Kitabı oku: «Местечко под солнцем»
Принцип вибрации
– Нас всех уволят. Возможно, даже посадят.
Марина подошла к окну, отодвинула в сторону стопку папок с маркировкой «Институт теоретической и экспериментальной физики», и присела на подоконник.
– Чего это посадят, за что? – встрепенулся Костя Ковальчук. Похожий на вечно испуганного грызуна со своими коротенькой серой челочкой, близко посаженными глазами и выступающими передними зубами, он сунул руки в карманы халата и поднял плечи, отчего показалось, что прямо сейчас он выроет нору в бетонном полу и стремительно скроется в ней.
Демонстративно загибая пальцы, Марина взялась перечислять:
– Нецелевое расходование государственных средств, использование приборов института не по назначению…
– Стоп, погодите, – перебил Егор Геннадьевич. – Заведующий лабораторией я, мне и отвечать, вы тут совершенно ни при чем…
– Ну да, мы ж люди подневольные.– С усмешкой Марина посмотрела в окно, затем на собственное отражение поверх летней зелени деревьев.
– Не об этом думать сейчас надо, не об этом! – Егор Геннадьевич принялся ходить от двери к своему столу и обратно. – Возможно, мы прорыв совершили! Вы понимаете, что произошло, или нет? Получается, древние индийцы были правы, говоря о принципе вибрации! Всё в мире есть вибрация! И если создать стоячую волну определенной формы и частоты, то можно выйти в высшие планы Мироздания! Ведь там же по определению должны быть самые высокие частоты! И вот…
– Да, и вот, – вздохнула Марина, прислоняясь затылком к прохладному стеклу. – Вот это вот самое. Мы же на другой результат вроде рассчитывали.
– А тут не угадаешь, – развел руками Егор Геннадьевич, прекратив бегать по лаборатории. – Возможно, колебания наложились друг на друга, возникли ненужные гармоники как по верхнему, так и по нижнему спектру, и нам приоткрылось… приоткрылось…
– Что? – Костя Ковальчук так и стоял – руки в карманах, плечи до ушей, и сверлил начальника взглядом.
– Н-незнаю. – И Егор Геннадьевич снова пошел от стола к двери. – Не исключено, что мы подошли к доказательству существования параллельных измерений. Тоже, знаете ли, величайшее открытие!
– А можно его как-нибудь обратно закрыть, открытие это? – Марина мрачно смотрела на трубу генератора, закрывающего собой стол с измерительными приборами и камерами, которыми они надеялись записать возникающие в пространстве между генераторами миражи, картины высших сфер. – Честно сказать, мне не по себе. Предлагаю сохранить данные эксперимента для личного архива, а от полученного результата как-нибудь избавиться. Тогда и наше дело в тайне останется, и опыты продолжим.
Против всех ожиданий, Егор Геннадьевич не стал возражать, а сходу согласился избавляться. Оставался вопрос – как?
Марина спрыгнула с подоконника, и все втроем они подошли к стоящему между четырех генераторов и двух высокочастотных усилителей деревянному треножнику с вращающейся крышкой-столешницей. В центре столешницы лежало существо, похожее на морскую звезду. Желтовато-белое, сантиметров пятьдесят в диаметре, оно имело широкие, закругленные на концах «лучи» – два внизу, два по бокам и один сверху, что напоминало расположение рук, ног и туловища. На вид существо казалось мягким, плотным и походило на губчатую мякоть белого гриба – гладкое, ровное, и только лишь на верхушке центрального «луча» просматривался небольшой выступающий нарост, отдаленно напоминавший гипсовый профиль человеческого лица.
При ближайшем же рассмотрении стало заметно, что в губчатой мякоти движется жидкость: прозрачная, розоватая, с небольшими интервалами она поднималась до краев крошечных полостей и уходила внутрь.
– Биологам бы показать, – на выдохе произнес Егор Геннадьевич, неотрывно глядя на существо в центре столешницы. Вся его худощавая долговязая фигура выражала напряженную внутреннюю борьбу между нежеланием расставаться с результатом эксперимента и надобностью избавиться от него.
– Тогда можно сразу и на телевидение ехать – никакой тайны не получится, – покачала головой Марина. – Думайте давайте, куда это девать.
– Сжечь, утопить, растворить… – забормотал Костя.
Но каждый из возможных вариантов предполагал контакт с существом, так или иначе его требовалось взять в руки, а этого никто делать не хотел.
– А знаете что! – воскликнул Егор Геннадьевич. – Мы не можем с уверенностью сказать, какая точка стала отправной в момент вращения столешницы: генераторы создают неоднородное электромагнитное поле, в разных точках напряженность разная, и где, в какой конкретно области пространства находится мост в иное измерение или в какое-то другое место, откуда взялось это существо, сейчас мы с точностью не скажем, для этого надо изучить показания приборов. Так давайте попробуем провернуть столешницу в обратную сторону!
– Думаешь, так просто получится? – Марина недоверчиво покосилась на Егора Геннадьевича. – Возьмет и само в доску впитается?
– Впитается – не впитается, но мало ли, вдруг обратно впадёт, откуда выпало. Глупости, конечно, какие-то говорим, но надо же с чего-то начинать.
– Включать? – указал на расставленную вокруг треножника аппаратуру Костя Ковальчук.
Марина с Егором Геннадьевичем переглянулись и синхронно кивнули. Но, прежде чем Костя взялся за генераторы, начальник подошел к треножнику, взялся за край столешницы и крутанул её против часовой стрелки. После отошел в сторону и махнул рукой. Поочередно Ковальчук запустил генераторы с усилителями, и под треск статических разрядов троица стала наблюдать за происходящим.
Перед тем, как существо появилось, на доске сначала возникло влажное пятно, затем лужица розоватой жидкости, из которой оно и «выплыло». Теперь же, на третьем обороте, вокруг звезды снова возникла розоватая лужица, в которую существо и погрузилось. Когда столешница остановилась, на ней не осталось даже пятна.
– Фух! – выдохнула Марина, а Костя бросился выключать аппаратуру. – Отделались!
– И, похоже, выяснили принцип входа и выхода. – Улыбнувшись, Егор Геннадьевич поднял руку, чтобы отбросить волосы со лба, и заметил, что ребро ладони испачкано розоватой жидкостью. – Черт, кажется, я его коснулся, когда вращал доску.
Он шагнул, было, в сторону умывальника, но Марина остановила:
– Погоди! Неизвестно, что попадёт в канализацию и какие могут быть последствия! Вытри сначала хорошенько!
– Да, верно.
Егор Геннадьевич протер руку насухо сначала бумажными салфетками, затем влажными и только после этого тщательно вымыл с мылом.
Использованные салфетки выбрасывать в мусорное ведро тоже не решились. Егор Геннадьевич сунул их в сложенный лист плотной бумаги, убрал в боковой карман сумки и застегнул молнию.
– Сожгу где-нибудь по дороге.
– Где? Домой только к себе не заноси.
– Нет-нет, у меня скверик рядом, там и сожгу, тем более, темно уже будет, никто не заметит.
Расставив аппаратуру по местам, они разобрали треножник со столешницей на части, каждую упаковали в черный пакет и разложили по своим столам, заперев ящики на замки. После вышли из лаборатории и покинули здание института.
Окунувшись в тихий летний вечер, пахнувший разогретым асфальтом и газонной травой, троица перевела дух, испытав явное облегчение. На улице, вне стен лаборатории, произошедшее показалось фантазией, практически не имевшей отношения к реальности. Марина с Костей направились к автомобильной стоянке, а Егор Геннадьевич – к метро (свою машину он пару дней как отдал на техобслуживание).
В это время как раз начал спадать вечерний час пик, удалось даже сесть. Поставив сумку на пол между ног, Егор Геннадьевич откинулся на спинку сидения и уставился в пространство, раз за разом прокручивая в голове детали эксперимента. Цифры приборов, показания датчиков напрочь заслонили перед глазами вагон с пассажирами, и он едва не проехал свою станцию. Опомнился и выскочил из поезда, когда двери закрывались. Это его немного встряхнуло, и к эскалатору мужчина пошел собраннее, стараясь не отвлекаться на посторонние мысли. И уже на движущихся ступеньках он понял, что оставил свою сумку в вагоне.
Перебежав на соседний эскалатор, Егор Геннадьевич бросился вниз, обратно на перрон. Заметавшись по платформе, он, как назло, не мог найти ни одного полицейского, хотя в любое другое время людей в форме встречалось больше, чем нужно.
Наконец попался какой-то рабочий, который не сразу, но все-таки понял, что нужно интеллигентного вида мужчине с обезумевшим взглядом, и проводил его к полицейскому пункту.
Сбивчиво объяснив, что оставил в вагоне сумку с ценными научными материалами, Егор Геннадьевич потребовал немедленно связаться с машинистом поезда и срочно отыскать пропажу. Но с места никто не сорвался – ему лишь выдали телефон стола находок метрополитена, посоветовав успокоиться, ждать и звонить, ведь если в сумке всех ценностей – только научные материалы, её обязательно вернут.
Ничего не оставалось, как идти домой. Впереди были длинные выходные. Егор Геннадьевич собирался ехать за город, на дачу к друзьям, но теперь ни о какой поездке не шло и речи.
Всю пятницу с субботой он провел в обнимку с телефоном, испытывая терпение обладательницы приятного женского голоса другом конце провода. Проникнувшись сочувствием к рассеянному ученому, сотрудница стола находок уверяла, что черная кожаная сумка-портфель на длинном ремне мимо неё не пройдет и она сразу же позвонит, как только сумка обнаружится, но Егор Геннадьевич всё равно продолжал названивать каждые полтора-два часа.
Выпивая крепкий чай кружка за кружкой, Егор Геннадьевич пытался вернуть самообладание и самого же себя убедить, что ровным счетом ничего страшного не произошло: розоватая жидкость впиталась в бумагу, высохла, не оставив следа, и лежит в кармане сумки смятый ком салфеток обыкновенным мусором, – изматывающая тревога все равно не отпускала. Он не знал, даже представления не имел, с чем именно пришлось столкнуться и какие могут быть последствия подобного контакта.
Воскресным утром из стола находок позвонили и попросили приехать. Егор Геннадьевич не помнил, как туда добрался, в настолько взвинченном состоянии он находился к тому моменту. Увидав свою сумку в целости и сохранности, мужчина едва не бросился к ней с порога, но пришлось сделать над собой усилие и сесть заполнять бумаги о возврате имущества. Вписывая в графы бланка свои паспортные данные, он нет-нет да посматривал на сумку, лежащую на столе рядом, вернее, на боковой карман. Он оттопыривался, словно в нём находилась половина грейпфрута.
Наконец все формальности были улажены. Егор Геннадьевич взял сумку и поспешил к выходу, так и не обратив внимания на сотрудницу – милую девушку, всё это время тепло улыбавшуюся ему.
Сумка казалась непомерно тяжелой, а ноги были ватными. Дойдя до ближайшей скамейки на станции, мужчина присел, поставил сумку на колени и какое-то время смотрел на подъезжающие и уходящие поезда, глубоко вдыхая прохладный воздух. Затем собрался с силами, взялся за «собачку» молнии бокового кармана и потянул на себя. Вместо салфеток в плотном листе бумаги в сумке находился предмет, похожий на крупную ракушку-жемчужницу. Створки её были приоткрыты, и сквозь тонкую, прозрачную плёнку слизи смотрел карий человеческий глаз с расширенным черным зрачком.
Глядя в карман, Егор Геннадьевич слушал, как барабанным боем в ушах грохочет пульс, и отчетливо понимал, что этот глаз живой. Живой и тоже смотрит на него…
Проходившая мимо бабулька с сумкой-тележкой ощутимо проехалась по ногам, что вывело его из ступора. Непослушными пальцами застегнув молнию, он встал со скамейки и, крепко держа двумя руками сумку, словно она могла вырваться и убежать, направился к эскалатору.
Двигался Егор Геннадьевич как во сне, всё расплывалось у него перед глазами, и, выйдя из метро, он шагнул на проезжую часть прямиком под колеса автомобиля. Упав на асфальт, мужчина на миг задохнулся от неожиданности, практически не чувствуя боли, затем попытался привстать, отыскивая взглядом свою сумку. От удара она отлетела в сторону, и теперь, за бросившимися к месту аварии прохожими, Егор Геннадьевич не видел, куда именно сумка упала. Кто-то вызвал скорую, полицию, кто-то хватал его за руки, укладывая на дорогу и приговаривая, что не надо двигаться до приезда врачей, но пострадавший упорно пытался вырваться и отыскать свою вещь.
Вдруг краем глаза Егор Геннадьевич заметил, как от толпы отделился прилично одетый мужчина с его сумкой в руке. Небрежно перебросив ремень через плечо, он быстрым легким шагом пошел прочь по тротуару.
Набрав воздуха столько, сколько смог, Егор Геннадьевич закричал:
– Сумка! Он украл мою сумку! Тот мужчина! Остановите его!
Люди закрутили головами, не особо, впрочем, пытаясь понять, на кого он указывает, и вскоре сирена подъехавшей скорой заглушила отчаянные крики.
Пострадавшего увезли, народ стал расходиться, и вскоре ничто уже не напоминало о происшествии, пожалуй, кроме небольшого влажного пятна на асфальте – словно на дорогу с размаху шлепнулся кусок арбуза.
2017г.
Аникеев
Птичий гомон за окном должен был отвлекать, но Аникеев словно нарочно в него вслушивался, разминая пальцами сигарету. Остановившимся глазом он косился на лист бумаги, вставленный в старую печатную машинку. Глаз, желтоватый, как деревенское масло, с острым булавочным зрачком, казалось, еще немного и прожжет маленькое черное пятнышко на бумаге, как солнце через увеличительное стекло. Если бы не пальцы, методично разминавшие сигарету, можно было бы решить, что этот человек непонятного возраста, в тренировочных штанах и майке, с растрепанными серо-седыми волосами, кустистыми бровями, сдвинутыми к переносице, этот человек, так внимательно вслушивающийся в птичий гомон, сидя напротив печатной машинки посреди крошечной кухни, – просто восковая фигура. Инсталляция для будущих поколений. Смотрите, дети, вот так выглядели писатели во времена бумажных книг…
Зазвонил мобильный телефон. Не отводя взгляда от бумажного листа, Аникеев схватил аппарат и точным движением швырнул его за спину, в раскрытое окно.
Зазвонил телефон в комнате. Стиснув зубы, Аникеев продолжал смотреть в лист бумаги.
Замолчал телефон, ожил дверной звонок. Его настырная трель резанула кухонное пространство так, что едва не заглушила птиц. Лицо Аникеева сделалось страшным. Казалось, еще немного и он зарычит. Издаст хриплый животный рык сквозь сжатые зубы.
Смолк звонок. Зазвенели ключи, открывающие дверной замок. В кухню вошли двое: приятный молодой человек в черных брюках и белой рубашке и мужчина среднего возраста в костюме. Не выпуская из поля зрения лист бумаги, Аникеев каким-то образом умудрился посмотреть вторым глазом на вошедших. И молодого человека в очередной раз внутренне передернуло от этого кошмарного двойного взгляда. Всякий раз, когда приходилось ехать за Аникеевым, ему хотелось сказаться больным или вообще уйти со службы.
– Михаил Степанович, – мягко произнес мужчина в костюме, подходя к столу с печатной машинкой, – мы вам никак дозвониться не могли, обеспокоились, как бы чего с вами не случилось…
– Не расположен разговаривать! – процедил Аникеев.
– Мы принесли вам пива с цветочным привкусом, тарань и омара, сваренного с укропом, – сказал молодой человек. – Всё, как вы пожелали.
– Не надо! – гавкнул Аникеев. – Не хочу! Подите вон!
– В машине ледяное шампанское, запотевшая водка, прекрасный коньяк, вина сухие и крепленые… – мягким баритоном принялся перечислять мужчина в костюме.
– Уходите!
Птицы за окном вдруг замолчали. Аникеев коснулся пальцами клавиш машинки и, с усилием нажимая, так, чтобы каждая буква пропечаталась, написал: «Планета Ирумис. Катастрофы не избежать».
– Михаил Степанович, мы же хотим уговорить вас по-хорошему поехать с нами, а то…
– А то – что? – Откинувшись на спинку облезлого деревянного стула с неким облегчением, Аникеев поднес сигарету к сухим губам, и молодой человек прыгнул к нему, щелкая зажигалкой. Глубоко затянувшись, Аникеев выпустил столб дыма прямо в лицо человека в костюме. Тот не поморщился, даже не моргнул, продолжая смотреть на сизое от трехдневной щетины лицо с желтоватыми глазами.
– Мы вынуждены будем применить силу, – смущенно произнес парень, словно извиняясь заранее. – Просто снимем с этого стула, спустим с лестницы, и отвезем в кинозал.
– А я сдохну у вас на руках от инфаркта! – Аникеев оперся руками о край стола и подался вперед, ощерившись в улыбке. – И сразу заголовки: «Известного писателя фантаста убили черные риелторы! Руки тянутся к правительству! Замешано ФСБ! Убили не риелторы, не из-за квартиры, он слишком много знал!..» Дальше продолжать?
– Сейчас еще напомните про своего друга, живущего в Японии, у которого все аудио и видеозаписи всех наших трехлетних разговоров, – мягко улыбнулся мужчина в костюме.
– Вы его нашли? – приподнял лохматую бровь Аникеев.
– Особо и не собирались. Сдается нам…
– …что нет у вас никакого такого друга.
Мужчина вполоборота глянул на парня и тот отошел к дверному проему.
– А если есть? – скаля крупные белые зубы, Аникеев с веселым задором уставился куда-то в переносицу собеседника.
– Михаил Степанович, – терпеливо произнес мужчина, – давайте вы просто скажете, каким образом вам показать запись длинной в минуту и двадцать пять секунд.
– Сюда везите, тут посмотрю. Вместе с тем, кто снял.
– Тот, кто снял сейчас в Токио.
– Вот, заодно и друга моего проведает! – отрезал Аникеев. – Пойдите вон теперь, будьте любезны!
– Без оператора никак?
– Никак! Пусть морской капусты мне захватит. И покажет запись на своей камере.
Незваные гости вышли, запирая за собой дверь на ключ. На лестничной клетке молодой человек перевел дух и произнес:
– Он сожрет нас когда-нибудь, циклоп этот чертов. Борис Борисыч…
– Леша, переварить не сможет, он знает это, потому и не сожрет.
– А этот… оператор из Токио?
– Все нормально, он уже едет.
Они спустились на первый этаж, вышли из подъезда и присели на лавочку.
Птицы снова закричали за окном. Аникеев вынул лист из печатной машинки, аккуратно оторвал полоску со скупым тексом: «Планета Ирумис. Катастрофы не избежать», размял бумагу, скрутил ее в бантик, капнул клеем и подвесил на тонкую резинку.
По карнизу загрохотали когти. Черная птица, похожая на орлана и голубя одновременно, заглянула в окно. Аникеев надел птице на шею резинку с бумажным бантом, и птица немедленно улетела.
Аникеев налил в кружку позавчерашнего чаю, жадно дергая кадыком, допил до капли, поставил кружку в раковину, присел и потрогал пальцами клавиши печатной машинки. Погладил их, закрыл глаза и так и сидел не двигаясь.
Стемнело. К подъезду пятиэтажки подъехала машина. Распахнулась дверь заднего сидения, из салона выпал парень в рубашке, трусах и тапках. Прижимая к груди кофр с аппаратурой, он побежал к подъездной двери, где его и перехватили Борис Борисович и Леша.
– Никаких вопросов, да? Делай все, что он говорит. Молча.
– Да-да, – потряс взлохмаченными кудрями парень. – Я жить буду?
– Если все хорошо пройдет, сегодня же вернешься домой.
Аникеев приподнял веки, когда в замке повернулся ключ. В темную кухню, освещенную лишь размытым светом уличных фонарей, вбежал парень с испуганным лицом, на ходу расстегивая кофр. Вынув камеру, он раскрыл экран, поставил камеру на стол рядом с печатной машинкой и включил воспроизведение. Вслед за ним тенями надвинулись Борис Борисович и Леша. Они встали за спиной Аникеева.
Кусок комнаты, снято на уровне груди, стало быть, скрытая камера находилась в пуговице или галстучной булавке, люди ходят туда-сюда, пару раз в кадр попадают руки и чашки с кофе. Смеются, разговоров не слышно.
– И кто не человек? – тихо произнес Борис Борисович.
– Все, – ответил Аникеев. – Даже обслуга. Все нелюди.
За спиной повисла напряженная тишина. Аникеев обернулся, посмотрел снизу вверх на белую рубашку и сливающийся с темнотой костюм и велел повторить запись в замедленном режиме. Пошли руки, чашки, смех, фрагменты столов, одежды.
– Это Процион-4, – со странной жалостью в голосе проговорил Аникеев, – это мариане, а это – чистый Фобос.
– А обслуга? – не выдержал Леша. – Где вы увидели обслугу и почему решили, что они тоже не люди?
– Сверкающая белизной скатерть. – Аникеев тяжело вздохнул и на ощупь поискал сигаретную пачку на столе. – Это экранирующая поверхность. Для удобства гостей. Не ткань, это металл. Маленькие, но очень широкие чашки с подвижной ручкой, которую можно открепить и приставить к любой стороне питьевого сосуда так, как будет удобно не-человеку. На основании этого, юноша, – Аникеев взял сигарету и принялся разминать ее в пальцах, – я и сделал вывод, что обслуга тоже нелюди. Люди накрыли бы стол иначе. А если им стали бы говорить, как надо сделать, были бы лишние вопросы. И кто-то непременно бы проговорился. Всё?
– Да, спасибо, Михаил Степанович.
Борис Борисович закрыл экран камеры и протянул потерявшемуся в темноте и тишине оператору.
– Может, омара все-таки покушаете? Мы же варили его специально, с укропом.
– Хорошо, – смилостивился Аникеев, – покушаю. Давайте своего омара.
Борис Борисович вынул из нагрудного кармана телефон, отошел чуть в сторону. Леша направился к двери и встал в проеме. В наступившей тишине Аникеев покачивал тапком под столом. Повисев на большом пальце, тапок с грохотом свалился на пол.
В дверь позвонили, Леша пошел открывать. Вернулся он с дымящимся блюдом, на котором лежал украшенный зеленью омар.
– Может, попить что-то еще хотите?
– Уходите уже! – взревел вдруг Аникеев. – У меня творческий вечер через три часа, а я еще трезвый и не спал!
– Вас отвезти? – машинально произнес Леша.
– Всё, уходим-уходим, спасибо за сотрудничество! – Борис Борисович ткнул пальцем в кофр, и оператор торопливо принялся собирать камеру. Он возился, что-то ронял, что-то покатилось под стол, он нагнулся, взял что-то из-под клетчатого тапка и прижал к ладони большим пальцем.
– Все вон, пошли вон! – заорал Аникеев. И даже встал, чтобы шансов задержаться ни у кого не осталось.
Гости поспешили в прихожую, стараясь не наталкиваться на пирамиды пачек с книгами. На вощеных упаковках стояли штампы: «Аникеев Михаил. Фантастика, Городская мистика».
На пороге оператор замешкался и все-таки нарушил правило, он шепнул, выдохнул едва слышно:
– Я ваш фанат!.. И знаю, что все в ваших книжках – правда! У вас есть настоящий доступ к мировой и космической информации!
– Не потеряй карту.
– Ни за что на свете!
Дверь захлопнулась.
Аникеев запер замок изнутри. Долго стоял, вдыхая запах обертки груды книг. Затем прошел на кухню, закрыл окно на оба шпингалета и пошел спать.
2015г.
