Kitabı oku: «Любовь среди руин. Полное собрание рассказов», sayfa 9

Морское путешествие
(Письма дочки богатых родителей)

Пароход «Слава Эллады»

Дорогая моя!

Ну так вот я обещала сразу написать и написала бы но очень качало просто ужас. Сейчас стало немножко легче так что сажусь писать. Ну вот ты ведь знаешь наше путешествие начинается в Монте-Карло а когда папа и мы все приехали на вокзал оказалось что путь от Лондона туда в билеты не входит и папа рассердился просто ужасно и сказал что не поедет а мама сказала глупости конечно поедем и мы тоже но папа успел обменять все деньги на лиры и франки только оставил шиллинг на чай носильщику в Дувре он такой методичный так что ему пришлось все менять обратно и он после этого ворчал всю дорогу и не взял мне и Берти билетов в спальном вагоне а сам в спальном всю ночь не спал до того был рассержен. Ужас как грустно.

Потом все пошло гораздо лучше судовой кассир назвал его полковник и каюта ему понравилась так что он повел Берти в казино и проиграл а Берти выиграл и Берти кажется нализался во всяком случае он когда ложился спать издавал такие звуки он в соседней каюте как будто его тошнило. Берти везет с собой книги по искусству барокко раз он учится в Оксфорде.

Ну так вот в первый день была качка и мне прямо с утра как только я села в ванну стало не по себе и мыло не мылилось п. ч. вода соленая ты ведь знаешь а потом пошла завтракать в меню было ужасно всего много даже бифштекс с луком и очень симпатичный молодой человек он сказал только мы с вами и пришли можно к вам подсесть и все шло замечательно он заказал бифштекс с луком но я сплоховала пришлось уйти к себе и опять лечь а он как раз говорил что больше всего восхищается девушками которые не боятся качки ужас как грустно.

Самое главное не принимать ванну и совсем не делать быстрых движений. Ну на следующий день был Неаполь и мы посмотрели несколько церквей для Берти и тот город который взорвался во время землетрясения и убило несчастную собаку у них там есть с нее гипсовый слепок ужас как грустно. Папа и Берти видели какие-то картинки а нам их не показали мне их потом Билл рисовал а мисс Ф. подсматривала. Я тебе еще не писала про Билла и мисс Ф.? Ну так вот Билл уже старый но очень элегантный то есть на самом деле он наверно не такой уж старый только он разочарован в жизни из-за жены он говорит что не хочет говорить о ней дурно но она сбежала с каким-то иностранцем так что он теперь ненавидит иностранцев. Мисс Ф. зовут мисс Филлипс препротивная ходит в яхтсменском кепи ужасная дрянь. Лезет ко второму помощнику это конечно никого не касается но всякому дураку ясно что он ее видеть не может просто всем морякам полагается делать вид будто они влюблены в пассажирок. Кто у нас есть еще? Ну всякие старички и старушки. Папа пристроился к одной леди Мюриел дальше не помню, она знала еще моего дядю Нэда. Есть одни молодожены это очень неловко. И еще священник и еще очень милый педик с фотографическим аппаратом в белом костюме и несколько семейств с нашего промышленного севера.

Целую крепко Берти тоже.

Мама купила шаль и какую-то зверюшку из лавы.

ОТКРЫТКА

Это вид Таормины. Мама купила здесь шаль. Было очень смешно п. ч. мисс Ф. дружила только со вторым помощником а его не пустили на берег и когда рассаживались по машинам мисс Ф. пришлось втиснуться вместе с одним семейством с промышленного севера.

Пароход «Слава Эллады»

Дорогая моя!

Надеюсь ты получила мою открытку из Сицилии. Мораль ее в том чтобы не дружить с моряками но я-то подружилась с кассиром это совсем другое дело п. ч. он ведет двойную жизнь у него в каюте граммофон и сколько угодно коктейлей а иногда гренки с сыром и я спросила а вы за все это платите? А он сказал нет но пусть это вас не беспокоит.

Теперь мы три дня будем в море и священник сказал что это хорошо п. ч. мы все сдружимся но мы с мисс Ф. не сдружились она впилась в несчастного Билла как пиявка не хочет рисковать снова оказаться одной когда нас пустят на берег. Кассир говорит что одна такая всегда на пароходе найдется он даже говорит так про всех кроме меня а про меня совершенно правильно говорит что я не такая. Ужас как мил.

На палубе играют во всякие игры гадость ужасная. А в последний день перед Хайфой будет маскарад. Папа здорово играет во всякие игры особенно в шайбу и ест больше чем в Лондоне но это вероятно ничего. Костюмы для бала надо брать напрокат у парикмахера то есть это нам надо а у мисс Ф. есть собственный. Я придумала замечательную штуку вернее это кассир мне посоветовал чтобы одеться матросом я уже примеряла костюм он мне идет ужасно. Бедная мисс Ф.

Берти ни с кем не дружит в игры играть он не хочет и вчера вечером опять нализался и пробовал спуститься вниз по вентилятору его второй помощник вытащил и все старички за капитанским столом смотрят на него скептически. Это новое слово. Очень литературно? Или нет?

Педик кажется пишет книгу у него зеленая вечная ручка и зеленые чернила но что он пишет я не разглядела. Целую крепко. Ты скажешь здорово я наловчилась писать письма и будешь права.

ОТКРЫТКА

Это снимок Земли Обетованной и знаменитого Галилейского моря. Здесь все оч. восточное с верблюдами. Про маскарад скоро напишу это целая история насмотрелась же я. Папа уезжал на весь день с леди М. потом сказал что она очаровательная женщина знает жизнь.

Пароход «Слава Эллады»

Дорогая моя!

Ну так вот на маскарад уже к обеду надо было прийти в костюмах и когда мы входили все аплодировали. Я опоздала п. ч. никак не могла решить надевать шапочку или нет потом надела и получилось дивно. Но мне похлопали совсем мало и когда я огляделась то увидела штук двадцать девушек и нескольких женщин в таких же костюмах вот каким двуличным человеком оказался этот кассир. Берти был апашем банально до ужаса. Мама и папа были прелесть. Мисс Ф. была в балетном костюме из русского балета он ей как корове седло ну за обедом мы пили шампанское а потом бросали серпантин я бросила не раскрутив и попала мисс Ф. прямо по носу. Ха-ха. Мне захотелось поболтать и я сказала официанту как весело правда? А он сказал да, только не для тех кому потом прибираться надо. Ужас как грустно.

Ну Берти конечно нализался и немножко переборщил особенно в разговоре с леди М. а потом сидел в темноте в каюте у двуличного кассира и плакал мы с Биллом нашли его там и Билл дал ему выпить и что бы ты думала он исчез куда-то с мисс Ф. и больше мы их не видели это наглядный пример до какого позора может довести нас то есть его Демон Пьянства.

А потом кого бы ты думала я встретила того молодого человека который в первый день заказал бифштекс с луком его зовут Роберт и он сказал я вас все время ищу. Ну я немножко поиздевалась над ним ужас как мил.

Бедную маму выбрал в поверенные Билл он рассказал ей все про свою жену и как она разочаровала его с иностранцем ну завтра мы прибываем в Порт Саид D. V. это по-латыни на случай что ты не знаешь означает если богу будет угодно а оттуда вверх по Нилу и в Каир.

Пришлю открытку со сфинксом.

ОТКРЫТКА

Это сфинкс. Ужас как грустно.

ОТКРЫТКА

Это храм не помню кого. Дорогая моя спешу тебе сообщить я обручилась с Артуром. Артур это тот про которого я думала что он педик. Берти находит что египетское искусство никакое не искусство,

ОТКРЫТКА

Это гробница Тутанхамена оч. знаменитая. Берти говорит что это пошлятина а сам обручился с мисс Ф. т. ч. не ему бы говорить я теперь называю ее Мэбел. Ужас как грустно. Билл не разговаривает с Берти. Роберт не разговаривает со мной папа и леди М. видимо поругались был один человек со змеей в мешке и еще мальчик он мне предсказал судьбу оч. счастливую. Мама купила шаль.

ОТКРЫТКА

Сегодня видела эту мечеть. Роберт обручился с новой девушкой как зовут не знаю препротивная.

Пароход «Слава Эллады»

Дорогая моя!

Ну так вот мы все вернулись из Египта перебудораженные и двуличный кассир спросил какие новости а я сказала новости? Пожалуйста я обручилась с Артуром а Берти обручился с мисс Ф., ее теперь зовут Мэбел это уж совсем невыносимо я так и сказала а Роберт с какой-то противной девицей а папа поругался с леди М. а Билл поругался с Берти а Робертова противная девица меня обхамила а Артур был прелесть но двуличный кассир ничуть не удивился он сказал что так бывает каждый рейс во время экскурсии по Египту все либо обручаются либо ссорятся а я сказала не в моих привычках обручаться с кем попало за кого он меня принимает а он сказал как видно не в моих привычках ездить в Египет т. ч. больше я с ним не разговариваю и Артур тоже.

Целую.

Пароход «Слава Эллады»

Деточка,

мы в Алжире он не очень восточный тут полным-полно французов. Так вот с Артуром все кончено я все-таки оказалась права а теперь я обручилась с Робертом это гораздо лучше для всех особенно для Артура из-за того о чем я тебе писала первое впечатление никогда нас не обманывает. Правда? Или нет? Мы с Робертом целый день катались по Ботаническому саду и он был ужас как мил. Берти нализался и поссорился с Мэбел теперь она опять мисс Ф. т. ч. тут все в порядке а противная Робертова девица весь день оставалась на пароходе со вторым помощником. Мама купила шаль. Билл рассказал леди М. про свое разочарование и она рассказала Роберту а он сказал что да мы все уже про это слышали а леди М. сказала что Биллу недостает умения молчать и она после этого его не уважает и не винит его жену и того иностранца.

Целую.

ОТКРЫТКА

Забыла о чем писала в последнем письме но если я упоминала препротивного человека по имени Роберт считай что ничего этого не было. Мы все еще в Алжире папа поел сомнительных устриц но все обошлось. Берти пошел в один дом полный шлюх и там нализался а теперь ему недостает умения про это молчать как сказала бы леди М.

ОТКРЫТКА

Ну вот мы и вернулись и все спели хором за счастье прежних дней и я расцеловалась с Артуром а с Робертом не разговариваю он плакал то есть Артур а не Роберт потом Берти извинился почти перед всеми кого он обхамил но мисс Ф. сделала вид что не слышит и ушла. Ужас какая дрянь.

Человек, который любил диккенса

Хотя мистер Макмастер и прожил в Амазонасе⁹² почти шестьдесят лет, о его существовании было известно разве что нескольким семействам индейцев племени шириана. Усадьба его располагалась на участке саванны из тех, что порой возникают в тамошней местности, – клочок песка и травы около трех миль в поперечнике, со всех сторон окруженный лесом.

Орошавший эти земли ручей не был обозначен ни на одной из существующих карт; он сплошь состоял из порогов, во всякий сезон опасных, а большую часть года и вовсе непреодолимых. По ним стремительный поток мчался к истокам реки Урарикуэра, чье русло, как бы добросовестно его ни обозначали в любом школьном атласе, все-таки и поныне в значительной степени является плодом вдохновенных предположений. За исключением мистера Макмастера, никто из местных жителей и слыхом не слыхивал о Колумбии, Венесуэле, Бразилии или Боливии, которые попеременно предъявляли претензии на эту территорию.

Дом мистера Макмастера по размерам превосходил обиталища его ближайших соседей, однако по своим архитектурным принципам ничем от них не отличался: кровля из высушенных пальмовых листьев, саманные стены и глинобитный пол. Мистеру Макмастеру принадлежали также примерно дюжина голов пасущихся в саванне коровенок здешней низкорослой породы, плантация маниоки, рощица банановых и манговых деревьев, собака и, наконец, единственный на всю округу экземпляр огнестрельного оружия – одноствольный дробовик, заряжавшийся с казенной части. Немногочисленные предметы внешней цивилизации, скрашивавшие быт владельца усадьбы, попадали к нему через длинную череду торговцев. Много месяцев эти товары переходили из рук в руки, из-за них торговались на дюжине языков и наречий, они преодолевали изощреннейшую коммерческую паутину, раскинувшуюся от са́мого Манаоса⁹³ до глухих деревушек, затерянных в непроходимой сельве.

Однажды, когда мистер Макмастер набивал патроны, к нему явился индеец-шириана и сообщил, что к ним по лесу движется белый человек, в полном одиночестве и очень больной. Макмастер зарядил уже набитым патроном свой дробовик, прочие, уже готовые снаряды сунул в нагрудный карман и двинулся в направлении, указанном индейцем.

Человек, о котором шла речь, когда мистер Макмастер подоспел к нему, уже выбрался из подлеска и обессиленно сидел на опушке – по всему было видно, что дела его плохи. На нем не было ни шляпы, ни ботинок, одежда изорвана в клочья до такой степени, что лохмотья держались на теле, лишь поскольку насквозь пропитались по́том; изрезанные босые ноги чудовищно распухли, каждый открытый участок тела покрывали язвы и шрамы от укусов насекомых и летучих мышей; широко распахнутые глаза лихорадочно блестели. Он вполголоса беседовал о чем-то сам с собой, но замолчал, стоило мистеру Макмастеру обратиться к нему по-английски.

– Я устал, – сказал гость, а потом добавил: – Сил нет идти. Я Хенти, и я больше не могу. Андерсон умер. Это случилось давным-давно. Вероятно, вы думаете, что я спятил.

– Думаю, вы очень больны, друг мой.

– Я просто устал. И кажется, уже несколько месяцев у меня крошки во рту не было.

Мистер Макмастер помог ему подняться с земли и, поддерживая под руку, повел сквозь заросли травы к своей усадьбе.

– Здесь недалеко. Когда доберемся, я дам вам кое-какое снадобье, от него вам полегчает.

– Это так мило с вашей стороны. – Чуть погодя гость добавил: – Смотрю, вы говорите по-английски. Я тоже англичанин. Моя фамилия Хенти.

– Что ж, мистер Хенти, все ваши беды позади, вам больше не о чем беспокоиться. Вы больны, вы проделали долгий тяжелый путь. Я позабочусь о вас.

Они шли очень медленно, но наконец добрались до дома.

– Полежите пока в гамаке, а я кое-что приготовлю для вас.

Мистер Макмастер направился в кладовку, где извлек из-под груды шкур жестяную банку, доверху заполненную сушеными листьями и кусочками коры. Он зачерпнул горсть этой смеси и вышел на двор, где горел костер. Вернувшись, он завел руку за голову Хенти и, приподняв больного, поднес к его губам калебас⁹⁴ с травяным настоем. Содрогаясь от невыносимой горечи, тот через силу глотал микстуру. Наконец он выпил все, и мистер Макмастер выплеснул осадок на пол. Тихо всхлипывая, Хенти скорчился в гамаке и вскоре погрузился в беспробудный сон.

Экспедицию Андерсона, который намеревался исследовать дельту Паримы⁹⁵ и верховья Урарикуэры на бразильской территории, пресса изначально окрестила «злополучной». Каждый этап этого предприятия сопровождался неудачами – начиная от формирования состава экспедиции в Лондоне и вплоть до ее трагического краха в Амазонасе. Пол Хенти пал жертвой этих злосчастий еще на ранней фазе подготовки путешествия.

По своей натуре он вовсе не был исследователем – уравновешенный, симпатичный молодой человек с утонченными вкусами и завидным состоянием, он не претендовал на звание интеллектуала, но слыл ценителем балета, а также изящной архитектуры. Он много путешествовал по наиболее доступным частям света и собрал коллекцию редкостей, в которых, впрочем, не разбирался. Хозяйки гостиниц обожали его почти так же пылко, как и его собственные тетки. Он был женат на даме исключительной красоты и обаяния, и именно она нарушила размеренное течение его жизни, второй раз за восемь лет брака признавшись, что любит другого мужчину. Первый эпизод не заслуживал беспокойства – тогда миссис Хенти ненадолго увлеклась профессиональным игроком в теннис. Нынешним объектом ее нежных чувств являлся капитан Колдстримской гвардии⁹⁶, и это было куда серьезнее.

Первой мыслью Хенти, получившего это шокирующее известие, было переварить его где-нибудь за обедом в одиночестве. Он был членом четырех клубов, однако в трех из них рисковал столкнуться лицом к лицу с любовником своей жены. Посему он отправился туда, где бывал реже всего, – в этом клубе собиралась полуинтеллектуальная компания из адвокатов, издателей и ученых мужей, изнывавших в ожидании избрания в Атенеум⁹⁷.

Здесь после обеда он разговорился с профессором Андерсоном и впервые услышал о планирующейся экспедиции в Бразилию. На тот момент главным несчастьем, тормозившим подготовку, была растрата двух третей уставного капитала предприятия его секретарем. Руководство экспедиции пребывало наготове – сам профессор Андерсон, антрополог доктор Симмонс, биолог мистер Некер, а также мистер Броу, совмещавший в одном лице геодезиста, радиста и главного механика; аппаратура, оборудование и охотничье снаряжение давно были запакованы в ящики, готовы к погрузке и снабжены соответствующими печатями и официальными разрешениями. Но если каким-то чудом где-нибудь не отыщется тысяча двести фунтов – всему конец.

Хенти, как уже говорилось, был человеком состоятельным; экспедиция должна была продлиться от девяти месяцев до года; он мог на это время закрыть двери своего загородного поместья – ибо миссис Хенти, без сомнения, предпочтет остаться в Лондоне со своим возлюбленным – и с лихвой покрыть сумму, которая требовалась на нужды экспедиции. Кроме того, это путешествие окутывал романтический флер, который, чувствовал Хенти, придаст ему привлекательности даже в глазах собственной жены. Недолго думая, он тут же, у клубного камелька, завербовался в команду профессора Андерсона.

Вернувшись домой, он объявил жене о своем решении:

– Теперь я знаю, как мне следует поступить.

– И как же именно, милый?

– Ты совершенно уверена в том, что больше меня не любишь?

– Милый, ты же знаешь: я тебя обожаю!

– Но этого своего гвардейца, Тони, или как там его, ты любишь больше?

– О, милый, конечно, я люблю его больше. Это же совсем другое!

– Что ж, отлично. В течение следующего года я не стану предпринимать никаких шагов в отношении развода. У тебя будет время обдумать все хорошенько. На следующей неделе я отбываю на Урарикуэру.

– С ума сойти, это, вообще, где?

– Я и сам точно не знаю. Вроде бы где-то в Бразилии. Это неизведанные земли. Я планирую вернуться через год.

– Но, милый, как это скучно! Ты словно персонаж из книги – я имею в виду, стремление к высокой цели и всякое такое.

– Что ж, думаю, ты уже давно убедилась в том, что я очень скучный человек.

– Милый, не говори гадостей – ах, телефон звонит! Это, должно быть, Тони. Ты ведь не будешь возражать, если я чуточку поболтаю с ним наедине?

Однако в последующие десять дней подготовки к отъезду она выказала немало нежности и участия и дважды давала отставку своему солдату, чтобы сопровождать Хенти в поездках по магазинам, где он приобретал свое снаряжение. Она даже настояла на покупке камвольного⁹⁸ кушака с кармашками. Накануне отъезда мужа она устроила званый вечер в посольстве, на который позволила пригласить кого-нибудь из его друзей. У него на уме был один профессор Андерсон; тот явился странно одетым, танцевал без устали и, кажется, у всех вызвал лишь осуждение и насмешки. На следующий день миссис Хенти проводила мужа на поезд, доставлявший путешественников к пароходной пристани, и подарила ему бледно-голубое, почти непристойно мягкое одеяло в замшевом чехле того же цвета, застегнутом на молнию и украшенном монограммой. На прощание она поцеловала его со словами: «Куда бы ты ни отправлялся, береги себя».

Если бы она последовала за ним до Саутгемптона, то стала бы свидетельницей двух драматических сцен. Буквально у трапа парохода мистер Броу был арестован за долги на сумму тридцать два фунта – последствия публикаций в прессе об отплытии экспедиции. Хенти уплатил по векселю.

Уладить второе происшествие было не так легко. Мистер Некер заявился на пароход в компании собственной матушки: ей случилось прочитать отчет одного миссионера об условиях жизни в бразильских лесах. Она останется на борту и сойдет на берег лишь вместе с сыном, и никакие силы не вырвут у нее разрешение на его отъезд. Впрочем, она готова лично сопровождать его в путешествии, в ином случае нога ее отпрыска не ступит в бразильскую чащу. Уговоры были бесполезны, убедительные доводы не возымели действия, и за пять минут до отплытия парохода торжествующая старушка отконвоировала сыночка назад на пристань, оставив экспедицию без биолога.

Мистер Броу тоже недолго хранил верность знамени науки. Корабль, на котором они плыли, был обычным круизным лайнером и на протяжении всего рейса заходил в каждый порт и брал пассажиров. Мистер Броу не пробыл на борту и недели и даже не успел оправиться от морской болезни, как оказался помолвленным. Когда они прибыли в Манаос, он все еще был помолвлен, правда уже с другой дамой, и, несмотря на все увещевания и призывы продолжать путешествие, взял у Хенти в долг на обратный билет и вернулся в Саутгемптон вместе с первой своей избранницей, с которой тут же и обвенчался.

В Бразилии выяснилось, что все официальные лица, которым были адресованы их верительные грамоты, уже лишились своих постов. Оставив Хенти и профессора Андерсона вести переговоры с новой администрацией, доктор Симмонс с большей частью снаряжения отправился вверх по реке в Боа-Висту⁹⁹, чтобы разбить там базовый лагерь. Последний немедленно оказался захвачен революционным гарнизоном, припасы и оборудование были реквизированы, а сам доктор на несколько дней заключен в тюрьму, где подвергся различным унижениям. Все это привело почтенного ученого в такую ярость, что после освобождения он немедленно помчался на побережье, задержавшись в Манаосе лишь для того, чтобы сообщить коллегам о намерении лично представить свое дело на рассмотрение центральных властей в Рио.

Таким образом, не прошло и месяца с начала экспедиции, как Хенти и профессор Андерсон остались вдвоем, да к тому же лишенные большей части своего снаряжения. Вернуться сейчас означало покрыть себя несмываемым позором. Какое-то время они всерьез обсуждали возможность отсидеться полгода где-нибудь на Мадейре или Тенерифе, но даже там они рисковали быть узнанными – слишком часто их фотографии мелькали в газетах накануне отбытия из Лондона. В соответствующем угнетенном настроении двое исследователей наконец отправились к Урарикуэре, почти не надеясь обнаружить что-либо представляющее для кого-нибудь хоть какой-то интерес.

Семь недель они плыли по влажным зеленым лесным туннелям. Они сделали несколько снимков обнаженных и не слишком благожелательно настроенных индейцев; закупорили по бутылкам нескольких змей, которых позже потеряли, когда их каноэ перевернулось на очередном пороге; они испортили пищеварение, поглощая тошнотворные напитки на различных местных празднествах; остатки сахара у них украл гвианский старатель. В довершение всего профессор Андерсон подцепил злокачественную малярию, пару дней провалялся в бреду в своем гамаке, а затем умер, оставив компаньона на милость дюжины гребцов из племени маку, ни один из которых не говорил ни на одном известном Хенти языке. Они повернули назад и отправились вниз по течению, испытывая острую нехватку как провизии, так и взаимного доверия.

Как-то раз, спустя примерно неделю после смерти профессора Андерсона, Хенти проснулся и обнаружил что его гребцы бесследно исчезли вместе с каноэ и всем снаряжением, оставив ему лишь пижаму и гамак. Он находился в двух или трех сотнях миль от ближайшего бразильского поселения, и, хотя не было никакого смысла двигаться дальше, природа запрещала ему оставаться на месте. Он продолжал идти вниз по течению, сперва его не оставляла надежда повстречать чью-нибудь байдарку. Но вскоре лес наполнился для него неистовыми призраками, хотя никакой реальной угрозы не было. Он брел все медленнее, то по колено в воде, то продираясь через заросли.

Прежде его воображению смутно представлялось, что джунгли – это такое место, где полно еды. Здесь тебе грозит опасность столкнуться со змеями, хищниками или дикарями, но никак не умереть с голоду. Теперь он на горьком опыте убедился, что глубоко заблуждался. Джунгли, казалось, сплошь состояли из толстенных древесных стволов, утыканных колючками и переплетенных лозами, и весь этот растительный мир был исключительно несъедобен. В первый день Хенти ужасно страдал от голода. Позже его охватило какое-то оцепенение сродни наркотическому опьянению. Теперь его беспокоило только поведение лесных обитателей, которые то выходили навстречу из зарослей в лакейских ливреях, неся на подносах его обед, но в самый последний момент безответственно растворялись в воздухе, то откидывали крышки с блюд и демонстрировали ему живых черепах. Вокруг сновало множество лондонских знакомых, донимавших его насмешками и вопросами, на которые он не знал ответа. Появилась жена, и он был рад ее видеть, вообразив, что ее гвардеец ей наскучил и она приплыла, чтобы забрать Хенти домой. Но вскоре и жена бесследно растаяла в воздухе, как и все прочие.

Именно тогда он вспомнил, что ему необходимо добраться до Манаоса, и с удвоенной энергией кинулся преодолевать препятствия, то и дело спотыкаясь о речные валуны в реке и выпутываясь из ловушек терновника и лозы. «Но все же я должен беречь силы», – было его последней мыслью, перед тем как он впал в забытье, из которого вынырнул уже в гамаке в усадьбе мистера Макмастера.

Здоровье возвращалось к нему медленно. Сперва моменты просветления чередовались с долгими периодами бреда. Затем жар спал, и он оставался в сознании даже во время приступов болезни, которые случались все реже. Наконец лихорадка достигла нормального для тропиков баланса, когда она навещает свою жертву лишь после продолжительной фазы относительного здоровья. Мистер Макмастер регулярно потчевал его травяным настоем.

– На вкус омерзительно, – признавался Хенти. – Но он, несомненно, приносит пользу.

– В лесу можно отыскать средство для чего угодно, – говорил ему мистер Макмастер. – Есть травы, чтобы вылечить, есть – чтобы погубить. Моя мать была из индейского племени, от нее я многому научился. Кое-что я узнал от своих жен. Растения способны исцелять и вызывать лихорадку, убивать и сводить с ума, отпугивать змей и опьянять рыбу так, что вы можете таскать ее из воды руками, как срываете спелые плоды с дерева. Есть такие снадобья, которые неведомы даже мне. Говорят, можно приготовить средство, которое оживит мертвого уже после того, как от него начнет попахивать, но сам я не сталкивался ни с чем подобным.

– Но вы ведь точно англичанин?

– Мой отец им был, – во всяком случае, он родился на Барбадосе. Он приехал в Британскую Гвиану как миссионер. Он был женат на белой женщине, но оставил ее в Гвиане, когда отправился на поиски золота. Затем он взял мою мать. Женщины из племени шириана, как правило, очень уродливы, но отличаются исключительной преданностью. У меня их было множество. Почти все здешние мужчины и женщины – мои дети, вот почему они во всем мне подчиняются, ну, и еще потому, что у меня есть дробовик. Мой отец дожил до преклонных лет и умер недавно – еще и двадцати лет не прошло. Он был образованным человеком. Вы умеете читать?

– Ну разумеется.

– Далеко не все такие счастливчики, как вы. Я вот не умею.

Хенти виновато закашлялся:

– Без сомнений, у вас здесь было не слишком много возможностей…

– Уж это точно. Но у меня полно книг – я покажу их вам, когда поправитесь. Пять лет назад у меня гостил англичанин – правда, он был чернокожий, но получил хорошее образование в Джорджтауне. Он умер. А прежде чем умереть, он читал мне каждый день. Вы тоже могли бы почитать мне, когда почувствуете себя лучше.

– С большим удовольствием.

– Да-да, вы будете мне читать, – повторил Макмастер, кивая поверх горлышка калебаса.

В первые дни выздоровления Хенти мало общался со своим хозяином; он лежал в гамаке навзничь, уставившись на соломенную кровлю, и думал о жене, снова и снова прокручивая в памяти эпизоды их супружеской жизни, включая ее интрижки с теннисистом и солдатом. Дни, ровно по двенадцать световых часов в каждом, проходили чередой, неотличимо похожие друг на друга. Мистер Макмастер ложился спать с заходом солнца, оставляя гореть маленький ночник – грубо сплетенный фитиль, опущенный в плошку с говяжьим жиром, – чтобы отпугнуть летучих мышей-вампиров.

Когда Хенти впервые смог переступить порог дома, Макмастер решил устроить ему небольшую прогулку по усадьбе.

– Я покажу вам могилу чернокожего, – любезно предложил он и повел гостя к холмику под манговым деревом. – Он был очень добр ко мне. Он читал мне каждый вечер по два часа, до самой своей смерти. Хочу поставить здесь крест – в память о нем и в честь вашего прибытия; правда хорошая идея? Вы верите в Бога?

– Знаете, в сущности я никогда об этом не задумывался.

– И правильно делали. Я ужасно много думал об этом и все равно так ничего и не знаю. Диккенс знал.

– Думаю, вы правы.

– Конечно, об этом ведь написано в его книгах. Сами убедитесь.

Этим же вечером мистер Макмастер приступил к изготовлению надгробья для могилы негра. Он работал большим стругом с таким усердием, что деревянная заготовка звенела и визжала, словно метал.

Наконец Хенти прожил шесть или семь дней без всяких признаков лихорадки, и мистер Макмастер объявил:

– Думаю, вы уже вполне готовы взглянуть на книги.

В одном конце хижины было что-то вроде чердака, образованного платформой, грубо сколоченной под соломенной кровлей. Мистер Макмастер прислонил к ней лестницу и вскарабкался наверх. Все еще шатаясь от слабости, Хенти последовал за ним. Мистер Макмастер уселся на помосте, а Хенти, стоя на лестнице и вцепившись в верхнюю перекладину, оглядел чердак. Он был завален маленькими свертками, упакованными в тряпье, пальмовые листья и сыромятные кожи.

– Нелегко уберечь их от гусениц и муравьев. Два тома они практически изгрызли в крошки. Но сейчас я пользуюсь особым индейским составом, он помогает.

Макмастер развернул ближайший сверток и протянул Хенти книгу в телячьем переплете. Это было раннее американское издание «Холодного дома»¹⁰⁰.

– Не важно, с чего мы начнем.

– Вам нравится Диккенс?

– Разумеется, нравится. Гораздо больше, чем просто «нравится». Понимаете, его книги – единственные, которые я когда-либо знал. Мой отец читал их мне, а потом черный парень… а теперь прочтете вы. Я слышал каждую из них по несколько раз, и мне это никогда не наскучит – всякий раз подмечаешь что-то новое и чему-то учишься, в них столько персонажей, столько разных событий, так много слов… У меня есть все книги Диккенса, кроме тех, которые сожрали муравьи. Чтобы перечитать их, нужно много времени – года два, даже больше.

– Что ж, – легкомысленно сказал Хенти, – стало быть, пока я гощу здесь, нам их точно хватит.

– О, надеюсь, что нет. Начинать сначала – это такое удовольствие! Каждый раз находишь что-то новое, чтобы ликовать и наслаждаться.