернобог не всю дань собрали, была у них ещё треба. Маечка заторопилась домой. Чего зря под удар лезть. Богам смерти всё равно кого к себе прибрать: хоть зайчонка, хоть мышонка, хоть девчонку глупую.
Майя потёрла глаза. По освещённому болтающимся на ветру фонарём снегу от амбара к лесу протянулась цепочка мышей. Да ни каких-нибудь, а в островерхих шапочках, кафтанчиках, штанишках и юбочках. Мышки тащили за собой узлы и котомки. Все они даже самые маленькие были тяжело нагружены, а потому шли с трудом. Сильный порыв ветра опрокинул пару мышат и поволок их по снегу. Майя бросилась на помощь. Подбежав к старым знакомцам, она ни слова не говоря распахнула шубу и давай их всех за пазуху засовывать. Мышки пищали, цеплялись за свой крошечный багаж и за руки девушки. Подобрав всех, Майя глянула за отворот.
– Посчитайтесь там, все ли на месте.
Мыши закопошились и спустя минуту ответили.
– Все, мы все здесь. Только пара колпаков потерялась.
– Колпаки искать не будем, – засмеялась Майя. – Вы куда шли-то? Вас отнести домой? Или лучше с собой забрать, пока погода наладится?
– Спасибо тебе девица, – из клубка мышиных лап и носов выбрался отец семейства. – Второй раз ты нам добро делаешь, мы это не забудем. Только нам к тебе домой не надо. У нас тут свой дом поблизости. Ты к опушке иди, там его сама увидишь, узнаешь поди.
– Ну если недалеко, тогда ладно. – Майя прижала отворот шубы к груди и пошла, пригнувшись под порывами злого ветра. Не на шутку осерчала Зима, закружила, завьюжила. Злые, колючие снежинки били девушку по лицу. Она пригибала голову, щурилась, и почти вслепую шла к лесу. Где-то рядом завыл пёс, завыл, забрехал тревожно. Майя ускорила шаг, не ровён час сторожа на лай выглянут, как потом объяснять, что ты здесь делаешь.
На опушке среди крошечных ёлочек стоял сруб. Она и впрямь его сразу признала. Да и как тут было ошибиться, мышей-то таких поди не пруд пруди. Берегиня поднялась на крыльцо. Про себя отметила, что его подновили, щели между ступенями стали меньше, и навес над ним не казался таким уж покосившимся как раньше. В доме тоже было иначе, чище, опрятнее. От едва тёплой печки пахло хлебом и блинами.
– Вот значит, где каравай пекли, – Майя присела на лавку под окном и выпустила мышей. Они горохом посыпались на пол и разбежались по углам, унося с собой свой нехитрый скарб. Возле девушки остались только мышка-мама и мышка-папа.
– Я ещё раз хочу поблагодарить тебя, милая девушка, за заботу и помощь. И предостеречь тоже хочу. Не ходи сюда больше. Беда здесь будет. Как хозяин наш придёт, так всем плохо станет. – Глава мышиного семейства мял в лапках свою остроконечную шапочку и смотрел в пол. Его серенькая жёнушка жалась рядом.
– Да, что же это за хозяин такой, что от него всем плохо вокруг? – Майя наклонилась к мышкам.
– Не можем сказать, не спрашивай. Уходи подобру – поздорову пока цела, а то и сама пропадёшь, и нам влетит. – Господин Шиш поднял на девушку глазки бусинки и виновато прижал ушки. – Мы, шишки56, духи мелкие, что колдун скажет, то и сделаем.
– Колдун, говоришь, – Майя нахмурилась.
– Ничего я тебе не говорил, ничего ты не слышала, – Господин Шиш засуетился, забегал по избе, опустившись на все четыре лапки. Госпожа Ничевушка же и вовсе под лавку спряталась. – И вообще, тебя здесь не было. Запомни это. Целее будешь. А теперь домой иди. Ступай уже.
Шишок направил лапку к двери, и та распахнулась настежь, пропуская внутрь вихрь снежной крупы.
– Вот она значит какая, благодарность ваша – в метель меня на улицу выгнать. Ну, да Правь вам судья. Ещё свидимся. А колдуну своему передайте, что ему здесь делать нечего. Это наш лес. И речка наша. И дом этот теперь тоже наш. Его дедушка и Василина Егоровна купили. – Майя застегнулась, подняла воротник повыше, шагнула к двери и обмерла.
У реки, на месте, где Морену сожгли пылал костёр. Языки пламени то взлетали вверх, то припадали к земле под порывами ветра. Во все стороны летели искры и часть из них уже вцепилась, вгрызлась в стены ближайшего амбара. Мох, которым рачительные хозяева законопатили щели между венцами брёвен занялся и кое-где сквозь дым уже мелькали язычки пламени. Трезор выл во всю мощь своих лёгких. Во дворе слышались топот и голоса людей.
– Вот ты и попалась, дурочка, – сказала сама себе Майя. – Не делай добра, не получишь зла. Как теперь домой попасть?
– По краю леса иди. Там и ветер не так шибко бьёт и увидеть никто не сможет, – пискнул господин Шиш.
– Молчи лучше, колдунов прихвостень! Ваших лап дело? Сказывай, кому говорю, – берегиня обернулась к шишку, но того уже и след простыл, только серый хвост под лавкой мелькнул. – Ну ясно всё с вами, дружочки. Держитесь теперь. Не долго вам тут пакостить придётся.
Майя погрозила кулаком и вышла из дома. Дверь за её спиной с треском захлопнулась, и даже вроде на щеколду закрылась. Берегиня сплюнула и поспешила к берегу реки. Не до пряток теперь. Всё равно придётся и про шишков, и про колдуна старшим сказывать, значит надо сейчас людям помочь, пожар-то вон всё сильнее разгорается.
У горящего амбара суетились двое молодых парней. Толку от них было чуть. Не сдавалось пламя, лишь разгоралось сильней. Третий постарше костёр тушить бросился, да тоже бестолку. Заговорённое пламя разве шапкой собьёшь. Майя развела руки, глаза закрыла и стала волшбу творить, как её тётка учила. Заговор на смирение стихий читался легко, руки рисовали знакомый узор, словно и не было вокруг снежной бури, словно и не хватали вихри злые за пальцы, не секли губы крупой морозною. Берегиня договорила заклинание и выдохнула. Вокруг стало заметно тише, ветер уже не буйствовал, не раззадоривал костёр, и тот словно пристыженный щенок прижался к земле.
– Старый дед с ним теперь и сам справится, – решила Майя, – Надо и молодым помочь.
Водяница приблизилась к сараю, чтоб лучше видеть, что там творится. Один угол постройки уже пылал вовсю. Парни широкими лопатами швыряли на него снег, один из них что-то приговаривал похоже. Ворожил должно быть, но слабо. Сразу видно – не специалист. Берегиня пригляделась. А ведь и правда, не специалист. В рыжем полушубке, простоволосый Хранитель пытался сладить с огнём, призывая Правь на помощь. Очень он нужен, твой сарай Вышним. Будут они из-за такой малости свой лик являть.
Майя засмеялась. Вынула из волос гребень и уколола палец острым зубцом. Потянулась со всей силы к морской глади, зачерпнула от неё сил и пошла чертить узор тонким пальчиком. Кровь не то, чтобы из ранки ручьём лилась, но и не еле сочилась. Пентаграмма зависала алым росчерком над снегом, обрастала подробностями, деталями и, когда была готова, вспыхнула зелёным светом и сжалась в клубок. Майя задала палец щепотью, а другой рукой зелёный шар к огню направила. Заклинание скользнуло над головами парней ударилось об угол дома под самой крышей и плеснуло во всю стену солёной пенной волной. Языки огня мигом сбило со стены, в нос ударил резкий запах горелых водорослей.
Базиль обернулся, и она на миг с ним встретилась глазами. Ошалелые, растерянные кошачьи глаза сузились, и Хранитель рванулся к Майе. Водяная дева развернулась к берегу и, на бегу складывая перенос, влетела в него лишь ступив на кромку льда. Кот с размаху проскочил чуть не на середину Чернушки и лишь тогда понял, что беглянка пропала. Чертыхнувшись, он вернулся к Артемию и Матвею. Те уже вышибли дверь в сарай, вытащили оттуда огнетушитель и вовсю сражались с пенной струёй, направляя её на оставшиеся очаги огня, которые не смыло волшебной водой. Кот взглянул на стену и пошёл к тому месту, где стояла колдунья, когда он её заметил.
– Здесь вот она стояла, – задумчиво пробормотал он. – Бледная, с горящими глазами, в рваной шубе, словно живое воплощение Морены. Только лицо вроде не старое, как должно быть в конце зимы. Лицо девичье было, гладкое, без морщин. Хмурилась, это да, а вот морщин не было.
– Ты чего здесь ищешь? – подошёл к Коту дед Артемий. От него пахло кислой капустой и пожаром. Серый треух почернел от сажи, да и сам дед был не чище. – Пошли в дом. Потушили. Спасибо Трезор заметил, упредил, а то бы большой убыток был. Новый лес-то, когда б завезли ещё, а нам не сегодня, завтра за мельницу браться пора.
Базиль тряхнул лохматой головой.
– Ты иди, Артемий Петрович, иди. А я тут ещё постою, может вспомню чего. Уж больно знакомое лицо у этой ведьмы было.
– Да разве ж то ведьма была? – Артельщик подпрыгнул на месте. – Морена то была, как есть Морена, в волчьей шубе.
– А чего же она нам тогда помогала?
– А может и не помогала? Может навредить хотела, да не смогла. – Дед выставил вперёд кургузую седую бородёнку и посмотрел на Кота с вызовом. Базиль пожал плечами.
– Может и не смогла. Да только сердцем чую, что не Морена то была.
Они постояли ещё чуток молча, поглядели друг на друга, на сарай обгорелый. Матвей, тот уже давно в сторожку ушёл. Ему видать больше всех от огня досталось. Парень сразу ведь хотел огнетушитель взять, внутрь кинулся, а ему огонь как в лицо пыхнет, чуть без глаз не остался.
– Ладно, пойду я, – сказал наконец Заяц. – Надо ещё Трезору спасибо сказать. Кость из борща что ли достать сахарную.
Оставшись один, Кот опять вернулся к пожарищу. Походил вокруг костра потухшего, потрогал обгоревшую мокрую стену. Её уже схватило морозцем, и она не так сильно сажей пачкала. Отряхнув ладони, Базиль вошёл внутрь. Здесь было совсем темно, но его глаза различали все детали, сложенные штабелями доски и брёвна, заготовленные для построек, рамы, перила и прочие детали. В дальнем углу лежал ящик с заклятым столбом. Крышка на нём была сдвинута чуть, и Базиль поправил её. Поставил на место. Столб по-прежнему пугал его, но уже не так как раньше. Обереги, что он сплёл всё же действовали и морок перестал им с дедом Егором являться. Кот вернулся к покосившейся двери, приподнял её, приладил на место.
– Да, могло быть и хуже, – сказал он, – прав Артемий, легко отделались. Одним испугом считай.
Он вышел наружу. Луна уже вновь серебрила всё вокруг, но теперь она висела низко над лесом. Время было давно за полночь и приличные люди все спали, одни нелюди вокруг шастали. Базиль побрёл к сторожке, низко опустив голову. Перед глазами стояла освещённая огнём фигура в волчьей шубе. Вдруг среди двора он заметил лоскуток. Пёструю тряпицу почти затоптали в снег, но он потянул за угол и поднял небольшой простеганный квадрат из мелких треугольничков составленный. Кот повертел в пальцах вещицу. Мешочек, не мешочек. Платочек, не платочек. Понюхал. В нос ударил мышиный дух, и ещё дух ворожбы. Тряпица была явно волшебная. И явно ни с кем из известных ему волшебников не связанная. Вот оно – подтверждение его правоты! Здесь была ведьма, чужая ведьма, и пахла она мышами. Кот зажал свою находку в кулаке и поспешил с ней к Артемию Петровичу, но, когда вошёл в сторожку сразу понял, что не до находки странной сейчас. Молодой плотник стоял, склонившись над ведром с холодной водой, и дед Артемий обмывал его ожоги.
– Терпи, терпи, Матвейка, – приговаривал старик, – Эк тебя припекло. Но ты, герой, не боись. Сейчас пошепчем над тобой и упросим волдырь уйти. Будешь как новенький.
Правая половина лица Матвея полыхала красным. Ожог был большим, надо лбом вздулся здоровенный волдырь, хорошо хоть глаз цел остался. А вот брови опалило. Правая рука парня тоже попала в огонь. Базиль поёжился. Вот ведь не повезло парню, теперь, наверное, шрамы останутся.
– Ну, чего ты в дверях встал, Кот? Помогай иди, – напустился на Базиля дед. – Не видишь что ли, человеку плохо?
Дважды приглашать не пришлось. Хранитель обмакнул полотенце в ведро, отжал слегка и обернул им обожжённую руку парня и принялся над ней шептать, жар выдувать. Матвей притих, расслабился. Видно, отпустила боль. К утру ожоги побледнели, волдырь опал и больной, и знахари спать легли.
Разбудили их артельщики, что из Ольховки на работу приезжали. Мужики охали, ахали, всё в затылках чесали, как же так вышло, что костёр до конца не затушили. Егор Гаврилович, тоже в затылке чесал, но совсем по другому поводу. Докладывать о ЧП на стройке дочке или не надо, раз обошлось всё. Базиль настаивал, что сказать надо, помнил ещё, как Василина его за шкирку трясла, и дед сдался. После полудня позвонил в город.
Василина Егоровна потребовала отчёт от каждого участника ночных событий в письменной и устной форме, отчего переговоры телефонные заметно затянулись. Но зато на душе у Хранителя легче стало, когда он все свои подозрения выложил. Василина помолчала в трубку, видно, задумалась и спросила, не нашёл ли он ночную гостью на известную им всем Арину Стригоеву похожей.
– Нет, не она это была, точно, – ответил Кот тут же. За ночь эта мысль не раз приходила ему в голову, но волшебница на берегу реки была совсем не похожа на Чёртову бабушку. И ростом не вышла, и цветом волос. Арина была жгучей брюнеткой, а у этой волосы светлые, словно серебряные. Ночью он решил, что седые, а теперь засомневался, может, и не седые, а просто светлые.
В общем, следствие зашло в тупик. Василина велела издать приказ об усилении мер противопожарной безопасности, провести дополнительный инструктаж, а пострадавшему сотруднику отгулы дать и премию за тушение огня выписать. Базилю, по понятным причинам премия не полагалось, но хозяйка велела подумать, чтоб такого ему хотелось в благодарность за хорошую службу получить. Хранитель обещал подумать, и долго вечера ходил, строил планы, чтоб такое загадать, чтобы не прогадать.
