Kitabı oku: «По милости короля. Роман о Генрихе VIII», sayfa 2

Гарри ушел, сжимая кулаки от бессильной ярости. Ему была нестерпима мысль, что с его дорогой Екатериной обращаются так подло. Лишь бы она не заподозрила, будто он одобряет поведение отца! – мысленно взмолился Гарри. Если бы только ему представилась возможность увидеться с ней хотя бы мельком, тогда он мог бы передать ей, что любит ее и не откажется от своей клятвы верности. Но и после того, как Екатерина поселилась в Ричмондском дворце, Гарри редко видел ее даже издали, а когда это случалось, принца неприятно поражало, какими заношенными и истертыми выглядят платья его невесты. Обида на отца переросла в злость.

Однако четырнадцатый день рождения принца неуклонно приближался. Отец наверняка примет решение до этого дня, и Гарри хотел, чтобы король с уважением отнесся к уже заключенному брачному договору. Но вскоре стало совершенно ясно, что никаких приготовлений к свадьбе не ведется.

Неопределенность была мучительна. Однажды вечером Гарри постучал в дверь отцовских покоев, и его провели в королевскую опочивальню. Король, закутанный в бархатный ночной халат, сидел на стоявшем в изножье кровати сундуке и просматривал стопку каких-то бумаг.

– Да, Гарри, в чем дело? – спросил он довольно дружелюбно.

– Отец, что с моим браком? Он должен состояться вскорости. Каковы ваши намерения? – Гарри старался, чтобы в его тоне не слишком явственно звучала укоризна.

– Я еще не решил. – Король нахмурился. – Нужно принять во внимание многие детали. За Екатериной дают отличное приданое, из которого мы пока получили только половину. Честно говоря, мне не хотелось бы отказываться от остального. Более выгодной партии до сих пор не подвернулось. Я склоняюсь к тому, чтобы откладывать ваш брак как можно дольше и ждать, не появится ли какой-нибудь другой вариант.

– Но это несправедливо по отношению ко мне и Екатерине! – воскликнул Гарри.

– Это политика, мальчик, и вы поступите правильно, если извлечете урок из этой ситуации, – мягко проговорил отец. – Мы не должны отметать никакие возможности. Накануне вашего дня рождения вы предстанете перед епископом Винчестерским и возьмете назад свои обещания, данные во время помолвки, на том основании, что вы тогда были малы и по закону неправоспособны, чтобы принимать такие решения самостоятельно.

Гарри ужаснулся и сжал кулаки:

– Но я тогда хорошо понимал, что делаю!

– Это не имеет значения. Мне необходимо сделать так, чтобы, если подвернется лучшая партия, не возникло сложностей с разрывом вашей помолвки. И вы будете держать все в тайне. Это приказ!

Гарри не мог поверить, что его отец способен на такое холодное безразличие, расчетливость и даже жестокость. Ему отчаянно хотелось увидеться с Екатериной, предупредить ее о том, что грядет, и объяснить, что он сам к этому непричастен. Ему даже пришла в голову отчаянная мысль ворваться в покои принцессы и выложить ей всю правду, прежде чем его успеют остановить. Но от этого, вероятно, станет только хуже, и какую бы ненависть ни питал Гарри к своему отцу в тот момент, он все равно боялся его и понимал: когда настанет момент отречения от помолвки, ему придется это сделать.

Как-то в октябре король размашистой походкой вошел в спальню Гарри:

– Мальчик мой, у меня для вас хорошие новости. Я вступил в секретные переговоры с королевой Хуаной и королем Филиппом о браке между вами и их дочерью Элеонорой.

На миг Гарри онемел. Хотя его заставили отказаться от данных во время помолвки обещаний, он все еще надеялся заявить права на свою невесту.

– Но королева Хуана – сестра Екатерины. Неужели она согласится на такую подмену? – возразил он.

– Сомневаюсь, что ее слово хоть что-нибудь значит в этом деле. Кастилией правит ее муж, Филипп Бургундский, и его желание – закон для нее. Филиппа возмущает вмешательство Фердинанда в дела Кастилии, и он видит в этом браке средство отомстить тестю. К тому же я полагаю, он предложит большое приданое.

У Гарри упало сердце.

– Но инфанта Элеонора наверняка еще очень мала.

– Ей шесть лет, к двенадцати годам она созреет для брака, а время летит быстро. Не забывайте, юную супругу легче подчинить своей воле, чем ту, которая старше годами. Вам всего четырнадцать, а Екатерине уже почти двадцать, и получить власть над ней в качестве супруга будет непросто. У нее сильный характер.

Отец все видел в неверном свете. Екатерина неизменно проявляла только покорность и уважение.

– Брак с Элеонорой гораздо выгоднее, чем с Екатериной, – продолжил король. – Ее мать – королева Кастилии и наследница Арагона, а отец получит все земли Габсбургов и однажды может стать императором Священной Римской империи.

Но Элеонора не Екатерина. И Гарри совсем не пришлась по вкусу идея отсрочить женитьбу на шесть лет.

Однако отец был неумолим:

– Мальчик мой, лучше вам привыкнуть к этой мысли. Я намерен добиваться для вас этого брака.

1506 год

Начался новый год. Гарри с тревогой наблюдал, как его отец пытается нагреть руки на почти фатальной катастрофе. Узнав, что корабль, на котором Хуана и Филипп плыли из Бургундии в Испанию, потерпел крушение у берегов Англии, король Генрих с почти неподобающей монарху поспешностью кинулся выручать их и пригласил погостить в Виндзоре. По словам отца, Филипп тоже стремился к встрече с ним, так как решил заключить помолвку своей дочери с принцем Уэльским и вбить клин между Генрихом Английским и Фердинандом Арагонским. Стихия сыграла на руку обоим монархам.

Вопреки всему Гарри был очарован Филиппом Красивым, который воплощал в себе все добродетели и величие, какими должен обладать правитель. А вот Хуана, которая держалась отстраненно и совсем не участвовала в торжествах, ему совсем не понравилась: казалось, она занята исключительно своим мужем, заискивает перед ним, а тот явно стеснялся столь открытого выражения ревнивой привязанности к нему супруги. Дамам не к лицу выставлять свои чувства на всеобщее обозрение, подумал Гарри.

Екатерину спешно вызвали в Виндзорский замок для краткой встречи с сестрой. Отец не хотел, чтобы кастильские монархи заметили, что он оказывает их кровной родственнице меньшее почтение, чем она того заслуживает, а потому из кожи вон лез, лишь бы отвести Екатерине заметную роль в празднествах. Гарри затрепетал от благоговения, когда она заняла почетное место подле него под балдахином с королевскими гербами, но отец восседал на троне рядом с ними, а потому у принца не было никакой возможности выразить, что творится у него на душе, и он поневоле ограничился простыми словами вежливости, но постарался передать ей свои чувства взглядом и подумал, что она их поняла, судя по ее глазам.

Отец попросил Екатерину надеть испанское платье и развлечь Филиппа, исполнив вместе с ее дамами танец. Однако Филиппа это не слишком обрадовало, и когда Екатерина предложила ему встать в пару с ней, он вежливо отказался и возобновил прерванный разговор с королем Генрихом. На освобожденное для танцев место вышла десятилетняя принцесса Мария и сделала весьма изящный реверанс, и тут Гарри понял: судя по всему, Филиппу неприятно, что Екатерине отведено такое заметное место при дворе, особенно если не упускать из виду его намерение подставить на место Екатерины свою дочь. Вероятно, отец именно на это и рассчитывал, желая сделать Филиппа более сговорчивым и улучшить для себя условия сделки. О, у него хватило бы коварства замыслить такое! Гарри заметил, что Екатерине дали провести наедине с Хуаной не больше получаса. Разумеется, король Генрих не хотел, чтобы она поведала о своих горестях сестре и весть об этом донеслась до их отца.

Филипп уделил много внимания Гарри, которого постарался обаять, пустив в ход свои знаменитые чары. И принц поддался. Филипп был сыном могущественного Максимилиана, императора Священной Римской империи; когда-нибудь он станет хозяином всей Испании и Империи. Стоило подружиться с таким великим правителем и заручиться его доверием – пригодится в будущем. Когда в апреле Филипп и Хуана покидали Англию, Гарри прощался с ними не без сожаления, хотя испытывал облегчение, ведь по поводу его брака ничего не было решено.

Той осенью в Англию пришла худшая новость, какую Гарри слышал после смерти матери: Филипп скончался. Страшно было думать, что столь великолепный принц отправился к праотцам таким молодым: ему было всего двадцать восемь. Пятнадцатилетний Гарри пребывал в том впечатлительном возрасте, когда эта трагедия вновь с разящей остротой напомнила ему, что человек смертен и Господь может призвать его к себе в любое время. Он начал опасаться малейшего недомогания, даже намека на болезнь.

Незамедлительным следствием кончины Филиппа стало укрепление позиций Екатерины при дворе, и у Гарри появились основания для надежды, что отец уже не так сильно жаждет женить его на Элеоноре. Если бы только король Фердинанд выплатил оставшуюся часть приданого Екатерины, все могло бы сложиться хорошо. Но ничто его к этому не обязывало, пока брак не заключен, хотя отец, вопреки очевидности, ожидал такого исхода. Пусть бы король Фердинанд продемонстрировал, что принимает интересы дочери близко к сердцу. Гарри очень этого хотелось. Зачем два старика мешают счастью молодых? Это так несправедливо!

Глава 2

1507 год

В каком бы дворце ни обосновывался двор, король неизменно приходил в спальню Гарри и вел с ним полночные дискуссии о государственных делах, которые в основном сводились к нотациям на тему, как следует его сыну вести себя, когда он станет королем, чтобы наилучшим образом ставить в тупик своих врагов. Гарри считал, что отец проповедует ему очевидные истины, и скучал. Он мог бы посвятить это время гораздо более интересным занятиям. Брэндон и Комптон, закадычные приятели принца, как и он, имевшие страсть к воинским забавам и спорту, часто буянили на улицах, напивались или спали со шлюхами. Не дай бог, отец узнает об этом, ведь друзья были для Гарри хоть какой-то отдушиной в его скучной жизни, пусть даже он разделял их радости лишь заочно. Он даже девушку ни разу не поцеловал. Втайне ему очень хотелось узнать, каково это – оказаться внутри женщины, но он не видел для себя никакой возможности испробовать это, так как за ним пристально следили. Вот почему он столь страстно хотел жениться. Хвастовство друзей отчасти казалось ему безвкусицей; в их устах все это звучало так низко, так пошло. С Екатериной у них все будет по-другому, он не сомневался. Акт зачатия должен быть особенным, когда совершаешь его с тем, кого любишь.

Вечером у отца бегали глаза.

– Гарри, хочу вам сообщить: я раздумываю о заключении брака с королевой Хуаной.

У Гарри язык прилип к нёбу. Последствия такого поступка были бы весьма широкими.

– Но я хочу жениться на Екатерине, – наконец пролепетал он.

Король улыбнулся:

– Нет, мой мальчик, я намерен жениться на Хуане. Ее красота пленила меня, когда она приезжала в Англию, к тому же благодаря этому браку я стану королем Кастилии. Но мне не добиться своего без согласия Фердинанда. Только это остановило меня от разрыва вашей помолвки с Екатериной.

Перспектива женитьбы престарелого отца на Хуане потрясла Гарри, хотя он понимал, что возраст редко берется в расчет, когда речь идет о заключении брачных союзов между королевскими особами. Представлять себе отца, который вожделеет к королеве Кастилии, Гарри было неприятно; это казалось отвратительным и выглядело предательством по отношению к матери. К тому же Хуана, далекая, нервная и странная, по его мнению, не подходила на роль королевы Англии. Однако Гарри не протестовал. По крайней мере, отец демонстрировал доброе расположение к Екатерине, пусть даже подоплекой было желание, чтобы она склонила короля Фердинанда в его пользу. Правда, доброта короля не простиралась настолько далеко, чтобы он разрешил Гарри и Екатерине проводить время вместе; принц считал это немилосердным.

Тем не менее кое-какие исключения для них были сделаны. Во время празднования шестнадцатилетия Гарри Екатерине позволили почтить своим присутствием устроенный в его честь турнир. Принц упивался возможностью покрасоваться перед ней – показать свою рыцарскую удаль на ристалище, продемонстрировать, какой он умелый наездник и турнирный боец. Гарри вырос – стал выше отца – и набрался сил, его могучие руки и ноги благодаря развитой мускулатуре имели красивые формы; он понимал, что являет собой образец статного юноши. Люди превозносили его на все лады, а испанский посол сказал ему прямо в лицо, что во всем мире нет более красивого молодого человека. Гарри заметил, что простой народ любит его: где бы он ни появился, ехал верхом по Лондону или по сельской округе, обычно следом за отцом, люди сбегались отовсюду поглазеть на него, а он обнаружил в себе способность говорить с ними дружелюбно и выслушивать их жалобы. Этого умения быть на короткой ноге со всяким человеком не хватало королю. Никто не осмеливался обращаться с ним так фамильярно.

Разница в возрасте между Гарри и Екатериной, казалось, сократилась по мере приближения принца к взрослой жизни. Они оба созрели для брака, но король по-прежнему откладывал решение. Гарри начал опасаться, что отец никогда его не примет, и с грустью думал о том, как, должно быть, огорчают постоянные отсрочки Екатерину; ей двадцать один год, юность остается у нее позади. Однако все его протесты ни к чему не вели.

Гарри не терпелось сыграть свою роль в мире, повзрослеть, избавиться от опеки отца. Ему наскучило ждать, когда же он наконец станет королем. Юный принц мечтал о воинской славе и рыцарских подвигах не меньше, чем о своей любимой Екатерине. Из-за нее его симпатии в политике тяготели к Испании. Да и как могло быть иначе, если он жаждал завоевать Францию, главного врага испанцев и англичан? Сто семьдесят лет назад предок Гарри, король Эдуард III, заявил претензию на французский престол и одержал великую победу в Столетней войне. С тех пор английские короли носили на своих гербах, разделенных на четверти, королевские лилии Франции вперемежку с английскими львами, а примерно сто лет назад король Генрих V одолел французов в битве при Азенкуре и сделался королем Франции. Гарри никогда не надоедало слушать рассказы о благородных подвигах предков, и он прочел все исторические хроники о тех событиях, какие только имелись в королевской библиотеке. Принц был полон жгучего желания стать вторым Генрихом V и вновь захватить французский трон, утраченный шестьдесят лет назад, когда долгая война пришла к бесславному завершению. Он уже видел себя в Реймсском соборе, где венчают на царство французских королей, встающим на колени в лучах славы, дабы принять вожделенную корону. Он станет королем, которого будут помнить и чтить как нового завоевателя Франции, он возвеличит Англию на долгие века.

Гарри не понимал, почему отец не разделяет его устремлений, почему не позволяет ему повести в бой армию, переправившись через Английский канал. Вместо этого во время одной из полночных бесед вскоре после его дня рождения король рассмеялся, услышав из уст сына эту идею.

– Война – дело затратное, мальчик мой, – сказал он, кутая свое тщедушное тело в ночной халат. – Я могу придумать лучшие и более разумные способы потратить свои деньги. Гораздо выгоднее поддерживать дружеские отношения с другими странами, чем воевать с ними. Кроме того, я не могу допустить, чтобы вы рисковали жизнью. У меня нет других сыновей. Что будет с Англией, если вас убьют на поле боя? Здесь снова начнется гражданская война.

Гарри знал, что является живым воплощение мира, наставшего в стране благодаря браку его родителей. Мать была наследницей дома Йорков, а отец – единственным мужским потомком дома Ланкастеров. Их союз положил конец многолетнему конфликту между двумя соперничающими родами. Отец никогда не признавал, что обязан короной браку с матерью, так как получил ее по праву победителя, но Гарри не сомневался, что ее право было первичным.

Некоторые родственники покойной королевы имели более обоснованные притязания на трон, чем отец, к примеру ее сестры, хотя с этим можно спорить. Тетя Кэтрин была замужем за Уильямом Куртене, графом Девоном, который уже много лет томился в Лондонском Тауэре за то, что подстрекал одного самозванца к захвату трона. Детство Гарри омрачали угрозы со стороны нескольких таких фальшивых претендентов на престол: он помнил, как мать ради безопасности спешно уводила его в Тауэр, когда вторжение войска во главе с Перкином Уорбеком, самым опасным из этих проходимцев, считалось неизбежным, так что тревога отца была ему ясна, хотя у него самого это вызывало досаду.

Тетушку Сесилию, которая жила вместе с бабушкой Гарри, леди Маргарет, удалили от двора за вступление в брак с человеком более низкого, чем она сама, ранга. Тетя Анна была замужем за лордом Томасом Говардом, наследником графа Суррея, а тетя Бриджит монашествовала в Дартфорде. Но все они женщины, а женщинам не пристало владычествовать над мужчинами. Гарри про себя усмехался, представляя, как шли бы дела в Англии под руководством его взбалмошной сестры Маргариты, которая теперь была королевой Шотландии и, без сомнения, устраивала веселую жизнь своему супругу, королю Якову. На самом деле это вовсе не было весело, так как в случае смерти Гарри она становилась наследницей вместо него и Яков мог завладеть Англией, а этого допустить нельзя. Шотландцы, как и французы, были давними врагами Англии, и Гарри решительно намеревался в один прекрасный день поставить их под английское владычество.

– Началась бы кровавая резня, если бы я умер без наследника, – сказал отец, выводя Гарри из задумчивости. – Никого больше нет, кто имел бы основательные притязания на трон, за исключением женщин. Но некоторые из них замужем, имеют сыновей и амбициозных мужей. Почему, по-вашему, я держу юного Генри Куртене при вашем дворе? Чтобы присматривать за ним. То же самое и с вашими кузенами Поулами. Я выказал милость к ним, дабы заручиться их верностью. – Король встал и принялся ворошить угли в камине.

– Куртене мне не изменит, – уверенно заявил Гарри.

Ему нравился восьмилетний кузен, который ходил за ним по пятам, как обожающий раб, и всегда становился жертвой злых розыгрышей.

– Любой человек может предать вас, если его поманить перспективой обретения короны, – строго произнес отец. – Почему, вы думаете, мне пришлось казнить графа Уорика?

– Этому простаку заморочил голову самозванец Уорбек.

– А кроме того, он был сыном вашего двоюродного деда, герцога Кларенса, казненного за измену, и нашлись люди, которые после битвы при Босворте желали сделать его королем. У меня не оставалось выбора, кроме как посадить Уорика в Тауэр. Он вырос недоумком, не умел отличить гуся от петуха, и все равно представлял для меня угрозу.

– Но ведь он был сыном человека, лишенного прав и состояния и казненного за измену, ему запрещено наследовать трон, – возразил Гарри.

– Акты о лишении прав и состояния могут быть отменены, – мрачно ответил отец. – Вы полагаете, мне хотелось обрекать бедного Уорика на смерть? Иногда, Гарри, королям приходится делать очень неприятный выбор. Но измену всегда должно подавлять и искоренять.

– Несомненно, – энергично кивнув, согласился Гарри.

Это был вопрос, в котором они с отцом сходились прочно. Измена – самое отвратительное из преступлений, потому что она бьет по священной особе монарха и подрывает богоданный порядок в мире.

– Королей все обязаны слушаться, – продолжил отец, – так велел Господь, и слушаться беспрекословно. Король имеет право ожидать такого же почитания и послушания от своих подданных, какие сам проявляет к Богу, так как закон короля есть Закон Божий, а королевские исключительные права – это Господня воля, проявляющая себя в воле короля. Поэтому король не может поступать неправильно, а измена – это самое серьезное преступление, и за нее нужно карать самым суровым образом для примера и в устрашение другим.

Гарри снова кивнул. Он знал, какое ужасное, но справедливое наказание закон предусматривал для предателей. Их тащили на волокушах от тюрьмы до места казни, так как считалось, что они недостойны идти по земле, затем душили до полусмерти путем повешения, потом, еще живыми, резали, кастрировали и потрошили и наконец обезглавливали, а головы и четвертованные тела выставляли на обозрение публики в качестве спасительного предостережения тем, кто впредь задумает совершить измену. Пэрам королевства король обычно заменял эту позорную казнь на отсечение головы.

Для себя Гарри решил, что, когда настанет его время, будет обходиться с изменниками сурово. Он не собирался терпеть постоянное ощущение угрозы, терзавшее отца на всем протяжении его правления, или попустительствовать вымогательству таких хватких людей, как Ричард Эмпсон и Эдмунд Дадли, которые служили королю с подрывавшей репутацию короны жестокостью. Он нагонит благоговейного страха на своих родовитых подданных и подчинит их себе, так что они не посмеют ополчиться против него и будут исполнять его волю.

Король зашелся кашлем. В последнее время Гарри заметил, что лицо отца осунулось и на нем залегли глубокие морщины, в глазах появились печаль и обреченность. Раньше ему никогда не приходило в голову, что отец может чувствовать себя одиноким. Поговаривали, будто он близко сошелся с прекрасной вдовой Уорбека, леди Кэтрин Гордон, которая когда-то служила у матери, и до появления слухов о его возможной женитьбе на королеве Хуане люди судачили, что король-де хочет взять леди Кэтрин в жены. Однако Гарри не особенно доверял слухам. Отца скорее затребует могила, чем брачная постель, если судить по тому, что он видел у себя перед глазами. Ему было почти жаль своего родителя.

1508 год

На заседании Совета Гарри ерзал на месте, с трудом сдерживая раздражение. Никаких разговоров об интересе отца к Хуане больше не велось, но и сам Гарри ничуть не приблизился к желанному браку. В последние несколько месяцев от него требовали присутствия на этих скучнейших собраниях, дабы он ознакомился с работой правительства, но эти занудные старики бубнили что-то бесконечно долго. Неужели нельзя закончить побыстрее, тогда он мог бы пойти на ристалище. За окном такой прекрасный весенний день, а ему приходится сидеть взаперти в этой душной комнате, где жарко пылает огонь в камине, потому что отца бьет озноб. Гарри усиленно гнал от себя дремоту.

Вдруг он навострил уши.

– Что касается женитьбы принца, – говорил король, – отношения с королем Фердинандом заметно ухудшились, и я намерен возобновить переговоры с императором Максимилианом о браке его высочества с Элеонорой Австрийской. Мой сын едва ли имеет большую склонность к женитьбе на принцессе Екатерине. Кроме того, законность их союза все равно будет вызывать сомнения.

Гарри сердито глянул на отца. Едва ли имеет большую склонность? С чего это он взял?

Принц ничего не сказал. Какой смысл, если король в любом случае настоит на своем. Вместо этого Гарри, вырвавшись наконец на улицу, выпустил пар на ристалище и сбивал с седла одного противника за другим. Когда-нибудь он получит свободу и будет сам себе голова.

Однажды прекрасным летним днем Гутиер Гомес де Фуэнсалида, новый посол Фердинанда, подошел к Гарри, когда тот играл в шары со своими юными джентльменами. Увидев, что его ожидает дородный, почтенный с виду испанец, Гарри оторвался от своего занятия, и они вместе стали прогуливаться по посыпанной гравием дорожке между клумбами с розами.

– Ваше высочество, вы, вероятно, понимаете, что король Генрих находится в последней стадии чахотки, – робко начал посол.

– Да, – ответил Гарри, хотя на самом деле не вполне сознавал, насколько тяжело болен отец.

Фуэнсалида прочистил горло.

– Это деликатное дело, ваше высочество. Мой государь считает, что негоже настаивать на вашем браке с принцессой Екатериной, пока король жив, но я должен заверить вас в великой любви, которую питает к вам король Фердинанд. Он велел мне сказать, что вы можете рассчитывать на него и его королевство во всем.

Гарри улыбнулся. Как приятно! Если он соберется воевать с Францией, ему понадобится поддержка Фердинанда. Но лучше проявлять осмотрительность.

– Я благодарю его величество за дружбу, – сказал Гарри. – И молюсь, чтобы вскоре она была скреплена моим браком.

Но вот отец никак не умирал и все так же имел намерение получить приданое Екатерины до того, как женит на ней сына. Когда Гарри сообщил ему о намеках Фуэнсалиды, что король Фердинанд по-прежнему желает заключения брака, отец фыркнул:

– У него много корон, но нет денег выплатить приданое дочери! И отчего Фуэнсалида решил влезть в это дело и обсуждать его с вами? В этом королевстве решения принимаю я!

Кипя от возмущения, Гарри отвернулся. Да неужели отец никогда не позволит ему жениться! Однако, судя по ходившим при дворе разговорам и брошенным вскользь замечаниям друзей, Гарри заключил: английские дворяне желали в будущем видеть Екатерину своей королевой. Очевидно, депутация знати приходила к королю и, стоя на коленях, убеждала его согласиться на этот брак. Но ничего не вышло. Отец, заходившийся жутким кашлем, продолжал цепляться за власть. Неужели он не видит, что сын уже достаточно возмужал для женитьбы и его вступление в брак крайне важно с политической точки зрения, ведь королевство находится в опасности, когда у него только один наследник?

Гарри не мог больше этого выносить. Ему исполнилось семнадцать, он уже взрослый мужчина, а отец держит его под строжайшим надзором, как юную деву. В отличие от Артура, который, когда проходил подготовку к вступлению на престол, председательствовал в Совете Валлийской марки, заседавшем в замке Ладлоу, Гарри не исполнял никаких королевских обязанностей. Ему дозволялось покидать дворец только через дверь, которая вела из личных покоев короля в сад, и его всегда должны были сопровождать приставленные отцом компаньоны. За принцем постоянно следили, а посему мало кто отваживался приближаться к нему или разговаривать с ним. Гарри оставил попытки найти при дворе близких по духу людей и предпочел углубиться в себя, не произносил на людях ни слова, разве что отвечал на вопросы отца.

Все разговоры, которые велись при нем, касались добродетели, чести, мудрости и рыцарских подвигов. В присутствии принца никогда не упоминали ни о чем таком, что могло бы склонить его к любому пороку, и такое обращение могло быть заведено только по личному приказанию отца. Казалось, король не уверен в том, что его сын по собственной воле выберет путь добродетели, и Гарри кипел от негодования, считая, что ничем не заслужил такого отношения к себе. Как будто у него в принципе имелась возможность вести себя безнравственно! Когда он думал, чем занимаются его приятели…

Находясь в изоляции и досадуя на невидимые узы, которыми его опутали, Гарри стал проводить бóльшую часть времени в своей комнате, расположенной за отцовской спальней. Он не прекращал занятий, жадно читал труды Фомы Аквинского, Отцов Церкви и античных классиков, делая на полях пространные заметки. Ученые мужи, даже Эразм Роттердамский и Томас Мор, хвалили его познания, но больше всего Гарри жаждал услышать хотя бы одно слово похвалы от своего отца. Но их разделял широкий пролив взаимного недовольства, и Гарри силился понять, что он сделал не так. Причина в том, что он не Артур? Ну, с этим ничего не поделать. Иногда Гарри казалось, что отец ненавидит его. Конечно, он же никогда не выказывал любви к младшему сыну.

Однажды в разгаре лета несчастный Гарри решил бросить вызов своему мучителю.

– Да, Гарри. – Отец поднял глаза от счетной книги. – Что вам надо? – Он был занят и, очевидно, не хотел, чтобы его отрывали от дела.

Гарри сразу почувствовал себя побежденным.

– Я не стану беспокоить сейчас вашу милость, – сказал он и повернулся, чтобы уйти.

Король отложил перо и вздохнул:

– Нет-нет, останьтесь. Что я могу для вас сделать?

Гарри набрал в грудь воздуха:

– Сир, мне хотелось бы играть более заметную роль в управлении. Почему вы не даете мне никакой власти?

Отец нахмурился:

– Как сказал однажды наш предок Вильгельм Завоеватель, у меня не в обычае раздеваться, пока я не пойду ложиться спать. Управляю здесь я, и пока это так, вы будете делать то, что скажу я. Не думаю, что вы готовы распоряжаться властью. Ваша скука на заседаниях Совета очевидна всем. Ясно, что вы предпочли бы покинуть заседание и заняться какой-нибудь спортивной игрой, чем стали бы учиться искусству управления государством. Вы лелеете романтические мысли о браке, когда вашим сердцем должна руководить голова. Так что пока вам следует показать мне готовность наблюдать и учиться у тех, кто мудрее вас.

– Это несправедливо! – возразил Гарри, повышая голос. – На Артура вы возлагали ответственность, а он был тогда моложе меня.

– И имел больше достоинства! – оборвал его отец.

– Вы это так называете? В нем не было нужных для короля качеств! – Гарри пожалел о сказанном, как только эти слова вылетели у него изо рта; лицо отца побагровело.

– Артур понимал, что безрассудство и искание славы – нежелательные для короля качества, – едким тоном проговорил король.

– Вы бы не сказали так о Генрихе Пятом! – крикнул Гарри, теряя терпение. – Не безрассудная ли отвага и искание славы помогли ему завоевать Францию? Когда я стану королем…

– Вы пока еще не король! – взревел отец.

– Очень жаль! – бросил ему Гарри, дрожа от гнева.

– Убирайтесь с глаз моих, пока я вас не убил! – прошипел король, вставая и протягивая руку к кинжалу, но его вдруг согнул пополам приступ кашля. – Вон! – задыхаясь, прохрипел он.

Гарри не пришлось просить дважды. На мгновение он и впрямь испугался, что отец вот-вот вонзит в него кинжал. Видно, король и вправду его ненавидит. Что ж, это чувство взаимно!

Вернувшись в свою комнату, Гарри попытался успокоить бурно вздымавшуюся грудь и схватил с полки книгу по астрономии. Изучение движения небесных тел давно увлекло его и сейчас поможет отвлечь мысли от случившегося. Гарри кинулся в кресло и трясущимися руками раскрыл том. Слова и диаграммы бессмысленно плясали перед глазами и не давали скрыться от обуревавших его чувств.

И вдруг Гарри осенило. Ну конечно! Отец боялся его и ревновал! Он понимал, какими способностями и какой силой обладает сын, и, быть может, опасался наделять его властью сверх меры, чтобы тот не начал представлять угрозу для него самого. Это было весьма и весьма вероятно, ведь кто из подданных короля не отдал бы предпочтение прекрасному, хорошо образованному, пылающему жаждой побед молодому человеку перед больным монархом, вечно сидевшим, уткнув нос в счетоводные книги?

Эту постоянную опеку невозможно больше терпеть! – кипятился про себя Гарри. В следующем июне ему стукнет восемнадцать, он достигнет совершеннолетия. Дай бог, чтобы тогда отец понял: нельзя и дальше обходиться с ним как с ребенком.