Kitabı oku: «Личное дело соблазнительницы», sayfa 3
Глава 4
Гнусные предсказания бывшего воздыхателя начали сбываться ближе к осени. Все лето Алиса ждала: ну вот-вот, сейчас начнется… Сейчас на нее посыпятся все возможные и невозможные неприятности. Сейчас, вот сейчас, уже почти послезавтра все самое страшное перестанет быть просто опасением и…
Ну, ничего, как ни странно, не происходило! Ничего!
Все шло нормально.
Алиса потихоньку вживалась в коллектив и даже стала ловить на себе несколько присмиревшие взгляды сотрудниц. С мужчинами тоже был полный порядок. Те моментально прониклись уверенностью, что у нее кто-то есть и что их шансы далеко в минусе. Работа перестала казаться бестолковой, и справлялась она с ней почти играючи. Сергей Иванович, побудоражив несколько бессонных ночей ее воображение, отошел к разряду недосягаемых величин. Инга присмирела, безошибочно это угадав, и они с ней даже несколько раз обедали вместе. Не нервничала больше из-за их совместных командировок. Да и Алиса перестала дергаться и даже кашу научилась готовить Сергею Ивановичу именно такую, какую он любил. Ей не пришлось бегать по утрам по гостиничным кухням.
Делалось все элементарно. В глубокую тарелку насыпались овсяные хлопья, заливались молоком, туда же немного изюма, чищеных и мелко нарезанных яблок, соль, сахар – и в микроволновку на три-четыре минуты. Кашка получалась объедение просто. Сергей Иванович хвалил. Инга потом, кстати, тоже.
Все шло просто отлично.
Но в начале сентября произошло такое!..
Утро было, как утро. В меру прохладное, в меру солнечное. Небо безоблачное, солнце сквозилось сквозь шторы, подбираясь к ее левому глазу, пробороздив огненную дорожку от подбородка по щеке.
Алиса потянулась, выпростав руки из-под одеяла. Глянула на будильник, поняла, что тот зазвонит минуты через три, и снова блаженно зажмурилась. Три минуты! Целых три у нее в запасе. Потом она встанет, примет душ, позавтракает и отправится на службу. С удовольствием причем отправится. Нравилось ей там.
Будильник зазвонил в положенное время, потом, придавленный ее ладонью, поспешно умолк. Алиса сползла с кровати и с обычным своим утренним постаныванием пошла в ванную. Приняла душ, причесала волосы. Подобрала их повыше, мудрено заколола, она теперь всегда так делала. И пошла на кухню готовить завтрак. Готовить-то особо было нечего, Алиса по утрам почти ничего никогда не ела. А тут вдруг захотелось омлета. Да еще с колбаской, и с лучком, и с тремя большими кляксами кетчупа по краю тарелки.
Все это она неторопливо приготовила. Сдвинула со сковородки омлет в тарелку, полила соусом, сложила с другого краю мелко нарезанную колбасу и начала убирать с рабочего стола скорлупу с колбасной шкуркой. Сгребла все на разделочную доску, распахнула шкаф под раковиной, где у нее находилось мусорное ведро, и замерла от неожиданности.
В самом центре помойного ведра на горке из черствых хлебных корок восседали две мыши и сосредоточенно грызли то, что Алиса бессовестно засушила в своей хлебнице. На ее появление, на полосу света, которую она впустила, открыв шкаф, мыши даже не отреагировали. Как сидели, угощаясь, так и продолжили сидеть.
Минуты полторы понаблюдав за их бесцеремонностью, она резко отпустила дверцу, шарахнув ею изо всей силы, и тут уж завизжала от души.
Она орала достаточно громко и так долго, что в дверь позвонила соседка снизу.
– Алиса! Что случилось, детка?!
Мария Ивановна трясла головой, унизанной стародавними пластмассовыми бигудями, и в страхе смотрела на девушку, держащую в руках разделочную доску с яичной скорлупой и колбасными шкурками, она же так и не выбросила мусор. Некуда было, знаете ли! Подселение у нее случилось в помойном ведре…
– Марь Иванна! Там такое!!! – Алиса махнула ослабевшей рукой в сторону кухни. – Там… там мыши!
– О господи! – Соседка снизу выдохнула с заметным облегчением и вошла, наконец, в Алисину квартиру. – А я-то уж подумала… Такой визг! Такой визг я уже не помню, когда слышала в последний раз. А я пожила, да… Покойница Тамара вторично скончалась бы от такого твоего визга.
Тамарой звали покойную бабку Алисы по отцу. Вредная была бабка и нелюдимая. С сыном общалась нечасто, о внучке и слышать ничего не желала, ожидая при рождении внука. Но квартиру неожиданно завещала Алисе и даже письмо какое-то оставила. Оно хранилось у нотариуса, и тот должен был зачитать его непременно в день Алисиной свадьбы.
Мать, услышав об очередном выверте старой карги, презрительно фыркнула. Отец смущенно почесал затылок. А Алиса тут же принялась фантазировать:
– Может, она мне сокровища какие-нибудь оставила к свадьбе, а, ма?! Может, колье какое на миллион долларов или вполмиллиона, но тоже ничего…
– Хорошо, что хотя бы квартиру фонду бездомных кошек не оставила! – восклицала в таких случаях мать. – Зная нашу бабушку, я бы не удивилась, да! А ты о колье каком-то говоришь! Да и откуда бы ему было взяться, детка?! Бабка жила, как церковная мышь!
Отец в прениях не участвовал, но на дочь в таких случаях всегда смотрел со смесью загадочности и сожаления одновременно, а еще, быть может, стыда. Объясняться он не желал, лишь пожимая плечами на Алисины многочисленные вопросы.
Потом она о письме позабыла совершенно, вспоминала лишь изредка, когда соседка и подруга бабки – Мария Ивановна – начинала недобрым словом крыть покойницу. Вот она-то однажды и ляпнула, слегка забывшись за бутылочкой вина:
– Она, Томка-то, скаредная была, упокой, господи, душу ее грешную. Все прикидывалась, все прикидывалась нищей, а на самом деле…
– Что? – заинтересованно откликнулась Алиса, заглянув через плечо Марии Ивановны, потому как та туда беспрестанно косилась. – Что на самом деле?
– А на самом деле деньжищ у нее была прорва! Только прятала она их! Ото всех прятала, а в первую очередь от себя самой.
– Почему? – вопросом семейных реликвий или сокровищ Алиса задавалась с раннего детства; если такое случается сплошь и рядом, то почему у нее в семье не может быть. – Почему от самой себя?
– Да потому, что считала, что кровь на этих деньгах, вот! Дед твой, говорят, во Вторую мировую совершенным малолеткой воевал, ну и, слыхала, помародорествовал на дорогах войны-то. Бабка, когда, говорят, узнала, сразу с ним на развод подала, хотя к тому времени много лет с ним прожила. И жили, говорят, неплохо. Сюда-то она уже переехала с отцом твоим, но без мужа. А потом… – следовала затяжная пауза с непременными вздохами и причитаниями, и выводился трагический финал всей этой истории: – А потом дед твой, слыхала, заболел тяжело. Помирать собрался и бабке телеграмму дал, мол, приехала бы, простила перед смертью.
– И она поехала?
– Поехала! А куда деваться, его же хоронить было некому, один он, как перст. Бабка и поехала, а отца твоего мне всучила. Уезжала на три дня, а пробыла три недели. Я чуть с ума не сошла от бати твоего. Озорной был, жуть! Тамара пробыла там три недели, потом схоронила его и вернулась.
– И что дальше?!
– А ничего! Уехала с одной сумкой, а приехала с двумя чемоданами, вот! Я к ней с вопросами, что, мол, привезла, все такое… А она ни в какую! Так, говорит, кое-что из постельного белья прихватила… Только врет! Вернее, врала, как сивая кобыла! Золотом были набиты те чемоданы, Алиска, золотом!
Возразить бы ей и сказать, что чемоданы, полные золота, женщине ни за что не по силам, но уж очень не хотелось спорить. Хотелось верить в бабкины, то есть в дедовы, богатства. Она даже на бабкиной даче подкоп под хлипкий домик делала, надеясь отыскать кубышку с сокровищами. Бесполезно. Ни денег, ни золота, ни драгоценностей, ничего! После смерти бабки Томы осталась лишь вот эта квартира, в которой она на правах наследницы поселилась не так давно. Тот самый хлипкий домик, который отец снес в позапрошлом году, опасаясь, что в один прекрасный момент тот кого-нибудь придавит. Да еще злополучное письмо, о котором имелось одно лишь упоминание.
Со временем мысль о возможных сокровищах стала казаться совершенно несбыточной и ничуть не беспокоила. Да и с Марией Ивановной они стали видеться очень редко, а тут вдруг случай представился в виде двух обнаглевших мышей.
– Томка-то мышей тоже ненавидела! – проворчала Мария Ивановна, ступая в домашних шлепанцах по полу кухни. – Орать так, как ты, правда, не орала никогда, но бороться с ними боролась не на жизнь, а на смерть. Кто кого!..
– Как же с ними бороться? – Алиса осторожно ступала следом за соседкой, со страхом наблюдала, как та открывает ее шкаф под раковиной, как заглядывает в мусорное ведро, как совершенно спокойно потряхивает его.
– Методов много, – авторитетно заявила соседка, снова захлопнув дверцу. – Нету там никаких мышей! Привиделось тебе, наверное, Алиска! А хоть и не привиделось, чего тебе бояться, съедят, что ли?
– Не съедят, но… Неприятно как-то… – промямлила Алиса, уже со стыдом вспоминая свой истошный визг.
И чего орала в самом деле, не тигры же в ее ведре завтракали, мыши всего лишь.
– Вот Томка, та, понятно, чего опасалась, – продолжила вслух свою мысль Марья Ивановна, держа путь обратно к выходу. – Та боялась, что в ее тайниках ее деньги мыши поточат. Денег-то привезла два чемодана, прости господи, и не поделилась даже!..
Алиса удивленно глянула в спину старой женщине. Помнится, в прошлый раз чемоданы были полны золотом. Теперь деньгами… Путает она что-то. Путает, а скоре всего, выдумывает.
– А ты, чем орать, отравы насыпь. Купи и насыпь в кухне под раковиной. Они и исчезнут, мыши-то. И беспокоить тебя не станут!
Не исчезли! И беспокоить принялись каждую ночь! Да так беспокоить, что Алиса света белого невзвидела. Уже всерьез подумывала звонить Матвееву с просьбой пожить у него немного. Вовремя одумалась, вспомнив про Ангелину.
И что самое противное было во всем этом – это то, что самих мышей Алиса больше ни разу не увидела. Ну не встретились они ей больше в живом виде. Зато каждую ночь, укладываясь в кровать и заворачиваясь в одеяло, она слушала их премерзкую возню.
Как же отвратительно они скребыхались, чем-то шуршали, попискивали! Да громко так, что, не знай она точно место их дислокации – встроенный шкафчик под кухонным подоконником, – подумала бы, что они вытворяют все это под ее кроватью. Смешно признаться кому бы то ни было: Алиса стала бояться по ночам ходить в туалет! Боялась наступить в темноте на какую-нибудь шальную мышь, отправившуюся гулять по ее квартире. Пришлось оставлять свет в прихожей. Но и это не спасало от вторжения. Мыши по-прежнему, облюбовав ее квартиру, продолжали свою возню.
Матвееву она все же позвонила. Ну, не выдержала, и что?! Правда, на ночлег проситься не стала, а просто пожаловалась, как нелегко ей в последние несколько дней живется.
– Не была бы я уверена в обратном, Антон, подумала бы, что это ты специально расселил их у меня, – закончила она, грустно пошутив.
– А чего так уверена-то? – не сразу понял тот, а может, просто прикинулся непонимающим.
– Ну, у тебя же теперь любовь… Ангелина… – Алиса печально вздохнула. – Что мне делать, Антоша? Я уже и отравы везде насыпала. И клей этот самый на картонку налила, это приманка для них такая.
– Зачем, я не понял?
– Чтобы они прилипали, а я чтобы их выбрасывала. – Алиса передернулась, вспомнив о своей недавней жертве, попавшейся на приманку.
Мышь, попавшаяся на клеевую картонку, прилипла к ней задними лапками, тогда как передние у нее остались совершенно свободными. И она носилась почти всю ночь по ее кухне, производя такой грохот, словно там гоняется стадо слонов. К утру мышка выдохлась, а вечером Алиса выбросила в помойку ее хладный труп.
Мерзость!!!
– Ладно, Соловьева, это не так страшно, – подвел итог под ее жалобами Матвеев. – Что такое, в сущности, мышиная возня? Так, фигня одна! Фантом почти что! Его не видно, но слышно… Это производит гнетущее впечатление, настораживает, иногда пугает, но не более того! Вреда, как такового, истинного вреда тебе причинить это не сможет! Ты же не станешь возражать или утверждать, что мышиная возня вредна для твоего здоровья или безопасности, скажем? Не станешь, Соловьева! Это неприятно для психики, согласен. Но… Это, в сущности, мелочь, Аля! Не переживай, передохнут твои мыши сами по себе либо от твоих ловушек. Это ведь всего лишь мыши, не люди.
– Нет, ну при чем тут люди, Матвеев?! При чем тут люди?! – завопила Алиса, непроизвольно прислушиваясь, кажется, в кухне снова заскребыхало под подоконником.
Это у нее теперь всегда происходило помимо воли – прислушиваться. Упадет неосторожная капля из плохо закрытого крана: ага, уже какой-то посторонний звук. Скрипнет форточка от порыва ветра – очередной повод для обострения слуха. Застонет половица под ее осторожной поступью – еще один сигнал.
Со стороны, наверное, все это выглядело комично. Правда, Алисе было не до смеха. Ей даже порой стало казаться, что она потихоньку сходит с ума. И, укладываясь в кровать, уже заснуть не может без этой гадкой мышиной возни…
– А люди, Соловьева, всегда при чем-нибудь! – веско заявил Матвеев, он же всегда и во всем оказывался прав. – Когда мыши возятся, мешая думать или засыпать, – это не беда. Это поправимо. А вот когда люди завозятся по-мышиному… Тогда, Аля, дело плохо.
– Почему? – представить себе людей, поедающих с оглушительным грохотом среди ночи сухие хлебные корки, Алисе было трудно.
– Твое счастье, что ты не сталкивалась еще с подковерными интригами! Твое счастье! Гнусного человечка, его же не прилепишь к клейкой картонке и не выбросишь потом в мусоропровод. Его терпеть рядом с собой придется. Знать, что он гадкий и мелкий, знать, что он расшатывает, подгрызает стул, на котором ты сидишь, и терпеть, – гнул свою линию Матвеев, с удовольствием уча ее жизни.
– Почему терпеть?
– Потому что сделать ты ничего не сможешь! Знать будешь, слышать, догадываться, а поймать не сумеешь! Это же мышиная возня, дорогая! Это фантом… Ладно, не печалься, все пройдет. Передохнут твои мыши. А в качестве утешительно приза… – Матвеев помолчал со значением полминуты, потом сказал: – Свожу тебя в ресторан в ближайшие выходные. Хорошую кухню, приятные манеры, такое же общество гарантирую…
– Очень надо мне с твоим ангелом идти в какой-то ресторан! – выпалила, не сдержавшись, Алиса.
– С каким ангелом? – снова прикинулся непонимающим Антон. – Это ты об Ангелине, что ли? Так она уехала на пару недель, не волнуйся. Ужинать будем вдвоем. Ты и я, как раньше…
И повесил трубку, мерзавец. Утешить не утешил, напустил туману и без всяких объяснений повесил трубку. Как вот это называется?..
А насчет мышиной возни он, пожалуй, прав. Как всегда, впрочем. С людьми в такой ситуации бороться куда сложнее.
Разве можно что-то предпринять, когда тебе исподтишка гадят отвратительные людишки?! Обезопасить себя как-то разве удастся? Ведь нельзя угадать, в какой момент и из-за какого угла раздастся этот отвратительный, отравляющий душу шорох…
Глава 5
– Алиса Михална, зайдите, – раздался по громкоговорящей связи голос ненаглядного шефа. – Есть вопросец…
По отработанной привычке машинально глянув на себя в зеркало и поправив замысловатую прическу на макушке, Алиса пошла в его кабинет.
– Что-то я не нахожу своего доклада среди бумаг. – Сергей Иванович демонстративно полистал кучу бумаг, которые она до этого принесла ему в кабинет в тисненой кожаной папке. – Вы его отпечатали?
– Конечно! – Алиса в недоумении глянула на ворох документов. – Он должен был лежать прямо сверху!
– Так не лежит! – разозлился вдруг Сергей Иванович. – Если бы лежал, я бы вас не вызывал! Не хотите же вы сказать, что я к вам придираюсь! Найдите немедленно!
Он бросил папку на стол. Алиса вовремя поймала ее, иначе бумаги бы разлетелись веером по полу. Взяла папку в руки и вернулась в приемную. Там бумажка за бумажкой, документик за документиком она просмотрела все. Не было доклада! Не было!..
– Что за черт?!
Пока она еще ни о чем таком не догадывалась, не кидалась сломя голову кого-то подозревать или думать о себе, как о забывчивой дурочке. Мысль, что ей только казалось, что она положила в папку доклад шефа, а на самом деле не положила, пока не тревожила Алису. Но троекратный просмотр документов тому поспособствовал.
Алиса не на шутку взволновалась. Она не знала, что думать и что предпринять.
Принялась ругать себя поначалу. Потом перекинулась на возможных шутников, умыкнувших прямо из-под носа нужный документ. Потом снова кляла свою забывчивость. Сошлась на том, что доклад необходимо распечатать заново, так как отыскать его не представлялось возможным.
Она подошла к своему компьютеру. Нашла нужный файл, щелкнула мышкой и… замерла от испуга. Чисто! Чисто девственно! Ни единого слова, буквы или запятой в открывшемся документе.
Вот тут-то, конечно, она уж точно была ни при чем. Привычка хранить все, даже самые маловажные бумаги, в компьютерной памяти сохранилась у нее еще со студенчества. Так, на всякий случай. А вдруг?
Что же выходило?
Выходило, что какой-то умник изъял из папки шефа распечатанный ею доклад. А потом еще и стер документ из памяти, пока она…
Так, а где она могла быть в тот момент, когда непонятно кто все это проделывал? Она ведь не покидала свое место. Папку после того, как сложила туда бумаги стопочкой, из рук не выпускала. Или все же выпускала?..
Да, кажется, был такой момент. И не момент даже, а крохотное мгновение. Когда она выглядывала в коридор, чтобы отловить уборщицу, третий день забывающую опорожнить ее корзину для мусора. Она, помнится, сложила бумаги. Потом вышла из приемной. Быстро прошла к туалету, рядом с которым торчала швабра, значит, уборщица была там. Это минуты три… Плюс еще пара минут на то, чтобы отыскать уборщицу в кабинках. Минута на внушение… И она вернулась обратно. Взяла папку, не заглядывая внутрь, отнесла ее на стол шефа. Следом и он явился. Потом вот вызвал к себе.
Отсутствовала она, выходит, минут пять. Да… Времени предостаточно, чтобы войти в приемную, вытащить доклад, удалить его из памяти и…
Так, а вот скрыться незамеченным у этого злоумышленника ни за что не получилось бы. Он непременно попался бы ей в коридоре. С кем она встретилась, возвращаясь после непродолжительного внушения уборщице?
Да со всеми почти, господи ты боже мой! Утро же было, все как раз спешили по своим рабочим местам. Инга с кем-то разговаривала в коридоре. С кем?.. Ах, да! С новеньким из юридического отдела. Он пришел к ним месяц назад и, кажется, не остался равнодушным к Алисиной красоте. Высокий такой парень, симпатичный, темный шатен.
Еще встретились две бухгалтерши, особо рьяно ненавидевшие ее при поступлении на работу. Потом вроде ничего, смирились, даже приветливо улыбались при встрече.
Так, был еще кто-то… Кто же?..
Женщина молодая, незнакомая Алисе. Она у них точно не работала. А что же так поразило в ее внешности? Что-то ведь поразило, раз Алиса на нее обернулась! Что? Нет, не вспомнить сейчас ни за что.
Кто еще?
Шли, кажется, балагуря, два коммерсанта, так она называла ребят из службы сбыта и снабжения.
И еще… еще начальник службы безопасности, вот! Он с ней столкнулся нос к носу прямо у двери приемной. Неужели он?! Господи, ему-то зачем подставлять Алису? Что он с этого получит? Удовлетворение от ее неприятностей, причем тайное?! Наглядно порадоваться все равно не посмеет.
За что он может ненавидеть ее? Мотив такого гадкого поступка у него имеется?
А как же! Конечно, и не один! Она же ему одному из первых отказала в служебном романе, который тот не прочь был бы с ней закрутить.
– Ты меня, сучка, еще вспомнишь… – так, кажется, прошипел особист ей вслед, когда она оттолкнула его на лестничной клетке. – Не хорохорься особенно! Мы таких, как ты, не раз через коленку сгибали…
Ну, прошипел и прошипел, она и внимания-то особого на это не обратила. Проблем, что ли, мало! Да и привыкнуть успела к тому, какое впечатление производит на окружающих. Одним отверженным больше, что с того?!
А он вон, оказывается, как все повернул! Решил ее рабочего места лишить!
Черта с два у него получится! Черта с два!
Алиса удовлетворенно улыбнулась. Тот, кто чистил ее файл, ни за что не догадался бы, что всю важную информацию она дублировала на съемных дисках. Так, на всякий пожарный случай. Доклад обожаемого шефа относился как раз к разряду важного, вот она быстренько и скинула его на диск.
– Алиса Михална! – Сергей Иванович не поленился сам выйти в приемную и, опершись о распахнутую дверь, гневно теперь на нее посматривал. – Что происходит?! Я увижу свой доклад или как?!
– Вот, возьмите, пожалуйста. – Она протянула шефу десять только что распечатанных листов и виновато улыбнулась: – Оригинал куда-то запропастился. Пришлось срочно делать копию.
– А вы разве не удаляете отработанные файлы? – спросил ее вдруг Сергей Иванович совершенно, кажется, не к месту. – Забиваете память всякой ерундой, а потом стонете, что диски летят…
Открыв рот, она смотрела на то, как Сергей Иванович впивается глазами в только что извлеченный из принтера доклад, как закрывается потом в своем кабинете, и все мысли ее были только об одном.
А вдруг?.. Вдруг и он сюда руку приложил?! Вдруг он решил проверить ее деловые качества или…
Нет! Ну, глупо же! Глупо и несуразно как-то. Это точно их местный секьюрити шалит. Мышиную возню затеял, во! А ведь Матвеев предупреждал. Вот еще оракул чертов! Нет спасу от его пророчеств, честное слово! Стоит ему только рот открыть, как тут же что-нибудь происходит: то шторм на море, то пакости человеческие.
Целый день Алиса проработала с ощущением того, что вот-вот должно что-то еще непременно случиться. Целый день приглядывалась, прислушивалась, осторожничала. Ну, прямо как в ее истории с ее мышами, ей-богу! Сумасшествие просто какое-то…
К вечеру Алиса измучилась как от самой работы, так и от того, что приходилось целиком и полностью контролировать каждого посетителя, переступившего порог приемной, поэтому домой она доехала на такси, еле переставляя ноги, поднялась к себе на этаж.
Домой! Скорее! В горячую ванну с той самой пенкой ароматной, от запаха которой даже голова слегка кружилась. Потом съесть что-нибудь наскоро – и в постель. Сегодня ее даже мыши не волнуют. Пускай скребутся, пускай жрут все подряд, пускай даже смеются над ней втихаря, ей плевать. Теперь-то она знает, насколько отвратительнее мышиная возня, затеянная двуногими существами…
– Привет, Соловьева, – раздалось вкрадчивое за ее спиной, когда она только-только вонзила ключ в замочную скважину.
– Антон! – Алиса даже взвизгнула от неожиданности. – Какого черта ты подкрадываешься ко мне со спины?!
– О-о-о, как все запущено! – протянул Матвеев насмешливо и втолкнул ее своей грудью прямо в прихожую. – С психикой ты не дружишь, стало быть, да, Соловьева?
– Послушай, Антон, – начала Алиса вполне миролюбиво. – Мне сейчас ни до чего, понимаешь! И не до твоих колкостей в том числе. А ты вообще чего приперся? Хочешь отсутствие своего ангела использовать по полной программе? Так ведь сам знаешь, какая из меня партнерша.
Матвеев в этот момент как раз начал снимать с себя легкий пиджак оливкового цвета и тут же вдруг приостановился. Выразительно так глянул на нее мгновенно потемневшими глазами, снова натянул пиджак на плечи. Скрестил руки перед грудью и молвил, скривив рот:
– А это еще как сказать, Аля! Как сказать! Иногда приходится узнавать о людях много нового. Много такого, о чем прежде и подозревать не мог… Да…
От того, как многозначительно он смотрел на нее сейчас. От того, как говорил все это, и от того, как неприязненно кривились при этом его губы, Алисе моментально сделалось не по себе.
Как бы ни пыталась она мысленно себя успокоить, делая скидку на усталость, на то, что издергалась вся в ожидании новых пакостей, настороженность все же не исчезала.
Матвеев не просто так пришел, решила она минуту спустя. Этот его визит исполнен какого-то странного тайного смысла, может быть, зловещего даже. Только вот молчать будет до последнего, а медленно и целенаправленно примется вытягивать из нее все жилы…
– Антон! Антон, что-то случилось?! – Она физически ощутила, как наползает на ее лицо бледность. Встала как вкопанная, в одной тапке, вторую так и не успела надеть, уставилась на него расширившимися от ужасного предчувствия глазами и снова повторила: – Что-то случилось?!
Кажется, его проняла ее бледность и испуг он счел вполне натуральным, потому что подобрел моментально и спросил вполне нормальным матвеевским голосом:
– Почему обязательно что-то должно случиться? Чего ты так перепугалась?
– Просто… Просто сегодня кое-что уже произошло…
– Что? – Он все же снял с себя пиджак и ей помог избавиться от своего и даже ее голую ступню вдел в тапку. Выпрямился, погладил по щеке и снова спросил с явной тревогой: – Что произошло, Алечка? Не молчи…
Ох, как ей сделалось сразу легко и хорошо от его участия. От близкого присутствия и от того, как он по имени ее назвал. Мило так, почти забыто. И она, совсем позабыв о том, что Антон теперь делит свою личную жизнь с Ангелиной. Забыв, что дала зарок не клеится к нему, потому что он теперь богат. Не ответила взаимностью бедному студенту, нечего теперь пытаться все исправить. Забыла она обо всем этом, просто услышав искреннее сочувствие в его голосе! Уткнулась головой ему в плечо и, всхлипнув едва слышно, пробормотала:
– Ты знаешь, ты снова оказался прав.
– Ну, это же все закономерно, дорогая. – Его рука легонько коснулась ее волос и погладила. – Прическу какую-то стала делать… Непонятную… Чужая ты с ней или в ней, не знаю, как правильно… Так в чем я там оказался прав, малыш?
Нет, ну откуда, на какую ее беду взялась эта самая Ангелина?! Откуда и каким ветром ее занесло?! Не было бы ее сейчас, она обняла бы его, прижалась бы, и пускай бы все то произошло, что не произошло тем прошлым летом, когда она…
Думать об этом не стоило. Это было подло, это было сродни тому, что сегодня сделали с ней. Нельзя же ей уподобляться мерзкому человечку, творящему гадости из-под полы. Ангелина уехала, не подозревая о том, что кто-то станет вынашивать тайные грешные мысли насчет ее жениха. Был когда-то ее! Был! Время упущено, что теперь делать…
Алиса отстранилась и неловко улыбнулась.
– Извини, Антоша, я что-то расклеилась совершенно. Но твои пророчества относительно мышиной возни, кажется, начинают сбываться.
И она во всех подробностях рассказала Матвееву об исчезнувшем докладе, о том, кого и в каком составе встретила в коридоре. И главное, не оставила без внимания странное замечание, сделанное ей напоследок Сергеем Ивановичем.
– Дела-аа, Соловьева! – только и выговорил Антон.
Они к тому времени уже перешли в кухню, где ей все же пришлось заниматься ужином, хоть и не хотелось. Поставила воду под макароны, разморозила бифштексы и, как следует изваляв в панировке и специях, принялась жарить.
– Слушай, но ведь это же чистой воды бредятина! Зачем?! – возопил Антон, подумав минут пять над ее историей. – Кому радость от того, что тебе станет плохо? Хотя о чем это я! Мои прежние соседи всякий раз, меня заливая сверху, так радовались, так радовались… Значит, завелась там у вас крыса настоящая… Если, конечно же, эта крыса не управляема твоим красавцем начальничком…
– Ну, вот опять! Прекрати немедленно клеветать на приличных людей! – возмутилась Алиса, в сердцах швырнув на сковородку очередной кусок бифштекса так, что масляные брызги полетели в разные стороны. – Зачем ему меня подставлять?! Каждый поступок мотивирован чем-то. У Сергея Ивановича какой мотив? Он меня не домогался! Он с явной охотой принял меня на работу! И доволен был все время! Вот у начальника службы безопасности – да. У того мотив налицо.
– Ты ему отказала! – удовлетворенно улыбнулся Матвеев, макая кусок хлеба в солонку и с удовольствием от него откусывая. – И не ему одному, между прочим!
– Вот, вот! Давай я еще и тебя начну подозревать! И вообще подозреваемых может быть очень много, можно полжизни потратить, чтобы выяснить, кто подстроил эту гадость.
– И что-то подсказывает мне, что гадость эта не последняя, – снова встрял Антон с набитым хлебом ртом. – Это только начало, детка. И вполне безобидное. Слушай, а может, кто на место твое метит? Или Инга эта, сначала устроила тебя, потом подумала, подумала, присмотрелась внимательно и решила, что для ее мужа ты слишком великое искушение. И решила…
– Инга может уволить меня без всяких мотиваций. Просто зайти в отдел кадров и оставить там распоряжение. – Алиса отрицательно покачала головой. – Нет, это не она. К тому же у нее просто не было времени. У нее, у многих других тоже. Это секьюрити, больше некому. Он столкнулся со мной прямо в дверях. Попробовать поговорить с ним? Пригрозить, что все расскажу шефу?
– Попробуй, – неожиданно легко согласился Матвеев. – Хуже не будет. И если это он, пускай знает, что тебе все известно. Пускай ходит да оглядывается. Слушай, Соловьева, мы ужинать будем когда-нибудь или нет?!
Ужин был готов минут через десять. Все это время Матвеев ныл и приставал к ней с нелепыми вопросами. То почему она перестала совсем носить джинсы. То длина юбок его перестала совершенно устраивать. С новой прической достал просто. И старит она ее, и не сексуальна.
Придирался, одним словом!
Но Алиса не роптала. Она молча помешивала макароны, переворачивала на сковородке мясо, терла на крупной терке сыр в глубокую керамическую миску. И все это с удовольствием.
Она вдруг поймала себя на мысли, что очень рада его присутствию. Не в том смысле, о котором думала, уткнувшись в его плечо. Об этом она себе запретила думать, все время помня об Ангелине. А в дружеском. В обычном дружеском смысле, в том самом, который всегда ее устраивал.
Вот сидит Матвеев на ее кухне на старой расшатанной табуретке, раскачивается, расшатывая еще сильнее. Искрошил полбуханки хлеба, насорил солью по столу и ворчит, ворчит, ворчит, будто старик. А ей хорошо! Спокойно с ним рядом. И даже мыши гадкие присмирели от его присутствия, словно поняли, кто в доме главный.
– Замуж бы тебе… – осторожно заметил недавно отец в последнем их телефонном разговоре. – В доме должен быть мужчина, хозяин…
Никаких мужчин в ее доме, кроме Матвеева, не бывало и раньше, не было и теперь. А ведь, действительно, надо бы…
– Слушай, а может, мне замуж выйти, а, Антош? – спросила она, когда ставила на стол тарелки с мясом и макаронами с сыром. Села к столу, подперла кулачком подбородок и, глядя на друга с печалью и ожиданием, снова спросила: – Может, выйти замуж, а?
– Замуж – не напасть, как бы замужем не пропасть. – проворчал он, пододвигая к себе тарелку, вонзил вилку в самую серединку сырной горки и принялся накручивать длинные макаронины на вилку. – Замуж! Это же очень серьезный шаг, Соловьева! Замуж не выходят из-за того, что в твоем доме завелись мыши и на работе тебя кто-то начинает тихо ненавидеть и вредить.
