Kitabı oku: «Будет больно, приятель!»

Георгий Юрский

* * *

Глава 1

Утро у Даниила Смирнова не задалось. Внезапно приостановили скоростные электропоезда из области до Москвы. С обычной электричкой он опоздал бы на работу на час-полтора, поэтому покинул железнодорожную станцию и отправился на автостоянку. Все такси, как и ожидалось, были уже расхватаны. Даниил стал искать в смартфоне сервис совместных поездок, там тоже все было глухо. Подняв глаза, увидел паркующуюся машину каршеринга. Лихорадочно вспоминая, есть ли у него доступ к машинам именно этого сервиса, он припустил бегом к машине. Однако прямо перед ним уже появилась пара студентов, открывающих автомобиль и поздравляющих друг друга с удачей.

– Ребята, подбросьте до города, а? До любого метро, – обратился к ним Даниил.

Понимая, что в глазах студентов может выглядеть угрожающе (сто восемьдесят сантиметров роста, развитая мускулатура, короткая стрижка, одет по-простецки: джинсы со спортивной курткой), он максимально дружелюбно улыбнулся:

– Такая задница, никак не уехать! Подбросьте, пожалуйста. С меня – кофе, – попытался сломать лед Даниил.

– Давай, – студенты не слишком обеспокоились нежданным попутчиком, – кофе не надо, мы уже по два выпили. Час тут стоим.

Ехали до Москвы довольно долго, собрали все пробки и заторы перед МКАД. Даниил уже прокручивал варианты оправдания перед начальником, вдруг пиликнул смартфон, информируя о новом сообщении. Смирнов уже полгода трудился в службе противодействия коррупции Федеральной Таможенной Службы (СПК ФТС). Прикомандирован он был к столичной таможне, где числился оперуполномоченным по особо важным делам. Попал туда достаточно кружным путем.

Родился Даниил в годы перестройки в маленьком подмосковном городке. Он был единственным ребенком в семье двух инженеров. С возникновением капитализма отец стал сначала кооператором, потом предпринимателем и скоро ушел из семьи. Маленький Даня остался с матерью, хотя отец периодически его навещал. Ну как навещал: присылал машину с водителем, она забирала Даню, везла его либо в особняк на Рублевке, либо в очередную новую квартиру. Отец ласково трепал сына по щеке, спрашивал об успехах в школе и, не дожидаясь ответа, вручал дежурный подарок. Подарки были недешевые, но не всегда уместные. Например, дорогущие кроссовки Nike Air, только появившиеся в России, были объектом зависти одноклассников. Но от гопников, пару раз собравшихся их отжать, приходилось убегать. Мобильный телефон Nokia, как у Тринити в «Матрице», было очень круто получить, но денег на сотовую связь Дане не хватало, и он пользовался им для игры в «змейку». Еще отец периодически подгонял деликатесные продукты, так что жареная картошка на ужин вполне могла сопровождаться королевскими креветками или камчатскими крабами.

Когда Даня стал постарше, отец начал брать его с собой на охоту в свои угодья. В новой семье у него были две дочери, а приобщать детей к своим интересам отцу хотелось. На природе общение получалось более полноценным, но особого влияния отец на жизнь Дани не оказывал. Советы были банальными: «учись, сынок», «занимайся спортом», «вредные привычки забудь» и так далее. Учитывая, что папа был не дурак выпить да и любовниц брал на охоту, положительным примером он для Дани не стал.

К моменту Данькиного совершеннолетия отец скоропостижно скончался. Завещания, как водится в России, он не оставил, и все нажитое непосильным трудом отошло последней жене, Виктории. Та на похоронах заявила: «Уж сколько я с ним намучилась – свое наследство заслужила, а вас никого не знаю». Даня понимал, о чем она говорит. За неделю до смерти они ездили с отцом на открытие охоты на уток. С вечера засели в шалаше на берегу, выставили чучела на воду и до рассвета разговаривали. Точнее, это был монолог отца. Тот рассказывал о том, что нынешняя жена его не понимает, что он встретил «ту самую, настоящую, любовь» и в ближайшее время планирует сообщить об уходе, но волнуется за девочек, поэтому пытается найти верные слова и так далее. Даня с трудом понимал, что именно от него хочет услышать отец, поэтому всю ночь отмалчивался. Хоть и не считал отца особо сентиментальным, списал его сердечный приступ на волнение перед разговором.

Мать Дани очень тяжело переживала уход отца, называла Викторию не иначе как «эта дама», что в устах интеллигентной женщины звучало крайне презрительно. Это был далеко не первый роман у отца, поэтому Виктория действительно от него натерпелась, поэтому с ее решением никто особенно не спорил. Так что Даня и прочие родственники остались ни с чем. Но, как ни странно, все охотничье снаряжение мужа, равно как и пикап «Ниссан-Наварра», специально для охоты купленный, Виктория отдала Даниилу. Это был, конечно, мизер, по сравнению с полным наследством, но таковы законы о наследовании. Нет завещания – все жене.

Всю свою юность Даня провел между спортзалом, где тренер по дзюдо – Николай Степанович – взял над ним шефство, и компьютером. Спорт давался легко, но наставник с порога объявил всем своим воспитанникам, что не собирается создавать из них олимпийских чемпионов, а просто сделает нормальных людей. Во многом у него это получилось. Все друзья Дани, хоть и не сделали сумасшедших карьер, выросли приличными людьми. И если в юности ребятам казалось, что надо ставить высокие цели, то по прошествии времени стало ясно, что тренер был прав. Несколько Данькиных одноклассников, подававших серьезные надежды, в итоге остались и без спортивных карьер, и без профессий. Всю школьную программу они пропустили из-за тренировок, а в большой спорт не попали.

Николай Степанович все это прекрасно понимал и, трезво оценивая перспективы своих ребят, ставил реальные цели. Например, Дане – получить КМС, то есть стать кандидатом в мастера спорта по дзюдо. Даниил, хоть и с большим трудом, проиграв пару раз решающие поединки, которые давали бы право на это звание, к девятнадцати годам получил заветный значок.

В армию Даню не взяли из-за какой-то редкой аллергии. В то время служба в вооруженных силах внезапно стала престижной – военкоматы не бегали за уклонистами, а наоборот отбраковывали почти годных солдат.

Отец уже не мог участвовать в профориентации сына, а мать искренне считала хорошей любую профессию, кроме своей. Поэтому Даниил самостоятельно выбирал свой путь. Преподавание иностранного языка в его родной школе было посредственным – сказывалось желание учителей равняться на отстающих. Смирнов в начале года пролистывал учебник английского и искренне скучал на уроках. Денег на репетитора в семье не было, отца просить они с матерью как-то стеснялись, поэтому выход в освоении языка был найден в просмотре сериалов. Если голливудские фильмы еще худо-бедно переводили на русский, то многосерийные саги, как правило, сопровождались субтитрами и шли на языке оригинала. Лучшей тренировки для изучающего английский и представить себе нельзя! Даня смотрел все подряд: и ситкомы, и фэнтэзи, и судебные драмы. Но лучше всего заходили полицейские сериалы. Они и определили профессиональное предпочтение. Первым многосерийным фильмом, запавшим в душу Дани, был «Blue blood» – про семью нью-йоркских полицейских, потом пошли «CSI», старенький «Miami vice»… Русский кинематограф тоже расстарался к этому времени. «Ментовские» сериалы слегка героизировали профессию сыщика. В начале 2011 года президент Медведев переименовал милицию в полицию, и выбор Даниила был сделан.

Николай Степанович принял активное участие в судьбе Даниила и еще нескольких ребят, решивших предпочесть карьере охранника (самый очевидный выбор в их городке) карьеру в МВД, и составил им протекцию. Они получили от местного ОМВД направление, смогли подтянуться больше четырех раз, пробежать сто метров за пятнадцать секунд и один километр – за четыре минуты.

Обучение пролетело довольно быстро, и настала пора распределяться. Сотоварищи звезд с неба не хватали – попали в ГИБДД, Смирнов же упорно хотел в уголовный розыск. Туда его с удовольствием взяли. Реальность сразу его ошарашила.

Первое, что бросилось в глаза, – жуткое материальное обеспечение. Каждый выезд на место преступления – это квест серьезного уровня. Служебные уазики и газели либо были поломаны, либо стояли без бензина. А преступники, как назло, выбирали самые труднодоступные уголки района для своих деяний. Даниил начал брать на выезд отцовскую «Наварру». Официально компенсировать использование личного автомобиля ему не могли, да и талоны были только на семьдесят шестой бензин. Для дизельной «Наварры» это было не лучшее предложение. Как-то раз Смирнову пришлось разбираться с сожженной маршруткой. Задавшись тривиальным вопросом Cui Prodest (кому выгодно), он нашел конкурента в маршруточном бизнесе и за пару часов изобличил его в поджоге. Потерпевший, прыгающий от радости из-за быстрого раскрытия, да еще после легального устранения конкурента, взялся решить проблему с соляркой.

С компьютерным обеспечением было еще хуже. Наступивший XXI век не исключил использования печатных машинок в отделах полиции. Тут тоже Даниилу помог вызов.

В их районе был крупный склад – распределительный центр розничной сети. Очередная партия парфюмерии оказалась без маркировки на русском языке, и владелец склада решил ее отмаркировать. Нанял гастарбайтеров. И очень удивился, когда недосчитался нескольких сотен упаковок духов. На вызов приехал Смирнов. Вместе со специалистом по безопасности склада – Александром Николаевичем – в помещении системных администраторов отсмотрел пару часов видеозаписи, и подивился ловкости рук рабочих: в их карманы ничего не опускалось. Не получив ответа, Даниил поехал на строительную площадку нового жилого комплекса. Стройка там уже год стояла, но поселок с гастарбайтерами продолжал существовать, снабжая всех желающих дешевой рабочей силой. Смирнов не стал заморачиваться поиском тех, кто клеил марки, а нашел главного. Это был вполне импозантного вида узбек по имени Ислам, хорошо говоривший по-русски. Даниил кратко обрисовал ему перспективы вызова ФМС, прокуратуры, МЧС и ОМОНа для переписи всех нелегалов, проверки пожаробезопасности бытовок и соблюдения санитарно-гигиенических норм. Ислам грустно вздохнул и попросил один день. На следующий приехал в отдел в сопровождении молодого узбека. Тот понуро тащил огромную коробку с упаковками духов. Часть была уже раскрыта или разорвана, часть оставалась нетронутой. «Как, не кладя ничего в карман, вы столько вынесли?» – это был единственный вопрос, который задал Даниил. Парень, ничего не говоря, расстегнул комбинезон на груди и показал огромный рукодельный внутренний карман. Смирнов поблагодарил Ислама за сотрудничество и отвез коробку на склад. Его начальник радостно переписал заявление на несущественный ущерб и спросил, чем может быть полезен Родине. Смирнов, вспомнив огромные стеллажи с пыльными корпусами компьютеров, увиденных давеча в помещении системных администраторов, попросил помочь с оргтехникой. В итоге кузов «Наварры» с трудом вместил «барахло», как назвали складские айтишники. Для отдела полиции это была технологическая революция. У всех сотрудников появились свои ПК с ЭЛТ-мониторами, а у начальника отдела (субординацию надо было соблюдать) и Смирнова – даже ЖК-мониторы. Пусть хоть и четырнадцатидюймовые, но выглядели они, по сравнению с «Ятранью» и «Ивицей», космосом.

Расследования Даниилу удавались, но работа удовлетворения не приносила. По долгу службы он видел самое дно Подмосковья. Две трети преступлений – пьяная бытовуха. Мужья рубили жен топорами, те их резали ножами, собутыльники до смерти избивали друг друга… Раскрывать такие преступления не составляло труда, но погружение в этот мир угнетало молодого человека. Были и имущественные преступления, но тоже совершаемые недалекими опустившимися людьми. Они светились на камеры, ходили на дело с зарегистрированными на самих себя телефонами, оставляли отпечатки пальцев. Наиболее одаренные отоваривались на украденные банковские карточки в магазинах у дома…

Большой подмогой Даниилу Смирнову стало знакомство с отставным полковником ФСБ. В новогодние праздники с его дачи угнали снегоход с квадроциклом. Тот прямо спросил Даниила, как они собираются искать преступников. Услышанное не очень удовлетворило полковника – он начал кому-то звонить. В конце концов дал Смирнову простенький телефон Nokia, в котором был забит единственный телефонный номер. Полковник попросил послать на него сообщение. Не до конца понимая, зачем, Даниил сделал, как было велено, и через два дня получил ответное сообщение с адресом и временем встречи. Там его ждал сильно нервничающий молодой человек, оказавшийся действующим сотрудником какой-то из технических служб ФСБ. Он забрал «нокию» и дал Смирнову распечатку номеров телефонов, находившихся в момент кражи в районе дачи полковника. Маркером были выделены два нетипичных для этой соты номера. Логично было предположить, что именно эти аппараты и принадлежали злоумышленникам. Остальное было делом техники. Номера были зарегистрированы на ранее судимых жителей соседнего района – повязали их прямо с похищенным. Счастливый полковник пытался что-то сунуть Даниилу за возврат имущества, но тот предпочел попросить о протекции в технической службе. Отставник немного поломался – и Даниил получил доступ к безграничным возможностям СОРМ-2. Так в России называется аналог американского Большого Брата, позволяющий государству отслеживать всю цифровую активность своих граждан. Дальше раскрытия пошли как по маслу, ибо девяносто девять процентов злоумышленников не только не выключали телефоны, идя на дело, но и умудрялись поговорить по ним друг с другом.

Но это не добавляло счастья Даниилу – круг общения был неинтересным, подозреваемые и потерпевшие тоже не впечатляли, так что потихоньку Смирнов начал задумываться о смене работы.

К этому моменту он был уже семейным человеком. Поженились они со своей одноклассницей Полиной в восемнадцать лет. Брак был вынужденный, что называется «по залету». Сама Полина и ее семья были людьми воцерковленными, и мысль об аборте приводила их в ужас. Даниной маме девушка понравилась, друзья были не против погулять на свадьбе, родители Полины отдали им свою квартиру, так все и случилось. В положенное время у них родилась дочка Маша. Много времени уделить семье Даниил не мог из-за постоянных авралов, но в свободное время охотно гулял с дочкой, читал ей сказки и скачивал новые мультфильмы.

Но в тот самый момент, когда Даниил задумался о смене работы, тяжело заболела мать. Она до последнего не ходила к врачу, объясняя постоянный кашель недолеченной простудой, а когда пошла – выяснилось, что рак легких уже на четвертой стадии. Она никогда не курила, но врач пояснил Дане, что из трех наиболее распространенных форм рака легких только один достоверно вызывается курением. Следующие полгода стали самыми страшными в жизни Смирнова. Наркотических обезболивающих было не достать, как раз прокатилась волна громких арестов врачей за пару утраченных ампул морфия. Обычные обезболивающие не давали матери облегчения. Сиделку нанять было не на что, а Полина наотрез отказалась ухаживать за свекровью. Днем Даниил делал свою работу, вечером мчал к матери, чтобы отпустить соседку и дальше за ней ухаживать. Спать было невозможно, так как кашель матери перемежался стонами. Вопрос с морфием удалось решить, пощекотав местного наркоторговца Рому. Он, покатавшись по городу в качестве задержанного, немного напрягся и начал угрожать, намекая на какие-то высшие договоренности. Смирнов был совсем не в настроении чего-то пугаться и двинул ему раза два в печень. Это помогло. Рома понял, что опер отмороженный и что речь идет о небольшом количестве доз. Быстро перековался. Но морфий морфием, а состояние матери было крайне тяжелым, она не могла ни говорить, ни есть, при этом все время кашляла, порой кровью.

Болезнь близкого человека, да еще в такой форме, – всегда испытание. Так вышло, что родители Даниила были атеисты. Перед свадьбой родственники жены его насильно покрестили, чтобы обвенчать, но веры толком он так и не обрел. Религиозность Полины и ее родителей Дане казалась слегка искусственной. Они соблюдали пост и часто ходили в церковь, но охотно говорили гадости о других людях, не спеша им помогать. Да и пример с Даниной матерью, за которой Полина отказалась ухаживать, был показателен. Поэтому утешиться в церкви у Даниила не получилось. К психологу пойти он не додумался, хотя «Клан Сопрано» смотрел с удовольствием.

Выручали друзья-собутыльники. Их советы были по-своему мудрыми, но со своим подтекстом: «не переживай ты так, выпей»; «все мы смертны, давай лучше выпьем»; «а может, ей там лучше будет, наливай» и так далее. Ключевым было слово «выпить». Конечно, это были не друзья в полном смысле этого слова. Иногда Даниил не понимал, есть ли у него друзья вообще. Он был довольно общителен, но количество людей, с которыми он общался, не переходило в качество.

Между Даней и Полиной тогда пролегла первая трещина. Жена демонстративно сконцентрировалась на дочери, объясняя это ее частыми болячками. Но было очевидно, что это только повод. Полгода до смерти матери они практически не жили вместе, и любовь, казавшаяся нерушимой, вдруг перестала быть таковой.

После похорон он вернулся в семью, но что-то в нем надломилось. Привычка выпивать с приятелями сохранилась, работа способствовала желанию забыться. Полина его пилила, но этим все и ограничивалось.

Однажды в их отделе произошло ЧП. «Старшие братья», как в полиции именовали ФСБ, взяли начальника отдела с поличным на взятке. Деталей Даниил не знал, так как не был допущен к секретам, но свою порцию «охоты на ведьм» получил. За неделю до задержания начальник по телефону попросил его разобраться с каким-то возвратом вещественных доказательств. Там не было ничего криминального, но телефон начальника уже стоял на прослушке, и к Дане пришли с обыском. Он воспринял это с юмором, но жену накрыло. Все трудности небогатой семейной жизни с сотрудником МВД она терпела, исходя из постулата о некой защищенности. Им и вправду помогал статус Даниила. Их дочь приняли вне очереди в детский сад. Буянящие соседи по подъезду быстро успокаивались после легкого внушения от Смирнова. Хозяин соседнего с тестем дачного участка передумал строить сарай, залезающий на их территорию, – один раз увидел зятя в форме, подумал немного и, вы не поверите, передумал. Еще и общий забор подновил за свой счет. Обыск разрушил все иллюзии Полины о своем особом статусе. Хотя эфэсбэшники зашли вполне культурно, но сделали это в шесть утра. Это был шок. Оперативники службы «М» (подразделение, контролирующее силовиков) сразу поняли, что оборотни в погонах в хрущевках не живут, но, служба есть служба, битый час ворошили детские игрушки и белье.

Неприятности Даниила на этом закончились, но отношения с женой разладились совсем. Любая задержка на работе приводила к поджатым губам, а запах алкоголя – к скандалу. Тут грянул Крым с последствиями, неофициальный запрет на выезд сотрудников МВД за границу, и очередная поездка Полины в Турцию закончилась длинным сообщением. Букв в нем было много, а смысла мало, но стало понятно, что вместе им не жить. Даня смирился. Вскоре они развелись, договорились о воскресных посещениях дочери и на этом прекратили общаться. Оперская сущность Даниила все-таки заставила его выяснить все обстоятельства. Все было банально. Успешный молодой бизнесмен начал задумываться о семье, поехал со своей мамой (тут Смирнов немного позубоскалил) в Турцию, там встретил красивую барышню с уже с беспроблемным ребенком. Курортный роман перерос в серьезные отношения.

Ревности особой Даниил не испытывал, переживал за дочь, но внешне все было пристойно, так что он отпустил ситуацию. Маша вела себя не по годам мудро, не акцентировала свои отношения с отчимом, и воскресенья они проводили весело, безо всякого напряжения.

Еще пару лет Смирнов проработал в полиции, но юношеские идеалы уходили все дальше, а новых стимулов не появлялось. Опыт с приходом ФСБ не надломил Даниила, но напоминал о том, что любое его действие может быть истолковано против него. Так что, когда бывший сокурсник по фамилии Петров позвал его бороться с коррупцией в таможне, он немедленно согласился.

Глава 2

Добравшись до работы и вбежав в здание таможни, Даниил сразу пошел в кабинет к начальнику. Тот, не прекращая телефонного разговора, шепотом сообщил Даниилу, что он поедет проверять подмосковный склад. Смирнов не очень любил выезды за санкционкой, так как сама идея изъятия и уничтожения хороших продуктов казалась ему бессмысленной. Но работа есть работа, и он пошел в отдел таможенного контроля после выпуска товаров. Так длинно именовалось подразделение, занимающееся выездными проверками. Контролеры ездили по рынкам и бутикам – искали контрабандно ввезенные товары, еще по магазинам и торговым центрам – вынюхивали «санкционку» (пищевые продукты из Европы и Америки, запрещенные к ввозу, как российский ответ на санкции за присоединение Крыма), а также приходили к импортерам проверить соответствие реально ввезенных товаров тому, что указано в таможенной декларации.

Поскольку выезды предусматривали непосредственный контакт проверяющих с проверяемыми, к ним для порядка с недавнего времени приставляли сотрудника службы по борьбе с коррупцией. Даниил не мог назвать это занятие интеллектуальным: ходить целый день между коллегами и посматривать, как бы не случилось коррупционных проявлений, было скучно. Но картинка каждый день была новой, так что ездить было всяко интереснее, чем сидеть в кабинете и заниматься унылой работой. А работа действительно была унылой. Поначалу Даниилу казалось, что он нашел дело своей жизни. Бывший однокурсник Петров, пригласивший Даниила в таможню, дослужился до заместителя начальника отдела и сразу взял его под опеку. Несколько месяцев ушли на осознание новых реалий. Первой приятной неожиданностью стал контингент. По закону о госслужбе все таможенники были с высшим образованием – после спившихся люмпенов в полиции Смирнову было непривычно взаимодействовать с нормальными людьми. Второй приятной неожиданностью оказались условия службы. После полуразрушенного здания ОВД – нормальный кабинет с хорошим ремонтом и удобной мебелью. Зарплата «погонного» сотрудника ФТС вполне достойная, переработок особых нет, при этом есть возможность заниматься спортом, который Даниил за время службы в МВД почти забросил.

Еще одной приятной неожиданностью оказалась полная непуганность таможенников. Первый выезд Смирнова на таможенный пост, который ему поручили курировать, привел его в оторопь. Ни одной отечественной машины или иномарки старше пяти лет на служебной парковке он не увидел. Инспектора с зарплатой в двадцать-двадцать пять тысяч приезжали на новехоньких немецких и японских иномарках. У них хватало ума не покупать их на свое имя (каждый год им надо было сдавать декларации о доходах и объяснять происхождение машин), но, оформив их на соседей и друзей, они становились прозрачны. Часы, айфоны и шубы барышень-таможенниц тоже не оставляли пространства для сомнений, на какие доходы они живут.

С доказательной базой было чуть сложнее. Как правило, денег таможенники не вымогали, взятки им коммерсанты давали добровольно, так что желающих обратиться с заявлением на взяточничество не было. Документировать передачу тоже было сложно. Декларации давно были электронные, никто в папки с документацией купюр не вкладывал, и внезапно врываться и шерстить комплекты документов было бесперспективно.

Иногда водители, не привыкшие к политесам, совали пятьсот рублей в свои бумаги, скрытые камеры наблюдения документировали, как инспектора их ловко перекидывали в свои карманы. Но пятьсот рублей было совсем мелко для уголовного дела. Просмотр переписки на смартфонах тоже был не особо перспективен. Те, кто поумнее, настраивали свои мессенджеры на удаление чатов, у остальных в переписке с коммерсантами все было довольно невинно. Номера деклараций, технические вопросы – с этим в суд не пойдешь.

Неприятным сюрпризом оказалась политика службы. Когда Даниил после месяца агентурной работы пришел к Петрову с предложением, тот несколько удивился. Пролистав записи и схемы Даниила, где было расписано, кто и сколько на таможенном посту берет за ту или иную операцию, он спросил:

– А за что их привлекать-то? Вроде по чину берут.

– Так ведь берут! – не понял вопроса Смирнов.

– Ну закроешь ты их, а кто работать будет? Ты сядешь декларации выпускать или машины пойдешь досматривать? Кто на зарплату госслужащего в двадцать тысяч пойдет работать? Погоны ведь им так и не дали, – продолжал задавать вопросы товарищ.

– А зачем мы тогда нужны, если их за взятки не сажать? – изумился Даниил.

– Мы нужны для профилактики коррупционных проявлений. Обескровить таможню нам никто не даст. Если кто зарвется, того примем – не беспокойся. А так посадим этих, придут новые. Или тупые окажутся – кто еще на такую зарплату в Москве пойдет? Или жадные – опять сажать придется: из-за неумения дров наломают.

– Ну так что, нам просто сидеть и смотреть, как они бабки рубят? – возмутился Даниил.

– Не все так однозначно, – начал Петров, – потом поясню тебе, сейчас некогда, на совещание убегаю.

Даниил решил, что практика полицейского УСБ по обложению сотрудников на доходных должностях данью, похоже, прижилась и в СПК. Чтобы не влезать в эту грязь, он попросился заняться чем-то другим.

Вообще-то в СПК народу было немного. Но совсем недавно ОБЭП поймал инспектора, проверявшего мебельный магазин, на выносе стула. Найдя контрабандно ввезенную итальянскую мебель под видом дешевой китайской, он развел директора магазина на гарнитур. Тот поначалу согласился, потом позвонил в полицию. Тем даже не пришлось деньги метить, приняв инспектора со стулом в руках. После скандала начальство приказало все выездные проверки проводить под присмотром СПК. Даниил тут же вызвался на эту непрестижную работу. Там тоже можно было чем-то поживиться, но он с порога объявил о своих правилах, и никто из коллег к нему не обращался с непристойными предложениями.

На первой же проверке он не поленился пересчитать количество контрабандных шуб в проверяемом магазине и поймал инспектора на занижении количества в акте. Тот, конечно, свалил все на плохое знание арифметики, но сигнал был услышан. До идиотизма Даниил не доходил, и, если, к примеру, продавец на ясном глазу божился, что яблоки не польские, а азербайджанские, заодно предлагая их попробовать, не отказывался. При условии, конечно, что испанские мандарины были уже описаны и изъяты.

Параллельно службе в СПК Даниил закидывал удочки насчет перехода в Оперативную таможню, чтобы ловить настоящих контрабандистов. Там, в принципе, были не против, но предложили ему доказать свою профпригодность, притащив какое-нибудь громкое дело.

Начальника отдела по контролю после выпуска товаров не было, но в коридоре он встретил коллег, уже поджидавших его. Они погрузились в микроавтобус с СОБРом и тронулись в сторону Калуги. Спустя час свернули с шоссе и, немного поплутав по промзоне, подъехали к неприметному складу, спрятанному среди заводских зданий. Охранник на шлагбауме, увидев машину СОБРа, быстро сориентировался: открыл шлагбаум и вышел из будки с поднятыми руками. Один из собровцев остался с ним присмотреть за тем, чтобы тот не стал никому звонить. Оставшиеся рванули в сторону склада. Через пятнадцать минут активная часть операции была закончена. Инспекторы считали головки сыра и палки колбас, Даниил скучающе смотрел на это все, так как никто никого не пытался коррумпировать. На складе были только несколько грузчиков.

Рядом с Даниилом стоял Сергей Коровин, начальник отделения собровцев. Он был совсем не прост, несмотря на силовую функцию своего подразделения. В его личном деле было написано, что до СОБРа он служил главным инспектором в аналитическом отделе, а в СОБР пошел, чтобы остаться на «погонной» должности. Дело в том, что в таможенной службе было две касты – сотрудники таможенных органов (так называемые «погонные» должности с кучей льгот и ранней пенсией) и федеральные гражданские служащие – по сути обычные бюджетники. «Погонными» должностями считались все начальнические и правоохранительные. Все остальные служащие и работники таможни люто им завидовали и мечтали хоть чучелом, хоть тушкой попасть в ряды сотрудников. Ну или молотили на должности служащих так, чтобы насобирать на пенсию.

Внешность Сергея Коровина не очень соответствовала занимаемой должности. Был он сухощав, невысок, со смешным ежиком то ли седых, то ли рыжих волос. Однако волевой подбородок и пристальный немигающий взгляд объясняли, почему двухметровые бойцы СОБРа слушались его беспрекословно.

Сергей шумно вздохнул, глядя на очередную коробку с сыром, сосчитанную и отброшенную инспектором в сторону:

– Сука, столько продуктов пропадет! Могли бы бедным раздать…

– Ну они же без документов. Отравится человек, с кого потом спрашивать? – меланхолично отозвался Даниил.

– Мы же с тобой понимаем, что продукты нормальные. Коммерсанты себе не враги говном торговать.

– Я понял намек. Через полчасика отойду покурить, можете отовариться, – Даниила и самого коробило, что столько хороших продуктов уйдет в печку.

– Да не в этом дело, – жарко воскликнул Сергей (хотя очевидно, что и в этом тоже). – Ну хочешь ты наказать Европу – введи запретительные пошлины на эти товары. Хоть в сто, хоть в двести процентов от стоимости.

– Это правда. Тем, кто пармезан с хамоном ест на завтрак, не важно, сколько они стоят, заплатят и тройную цену.

– Вот и я про это. Средний класс все равно это по таким ценам покупать не будет, и задача решена – резко снизим импорт из Европы. Но целая отрасль рынка декриминализуется, – Сергей проявлял стратегическое мышление.

– Так еще бы импортозамещение работало! Помнишь, месяц назад на мясокомбинате шпик немецкий изымали?

– Ну да. Три морских контейнера из Гамбурга. Снаружи как обычные выглядят, а внутри – в термосы переделанные, – Коровин запустил пятерню в ершик волос, словно забыл, что давно состриг длинную челку.

– Да, эти. Я с директором комбината тогда пообщался. Говорит, в России не умеют такой шпик делать. И ему колбасную линию то ли продавать надо, то ли переделывать под наше сало.

– Надо эти санкции заканчивать, – решительно объявил Сергей.

– Ну да. И Батьку лишим доходов. А то у нас Беларусь – родина креветок и авокадо, – поддакнул Даниил.