Kitabı oku: «Отряд. Трилогия «Материализация легенды». Том 2», sayfa 5

Олег. Под водой. 006.

… Вперед, Ихтиандр, вперед!… Я продолжил движение вдоль берега…

Я потерял счет времени. Даже, точнее, я его просто не считал. Я плыл, плыл, плыл…

Я двигался вдоль берега, – уже не так быстро, но и не слишком медленно. Я пытался разглядеть подробности строения берега. Надо мне это или не надо, – время покажет. Берег скалистый, крутой, мало разрушенный волнами. Следов обрушений и оползней не видно. Мох есть, но местами размыт. Трудно сказать, чтобы здесь были сильные водные потоки и прибойная волна, – следов не было видно. На высоте нескольких человеческих ростов помимо мха начинались уже трава и какие-то растения.

Стена скал в какой-то момент расступилась на короткое время, и снова сомкнулась… СТОП! Назад… Что это?

Я вернулся назад к тому месту, где почти вертикальные стены скал дали проход куда-то. Я подплыл ближе. Точно! Между скал появился проход, и чем ближе я подплывал к нему, тем шире и шире он становился. Я приблизился и поплыл в проходе между скал. Да! Место достаточно, чтобы пройти крупному судну. Если сверху поставить или выдвинуть балки, то его можно было бы здесь и разгрузить. Но следов каких-либо строений и механизмов видно не было.

Я, поддавшись интуиции, нырнул с поверхности в глубину. Фарватер был глубокий и… Стоп! Что это? Впереди маячили несколько неприметных сетей. Если на поверхности воды ничего не было видно, то в глубине пролива были возведены противолодочные препятствия в большом количестве. Я и не удивлюсь, если помимо нескольких рядов металлических сетей здесь есть и взрывные устройства, и устройства дистанционного поражения: мины направленного действия, торпедные аппараты, еще какие-то сюрпризы. По коже пробежала «холодная волна» страха. А я не попаду в эти ловушки? Обследовать? – А зачем? У меня что же, есть субмарина или батискаф? Да не буду я красться через ячейки сетей, – тем более, что они «сотканы» из таких толстых арматур, что даже трудно поверить, что такие существуют. И ведь не только заварены, но еще и перекручены и связаны между собой, как настоящие рыбацкие сети!…

Я всплыл на поверхность, но, все равно, время от времени погружал лицо в воду и смотрел на преодолеваемые сверху заграждения. Сколько их было? – Не знаю, не считал. Я просто для себя зафиксировал, что они были.

Значит, остров обитаем или был обитаем раньше. И это неоспоримый факт. Зачем мне другие факты? Есть следы разумной деятельности. Есть следы возведения подводных защитных заграждений, – ну не от акул же сотканы такие сети из металла, в которых толщина «проволоки» по диаметру как мое бедро! Значит, здесь можно встретить людей или следы пребывания людей. Мне слабо верится, что это следы пребывания инопланетян! Вот стали бы инопланетяне строить такие сети? Они здесь что же, на века обосновались?

Прошло еще несколько десятков (а может и сотен) метров вглубь пролива, и скалы расступились. Нет, они не расступились полностью, а как бы стали расступаться, открывая новый вид на остров, – изнутри. А внутри открывалась, видимо, лагуна. Даже как актуарий, – как бы устье реки, расширяющееся к морю. А поскольку у меня за спиной осталось, собственно, море, – то это «устье» открывалось всё шире и шире в лагуну.

Глянул опять под воду, – последняя сеть осталась позади, и больше никакие преграды в глубине не были видны. Но мне и не надо было в глубину. Я и с поверхности в лучах утреннего солнца видел, как прекрасна природа на дне этой лагуны: кораллы, растения, разноцветные рыбы разных форм, морские звезды и пр. Мне удалось увидеть вдали, как в воде играли дельфины, – их не спутать ни с акулами, ни с другими обитателями вод. А разве кто-то когда-то описывал, как играют акулы между собой или с пловцами в море? Улыбнуло…

Расступившись, стены образовали высокий внутренний берег. Внутренние берега лагуны не были столь крутыми, как со стороны океана. Возможно потому, что их даже скалистая поверхность снаружи подтачивалась и уносилась ветром и волнами, а здесь, в лагуне, ветра и волн не было, относить подточенные частички почвы и скал было некуда и некому, – потому образовывались пологие спуски к воде. В некоторых местах были видны даже природные пляжи у кромки воды.

Берега были затянуты повсеместно густым лесом, – без прогалин и прорех. В воздухе стоял аромат, – ни с чем несравнимый аромат прибрежного дикого леса. Это только в городских парках нет никакого запаха: там аккуратно удаляют все листья и ветки, упавшие на землю, подстригают кусты, спиливают лишние и высохшие ветки, не допускают остатков помета и следов жизнедеятельности животных. Потому городской сад максимум, чем может пахнуть, так это сыростью и запахом цветов, если они там есть.

Лес на самом деле пахнет прелью, гниющими листьями и ветками, пометом птиц и экскрементами животных, запахом цветов и грибов, листьев разных деревьев. Падающие от возраста и времени стволы и ветки попадают и в воду около их основания, и просто на влажную землю, – и остаются там навсегда. В этой свалке и чаще хвороста прячутся птичьи гнезда, норы животных, все старые отмершие и молодые растущие стволы пронизаны ходами разных насекомых… Весь этот комплекс живых и умирающих растений оплетен разными вьющимися травами и лианами. Земля прикрыта многолетними и однолетними травами, которые пересевают сами себя из года в год. Здесь же копошатся кроты, муравьи, термиты, пчелы, кузнечики, сухопутные и водные лягушки, змеи, ящерицы. – Вот было бы здорово здесь погулять…

В воздухе стоял плотный гомон птиц. Вот сколько должно быть в популяции птиц, если они не кричат одновременно, но плотность их общего гомона на протяжении дня такой непрерывный и оглушающий? Возможно, в самом лесу и можно выделить отдельные голоса разных птиц, но над поверхностью воды, учитывая еще и эффект отражения и проведения звука около воды, выделить их было невозможно. Хотя самих птиц в основной массе видно не было. Иногда ближе к берегу было видно, как над поверхностью воды проносились отдельные птичьи тени, и опять исчезали в тени леса.

Я плыл всё дальше и дальше между далеких берегов лагуны. В какой-то момент они еще больше расступились. Где-то далеко в глубине (или в центре) лагуны был виден островок. Возможно, он и не маленький, но в сравнении с окружающими гористыми окаймляющими лагуну берегами, казался на таком расстоянии миниатюрным.

Я ускорил движение и приблизился к острову. Вот ведь каламбур: остров в глубине острова! И от открывшегося вида даже остановил движение…

На островке были видны какие-то строения и небольшая башня, – типа колокольня…

Отряд. Личное дело. Горничная. 001.

Джуна родилась в далеком горном селении в центральной Грузии. Отец был пастухом, почти весь год бродил по горам с овцами своих хозяев, приходил домой и пригонял овец уже со снегом, – и с таянием снега уходил опять в горы. Дома пил грузинские вина, делал новых детей со своей женой, вел долгие разговоры с соседями, пел красивые грузинские песни.

Так бы и длилась их жизнь, как бесконечно длинная и тихая равнинная река, но в горах не бывает равнинных рек, – потому «река» их жизни стала горной: бурной, громкой, грозной.

Джуна поехала в Грозный поступать в Чеченский государственный университет на юридический факультет. Но учеба была прервана. Началась «Первая чеченская кампания» – обиходное название боевых действий на территории Чечни и приграничных регионов Северного Кавказа между войсками России и непризнанной Чеченской Республикой Ичкерия с целью взятия под контроль территории Чечни, на которой была провозглашена Чеченская Республика Ичкерия. Официально конфликт определялся как «меры по поддержанию конституционного порядка», военные действия назывались «первой чеченской войной», реже «российско-чеченской» или «русско-кавказской войной»

А неофициально от рук обеих воюющих сторон погибало неимоверно много мирных жителей. На глазах Джуны гибли ее сокурсницы, – и это был лучший исход для них. Потому что те, кто не были убиты снарядами и минами, подвергались издевательствам, изнасилованиям и голоду. Город был почти стерт с лица земли. В душе девушки вдруг вспыхнул пожар всепоглощающей мести, когда на ее глазах были убиты два ее брата, приехавшие, в тогда еще частично разрушенный город, забрать сестру домой и помочь ей бежать от войны.

И будущая правоохранитель взяла в руку винтовку. Не простую, – мать изнасилованной и убитой подруги протянула ей бельгийскую «ляльку» со сложным оптическим прицелом и большим запасом патронов. Над наскоро выкопанной могилой братьев и подруги, – они были вынуждены похоронить их в одной могиле, – Джуна поклялась отомстить. Трудно сказать теперь, кто был виноват в ее голове в этой всенародной трагедии, и как бы развивались события дальше, но когда на следующий день, когда Джуна принесла воды и еды в подвал, где пряталась мать погибшей подруги… Словом, она вынула из петли холодное и твердое тело женщины и … впервые зарядила сама ту «бельгийку».

Белые колготки, которые были на ней в тот день, и которые она потом выписывала и покупала за любые деньги, стали, названием целого подразделения, – «Белые колготки», – в котором до конца служили девушки-снайперы из разных республик бывшего СССР. Большая часть из них приехала как наемники: Прибалтика, Россия, Украина, Белоруссия. Было несколько грузинок, азербайджанок, армянок. Девушки достигли высокого мастерства в выполнении заданий, в собственных боевых поисках и охотах. Они творили просто чудеса, – но и неимоверные жестокости над своими врагами: ослепляли, отстреливали половые органы, поджигали свои цели, старались нанести такие ранения, чтобы смерть наступила обязательно, – но не скоро, чтобы поверженный враг сам звал эту смерть.

«Белые колготки» – потом стало сленговое название отряда женщин-снайперов, воевавших на стороне антироссийских сил и добровольческих отрядов в зонах боевых действий на территории государств бывшего СССР – в Приднестровье, грузино-абхазской и чеченской войне, во время событий в Дагестане, Нагорном Карабахе и других локальных конфликтах. Его участницы стали героинями армейского фольклора, статей публицистов, литературных произведений, художественных кинофильмов, фигурировали в выступлениях политиков, и даже прототипами разных фильмов.

«Белые колготки» – это были кошмар и легенда адской гражданской войны. И никто не помнил, что именно та Джуна случайно и невольно стала родоначальницей названия этого кошмара.

Но творимые жестокости на поле боя не остались без внимания противника и их собственных боевых товарищей, – их боялись все, с обеих сторон баррикад. Они стали неприкасаемыми и прокаженными, даже в рядах своих же соратников. Это только казалось, что девушки исчезли из нашей жизни вместе с войной. По некоторым предположениям публикаций, если и существовал такой отряд, то, скорее всего, он был уничтожен российскими военными в ходе вооружённых конфликтов, – но так ли это?… Нет, они растворились в толпе и стали заказными снайперами, жестокими киллерами, изощренными убийцами,– мстили и зарабатывали себе на жизнь и на месть. Потому стали мишенью поиска правоохранительных органов всех стран, в которых им потом пришлось скитаться с оружием в руках и воевать. «Военные преступления не имеют срока давности»! – так звучало на многих трибуналах и судах, в которые с годами попадали в качестве подсудимых ее соратницы.

Если бы не менеджер «Тени», неизвестно, что было бы с самой Джуной. Но после беседы с ним она, милая, хрупкая на вид в своих неизменных белых колготках, бесследно исчезла из камеры и появилась…

… в тихом хвойном лесу около Клиники.

Дневник. Год первый. День пятьдесят девятый.

Господь, Люблю Тебя, Спасибо Тебе, Нуждаюсь в Тебе, Приди Сейчас в Мое Сердце!

Остров просто насыщен вооружением. Но мне, как и жителям Острова, если бы они были, его не видно. Больше всего натыкаешься на всевозможные удобства для проживания. Я понимаю, что папа обустраивал наш с мамой быт по своим возможностям и месту в социальной лестнице, и основные массы людей жили бы в условиях не столь комфортных, но на то он и был одним из центральных умов и «стержней» этого проекта.

Как я и писала (или еще не писала?), я живу в микроскопическом домике посреди внутреннего моря Архипелага, – доме моих родителей, который выстроил мой отец и поселил здесь нас с мамой. С башенки видна почти вся внутренняя водная часть Архипелага, а с океана башенка не видна, даже если она выдвинута в наземное положение, – горный рельеф острова его закрывает. Это всё может задвигаться под землю в случае опасности.

Летописи говорят, что данное положение этого поста было выбрано в стародавние времена еще пиратскими кораблями, как центральный внутренний наблюдательный пост. Но следов пиратов я не находила, – да и откуда будут такие следы после стольких столетий и столь грандиозного строительства. Может, врут?

Надземная часть нашего дома не единственная и не основная часть даже самого дома. Есть подземная и подводная части. С основными строениями Города имеются глубоководные и подземные сообщения. Как у айсберга, снаружи видна лишь маленькая часть самого «айсберга», так и у моих родителей наружная часть дома – лишь очень малая часть самого дома.

Моя любимая башенка для наблюдения за водной гладью и дождливые дни в стереотрубу и за звездами в телескоп ночью часто с самого детства была моим любимым местом игры и нахождения. Здесь же я расположила один из своих компьютерных пунктов для работы и развлечения. Просто интересно, когда на одних экранах ползут графики котировок биржи, на других переключаются различные картинки наружного наблюдения, параметры систем Острова, отчеты систем охраны, мультики и пр. Отсюда, как из любой другой части, можно управлять всеми службами.

Это моя личная комната в глубине острова. Это самая маленькая каморка, которую я нашла в подводной части дома. Мне она нравится своей компактностью и уютом. Стены утоплены в скалы, а купол и передняя стена выступают прямо в океан. Вокруг постоянно меняющийся пейзаж: плавают рыбы и медузы, ползают морские обитатели, качаются водоросли… Влево лесенка в рабочий кабинет, где так же расположен целый каскад моих компьютерных экранов. Купол в кабинете, выступающий в океан, несколько меньше, но тоже дает приятный умиротворяющий вид над рабочим столом. Отец уверял маму, что эти купола построены из особого прозрачного монокристалла, и разрушить его практически невозможно. Никто не проверял его на прочность ядерного взрыва, но обычными средствами, – говорил, – разрушить не удалось. Потому мама спокойно сама сидит часто у меня в комнате или кабинете, – и мне разрешает.

У мамы тоже есть свои комнаты, как на поверхности, так и в глубине. Она провела там слишком много времени во время своей болезни, но после выздоровления совершенно не устала от этих помещений.

Папины комнаты закрыты. Нет, они не заперты, – но мы туда мало ходим. Зачем? «Они ждут его возвращения», – сказала однажды мама еще до своей болезни, да так и получилось. В его комнатах нет ничего, что нам может быть постоянно нужно, пыль, как и по всему Городу, собирается автоматически, – потому они стоят нетронутые.

ЧТО ДЕЛАТЬ? – не знаю.

Отряд. 002. Тренировка.

– Сестра, а где вы здесь восстанавливаете физическую форму? – я увидел вопросительный взгляд. – Ну, физкультурой где занимаетесь?…

– Здесь недалеко от Дома есть спортивный комплекс.

– У всех в отряде есть спортивная одежда?

– Насколько я знаю, – да.

– Передайте всем общий сбор на спортивном комплексе на стадионе через час. Вы готовы стать моим тренером?

– Вполне.

– Тогда мы с Вами отправляемся на стадион сейчас, – сразу после того, как оба переоденемся, – я не то чтобы не хотел показать своей группе (своему отряду), что, скорее всего, отстаю от них в физической подготовке, хотя они об этом и так знают. Я ведь программер, а не боевик. Просто я решил сначала узнать размеры и возможности этого спортивного комплекса.

– Есть, командир.

– Приступайте к выполнению.

Я прошел в гардеробную, нашел там спортивную одежду и переоделся. В комнате меня уже ждали 2 сестры. Ну, да понятно! Одна работает со мной, а вторая должна нас охранять! Я улыбнулся и вышел с ними из Дома.

До спортивного комплекса я с сестрами прошел пешком. Это заняло 15-17 минут быстрым шагом по асфальтированной дорожке. Комплекс был небольшой: крытый упрощенный стадион без зрительских трибун, без табло для публикации счета матча и других публичных атрибутов. Это был стадион чисто для тренировок и работы над своими целями: мышцами, связками, дыханием, спортивной формой.

Стадион был крытым, судя по количеству ламп и прожекторов, хорошо освещен, если заниматься спортом предпочитаете в темное время суток. Отдельно стояло большое количество спортивных снарядов и тренажеров для работы над различными группами мышц. Были раздевалки, – как групповые, так и индивидуальные. Комнаты отдыха, и даже бар. Медицинский отсек, – не привычного белого цвета, а нежно зеленого, – хотя и с привычными для нас красными крестами.

Душевые, туалеты, массажные кабинеты, склады техники и амуниции. За отдельной оградой был теннисный комплекс на несколько кортов. Волейбольная и баскетбольная площадки.

Пока я осматривал устройство стадиона, подошел и мой отряд.

Я и не заметил, как начал называть их – «мой отряд». По команде привычно построились. В строю не хватало одного водителя и Повара.

– Солдаты! – начал я свою речь. – Мне разрешили назвать вам свое воинское звание, – капитан. И передали вас под мое командование. Думаю, что вы все это знаете и раньше, – некоторые закивали. – В настоящее время у нас нет общей задачи, – но есть задача, которую пока я должен выполнить сам. Вас мне в настоящее время придали для обеспечения этой задачи в виде охраны меня и всего того, что я…

Мне стало тошно и противно от того, что я стою перед ними и произношу речь о том, что они должны меня охранять. Я махнул рукой и сел на траву стадиона. Жестом предложил им всем устроиться вокруг меня. Девушки с облегчением, как мне показалось, уселись в полукруг около меня.

– Девчонки,– они переглянулись и улыбнулись, – все, разом! – Девочки. Мне надо выполнить задание командования, а вы меня и результаты этой моей работы охраняете. Я не хотел бы жить по законам военного подразделения, да я и не военный в душе. Называть меня «Кэп» не надо нигде, – это просто может демаскировать нас в любой обстановке. Называйте меня Олег, как и раньше. Я тоже буду звать вас всех по имени, – все согласны? – дружно закивали в ответ.

– Какие задачи нам предстоит выполнять вместе, – я пока не знаю. Но, думаю, это будет достаточно трудное задание, – видно хотя бы потому, как вас подбирали. Пока у нас есть время, нам надо подружиться и стать хорошим отрядом. Я понимаю, что вас готовили каждую для достаточно узких целей, потому углубляться не буду. Мы – отряд, «банда» или «команда», – назовите так, как вам больше нравится. Я не призываю иметь свои отрядные знамя и гимн, но мы должны ВСЕ возвращаться из любых заданий, по возможности не только живые, но и здоровые. Я никого не хочу хоронить или преждевременно провожать на заслуженный отдых.

– В настоящее время вижу две задачи: 1. Подружиться всем. 2. Сохранить свою физическую форму и навыки. Для второго пункта у нас есть этот чудесный спортивный комплекс, на котором мы в настоящее время находимся. Для командования во время занятий выберете одну из вас, которая будет инструктором. Если инструктор для какого-то упражнения не подходит, – никто не мешает выбрать другого инструктора. Важное условие то, что инструктор делает все то, что делают все.

– Для первого пункта – дружбы – рекомендую больше проводить времени вместе и находить точки пересечении ваших интересов и увлечений. Вы не заняты круглосуточно в несении вахты или службы, у вас масса свободного времени, – вот и занимайтесь танцами, плаванием, гимнастикой, вышиванием, – что вам приятно. И побольше общайтесь друг с другом.

– Первый шаг для этого вы все уже сделали, когда с разной степенью искренности, – я обвел их взглядом, и многие просто стали смотреть в траву, – рассказали о себе во время нашей воскресной вечеринки. Тогда же вы все продемонстрировали, как здорово вы умеете танцевать на подиуме у шеста, – девчонки заулыбались, – и многие показали свои навыки нырять и выныривать, – послышался смех.

– Олег, а можно будет нам иногда в город ездить? – спросила Хозяйка.

– Думаю, что можно, но позвольте я уточню этот вопрос у своего начальства. Уж извините, в плотном графике своей работы я как-то не догадался уточнить этот вопрос.

– Прощаем, – ответили сразу многие и все заулыбались.

– Девушки, вы каждая знаете сильные и слабые стороны своей физической подготовки, потому я не настаиваю на общих занятиях в течение всего времени занятий, – каждая занимается тем, что ей нужно. Но начинать и заканчивать мы будем совместной пробежкой. Имейте в виду, что я по жизни не спортсмен, а офисный планктон, – раздался дружный, громкий и уже свободный смех, – и потому я за вами не угонюсь никак. Потому гоняйтесь друг за другом, и на мою скорость не обращайте внимания.

Словом, мы побежали… Сразу же разделились. Одни побежали быстрее, другие медленнее. Появились группы бегущих. Я бежал в сопровождении одной из сестер. Сразу стало видно, кому бег дается лучше, а кто привык заниматься силовыми видами спорта… Нет, скорее не спорта, а нагрузок.

Потом, после пробежки, все разбежались – опять группками – по разным снарядам. Я пошел к тренажерам. Нет, ну, правда, не через козла же мне прыгать. Я просто не угонюсь за этими длинноногими американками, – они, как я думаю, свой автомобиль не только обгонят, но и перепрыгнут без шеста и без разбега. И надо же мне, офисному планктону, с чего-то начинать…

Уже на седьмом поте я побежал опять по дорожке, и ко мне присоединились остальные девушки. Теперь они старались не убежать вперед, а идти в группе, – больше группируясь вокруг меня. А у меня уже ноги заплетались! И дыхание, – нет, не сбивалось, – его просто уже не было. Когда…

Я не сразу понял, что меня с двух сторон подхватили сильные руки, оторвали от земли и понесли. Я болтал ногами, громко ругался (не матерно, – а просто кричал возмущенно), пытался вырваться. Но всё было тщетно. Они донесли меня до крыльца Дома и только там поставили на землю. Потом козыряли мне, пробегая мимо, и улыбались. Я понял, что они очень точно восприняли мои слова, что пробежку и дистанцию мы должны заканчивать все вместе, как команда, – и потому вот так решили это сделать.

Немного болели руки и подмышки, за которые они меня держали, но на фоне того, как болело после занятий физкультурой всё тело, – это были просто мелочи. Как-никак я пролежал несколько недель в реанимации, в буквальном смысле слова прикованный к кровати. И я на самом деле был по жизни пусть и не планктоном в офисе, но максимальными офисными нагрузками были катание на стульях и баскетбольный бросок скомканной бумаги в корзину соседа.

Я поплелся под душ и упал потом на кровать. Но полежать и расслабить все мышцы мне так и не дали…