Kitabı oku: «Роман с Джульеттой», sayfa 4
Она была на взлете, когда встретила Степана, и еще быстрее пошла в гору, к вершине успеха, когда поняла, что муж не мешает ей в этом… И как противно, как отвратительно все закончилось… Она покривила душой, когда сказала тетушке, что ничего не боится. Старые страхи, робость и неуверенность в своих силах – все это снова вернулось к ней. Но на этот раз она боялась не за себя. Одной ей было бы легче пережить черную полосу в своей жизни. Она нашла бы выход, вывернулась бы, выкрутилась… Но когда на руках трое детей, приходится быть более осмотрительной, более осторожной. Каждое опрометчивое решение могло обернуться катастрофой, а у нее почти не осталось сил, чтобы вынести новые потрясения…
Она с недоумением посмотрела на потухшую сигарету и щелкнула зажигалкой. Крохотный огонек дрожал и трепетал от легкого сквозняка. Она прикурила сигарету и вдруг подумала: а с кем, интересно, спит сейчас Мистер Икс? С женой или с любовницей? И недовольно поморщилась. Ей-то что за забота? Просто еще один неприятный тип в череде столь же отвратительных особей и злобных тварей. Она ни в коем случае не хотела его щадить, пускай он и проявил заботу о ней и ее детях. Но Мистер Икс уязвил ее самолюбие, а такого отношения Алина не прощала никому, даже в дни неудач и поражений.
Алина вздохнула, выбросила окурок в форточку и отправилась в свою комнату. Следовало хорошенько выспаться перед грядущими испытаниями. А она знала, что в будущем ей мало не покажется.
Глава 7
Дети еще спали, и Алина решила их не будить. Пусть выспятся как следуют. Лида умчалась в свой колледж к восьми, по этой причине они завтракали с Еленой Владимировной вдвоем.
Тетушка предложила сама отвести Полину в школу и уладить все вопросы с директором гимназии.
– Ничего, все утрясется! Полюшка – умная девочка! – успокаивала Алину тетушка. – В гимназию хулиганов и двоечников не принимают. Там в основном учатся дети местных шишек и богатеев.
– Да-а? Дети богатеев, говоришь? – протянула с сомнением в голосе Алина. – Так это самое зловредное сословие! И, главное, дети очень быстро перенимают манеры и образ мышления своих родителей. Но нам не из чего выбирать! К тому же я не хочу, чтобы она прекратила занятия в музыкальной школе. Как сейчас с этим?
– Теперь у нас две музыкальные школы, – с воодушевлением поведала Елена Владимировна. – Первая, та, которую ты окончила. Но в здании летом обрушился потолок, и оно на ремонте. Сейчас часть ребят занимается в бывшем Доме пионеров, остальных разбросали по обычным школам. Родители жалуются, никаких условий, а мэр все завтраками кормит, но воз, похоже, и ныне там. Нет у города денег на ремонт.
– Да, жалко, – вздохнула Алина, – школа была хорошая, я подумывала отдать Полину Марии Сергеевне. Она еще работает?
– Помаленьку скрипит, ведет в школе несколько часов да на дому индивидуально занимается. Седьмой десяток пошел, побаливает постоянно.
– Понятно, а что со второй школой?
– А вторая – частная, там приличные деньги берут за обучение. Да ты помнишь, наверно, Ольгу Старикову? Подружку свою закадычную. Она долгое время руководила детским ансамблем скрипачей. Так вот, это ее школа!
– Ольга? – изумилась Алина. – Она ушла из музыкального колледжа? Но ведь ее муж был директором? Как он ее отпустил?
– Был, да сплыл! – с досадой произнесла Елена Владимировна. – Чуть ли не на ее глазах закрутил роман со студенточкой. Ольге тут же донесли! А она, сама знаешь, женщина горячая, бросилась на эту девицу с кулаками, причем прямо на занятиях. Скандал страшный был! Вот после этого она не только своего Старикова бросила, но и из колледжа ушла!
– Стариков! – Алина покачала головой. – Старый пень! И с Ольгой у него тоже подобный роман случился! Помнишь?
– Конечно, помню. Терезу Романовну из-за кого он бросил? Ради Ольги твоей. – Елена Владимировна поджала губы и осуждающе покачала головой.
– Так он теперь с этой девочкой живет?
– Ну да! – пожала плечами Елена Владимировна. – Лидкина однокурсница. Лет девятнадцать ей, от силы. А ему уже шестьдесят три. Мой ровесник.
– Сластена! – усмехнулась Алина. – И как он с ней справляется, дырявый валенок?
– Так «Виагру» пьет! – рассмеялась тетушка. – У моей приятельницы дочь в аптеке работает, она рассказывает, старый хрыч ежемесячно флакончик покупает. Причем вслух не говорит, что ему нужно, а записочку сует в окошко. А в городе и так знают, смеются.
– Поделом ему, старому дурню! – сказала Алина и поднялась со стола. – А с Ольгой я встречусь! Думаю, нам есть о чем поговорить! Где ее школа находится?
– В клубе ковровой фабрики. Они там целое крыло в аренду снимают. Помнишь, где это? Сразу за парком, рядом с пожарным депо.
– Как такое забудешь? – улыбнулась Алина. – Мы туда на танцы бегали.
– Повстречайся с ней, Алюшка! Она о тебе частенько спрашивает. Честно сказать, это она помогла нам Лиду устроить. А то, сама знаешь, сейчас без денег сложно поступить учиться!
– И здесь, выходит, без взяток не обойтись? – поразилась Алина. – А я думала, это только в столицах процветает.
– А чем наши чинуши хуже? – усмехнулась Елена Владимировна. – Хорошо жить не запретишь! А они все очень хорошо живут, на наших костях, естественно…
Встречу с Ольгой Алина решила не откладывать в долгий ящик. Когда-то они были близкими подругами, но поссорились, и причиной разлада стало замужество Ольги. Стариков был не только на добрых три десятка лет ее старше, но к тому же являлся мужем Терезы Романовны, режиссера молодежного театра, которую обе боготворили. И роман Ольги со стареющим ловеласом Алина восприняла как предательство. Конечно, Стариков ценой больших усилий выглядел моложаво. И подруги это прекрасно сознавали. Все происходило на их глазах, потому что они дневали и ночевали у Терезы Романовны, которая тоже души в них не чаяла.
И, лишь повзрослев, Алина поняла мотивы, по каким Ольга бросила жениха, их однокурсника по музыкальному училищу. Ольга понимала, что иным путем ей в жизни не пробиться. В лучшем случае ей светило распределение в городскую школу преподавателем музыки, в худшем – в сельскую…
Крошечная зарплата, комната в общежитии, полуголодное существование – Ольга нахлебалась этого досыта в студенческие годы. Она не хотела бороться, доказывать, убеждать, завоевывать свое место под солнцем. Стоило ли губить свою молодость, если этой молодостью и красотой можно воспользоваться, как оружием. Чем еще можно сразить рассыпающего песок, но распушившего хвост олуха, как не молодым гибким телом и томным взглядом из-под слегка опущенных век, да еще восторженным полушепотом:
– Ах, Георгий Александрович, вы – просто мой кумир! Вы – мой идеал! Я всегда мечтала, чтобы вы занимались со мной индивидуально…
Именно эти слова услышала Алина, когда без стука вошла в гостиную Терезы Романовны. Та попросила ее узнать, по какой причине Ольга не приехала на репетицию, и попутно захватить пуховую шаль, которой она обвязывала больную поясницу. Алина очень спешила, но застыла на пороге, когда увидела, что Ольга сидит на коленях Старикова, обнимает его и целует в плешивое темя.
Стариков заметил ее первым, побагровел, попытался подняться на ноги, но Алина, забыв о просьбе Терезы Романовны, пулей вылетела из комнаты. Ее затошнило от отвращения и чуть не вырвало на крыльце…
Здание бывшего музыкального училища промелькнуло слева, и Алина вздохнула. Колледжем оно стало именоваться чуть позже, когда вместо контор появились офисы, а вместо школ – гимназии и лицеи…
Она все еще размышляла, стоит ли сначала заехать в театр, а потом к Ольге или все-таки наоборот. Известие об ее разводе со Стариковым несколько поумерило нежелание Алины встречаться с бывшей подругой. Правда, она до сих пор не могла простить ей смерть Терезы Романовны. Та скончалась на следующий день от сердечного приступа, когда узнала, что ее муж чуть ли не в открытую живет с ее любимой ученицей, которую она сама привела в свой дом, подкармливала, перешивала ей свои платья, потому что стипендии, которую платили в училище, с трудом хватало на пару колготок, не больше. А Ольге приходилось жить на одну стипендию. Ее мать, прежде знатная доярка и орденоносица, спилась в одночасье, когда пригородный колхоз, в котором она всю жизнь работала, развалился, а молочное, высокоудойное стадо пустили под нож.
И все же удовольствие общения с Ольгой Алина оставила на более позднее время. Сначала нужно было утрясти вопрос с работой.
За шесть лет, что она не была в Староковровске, здание театра, возведенное в начале пятидесятых, еще больше обветшало. Судя по фасаду, его не ремонтировали с советских времен. Ржавые потеки на стенах, обвалившиеся ступени, разводы плесени над входом. Алина взглянула на большую афишу. Репертуар на октябрь… Она вздохнула: кроме «Мнимого больного» Мольера, ни названия пьес, ни фамилии их авторов ничего ей не говорили.
Алина толкнула дверь, но она не поддалась. В дневное время сюда, видимо, попадали не через парадный вход. Она обогнула здание театра. Здесь оно выглядело еще хуже: облупившаяся краска, обвалившаяся штукатурка, буро-зеленые пятна плесени.
Она поднялась по разбитым ступеням и открыла дверь с надписью «Служебный вход». И почти сразу оказалась в мрачном коридоре, освещенном единственным, затянутым пылью и решеткой окном. За высоким барьером восседала дородная дама в меховой безрукавке поверх синего казенного халата и в шелковой косынке, обмотанной вокруг головы наподобие чалмы. Вокруг нее толпились пять или шесть человек, мужчины и женщины, неважно одетые, но с претензией на экстравагантность. Одна из дам была завернута в ярко-красный палантин, из-под которого выглядывали полы дешевого пальтишка и старенькие сапоги. Вторая смотрелась несколько лучше в своей белой курточке из искусственного меха и узких кожаных брючках.
На Алину сначала никто не обратил внимания. Все были заняты обсуждением какой-то жгучей проблемы, голоса у толпившихся у барьера людей звучали оживленно, но в них проскакивали раздраженные нотки. Вахтерша пребывала как раз в центре этой дискуссии и зло огрызалась на замечания окруживших ее мужчин. Женщины находились в стороне. Они сели на низкий диванчик и наблюдали за происходящим.
«Актеры, – подумала Алина, – будущие коллеги! Первая проверка на границе…»
Она поздоровалась, из всех присутствующих ей ответила только вахтерша. Бросив на Алину быстрый взгляд, она снова перевела его на мужчин. Правда, женщины не оставили Алину без более пристального внимания. И она спиной почувствовала, что им что-то в ней не понравилось, хотя оделась она более чем скромно.
– Откуда мне знать? – сердито бросила вахтерша, видимо, в ответ на чей-то вопрос, и затянулась сигаретой. – Обращайтесь к Радченко. Он занимается автобусом, я здесь ни при чем.
– Но Радченко сказал, что автобус подадут к десяти! – Самый рослый, лет сорока мужчина с пышной гривой темных волос сердито постучал пальцем по циферблату часов. – Уже половина одиннадцатого, а ни Радченко, ни водителя, ни автобуса нет!
– А я при чем? – уставилась на него вахтерша. – Я вам, что ли, обещала автобус?
– Карина Борисовна, – подал голос щуплый молодой человек, чьи жидкие волосы были заплетены в тонкую косичку, – позвольте нам позвонить Карнаухову!
– Не позволю! – быстро сказала вахтерша и резко взмахнула рукой, отчего столбик пепла на сигарете отлетел в сторону и приземлился на барьер. – У Геннадия Петровича важная встреча с Цурановым. Понятно вам или нет? Важная!
– А нам что из того? – возмутилась дама в белой курточке. – Они небось коньяк пьют, а у нас спектакль срывается! – Она поднялась и подошла к барьеру. Брезгливо стряхнув с его деревянной поверхности пепел, она облокотилась на него и приказала: – Карина, старая грымза! Если ты сейчас же не пропустишь меня к Геннадию, я подниму дикий скандал. Ты меня знаешь! При Цуранове устрою!
– Устраивай! – Вахтерша презрительно скривилась, никак более не отреагировав на «старую грымзу». – Все равно не пропущу! – И перевела взгляд на Алину. – Вам чего, женщина? Если билеты получить, то это в бухгалтерии. Первый раз, что ли?
– Первый раз, – сухо ответила Алина, – но я не распространитель. Мне необходимо увидеться с вашим директором или художественным руководителем.
Вахтерша поморщилась.
– Директор не принимает, не слышали разве?
– Слышала, – ответила Алина, – но меня, думаю, примет незамедлительно.
Недовольно галдевшие актеры замолчали и все, как один, уставились на нее. Алина поняла, что пора снять напряжение, и улыбнулась.
– Карина Борисовна! Я до сих пор помню вашу Вассу Железнову. Потрясающе! Я раз десять смотрела этот спектакль…
Вахтерша открыла рот и быстро закрыла его.
– Милочка, – что-то похожее на улыбку тронуло ее ярко накрашенные губы, – я вас плохо припоминаю, но, вижу, что-то знакомое…
– Заблоцкая, – сказал вдруг кто-то за ее спиной. – Вы – Алина Заблоцкая?
Щуплый актер с косичкой протиснулся к барьеру.
– Я вас узнал! – Он прищурился. – Глазам не верю! Сама Заблоцкая! – Он схватил Алину за руку. Глаза его весело блеснули. – Позвольте представиться. Артем Полуянов, актер этого жалкого театра.
– Очень приятно, – сказала Алина и вежливо улыбнулась. – Но я с вами не согласна, жалкий театр не номинируется со своим спектаклем на «Золотую маску».
– Так когда это было? – отозвался второй, тот, что с пышной гривой волос. – Два года назад. И номинировались не значит, что получили «Маску», а в последнее время прорывов вовсе не случалось.
– Ты, Шувалов, лучше помолчал бы! – скривилась дама в белой курточке и протянула Алине узкую ладошку. – Галина Собецкая, по совместительству жена этого негодяя! – Она кивнула на мужчину с шевелюрой.
– Очень приятно! – снова сказала Алина и улыбнулась, хотя заметила в глазах Собецкой злые огоньки. – Мне надо встретиться с Геннадием Петровичем. У меня к нему важное дело!
– Уж не в Москву ли его забрать хотите? – Вторая актриса наконец поднялась с дивана. – А то он давно грозится уехать! – она произнесла это с заметным ехидством, и Алина поняла, что с первых шагов в театре столкнулась с оппозицией, хотя могла и ошибиться. Недоразумение с автобусом способно вызвать временное недовольство и в лагере сторонников директора.
– Нет, я по другому вопросу, – доброжелательно улыбнулась Алина и перевела взгляд на вахтершу. – Вы мне позволите пройти, Карина Борисовна?
Та развела руками:
– Что с вами поделаешь? Не каждый день столичные знаменитости наносят нам визиты. Проходите! – и приказала хорошо поставленным голосом трагической актрисы: – Артем, проводите Алину… – Она вопросительно посмотрела на нее.
– Вадимовну, – уточнила она.
– Алину Вадимовну, – расплылась в улыбке бывшая актриса. – Поручаю вас Артему. Он у нас самый безвредный.
– Карина Борисовна! – укоризненно посмотрел на нее Полуянов и покраснел. – Что вы имеете в виду?
– То и имею! – отрезала та. – За себя постоять не умеешь!
Она, похоже, озвучила обычный в ее устах упрек. Полуянов только поморщился, но перечить не стал. И, вежливо склонив голову, протянул руку в сторону еще более темного коридорчика.
– Прошу, пани Алина, в наши пенаты!
Глава 8
Они миновали длинный, плохо освещенный коридор, в который выходило несколько обшарпанных дверей. На одних сохранились таблички «Костюмерная», «Бутафорский цех», «Заведующий хозяйством», «Гримуборная». На других таблички отсутствовали, но здесь редко бывали посторонние, а свои и без указателей знали, что и где находится. Пару раз навстречу им попались какие-то мрачные личности. Первая группа из трех человек протащила в глубь здания огромную раму с натянутым на ней и прорванным в нескольких местах полотном, явно фрагмент декораций, потому что сквозь слой пыли проглядывало изображение какого-то строения. Вернее, часть здания с колоннами и бельведером…
Еще два давно небритых субъекта пронесли мимо них на сцену сварочный аппарат, и Полуянов покачал головой.
– Опять чего-нибудь подожгут, но без сварки не обойтись, все конструкции на сцене на ладан дышат.
Алина только вздохнула в ответ. Она не представляла, насколько все тут окажется убогим, дряхлым и унылым. «Запах безысходной бедности!– подумала она. – И здесь мне предстоит играть».
Но выбирать было не из чего! Она посмотрела на Полуянова.
– Артем, сколько у вас премьер в год?
Тот покачал головой и развел руками.
– От силы две. Не тянем! Зритель не идет в театр. Бывает и такое: купят билет, а на спектакль не приходят. Самые дорогие у нас по сто рублей, самые дешевые – тридцатник. И все равно на иных спектаклях едва с полсотни или чуть больше зрителей наберется, а мы выкладываемся по полной. Но зарплата, сами понимаете! – Он скривился. – Вот и халтурим, кто как может. Я в частной фирме перетяжкой мебели занимаюсь. Кто-то таксует, когда получится. Карина, вон, на вахте… Да еще по деревням ездим с концертами и небольшими спектаклями. Там, как ни странно, нас хорошо принимают.
– Карина Борисовна еще играет?
– Играет! И совсем неплохо. Лет пять назад даже из области приезжали посмотреть на нее в «Кавказском меловом круге». Я этот спектакль уже не застал, – виновато улыбнулся Полуянов. – А вы в нашем театре начинали?
– Нет, я еще в школе в «Софите» играла, в молодежном театре. Говорят, он распался?
– Нет, дышит пока! Им отдали старую кочегарку под театр. Они привели ее в порядок, а какие-то сволочи подожгли ночью. Выгорело подчистую. Теперь перебиваются, где придется, но кураж уже не тот.
Алина хотела спросить, кто сейчас режиссер в «Софите», но не успела. Они поднялись на второй этаж, и Полуянов быстро сказал:
– Ну, теперь сами дойдете! Вторая дверь направо и есть кабинет Карнаухова. Между прочим, он у нас еще и художественный руководитель.
– Я в курсе, – улыбнулась Алина и пожала руку Полуянову. – Спасибо, что проводили. Я бы и вправду заблудилась.
– Чего там! – покраснел Полуянов. – Без проблем! – И снова виновато улыбнулся: – Ну, я побежал?
– Счастливо! Дай бог, чтобы вам повезло с автобусом.
– Ой, не сглазьте. – Полуянов трижды постучал по косяку ближней к ним двери. – Думаете, это первый раз? Изо дня в день такая свистопляска.
Он махнул ей рукой на прощание. Алина проводила его взглядом и направилась к указанной двери. Но вдруг та распахнулась, и навстречу ей вышли два человека: один – высокий, светловолосый, в дорогом костюме; второй – с заметным животиком и большими залысинами. Одет он был в джинсы и пуловер, из-под которого выглядывала темная рубашка с расстегнутым воротничком. Первый, – глаза его ровно ничего не выражали – не шел, а по-страусиному важно вышагивал, второй семенил рядом и подобострастно заглядывал ему в лицо.
Алина оказалась у них на пути и слегка посторонилась, но оба господина не обратили на нее внимания и прошли мимо. Тот, что в джинсах и пуловере, даже задел ее локтем, но не подумал извиниться…
– Михаил Романович, – бормотал лысоватый, – надеюсь, вы завтра к нам заглянете? Сами убедитесь, что подобными средствами шедевры не создаются…
– А кто тебя просит на шедевры замахиваться? – лениво процедил высокий. – По коню корм…
– Так мы уже не кони, – покраснел лысоватый, – а клячи водовозные… Стыдно, гоним мусор, люди забыли, что такое театр…
– Мусор… – усмехнулся высокий. – Вы, дорогой мой, привыкли сидеть на шее у государства, а сейчас другие времена! Надо самим учиться зарабатывать. Попрошайничество унижает…
Лысоватый побагровел:
– Михаил Романович, испокон веку богатые люди в России не жалели денег на театр. Я думал, что меценатство…
– Так то ж богатые, – усмехнулся высокий, – а у меня сейчас проблемы. Налоги, акцизы… Возможно, месяца через три, после Нового года, что-нибудь отыщем. А сейчас, вот те крест, не могу. – И высокий провел ребром ладони по горлу. – Без ножа режут!
Он протянул руку и похлопал лысоватого по плечу.
– До встречи, Геннадий Петрович! Право слово, рад был пообщаться! – И подмигнул: – А актриски твои подкачали. Не первой свежести дамочки! Надо, надо обновлять коллектив, а то взгляд кинуть некуда.
Геннадий Петрович Карнаухов развел руками.
– Какова зарплата, Михаил Романович, такова и труппа. Сам понимаю, что нужно привлекать молодых актеров, свежие идеи внедрять, но – увы! – вся закавыка в…
– Да, понял я, понял, – неожиданно рассердился высокий, – но сундук у меня не бездонный. То образование на горло наступает, то медики… Не могу я всех голодных накормить, соображаешь ты или нет? Ну, помогу я вам с одним спектаклем, а дальше что? Решит твою проблему один спектакль?
– Не решит, – обреченно ответил Карнаухов и пожал руку высокому. – До свидания, но завтра все-таки приезжайте.
– Постараюсь, но не обессудь, если не получится. – Высокий вежливо улыбнулся и направился к лестнице.
Карнаухов, заложив руки за спину, некоторое время смотрел ему вслед, затем шепотом выругался и, скользнув взглядом по Алине, бросил:
– Вы ко мне?
– К вам, если вы директор театра…
– Директор… – Карнаухов рывком распахнул дверь и приказал: – Дождитесь меня в приемной.
Алина прошла следом за ним. В приемной находились две дамы – блондинка и брюнетка, обе нехрупкого телосложения. При виде Карнаухова глаза у них округлились.
– Геннадий Петрович, – бросились они к директору, – неужели отказал?
– Отказал! – рявкнул тот неожиданно басом. – Актрисочки наши ему рылом не вышли!
– Фу-у, как пошло! – скривилась брюнетка. – Зачем ему актрисы, если в любом ночном клубе можно снять молодую девку?
– И не только в ночном клубе, – вздохнув, молвила блондинка.
– Ё-мое! – схватился за голову Карнаухов. – Что за разговоры? Премьера на носу, все горит ясным пламенем, а вы – кто, где и кого снимает! Мне бы их заботы!
Алина продолжала молча стоять за его спиной. Первой обратила на нее внимание брюнетка.
– Вам кого, милочка? – спросила она, прищурившись.
Блондинка тоже прошлась по ней взглядом и скривилась. Алина не успела ответить.
– Это ко мне, – махнул рукой Карнаухов и, не обернувшись, буркнул: – Проходите!
Алина мило улыбнулась дамам – каждая была лет этак на двадцать старше ее – и направилась вслед за директором. Кабинет у него оказался просторным, с двумя окнами и высоким потолком, но выглядел столь же неряшливо, как и весь театр в целом.
– Ну, что у вас? – спросил недовольно Карнаухов, усаживаясь в кресло за столом. Отодвинув в сторону зеленую папку с документами, он придвинул к себе синюю. Головы он так и не поднял, поэтому не заметил, что Алина продолжает стоять.
Она некоторое время ждала, что ей предложат сесть, и наконец не выдержала:
– Прошу прощения, но обычно женщине сначала предлагают сесть, а потом задают вопросы.
Карнаухов наконец оторвал свой взгляд от бумаг и обратил его на Алину.
– Голуба моя! У нас тут попросту, без церемоний. В глубинке живем-с! Этикетам не обучены!
– Очень плохо, что не обучены, – сухо заметила Алина. – Дурные манеры они и в Африке дурные!
Конечно, она понимала, что не стоит грубить человеку, от которого зависит, примут ли тебя на работу или выставят взашей, но промолчать не смогла.
Но Карнаухов лишь пожал плечами и жестом показал на стул.
– Пожалуйста, – произнес он с иронией, – присаживайтесь.
Приличия были соблюдены, и Алина с ходу перешла к делу.
– Я – актриса и хотела бы работать в вашем театре.
Карнаухов с недоумением уставился на нее.
– Не понял?
– Разъясняю, – Алина почувствовала, что закипает, – я хочу работать в вашем театре. Актрисой. В моем репертуаре…
– Так вы актриса? – Глаза Карнаухова блеснули. – Простите, но в последние годы я больше расставался с актерами, чем принимал кого-то на работу. Конечно, в труппе у нас некомплект, и все-таки я хочу знать, что вы окончили, в каких театрах играли, ваше амплуа?
– Окончила я Щепкинское училище, – несколько умерила пыл Алина, – более десяти лет играла в Москве у…
Она назвала фамилию известного режиссера, и Карнаухов с изумлением уставился на нее.
– Постойте! Постойте! – Он вскочил на ноги, обежал вокруг стола и присел на соседний стул. Сцепив пальцы, он некоторое время разглядывал ее, приоткрыв рот и беззвучно шевеля губами.
Алина так же молча смотрела на него, ожидая продолжения.
– Алина… Заблоцкая? – произнес наконец растерянно Карнаухов. – Не верю своим глазам.
– Придется поверить, – сухо ответила Алина и уточнила: – Так как же насчет работы?
Карнаухов воздел руки к небу.
– Бог мой! Ты услышал мои молитвы! Алина Заблоцкая! Виданное ли дело! – Он схватил ее за руку и попытался поцеловать, но она осторожно освободила ладонь.
– Простите, Геннадий Петрович! Вы не ответили на мой вопрос?
– Да, да, конечно! – Карнаухов вернулся на свое место. Он прямо-таки светился от счастья. – Право слово, ваше лицо мне сразу показалось знакомым. Но я предположить не мог, чтобы звезда столичной сцены пожаловала в наши гиблые места.
– Отчего ж они гиблые? – Алина пожала плечами. – По мне так просто замечательные места. Я здесь выросла, училась…
– Наслышан, наслышан! – Карнаухов потер ладони. – Но я не понял? Вам нужна антреприза? Моноспектакль или…
– Нет, мне нужна постоянная работа в театре, – Алина недовольно посмотрела на Карнаухова. – Я вернулась в Староковровск. Не знаю пока, навсегда или на короткий срок, но, как минимум, один-два сезона я хотела бы поработать в вашем театре.
– Вы… желаете… играть… в нашем театре? – До Карнаухова наконец дошло, чего она хочет. – Это не блажь? Не каприз? Это серьезно?
– Серьезнее не бывает! – отрезала она. – Я рассчитываю, что вы не откажете мне.
– Да, это само собой! – Карнаухов озадаченно посмотрел на нее. – Но зарплата актера… Сами понимаете… Я не могу предложить вам особый статус, иначе вас просто сожрут с потрохами.
– На особый статус я как раз и не рассчитываю, – перебила его Алина. – Однако это не значит, что я соглашусь на второй состав.
– Упаси господь! – замахал руками Карнаухов. – Вы – настоящий подарок для нашего театра, но должны понять, что не всем придется по нраву ваше появление…
– Меньше всего я склонна подстраиваться под чьи-то интересы, – Алина высокомерно посмотрела на Карнаухова. – Я хочу играть, а не плести интриги. Если мы найдем с вами общий язык, остальное решится само собой.
– Похвально! Похвально! – Карнаухов расплылся в улыбке. – Люблю сильных женщин. – И он игриво подмигнул Алине.
Но она смерила его холодным взглядом.
– Давайте перейдем к делу, Геннадий Петрович. На что я могу рассчитывать?
– Про зарплату я вам уже сказал, – Карнаухов виновато улыбнулся. – Можно подрабатывать на детских утренниках, кроме того, мы создали две концертные бригады, ездим по сельским клубам и школам. Отрывки из спектаклей, декламация, пародии на известных артистов… Словом, халтура, но без этого не выжить.
– Мне это знакомо, – улыбнулась Алина. – К слову, зарплата столичных артистов не столь высока, как это принято думать, поэтому тоже приходилось крутиться, как белка в колесе. Так что мне не привыкать.
– Ну, лады! Лады! – Карнаухов потер ладони. – Я ведь не зря назвал вас «подарком судьбы». – И почему-то шепотом, но торжественно заявил: – Ведь мы замахнулись на Шекспира. Через месяц премьера. «Ромео и Джульетта»! Вам и карты в руки. Конечно, наша Белова совсем неплоха, но представьте, как повалит зритель, если мы заявим вас на роль Джульетты.
– А что скажет на это сама Белова?
– А что она скажет? – поразился Карнаухов. – Рассердится, конечно. Но она должна понимать, что в интересах общего дела я должен предложить роль в премьерном спектакле вам. И это обсуждению не подлежит. Зоя Аркадьевна! – неожиданно рявкнул он, и на пороге тотчас возникла блондинка из приемной. В зубах она сжимала сигарету, а в руках держала цветочный горшок.
– Что такое? – спросила она недовольно и передала горшок брюнетке, которая выглядывала из-за ее плеча.
– Иди сюда! – приказал Карнаухов и, заметив, что брюнетка не ушла, велел: – Роза, прикрой дверь. Меня ни для кого нет!
– И для Цуранова? И для Серпухова? – поразилась брюнетка.
– Хоть для господа бога! – Карнаухов смерил ее недовольным взглядом.
Брюнетка фыркнула, дернула плечом и закрыла за собой дверь.
– Не кощунствуй, Геннадий! – Блондинка проплыла через весь кабинет и опустилась на стул рядом с Алиной. На нее она не посмотрела.
– Познакомьтесь, Зоя Аркадьевна, это Алина… э-э-э…
– Вадимовна. Алина Вадимовна, – вежливо улыбнулась та.
– Алина Вадимовна Заблоцкая. – Карнаухов произнес это с нажимом, сделав ударение на слове «Заблоцкая». – Надеюсь, вам знакомо это имя? – И, переведя взгляд на Алину, представил уже блондинку: – Зоя Аркадьевна, наша завтруппой.
– Очень приятно, – Алина снова едва заметно улыбнулась.
Завтруппой покосилась на нее:
– Заблоцкая? Из Москвы?
– Как видите! – Алина развела руками. – Хочу устроиться в ваш театр.
– Но сезон уже начался! У нас полный состав, – недовольно произнесла завтруппой. – Все роли утверждены. Или вы рассчитываете на роль Джульетты? Так…
– Это не она рассчитывает, это я рассчитываю! – Карнаухов поднялся на ноги и, опершись костяшками пальцев на столешницу, окинул женщин взглядом. – Я уже предложил Алине Вадимовне роль Джульетты в премьерном спектакле. Это, несомненно, привлечет зрителей и, сильно надеюсь, спонсоров. Это же позор, не можем найти десять тысяч на то, чтобы обновить костюмы. Заметьте, не пошить, а только обновить, чтобы от них плесенью не воняло!
– Но возраст… – Завтруппой смерила Алину скептическим взглядом. – Вам же, милочка, уже за тридцать. Играть четырнадцатилетнюю девочку…
Карнаухов в который раз перебил ее:
– А Белова? Почему ты не высказывала подобных сомнений по поводу Беловой? Ей тоже давно не двадцать.
– Белова? – усмехнулась завтруппой. – Ей двадцать восемь. И у нее маленький рост и очень хрупкое телосложение. А… – Она посмотрела на Алину, но не закончила фразу уже по собственной воле. Видно, прочитала в глазах Алины нечто, что заставило ее перейти на более миролюбивый тон. – Я, конечно, не против. И наслышана, какой грандиозный успех имела Алина Вадимовна в этой роли. Возможно, стоит попробовать. Но премьеру должна играть Белова. Поймите, Серпухов приедет завтра на репетицию.
– Этот козлина не дал еще ни копейки на театр, а глянь, уже припрется на репетицию, – недовольно скривился Карнаухов и махнул рукой: – Ладно, оставим Белову в покое! Пригласи ее ко мне. Возьму на себя сей тяжкий крест…
– Смотрите, Геннадий Петрович, как бы нам это боком не вышло, – поджала губы Зоя Аркадьевна и посмотрела на Алину: – Чисто по-дружески говорю, не с того начинаете, Алина Вадимовна!
Конечно, Алина знала, что от завтруппой в театре зависит многое. Ей совсем не хотелось оказаться в эпицентре интриг и с первых же шагов в театре вступить в контры с этой дамой. Судя по ее замашкам, здесь она была в авторитете. Алина усмехнулась про себя. Отзвуки прошлого! Лексикон Степана! «Алинка! А ты у них в авторитете!» – шепнул ей муж на банкете по случаю премьеры «Ромео и Джульетты». И он был прав! Тогда ее искренне называли звездой российской сцены и не кривили при этом губы, как эта старая мымра с синими губами, которая ненавидит ее уже за то, что она молода и хороша собой и достигла такого успеха, который не снился Зое Аркадьевне даже в ее лучшие годы.
