Kitabı oku: «Берегиня Чёрной Поляны», sayfa 15
Реальность
Его дедушка первым заметил. Приехал ни свет, ни заря, словно чувствовал. Я уже не спал, и когда Егор Гаврилович повёл Карлушу к перевязи, принялся будить деда Артемия. Старшина артельщиков вставать не хотел и на мои настойчивые «мяу» не реагировал. Так что Егор Гаврилович один на утренний обход пошёл, я за ним из окна сторожки следил.
Дедушку сквозь запотевшее стекло видно плохо было, но я догадывался, как и куда он идёт, что делает. За неделю я уже привык к этому ритуалу и знал, что хозяин не просто так по стройке ходит. Лесник словно с одушевлёнными вещами разговаривает с каждым сараем, каждым бревном. Он приветствует новый венец мельницы и просит лежать крепко, раздвигает верхушки ёлочек за срубом на опушке и обещает им тёплого дня. И вот сегодня всё пошло не так. Не дождались дедушку ёлочки.
Дверь с шумом распахнулась.
– Вставайте. Трезора отравили, – Егор Гаврилович открыл аптечку на стене. – Надо к ветеринару везти. Срочно. Ну чего Вы глазами хлопаете. Будите герра Келли. Машина то только у него под рукой.
Мы с Артемием и правда глазами хлопали. Дедушка взял шприц и какие-то пузырьки с лекарством. Принялся смешивать раствор, а я всё никак не мог понять, как такое возможно. Вот же он, Трезор, ночью в будке сидел. Даже рычал на меня, подъедал что-то там в миске.
На плитке стоял чайник с тёплой водой. Егор Гаврилович достал из шкафчика глубокую миску, вылил в неё воды, сунул под мышку свёрнутое покрывало и решительно сжав шприц в кулаке открыл дверь. Я прыгнул следом. Артемий Петрович спешно одевался и кого-то клял последними словами. Не успели мы к сараю подойти, как в сторожке опять хлопнула дверь. Старик Заяц, оскальзываясь на подмёрзшей тропинке бежал мимо вещего столба к срубу. На ходу Артемий стукнул кулаком по проклятому указателю, громко выругался, так что у мы возле Трезора услышали.
Алабай лежал возле будки. Его била мелкая дрожь, изо рта на снег стекала струйка слюны. Дедушка погладил Трезора, пошептал ему ласково и вколол в заднюю лапу заготовленную иглу. Пёс дёрнулся, но не заскулил. Я бы уже оборался на его месте. Я вообще уколы не выношу. Даже один вид шприцов вызывает у меня паническую атаку. Дедушка отстегнул цепь от ошейника и присел рядом с Трезором, поглаживая крупную голову. Вот теперь пёс заскулил. Плохо было ему. Очень плохо. Дедушка сунул ему под нос миску с водой, но он только понюхал и опять лёг.
– Ему вчера кто-то из навников еду давал, – наконец выдавил из себя я. Дед хмуро глянул на меня и ничего не ответил. – Я не видел кто, но над миской светилось вроде.
Дедушка встал собрал в кучку рассыпанные вокруг объедки. На крыльцо сруба выскочил Артемий.
– Захвати мешок какой-нибудь, – Егор Гаврилович поднял вверх собачью миску. – На экспертизу отвезу. Докопаюсь до правды.
Я поёжился, словно и мне могло попасть за эту правду. Трезор опять заскулил. Его тело скрутило судорогой. Мощные лапы скребли снег, голова закинулась назад. Дедушка снова бросился к нему. Начал шептать, прогонять падучую. Вроде отпустило. Алабай перекатился на живот и привстал на дрожащие лапы. Его стошнило. Среди остатков пищи проглядывали сгустки крови. Должно быть яд был очень сильным. Я подумал, что если дедушка захочет и это на экспертизу отвезти, то одного пакета не хватит.
Дверь сруба снова открылась. Теперь из дома вышел первым Якуб Келли, Артемий ковылял следом. В руках его был целлофановый пакетик из продуктового магазина. Растерянными, жалостливыми глазами старик смотрел на Егора Гавриловича и протягивал ему шуршащий мешочек. Дедушка засунул в пакет миску, туда же сгрёб все огрызки и оттёр руки сухим снегом.
– Здесь убрать надо, пока рабочие не пришли. И морок поставить. Пусть все думают, что он спит, – дедушка подтолкнул носком сапога цепь. Она глухо стукнулась о стенку будки. – Пока меня не будет, Вася, вспомни все детали прошлой ночи. Если сможешь, по часам. Запишите это для меня.
Мы молча кивали. Да и что было говорить.
Наконец Якуб прогрел мотор и подогнал свою машину. Дедушка расстелил на заднем сиденье покрывало. Втроём они втащили Трезора внутрь и уложили. Хозяин сел рядом, уложил морду страдальца на колени и захлопнул дверь. Я подумал, что возможно вижу Трезора в последний раз. Программы по телевизору о догхантерах я смотрел и знал, что от яда умереть можно очень быстро. Надо было и Трезору такое показывать, чтобы не жрал всё подряд.
Машина уехала. Мы сиротливо ёжились посреди двора. На смену морозной ночи, пришёл ненастный серый день. Пора было браться за дела. Артемий Петрович принёс широкую лопату и принялся чистить снег. Я поглядел вокруг будки из Изнанки, а вдруг вчера, что-то важное пропустил. Нет, никаких особых следов не было. Мышами не пахло.
– Ну, что пойдём в дом? – спросил меня Артемий. – Вроде всё чисто. Морок потом сделаю. Надо чайку попить горячего.
Мы поплелись к сторожке. Настроение было ниже плинтуса и никакие мысли о завтраке его не спасали. Я прокручивал в голове прошлую ночь по часам, как велел хозяин, и выходило, что Трезора отравили часа три назад. Среди ночи кто-то шастал по стройке пока я схему мельничной установки рисовал.
– Артемий Петрович, – позвал я, шедшего передо мной деда, – А ты же хорошо разбираешься в мельницах, так?
– Так, – ответил он, оббивая снег с сапог о крыльцо.
– А если я тебе картинку покажу с пометками, ты сможешь сказать, что там такого важного на этой схеме отмечено?
– На какой схеме?
– Ну, на схеме мельницы. Там колесо, где нарисовано, жернова всякие.
– Смогу, наверное. Если схема знакомая. Они тоже разные бывают. И потом я же не по схемам работаю, а по памяти. По вдохновению, – Артемий открыл дверь и пустил меня внутрь. – Ты про схемы лучше у Якуба спроси. Он их любит рисовать.
Я кивнул и подсел к печке погреться. Нет, Якуба я про эту схему спросить не мог. Надо будет у мельничных духов разузнать. К духам всё равно идти придётся. Надо же узнать, кто вчера из них Трезора кормил. Артемий Петрович достал хлеб, колбасу, поболтал в чайнике остатками воды и поставил греться. Здесь мы питались весьма однообразно. Не то что у бабушки. Магазинная колбаса мне уже в горло не лезла. Должно быть и Трезору тоже хотелось вкусненького, вот он и принимал подарки. Я вздохнул.
Потом мы пили чай. Вернее, дед Артемий пил, а я так в сухомятку пожевал колбасы и опять принялся прошлую ночь вспоминать. Рассказал про свою встречу с Якубом, про несанкционированный обыск у него и про то время, что перед рассветом в гостевом доме провёл тоже сказал. Утаил только, что засиделся там из-за того, что поясок из наузов разглядывал. Не хотелось в это дело Майю мешать. Артемий записал мои показания, как он выразился и пошёл морок на будку ставить. Вот, вот должны были приехать артельщики. Не за чем их лишний раз волновать, повод для разных сплетен подкидывать.
Я забрался в неубранную кровать Артемия, завернулся в его одеяло и уснул. Хоть полчаса мне всё же надо было подремать по-настоящему, и другого времени для этого сегодня мне, пожалуй, не выбрать.
Глава 6
Изнанка
– Влада, ну сколько можно её выгораживать! – Ника стояла посреди комнаты уперев руки в бока. Почему мадмуазель Майорика манкирует своими обязанностями гостеприимной хозяйки, а мы её прикрываем? То у неё голова болит, то нужно срочное письмо написать. Дедушка всем велел гостей этих развлекать. Почему мы с тобой вдвоём отдуваться должны? Мне, между прочим, тоже совсем не интересно с этими безротыми карликами политес разводить.
– Ну так разводи политес с Кабутерманом. Вполне себе приличный Некки. И рот у него на месте, – Влада вздохнула. – Между прочим, братья Киллмулисы, весьма начитанные джентльмены. Танцевать с их комплекцией довольно проблематично, но во всём остальном они очень милы и интересны.
– С ума сойти! Не думала, что злобные старикашки в твоём вкусе. Меня тошнит от одного вида их огромных крючковатых носов.
– Ладно, давай не будем больше об этом, – Влада поднялась и обняла подругу за талию. – Ты так шумишь просто потому, что от твоего любезного дружка Фоссегрима давно весточек нет.
Ника отвернулась. Юный дух весёлого водопада и правда давно не присылал писем. Берегиня тосковала по его шуткам и песням. Угораздило же её так влюбиться. Один вечер вместе провели, а забыть его она теперь не может.
– Я поговорю с Майей. Она не будет больше уклонятся от ужинов.
Дверь в комнату открылась. Майя задумчивая и тихая, как и все последние дни вошла, не глядя на сестёр. В руках книги. Верхнюю она на ходу листает.
– Ты, сестрица, и школе столько не читала! Там надо было учиться, – опять вспылила Ника.
– Утро доброе, – Майя подняла от страницы глаза. – Я ищу заклинание одно и никак найти не могу.
Влада ласково поправила прядку волос, выбившуюся из причёски Майи. Из них троих только она продолжала заплетать волосы как в пансионе Мадам Мелюзины. Майя, которая так рвалась домой, теперь отчаянно не соглашалась принять жизнь в Чернушке такой, какой она встретила её спустя полгода. Влада забрала у сестры книги и усадила к окну. В тёмной стылой воде за ним проплывали линьки и окуни. Рыба льнула к жилью водных духов, которые их подкармливали.
– Вот что я предлагаю сестрицы, – обратилась к своим несчастным влюблённым родственницам Влада. – Мы же всё равно должны упражняться в искусстве изящной беседы, в иностранных языках. Если этого не делать, то навыки быстро утратятся. Если уж вам так не к душе общаться с мельничными духами, давайте попросим дедушку устроить большой приём. Пригласим в гости Даринку с мужем. Он и сам наверняка этого хочет. Но, конечно, это будет не завтра и не сегодня.
– Вот именно, – Ника снова упёрлась кулачками в бока. – А сегодня у меня голова болит. И завтра мне нужно будет срочно письмо написать. Теперь, Майя, твоя очередь с занудами о качестве помола толковать. Я кажется теперь уже всё о мукомольнях знаю.
– Хорошо. Я в общем-то не против, – Майя расправила юбку на коленях, – Просто сейчас мне нужно одну вещь найти. А потом, вечером я приду.
Берегиня встала забрала свои книжки и прижав их к груди, тихо и печально пошла в смежную комнату, где обустроила себе рабочий уголок. Раньше здесь хранились какие-то старые платья, давно вышедшие из моды. Бабушка Водяница разрешила Майе выбросить их и теперь в этом закутке стоял только письменный стол, полки с книгами и пергаментами. Комнатка была маленькой, тёмной. Она уходила под бережок и в ней не было окон. Зато была дверь. Девушку очень устраивало это. Она зажигала свечи и часами сидела над раскрытыми книгами. Читала она или просто думала, уткнувшись глазами в пустую стену, сказать сложно, но только это поведение совсем не соответствовало её прежним привычкам.
Сёстры проводили взглядами Майю и переглянулись.
– Совсем плохая стала, – констатировала факт Ника. – Я этому Базилю при встрече голову откручу.
– Ладно, пошли, – Влада потянула её за руку. – Пусть сидит до вечера. Пойдём поговорим с дедушкой. Обсудим список гостей. Думаю, это тебя интересует, ведь так?
– Так. – Ника вздёрнула подбородок, и, выбросив всё остальное из головы, упорхнула за дверь.
«День за днём проходит, а ничего не меняется. Вернее, меняется, да только не к лучшему. Вчера я опять на берег ночью ходила. Базиль всё время там. Я даже из воды выйти боюсь. Не хочу с ним видеться, не хочу говорить. Он вообще изменился очень. Стал какой-то взрослый и совсем чужой. С дедушкой совсем не общается. Анчутка говорит, что они поссорились, что он своими ушами слышал, будто Водяной велел Хранителю к ним больше не приходить. Но ведь так не может быть, Базиль по долгу службы обязан со всеми духами встречаться. Может и правда, когда дедушка большой прём устроит, Хранитель тоже придёт», – Майя отложила перо. Потом макнула его снова в чернильницу и тщательно заштриховала последнюю строчку. Посреди страницы получилась длинная уродливая клякса, похожая на мурену. Майя дорисовала плавники и зубастую пасть. Под рыбиной берегиня вывела красивым почерком.
«Соберись, Майя! Возьми себя в руки, тряпка!»
Ниже чуть помельче написала план спасения, в соответствии с которым ей надлежало выбросить из головы всяких рыжих котов. Пусть живут как хотят и ходят, где хотят. Затем она должна сегодня нарядиться, накраситься и излучая радушие принять участие в дружеской вечеринке в гостевом доме.
Майя была представлена мельничным духам, как и все остальные дочери и внучки Водяного, но никто из них не произвёл на неё сильного впечатления. Уродство среди жителей Нави не было чем-то необычным, так что отсутствие ртов и огромные носы Киллмулисов она восприняла совершенно нормально. Живут же Анчутки с козьими ногами и хвостом и ничего, никто над ними не смеётся и не показывает пальцем. Кабутерман же и вовсе показался Майе обычным Некки. Угрюмым правда немного, но может это от того, что он старый очень и одинокий.
– Ладно, – Майя закрыла тетрадь. – Сказано сделано. Будем веселиться сегодня, а всё остальное пусть катится к лешему. Почему, кстати, так говорят? Зачем Лешему все наши проблемы? Он что их в лесу прячет, в землю закапывает?
Берегиня нервно засмеялась. Потом заплакала. Уронила голову на руки и ревела навзрыд пока свечка не замигала, догорая в светце. Потом оттёрла распухшие глаза, глянула в зеркальце.
– Ну и красотка! Как раз под стать Киллмулисам: нос как брюква, щеки – свекла. А ничего, время ещё есть, и умоемся, и оденемся, комар носа не подточит.
В дверь робко постучали. Майя поспешно спрятала зеркальце.
– Кто там? – спросила, в душе надеясь, что стук ей послышался.
– Это я, сестрица, можно войти? – Анчутка приоткрыл дверь и просунул в щель своё рыльце. – Я думал, ты не одна. Ты с кем тут говорила.
– С одной дурой, – буркнула Майя и зажгла новую свечу.
– Я тебе новость принёс. Хорошую.
– Говори, раз хорошую. А то последние дни только плохие новости вокруг.
– Я твой поясок видел.
Майя встрепенулась и подалась вперёд. Анчутка зашептал ей в самое ухо.
– Я прошлой ночью в дом у плотины ходил. Так вот как раз в то время там Хранитель сидел. У него как раз такой поясок как ты описывала в кошельке есть.
– А ты откуда знаешь?
– Так я же говорю – видел. Он его сначала гладил сидел. Долго, словно во сне. А потом положил в кошелёк и исчез, ушёл с Изнанки.
Кровь отлила от лица берегини. Вот тебе и приворотная магия. Уже десять дней Базиль с собой заклятые узы носит, и, конечно, они на него действуют.
– А ты можешь как-нибудь забрать пояс у Базиля? Незаметно?
– Стащить что ли? – Анчутка почесал живот. – Нет я лучше так попрошу. Скажу, что это твой. Он отдаст. Он не жадный совсем. И ему чужого не надо.
– Нет, не надо просить. Я лучше сама. Спасибо тебе, братец, – берегиня сняла с пояса зеркальце и как есть с цепочкой отдала бесёнку. Анчутка обрадовался заплясал на месте. Повесил подарок на шею как медаль и грудь колесом выпятил.
– Ну всё. Теперь ступай, – девушка поднялась и стала подталкивать братца к выходу. – Я тебе очень благодарна, и буду ещё больше благодарна, если ты обо всём этом никому говорить не станешь. Зеркальце скажи, если спросят, я тебе так подарила. Просто так как другу. Ты понял?
Анчутка провёл сложенной в щепоть лапкой по губам и кивнул.
– Буду молчать, как рыба.
– Ну ладно, рыба, плыви. – Майя улыбнулась и закрыла за ним дверь. – Вот что теперь делать? Как теперь приворот снять? Или уж пусть всё как есть будет…
Девушка опять присела за стол и принялась строчить в своём дневнике, доверяя ему новую свою тайную печаль. Бумага впитывала строчки и ни слова в ответ не перечила, дурацких советов, абсолютно невыполнимых не давала, и от этого на душе у водяницы становилось чуть легче. Всё-таки не одна она знает страшную правду. Заколдовала она Хранителя. Она – берегиня, а такое зло сделала. Как же он теперь околдованный Прави служить будет? Как добро от зла отличит? К кому первому поспешит на помощь, к тем, кому эта помощь нужней или к ней, владелице его души и всех помыслов…
Реальность
Егор Гаврилович и Келли вернулись нескоро. Трезора с ними не было. Я дождался, когда противный иностранец к себе уйдёт и под ноги к дедушке выкатился, тереться начал. Дескать возьми меня на ручки, я так ждал тебя, я так хочу первым новости узнать. Но хозяин молча прошёл к сторожке. У порога велел мне позвать туда Артемия и закрыл передо мной дверь.
Бригадир артельщиков был внутри мельницы. Проверял насколько плотно подогнаны двери в жилой части. Парни, что вместе с ним были, при моём появлении зубоскалить взялись. Рано ты, Васька, сегодня пришёл, не садились ещё обедать, не чем тебя угостить. Я фыркнул в ответ: «Наугощался уже один». Но они, конечно, не поняли. Артемий Петрович взял меня под мышку, велел парням что-то там в последней двери поправить, и мы покинули стройку.
В вагончике дедушка хмуро слушал как свистит на плитке закипающий чайник. Артемий притворил тихо дверь, опустил меня на пол и стянул с головы шапку.
– Ты это, того, Гаврилович, не горюй, – деликатно начал он, теребя руками треух. – Всякое бывает. Жалко, конечно, Трезора. Хороший был пёс…
Дедушка зыркнул на нас и выключил плитку. Чайник ещё немного посвистел жалобно и протяжно и затих.
– Жив, Трезор. В Ольховке побудет. Специально в школу заезжали, чтоб у Изабеллы Львовны оставить. Ветеринар к ним два раза в день ходить обещал, капельницы ставить. Ведуньи тоже приглядят, чтоб без осложнений обошлось. Я вас для другого позвал.
–Так чего же ты молчишь! Это же хорошо! – Артемий заулыбался и скинул тулуп.
Я на всякий случай поостерёгся радоваться. Давно я таким дедушку не видел. Может ещё какая беда случилась. Хозяин поставил на стол три чашки. «Мне что, тоже нальют?» – удивился я. Хотел было хозяину, что не удобно мне это, лучше в блюдце, и лучше молока, а не чаю, но тут дверь опять открылась. На пороге стоял герр Келли. Он пожал руку, протянутую ему дедом Артемием, и нерешительно протиснулся в сторожку. Дедушка приглашающе указал на стол.
– Присаживайтесь, Якуб. Я думаю, такие новости нужно неспешно излагать.
Дед разлил кипяток по чашкам, подвинул гостю сахарницу, хлеб с маслом и ту самую колбасу, что мы ели уже неделю. Люди бросили в свои чашки пакетики с чаем и с пристальным вниманием следили как вода окрашивается в золотистый цвет. Я тоскливо вздохнул и запрыгнул на кровать, поближе к Артемию. Как ни как меня тоже пригласили новости послушать. Дедушка глянул на меня и полез в холодильник, достал маленькую коробочку с надписью «Сливки». Я замурчал и облизнулся. Блюдечко моё всё же поставили на пол. И сливки кипятком разбавили, чтоб не холодные были. Но это не беда, так даже лучше стало, вкусней, поэтому начало рассказа Якуба я пропустил. А когда прислушался, то позабыл обо всех сливках на свете.
По его словам, выходило, что он знает кто Трезора отравил. Он де видел, как от речки к будке девушка шла. Красивая такая. Он её и раньше видел, в день, когда пила сломалась и до этого, перед пожаром. Девушка к собаке подошла и гладить стала, что-то в миске его оставила или нет не видел. Темно было. Но когда она ушла пёс ещё долго снег обнюхивал и подбирал что-то.
– Ну и кто ж, та девица, герр Келли, позволь узнать? – подал голос Артемий Заяц. Чай его уже давно остыл и стал чёрным пречёрным.
– Я не могу наверняка сказать, темно было. Но мне кажется, что это Сьера реки. Берегиня, по-вашему.
– Ну, нет! Не может того быть, герр Келли! – Артемий подпрыгнул на пружинах кровати и закачался вверх-вниз, вверх-вниз. – Не может ни одна берегиня такого сделать! А тебе, герр, если кажется, то знай – креститься надо.
– Её имя Майорика. Я говорил как-то раз с ней днём. У неё странные вопросы про столб были. Про судьбу, как узнать, что в жизни будет. С ней ещё бес был малый.
За столом воцарилась тишина. И под столом тоже. Я с одной стороны и рад был, что ещё хоть кто-то мою версию про ведьму поддержал, а с другой уж очень как-то неприятно было узнать, что по моему участку шляются и ночью, и днём беспрепятственно какие-то девицы водяного происхождения с иноземными фамилиями. Дедушка тронул меня носком сапога.
– Что молчишь, Вася? Может такое быть?
Я вылез наружу. Чтобы собраться с мыслями принялся мыть усы. Они, как назло, пристально смотрели на меня и как один молчали.
– Я согласен с Артемием Петровичем, что ни одна берегиня навредить людям, да и животным не сможет. Так что особа, которую герр Келли видел скорей всего ведьма. Имя мне её ни о чём не говорит, да и возможно оно не настоящее. С чего бы она стала представляться кому-то истинным имением.
– Тоже верно, – поддержал меня Артемий. – Ты, Васёк, молодец. Голова.
– Обвинения очень серьёзные, – дедушка вздохнул. – Я попрошу вас всех держать язык за зубами. А ты, Вася сегодня сходи к водникам, спроси у Дедушки Водяного не знает ли он девицы с таким именем. И если знает попроси его пригласить её и нас на посиделки вечером. Они там почитай каждую ночь в гостевом доме собираются. Так что и нам не плохо бы в непринуждённой обстановке на Майорику эту взглянуть. Может и правда, кто-то из дев водяных чудит. Ведь не только ж берегини у него в доме живут. У русалок запрета на пакости людям нет.
– Точно нет, – поддакнул дед Артемий.
«Вот ведь флюгер непостоянный», – мелькнула досадливая мыслишка у меня, и я нехотя согласился сходить к водяным. Про себя решил, что не стоит сразу к Донному в зубы лезть, для начала надо чертей водяных попытать. Там же был какой-то бесёнок мелкий с девицей. Вот его-то и надо найти. Я почувствовал нестерпимое желание действовать. Так, наверное, охотничьи собаки берут след. Прям усидеть на месте не возможно. И я направился к двери, выразительно глянул на мужчин за столом, потянулся, поточил когти о косяк, и только тогда они догадались меня выпустить. Дедушка ещё крикнул мне вдогонку, чтобы я не зарывался в разговоре с Водяным, но я и сам не хотел быть притопленным в гневе Правителем Донным, так что совет был напрасным. Чем, чем, а своей жизнью я дорожил.
На берегу толклось много людей и мне не улыбалось на виду у всех чертей из речки звать. Потому я, расправив хвост, перешёл через Чернушку по плотине. Спасибо тем, кто её так удобно устроил. Лёд в речке уже потемнел. К полудню распогодилось, и солнышко активно работало над снеготаянием. Со всех сторон побежали к запруде ручейки, собираясь у берега в мутные лужицы. На другой стороне речки я нырнул в подлесок у самого берега. Там было сыро, и я не рискнул уходить далеко от плотины.
– Анчутка! Анчутка, – позвал я срывающимся на хрип голосом. До сих пор мне было неловко звать так другого беса. Это было сродни предательству что ли. – Ачи, что ли его прозвать. Вроде, как и то же имя и совсем по-другому звучит.
Водяной бес, которому я придумал новое имя пришёл лишь на пятый зов. Он был встрёпан и зол. Над бровью у него красовалась здоровенная шишка и он был явно не расположен со мной общаться.
– Что изволите, господин Хранитель?
– Слушай, можно я буду звать тебя Ачи? – выпалил сразу я.
– Вы меня, что для этого звали? – глаза бесёнка стали большими как блюдце.
– Нет, – замялся я, – Не совсем. Мне тебя расспросить кое о чём нужно.
– А это срочно? А то, может, потом, в другой раз? А сейчас я вернусь и накостыляю этим козлам как следует, чтоб не дразнились. Может, ещё и зеркальце отнять успею, если они его не спрятали.
Я захлопал глазами. Это было что-то новое. Раньше я никогда не слышал, чтобы водяные духи дрались между собой. Ну да раньше и про водяниц, которые собак травят я тоже не слышал.
– Нет, погоди, Ачи… – я попробовал ещё раз это имя на вкус. Мне понравилось. – Мне очень важно узнать это именно сейчас. Потом поздно может быть.
– Вот и я о том же, – взмолился он. – Потом поздно будет!
В глазах его выступили слёзы. Я решил, что надо проявить гибкость.
– Хорошо. Иди и обломай им рога, – велел я. – А потом возвращайся, и я буду счастлив поздравить тебя с победой.
Водяной бес тут же пропал. По-моему, это было его самое быстрое перемещение на моей памяти. Просто схлопнулся как мыльный пузырь, даже брызги вокруг полетели. Чтобы не мёрзнуть в кустах я выбрался на берег. Если Ачи вернётся, то всё равно меня найдёт, а если не придёт сам, то я его опять позову. Надо будет спросить его потом, что это за зеркальце такое, из-за которого драку устраивать впору.
Солнышко пригрело мне спинку, и я блаженно прищурился. Шёрстка моя распушилась и на мгновение я подумал, что нет кота в мире счастливее меня. Но потом на глаза вновь попалась мельница, люди копошились на самом верху. Покрывали крышу толем. Ещё пара дней и ведь и впрямь закончат снаружи, а к весеннему равноденствию и внутри порядок будет. Я сегодня видел, как там всё ладно сделано. Половицы ровнёхонько лежат, вдоль стен всех карнизы резные, узорчатые. Красиво как в тереме.
Снизу послышался мерный хруст. Ачи брёл по кромке льда проламывая копытцами его у самого берега. Судя по всему, рога его обидчиков целы остались. Я состроил сочувственное выражение на своей морде и пошёл ему на встречу. Мы сели под одной из опор плотины, и он вздохнул.
– Не успел?
– Не успел. Они разбили его дураки, как будто не знают, что зеркало нельзя бить. К беде это.
– Это точно, дураки. Ну ты хоть втолковал это им?
– А то! Спрашиваешь, разбежались все к мамкам жаловаться. Но я им ещё потом покажу, – Ачи погрозил своим противникам кулаком. – Ты чего спросить хотел, господин Хранитель? Или мне теперь тебя тоже по-другому можно звать?
– Можно, зови Базиль. Мне так привычнее и проще. А спросить я тебя про водяницу хотел, которую Майорика зовут.
– Про Майю что ли? Так чего ж тут срочного? Она сама с тобой поговорить собиралась.
– Не про Майю, про Майорику.
– Ну так Майорика это и есть Майя. Ей в школе такое имя дали.
Я потряс головой, даже лапой за ухом почесал, задней. Информация не усваивалась.
– Нет, ну при чём здесь Майя? Это не может быть Майя. А нет ли у вас другой водяницы с таким именем?
– Нет.
– А ты Майю хорошо знаешь?
– Мы с ней дружим. Это она мне зеркальце дала. Красивое было. Я хотел зайчиков на солнце пускать, чтоб в глаза людям светить. Они так морщатся смешно. А они разбили и растащили все стёклышки. Одно вот осталось. – Анчутка разжал ладонь, на ней лежала круглая берестяная оправа с осколком зеркальца внутри. Тоненькая цепочка соскользнула с ладони и упала в рыхлый снег. Водяной бес принялся шарить, пытаясь отыскать её, а Базиль глядел на реку и всё никак не мог представить себе девушку по имени Майя Майорикой. Это было два совершенно разных существа, и эта новая берегиня с замысловатым заморским именем ему вовсе не нравилась.
– Вот ещё придумали имена менять, – проворчал он себе под нос.
– Если Вам не нравится, господин Хранитель, я не буду. Я могу Вас как раньше звать.
– Нет, это я не тебе. Это я про Майю. А ты случайно не знаешь, она с Якубом Келли не знакома?
– Знакома. Это такой блондинистый тип в очках, да?
– Да, именно он. А они как познакомились?
– Майя ходила на столб вещий смотреть, там и встретились. Я ей ещё говорил, что не за чем с ним болтать. А она всё расспрашивала его про какую-то теорию вероятности. Или это он ей объяснял. Не помню уже. Мне не интересно было. – Анчутка отыскал цепочку и пытался прицепить к ней опять оправу.
– А ещё про что они говорили?
– Не помню. Я на киносъёмку ходил смотреть. Да я же тебе говорил уже! Это в тот день было, когда лесопилка взорвалась.
– Ага, точно. А когда она взорвалась, Майя где была?
– Дома уже. Добежала до речки плюнула и сказала, чтоб пропало всё пропадом и ушла.
– Прям так и сказала?
– Да, как-то так. Я точно не помню.
– Ладно, Ачи, спасибо тебе. Не горюй, зайчики и осколком пускать можно, даже лучше будет, – я поднялся и полез вверх. – Ты смотри не болтай, про то, что я спрашивал. Слышишь?
– Молчу, как рыба, – отозвался Анчутка. Он ковырял лед копытом, видно хотел полынью сделать, чтобы портал не открывать в свой подводный дом.
– До свидания, Ачи!
– До свидания, господин. До свиданья, Базиль, то есть! – он широко и счастливо улыбнулся.
Его печали были уже все далеко, а мои, пожалуй, ещё только начинались. Как мне теперь с Дедушкой Водяным говорить? Он мне велел к Майе близко не подходить, а я его просить должен, чтобы он приём нам устроил с её присутствием. И чего это дед решил меня на эти переговоры отправить? Обходились же они полгода без меня как-то. А теперь, когда вопрос деликатный возник, давай Хранитель, иди разруливай.
Стройплощадка была пуста, значит время обеда. Вся артель сейчас в гостевом доме собралась, а мне как раз туда очень нужно. Неприятные дела лучше сразу решать, одним махом так сказать. Я направился под окна гостевого дома и начал мяукать. Если под дверью кричать не дозовёшься. Артельщики народ шумный, весёлый. Вон у них всё как с шутками и прибаутками, прислушался я к очередному взрыву смеха внутри. Дождался затишки и закричал вновь.
Окно отворилось. Наружу высунулась смешливая румяная рожа Андрейки.
– Кис, кис, Вася! Где ты там? Заходи скорей.
Я запрыгнул на подоконник и прошмыгнул в приоткрытую створку окна. В комнате было жарко. То ли натопили чересчур сильно, то ли надышать успели. От стола ко мне потянулись знакомые с гостинцами. Большинство рабочих с собой из дома еду возили. Первое здесь на всех дежурный варил, а вот котлетки какие-нибудь, бутерброды с ветчиной или сальцем – это своё. Я обнюхал подношение, проверил в Изнанке на наличие порчи, и только убедившись, что всё в порядке, принялся есть. Жевал не спеша, к разговорам прислушивался. Но ничего ценного из них не почерпнул. Говорили больше о политике, о заразе какой-то новой, что в Китае нашли. А ещё о погоде спорили и о том, когда снег сойдёт, чтоб огороды копать можно было. Словом, совсем неинтересные разговоры велись, к моим делам касательства не имеющие, и я, помыв морду тихонько удалился вглубь дома. Через некоторое время Артемий скомандовал подъём, и вся артель с шумом покинула гостевой дом. Я на всякий случай проверил, не остался ли кто из них здесь случайно и отправился в переговорную.
– Дедушка Водяной, Дедушка Водяной, ты здесь?
– Нет его, – раздался у меня за спиной гнусавый голос. Маленький мельничный дух сверлил меня глазками бусинками, утопающими в складках кожи вокруг длинного, похожего на хобот носа. Я совсем забыл, что у духов тоже был должно быть обед. Артемий Петрович самолично наливал им похлёбку из общего котла и относил в лодочный сарай поближе к воде.
– Вы уверены, мистер Киллмулис?
– Уверен, господин Кот. Хозяин дома сейчас спит и прибудет сюда не раньше семи часов. Так что не шумите тут, позвольте нам тоже вздремнуть часок после обеда.
