Kitabı oku: «Лилии на воде»
– Отпуск, говорите? Звучит… подозрительно, – я задумчиво перебирала бумаги с фотографиями, собранными в худосочной серой папочке с пометкой «Сопровождение. Одобрено».
– Ты хотела сказать «Заманчиво»? – без особой надежды уточнила моя куратор Ваниэль Гринс, полная Хранитель с добродушной улыбкой и хищным взглядом только что инициированного ангела.
– А разве сопровождение не входит в обязанности Хранителей? – устало поинтересовалась я, все еще пытаясь разглядеть на фотографиях старательно от меня скрываемую хитрую морду подвоха.
– Которой ты очень хочешь стать, если я не ошибаюсь.
– У меня инициация через неделю, мне бы подготовиться, – я предприняла еще одну попытку увильнуть от свалившегося, как сумеречный туман на озеро, задания.
– Это и станет твоей инициацией, дорогая. Благодаря нашей замечательной программе поддержки одаренных студентов, ты удостоена прекрасной возможности пройти инициацию в процессе выполнения несложного задания, с которым способен справиться даже неаттестованный. Одной из лучших выпускниц Института, коей ты являешься, вовсе незачем подтверждать свои несомненно блестящие знания на обычном экзамене.
– Слишком просто, – покачала я головой, уже заинтересованно поглядывая на серенький «пропуск» в столь вожделенный статус Хранителя.
– Поэтому иначе, нежели отпуском, это задание и не назовешь, – показала мне половину своих ангельских зубов Ваниэль и встала, поставив тем самым точку в разговоре.
– Скорее, командировка, – моя гордость, приправленная неуемным перфекционизмом, потребовала оставить слово за собой, в то время как серенькая папочка уже незаметно перекочевывала ко мне в руки.
Четыре года обучения, три стажировки – и всего один день на размышления.
Глава 1
Ретивый и по-весеннему свежий ветерок, запутавшись в изумрудных занавесках, разносил по небольшой и уютной кухоньке чарующий аромат свежезаваренного жасминового чая, дарующего успокоение и надежды на скорое исполнение заветной мечты.
– Отпуск, значит, – протянула я в пустоту, собирая густые золотистые волосы в высокий и строгий пучок, который не раз становился объектом насмешек моего лучшего друга Натаниэля, смешливого весельчака, чья копна вьющихся волос цвета спелого пшена свела с ума не одну девушку нашего потока. Я, кстати, в этом тоже преуспела: о моих сводящих с ума придирках и дотошных вопросах по потоку ходили легенды, которые один не шибко умный нефилим обозвал «страшилками нашего кампуса».
– А по-моему, отличный шанс избежать нудной подготовки к инициации, – радостно возвестил о своем появлении Натаниэль и тут же потянулся к хрустальной вазочке с конфетами. – Не понимаю, чем ты недовольна, Эль?
– Нил, я же просила пользоваться дверью, – я слегка поморщилась и потянулась к любимой чашке с мастерски нанесенным рисунком веселого черепа, глазницы которого время от времени сверкали дивными алыми всполохами. В точности, как и мои глаза в период наивысшего пика обуреваемых мною чувств. Неудивительно, что мы с чашкой сразу подружились!
Я надела очки в тонкой оправе, погасив тем самым алый блеск своих глаз. Череп на кружке презрительно фыркнул и протестующе вспыхнул багровым огнем. Ну милашка же! Насколько помню, никто эту чашу ясноглазую покупать не хотел – больно уж страшная. А мне вот она сразу пришлась по душе – отлично отпугивает жадные до халявы рты. Правда, некоторые рты с годами выработали иммунитет.
– Будешь? – я протянула Натаниэлю «черепную» кружку с чуть остывшим чаем.
– А зарядкой поделишься? – хитро блеснул небесными очами бывший однокурсник и отхлебнул из кружки. Череп возмущенно завыл. – Фу, Эль, ну вот что ты имеешь против нормальной кухонной утвари, не издающей замогильных стонов? – поморщился Натаниэль и быстро поставил кружку на стол.
– Продукты экономит, – лаконично ответила я, чуть сдвинув очки на переносицу. И Натаниэлю стоило бы обратить на данный жест внимание. Но он не заметил, за что и поплатился.
– Не поня… ай! Отцепись! – теперь замогильные подвывания кружки разбавились гневной руганью и болезненными вздохами Натаниэля, скачущего по кухне в безуспешных попытках снять с себя хищную вазочку, не оставив при этом в этой самой вазочке свои пальцы. – Забери эту чертову пиранью, Эль!
– Как скажешь, – ласково произнесла я и погладила вазочку, которая тут же с утробным урчанием послушно опустилась ко мне в руки. Я осторожно заглянула внутрь и с облегчением вздохнула: пальцев там не оказалось.
М-да, полагаю, пора оставить надежды, что кличку «мисс Носферату» я получила исключительно из-за строгого пучка и неуемной фантазии однокурсников, неспособных оценить истинное наслаждение от идеально вызубренного предмета. Пора признать, что мои пристрастия действительно несколько необычны, если не сказать точнее – эксцентричны. И это я еще молчу про тонкий слой черного юмора, в который я щедро макаю каждого, кто изволит с пренебрежением относиться к моим успехам. Ну а цвет моих глаз, что не присущ ни одному уважающему себя ангелу, стал лишь завершающим аккордом для приклеивания на меня таблички «Осторожно! Экземпляр крайне ядовит!».
– Да какой из тебя Хранитель? – нудил блондин, осторожно растирая конечность, подвергшуюся покушению на откушение. – Кого ты опекать собралась, если даже лучших друзей толком уберечь не в состоянии?
– А кто убережет мои запасы от голодных лучших друзей? – я ласково погладила вазочку, с одобрительным мурлыканьем выплюнувшую мне на ладонь парочку шоколадных конфет, которые я бросила Натаниэлю. – Держи, оглоед.
– А зарядку? – быстро уточнил оглоед, запихивая обе конфеты в рот.
– Опять наказали? Что на этот раз натворил? – спросила я, про себя отметив, что совершенно не тянет обрушить на друга очередную порцию нотаций. Когда живешь и учишься бок о бок с ангелом, чья задница сама по себе – одно сплошное шило, поневоле начинаешь привыкать к любым его выходкам. Даже к таким, которые грозят отчислением на последнем курсе тому, кто, являясь сынком ректора нашего Института, по идее, вообще не должен знать о существовании слова «отчисление»!
– Обифаешь, Эй..гх-ф! – надулся сынок ректора, а впрочем, допускаю мысль, что раздулся он вовсе не от обиды, а от одновременного пребывания во рту двух конфет. – Пвосто у нофого куватова с гофоловой пвохо.
– Новый куратор? А старого кто съел? – я многозначительно посмотрела на его жующую моську и усмехнулась.
На месте Совета Небесных, я меняла бы ему кураторов гораздо чаще, чем раз в полгода – для их же безопасности. Если не ошибаюсь, дольше всех продержался только первый, который был у Нила еще до обучения в Институте, но из-за какой-то мутной истории в подлунном мире он от кураторства отказался. И хотя я с ним лично не знакома, но, судя по восхищенным рассказам Натаниэля, он стал для моего друга кем-то вроде кумира.
– Так что насчет зарядки? – улыбнулся во весь свой шоколадно-конфетный рот белобрысый ангел, и я больше не стала топтаться с вопросами по его больной кураторской мозоли.
– Сколько осталось?
– Метров десять полета.
– Или полчаса свободного парения, – прикинула я в уме оставшийся заряд и дружелюбно махнула рукой на окно. – Отлично! Как раз хватит спуститься, не используя дверь. Все, как ты любишь.
– Какой же ты друг после этого?
– Кровожадный, – с готовностью ответила я, примеряя легкий серебристый плащик. После минутного раздумья я накинула капюшон, спрятав в его заколдованном сумраке лицо.
– Волнуешься? – внезапно посерьезневший Натаниэль подошел очень близко, пристально заглядывая под капюшон, а затем резким движением откинул его мне за спину. – Ты справишься, Эль. Даже не сомневайся в себе. У тебя всегда все получалось, и этот раз не исключение. А когда пройдешь инициацию и сможешь доказать всем, что нефилимы тоже способны стать Хранителями, у тебя появятся настоящие крылья. Только представь, Эль, собственные крылья! Больше никаких браслетов, никаких отчетов. Только свобода!
– Мне страшно, Нил, – прошептала я, уронив голову на грудь лучшего друга, одного из немногих, кто, обладая статусом ангела с рождения, не побрезговал связать себя узами дружбы с нефилимом. И единственного, с кем я поделилась новостью о предстоящем «отпуске», как только вышла из кабинета куратора.
– Ты справишься, Эль, – ласково повторил ангел, уверенно сжав мои плечи. А затем игриво щелкнул по носу, отчего мои очки лихо съехали на переносицу. – Ну же, веселей! Где та славная и дотошная мисс Носферату, держащая в страхе весь поток?
– Все еще здесь, – я едва слышно шмыгнула носом, чувствуя, как он крепко сжимает мои ладони. – Спасибо, Нил, за то, что в трудную минуту всегда рядом, поддерживаешь и… ты ведь сейчас тыришь мою зарядку, не так ли, – я не спрашивала, ибо ощутила знакомую вибрацию лётного браслета, к которому незаметно «присосался» такой же браслет приятеля.
– Я не тырю! – возмутился Натаниэль и тут же потупил взор. – Беру взаймы.
С минуту я внимательно вглядывалась в его наглую моську, а затем тихо прошипела.
– Куси его!
– Эль? – побледневший ангел быстро обернулся на подозрительно шуршащий звук позади— и вовремя: на него стремительно неслась плотоядно настроенная вазочка. Натаниэль не стал рассыпаться в нелестных эпитетах и проворно шмыгнул в окно.
– Пока, Нил! – воскликнула я и поспешила к чаю, который изрядно остыл, но при этом не утратил дивный аромат и вкус.
– У-у-у, Носферату! Мы еще… уйди! Пошла прочь! Ай, уберите ее кто-нибудь! – до меня все еще доносились глухие вопли побеждаемого в неравной схватке приятеля, а я тем временем распахнула серую папочку и… тут же ее закрыла. А затем на секунду приложила палец к браслету и, поморщившись, провела мизинцем по корешку папочки, оставив багровый след, который тут же растворился, окрасив серый пластик в алый. На корешке теперь значилось отчетливое «Сопровождение. Принято к исполнению».
Ничего сложного – просто оставаться рядом с подопечным на протяжении предстоящих двух недель, пока его Хранитель не пройдет переаттестацию. Наблюдать, охранять, в случае непредвиденной ситуации – связаться с оперативным отделом и своим куратором. Все просто!
Я в десятый раз провела ладонью правой руки по левому запястью, где значительно отягощали мое существование ненавидимые любым нефилимом браслеты: небесно-голубой – лётный, с зарядом, позволяющим бескрылым нефилимам летать, в то время как ангелам такая возможность дана с рождения. Если, конечно, им не ограничивают эту самую возможность в качестве наказания, как, например, периодически достается моему шилозадому другу. В таком случае в игру вступает красный браслет-ингибитор, который как раз и ограничивает силы и способности небесных – как ангелов, так и нефилимов – как санкция за нарушение общепринятых законов и норм. А еще эта бордовая сволочь периодически «ненароком выходит из строя», ограничивая нефилимам (только нефилимам!) возможность использовать свои силы и сокращая количество воплощений до минимума. Почему только нефилимам и кто отвечает за сбои – вопросы, очевидно, риторические, на которые Советом Небесных разработана целая невербальная система, включающая изящное пожимание плечами и элегантный уход от ответа.
Несмотря на очевидно малопривлекательный функционал, есть у ингибитора и второе назначение, куда полезнее первого – способность приглушать при воплощении в человеческом обличье эмоции, а также чувствительность рецепторов и сенсорной системы человека, что для безэмоциональных в большинстве своем ангелов настоящее спасение. Впрочем, в последнее время эти крылатые и так не сильно напрягаются, стараясь на заданиях обходиться без воплощений.
Наличие третьего зеленого браслета-передатчика, позволяющего моему куратору отслеживать мое местоположение, значительно приподняло боевой дух – все будет в порядке! Я отлично подготовилась. И непременно справлюсь с таким простым поручением!
Будь оно на самом деле простым.
Это задание не было обычным, иначе его не стали бы поручать нефилиму-стажеру, пускай и с безупречной репутацией.
Считала ли я себя одной из лучших студенток своего потока? Несомненно! Верю ли я в высшую справедливость, которая могла бы позволить лучшему выпускнику и прилежному стажеру посредством обычного отпуска сменить статус? Тот, кто хоть раз слышал с каким сарказмом я задаю подобного рода вопросы, терял аппетит и впадал в уныние на неделю. Собственно, поэтому меня и прозвали Носферату.
И все же, если это задание, грозящее стать самой провальной ошибкой за всю историю нефилимов, дарует хотя бы призрачный шанс на обретение вожделенных крыльев, значит, так тому и быть.
Игра стоила всех покаянных свеч.
«Подопечная – Лорейн Вильямс, двадцать шесть лет, старший следователь по особо важным делам отдела криминальных расследований…»
Я уверенно прокладывала себе путь к горам, разрезая плотный сумеречный воздух, туманом клубившийся у водной глади. Браслет мигал, напоминая о скором окончании лётного заряда. Жмоты! Как стажерам-ангелам, так заряда отсыплют столько, что хватило бы на совершение кругосветного путешествия до ада и обратно. И то эти крылатые вечно недовольны! А нефилиму даже жалкие крохи отмеряют со скупой точностью, только бы несчастный не удумал вернуться в подлунный мир. Несправедливо!
«…обладает широким кругозором. Уровень самоконтроля и коммуникативных способностей достаточно высок, владеет практическими навыками по нейтрализации конфликтных ситуаций. В служебном коллективе пользуется авторитетом…»
Я прищурилась, пытаясь разглядеть вспыхнувшие на горизонте огни. Отраженные и изломанные водной гладью, они бликовали и искрились, точно живые, и поэтому ничего удивительного, что мне не сразу удалось сообразить: то не город прибрежный подпирает темные небеса, а самый настоящий круизный лайнер, на огни которого летел алоокий мотылек в серебристом плаще. Огромный такой мотыль с хищной ухмылкой и твердым намерением пробить себе место под небесами.
«…демонстрирует открытую нетерпимость к поверхностному мнению, лицемерию и лжи. В качестве хобби предпочитает чтение и приготовление пищи. Подвержена частым простудным заболеваниям, что тщательно скрывает. Не переносит лактозу…»
Лётный браслет завибрировал и погас как раз в тот момент, когда я устремилась вертикально вверх, не долетев до лайнера каких-то двадцать метров. Я натянула капюшон на голову и «легла» на спину, позволив лунному свету заключить мое тело в холодные объятия. Насладившись чудесным видом бесчисленной звездной россыпи, я сменила положение на строго вертикальное и стремительно понеслась вниз головой, с подступившей тошнотой ожидая предстоящего перехода. Воплощаться в человеческом теле я не любила. Но еще больше ненавидела переход из сумрачного мира в мир человеческий. Это все равно что быть затянутым в воронку разгулявшегося торнадо. Мутит потом еще несколько часов. И это в лучшем случае. В худшем – может еще и побочными эффектами сверху приложить в виде дезориентации и онемения тела с отключением рецепторов зрения, слуха и самоидентификации. Чтобы в следующий раз неповадно было.
Я вытянула руки вперед и зажмурилась, буквально за несколько секунд до перехода разглядев в мутном водном зеркале бледное девичье лицо с алым взором.
Удар. Всплеск. Водоворот… и я практически вывалилась на мягкий ворс коврового покрытия маленькой даже по меркам нефилима каюты. Еще минуту рефлекторно сплевываю забившуюся в рот влагу и неуверенно встаю на дрожащие ноги. Шатает меня недолго, а вот качать теперь будет все две недели предстоящего круизного плаванья. А все потому, что я непреднамеренно воплотилась в человеческом теле!
Что ж, теперь хотя бы стало понятно, почему ни один Небесный, что ангелы, что нефилимы, не любит воплощаться в человеческом теле, погружаясь в пучину мирских чувств и страстей. Как правило, при выполнении заданий ангелы стараются обойтись без лишних крыльедвижений и воплощений, предпочитая оставаться отрешенными наблюдателями, лишенными волнующих внутреннюю пустоту душевных мук. Эдакие бесчувственные холодные истуканы, основная задача которых состоит в том, чтобы наделить душу смертного благодатным огнем и привести его к свету. Которого, сами в большинстве своем, лишены. Ни света, ни тьмы, ни сердца, ни души. Они называют это небесной гармонией. Я же вижу лишь пустоту, не способную на любовь и сочувствие.
И во что бы то ни стало стремлюсь стать такой же!
Я очень медленно встала и, пытаясь обрести равновесие, аккуратно сделала пару шагов. Как же тяжело, оказывается, быть человеком!
Разумеется, вся теория относительно пребывания в человеческом теле была вызубрена мной вдоль и поперек еще на первом курсе. Но то теория! А вот воплощаюсь я в человеческом мире впервые. И ощущения, испытываемые мною сейчас, уж точно не идут ни в какое сравнение с практическими попытками воплотиться внутри Институтского испытательного полигона, сверху до низу нашпигованного ингибиторами, которые на корню глушили все, что могло, по мнению ректората, навредить нежной ангельской психике. Нежная ангельская психика этого не оценила и, счастливо размахивая зачетными корешками после сдачи зачета по воплощениям, с гиканьем и улюлюканьем устремилась в ближайший бар, дабы отпраздновать приобретение важнейшего в жизни каждого ангела опыта.
О нулевой ценности которого я узнала спустя целых три года и в самой отвратительной манере. Меня будто ослепило, оглушило, да еще и тяжелым мешком сверху прибило. Столько новых, ранее незнакомых ощущений и чувств, – и все навалились разом. Я с изумлением рассматривала свои дрожащие руки, отяжелевшие ноги и прислушивалась к гулким ударам собственного сердца… а потом зашлась в кашле. Оказывается, просто стоять с широко распахнутым ртом недостаточно, нужно еще не забывать дышать время от времени.
И как вообще в таких немыслимых условиях люди умудряются дожить до преклонных лет? Поразительные существа!
Слегка пообвыкнув к новой оболочке, я растерянно осмотрелась: во мраке пустующей каюты цепкий взгляд выхватил небольшой столик, кровать со смятой горкой покрывал и небольшое зеркало, из которого я, собственно, и вывалилась. Молодцы, кураторы! Не поскупились на апартаменты для нефилима: чтобы устроиться с комфортом, мне всего-то и нужно, что согнуться в три погибели, предварительно отрезав пару лишних конечностей! А поскольку врожденной гуттаперчевостью я не обладала – о чем быстро напомнила справедливо не считавшая себя лишней конечностью голова – стало очень грустно.
Едва слышно фыркнув, я поспешила к выходу… и споткнулась о чью-то спортивную сумку. Прокатившись кубарем по каюте, я метко и с гулким треском впечаталась в дверь.
– Бес бы ее… чтоб вас… ее, – попыталась припудрить налетом вежливости излюбленное выражение и осторожно встала, втайне надеясь, что вмятина от столкновения осталась на двери, а не на моей бедовой голове, пучок на которой, к слову, претерпел изменения в пользу стиля «свободу петухам».
А затем запоздало пришла боль, и меня всю перекосило! Если бы мне кто на первом курсе сказал, что при воплощении и принятии всей гаммы людских чувств я испытаю нечто подобное, я бы пошла работать в Сумрак, к Искусителям. Нет, серьезно, становиться Хранителем, чтобы добровольно испытать вот ЭТО?!
«О, да, несомненно да! Заверните, и про бантик не забудьте!» – мой перфекционизм погрозил пальцем, а комплекс отличника еще раз напомнил обо всех привилегиях, которые я заполучу, обретя статус Хранителя. Даже если привилегия всего одна – уважение. И ради него нефилим пойдет на все, буквально выпрыгивая из своей эфемерной сути.
Потирая ушибленные выпуклости и беспрестанно шепча непотребные обороты, я мстительно пнула беспардонную сумку и поспешила к зеркалу. То, что начало миссии не задалось, меня нисколько не огорчило. Мне и в подлунном мире не сильно-то везло, раз выкинули оттуда в юном возрасте, что уж говорить про небеса. Глупо было надеяться, что нефилиму позволят беспрепятственно пройти инициацию, и первый «случайный» сбой в виде непреднамеренного воплощения в явно чужой каюте вызвал разве что скептическую ухмылку. Ну и боль в макушке. А еще ссадину на ладони и царапину в сердце от надломленной гордыни. И я не смогла отказать себе в удовольствии от всей души еще раз пнуть злосчастную сумку, в которой что-то жалостно хрустнуло.
Не беда. Раз меня, ввалившуюся в этот мир из ниоткуда, никто не видел, значит, ничего страшного не случилось. Пока не случилось. Если поспешу развоплотиться обратно в бестелесный дух и найти свою подопечную до того, как засверкает ингибитор в ожидании первого отчета – можно будет поздравить себя с удачным почином! А для этой цели мне всего-навсего нужно отражение.
Я протянула руку к неопрятному и замутненному малопривлекательным налетом зеркалу в ожидании знакомых упругих ощущений. Которых не последовало. Раз за разом я прикасалась к шершавой зеркальной поверхности лишь затем, чтобы поскрести налет не самым модным маникюром.
Тэк-с, насмешка судьбы, похоже, превратилась в хищный оскал. Ладно, и не таких брали!
Подышала на стекло, затем попыталась протереть капюшоном воплощенной байки и даже поскребла любимым перочинным ножиком, оставив на зеркале приличную писагу. Но зеркало оставалось непреклонно, напрочь отказываясь пропускать меня на ту сторону.
Я озадаченно почесала ножиком в затылке и снова поспешила к двери, уже привычно и почти любя пнув чужую сумку. Разумеется, воплощенной мне не удалось пройти сквозь дверь, не говоря уж о том, чтобы подручными средствами отпереть электронный замок. Хотя, думается, Натаниэлю подобная выходка не составила бы труда.
Еще раз осмотрела каюту в поисках иного выхода и тут же хлопнула себя по лбу – санузел! Там наверняка есть еще одно зеркало!
Которое встретило уже знакомым серым налетом.
Так-так, как любил говорить Нил про пересдачи, что-то явно пошло не так. И это «не так» изрядно осложняло и без того непростую задачу. А затем и вовсе злыдня-судьба решила одарить меня неслыханной благодатью: пока я костерила неряху-постояльца и заодно весь персонал круизного лайнера, за дверью послышались чьи-то тихие шаги. Я замерла – и в мутном отражении несговорчивого зеркала вспыхнули угольки испуганных глаз.
Отлично! Превосходно! Завалить миссию, которая еще даже не началась, – это еще суметь нужно! То-то Совет Небесных обрадуется и издаст очередной Указ, вводящий запрет на инициацию нефилимов на ближайшие пять-десять-многонадцать лет.
Я в панике заметалась по крохотному санузлу, затем выскочила в каюту, где снова поприветствовала носком кроссовки уже ставшую такой родной сумку. Так, что там говорилось в Инструкции по поводу внештатных ситуаций? Закончился лётный заряд? Не то! Не устанавливается связь с подопечным? Опять мимо! Проблемы с крыльями? Это вообще для ангелов! А для нефилимов, видимо, пункт один, да и тот последний: если что-то пошло не так – смиритесь, вас все равно не инициируют.
А нет, стоп! Параграф тридцать девять, пункт пятнадцать: «…если и третья попытка воплотиться закончилась неудачей…бла-бла… немедленно предоставьте свой ингибитор в отдел технических разработок и безопасности на диагностику…» Чудесно! А прецедент с развоплощением, полагаю, в эту инструкцию внесу уже я? Если мне вообще удастся из этого прецедента выбраться.
Кто-то по ту сторону двери осторожно повернул ручку.
И тут в моей голове забрезжил не то свет в конце тоннеля, не то мысль, и я стремительно рванула обратно в санузел.
Для перехода в наш мир и для перевоплощений нам подходят не только и не столько зеркала. Сойдет любая отражающая поверхность. Даже если ее образует столь ненавистная мною вода.
Я дернула ручку крана как раз в ту же секунду, когда электронный замок издал слабый писк, сопровождаемый едва различимым щелчком отпираемой двери.
«Скорее!» – я затаила дыхание, прислушиваясь.
Тихо прошелестела дверь, послышались осторожные шаги – и я, не раздумывая, опрокинулась навзничь в душевую, моля небо о том, чтобы лужа, которая успела там образоваться, позволила мне перевоплотиться. И скрыться от глаз смертного.
Знакомое сосущее чувство под ложечкой, тугое сопротивление, водоворот – и меня выплюнуло аккурат на залитую пестрыми огнями палубу судна, по которой степенно прогуливались пассажиры лайнера, совершенно не обращая внимания на лохматого, слегка помятого и совсем не слегка сердитого нефилима. Благо развоплощение все же свершилось, поэтому видима я сейчас только для своих, таких же Небесных. Мало мне и без того головной боли. Кстати об оной: удивительно, насколько меняются состояния между воплощениями! И как вообще люди умудряются жить в таком тяжелом теле, полном малопривлекательных процессов и болезней?!
«…предоставьте свой ингибитор в отдел технических разработок и безопасности на диагностику…»
По-хорошему, первым, что следовало сейчас сделать – это свернуть всю свою деятельность, затолкать задание в рюкзак, в котором уже лежит гордыня вперемежку с наивными чаяниями и верой в успех, и вернуться домой, предоставив перед этим ингибитор на доработку.
Но я не я буду, если не подключу все свое упрямство и желание довести начатое до конца. Даже если это будет вопреки здравому смыслу.
Я выпрямилась, гремя разномастными браслетами на запястье, точно неупокоенная душа – кандалами, и осмотрелась, подавив желание присвистнуть. Благо не умею.
Вокруг раскинулась завораживающая картина кипучей жизни, не ведающей, казалось, ни рамок, ни границ – от такого разнообразия лиц, огней и веселья у меня помутнело в глазах, и я машинально потянулась к переносице. Ах да, смертные меня не видят, а значит очки, предназначенные для приглушения непривычного для взора людей блеска наших глаз, мне не нужны! Пока не нужны.
Я слегка поморщилась. До чего же неорганизованные, эти смертные: крик, гам и детские вопли затекали, казалось, через уши напрямую в самый мозг, а суетливые и беспорядочно движущиеся тела уже давно бы вытолкнули меня за борт, не будь я развоплощена.
И среди всей этой праздной суеты резко выделялась миниатюрная фигурка коротковолосой девушки, которая стояла у самого края борта и курила. Взгляд девушки, время от времени стряхивающей пепел за борт, был устремлен вдаль, словно путешественница, по меньшей мере, пытается заглянуть за горизонт. Мне отчего-то нестерпимо захотелось подойти и присоединиться к безмолвному созерцанию, позволяющему заглянуть в самую суть вещей.
Но я не успела.
Внезапно по всему моему телу прошлась жаркая волна, завершив свое движение сомкнувшимся на шее огненным кольцом, отныне являющимся моей связью со смертным. А если быть точнее, связью с той самой девушкой, что привлекла мое внимание.
Девушка едва уловимо вздрогнула и обернулась, глядя прямо на меня… или, по крайней мере, так бы это выглядело, будь я воплощена. Но даже понимание того, что для подопечной я незрима, не смогло оградить от малоприятных ощущений, описание которым можно найти в расхожем выражении – «видит насквозь». Такого пронзительного взгляда серых льдистых глаз я еще не встречала, а ведь мне в кураторы досталась одна из самых въедливых и дотошных Хранителей, взгляд которой на раз убивал любую несанкционированную надежду на халяву. И как знать, после двух лет противостояния «смертоносному взору», возможно, и я приобрела такой же. Это хотя бы объясняет почти полное отсутствие друзей и такое количество легенд, которыми обросла моя скромная нефилимская персона.
И вот сейчас моей скромной нефилимской персоне нестерпимо захотелось съежиться и уползти в тенечек. И видит небо, первую часть спонтанного плана я, к своему стыду, исполнила. Хорошо еще, что с тенечком на полном огненных всполохов лайнере беда.
Я осторожно ощупала шею, но необычных ощущений не последовало, если не считать того факта, что связь произошла без моего желания. Еще один сбой? Или тщательно продуманная диверсия? Нет, серьезно, нельзя же быть настолько невезучей?
Или можно?
Сжала кулаки в попытке унять дрожь и медленно двинулась к своей подопечной.
А она пошла мне навстречу.
И клянусь, это были самые долгие минуты в моей жизни!
Я перебрала в карманах всю мелочевку, нервно поправила окончательно растрепавшийся пучок волос и накинула поверх капюшон. Затем сняла и снова надела, ощущая неприятную пустоту в черепушке, где, по идее, уже должен был созреть вполне сносный план моих дальнейших действий.
Так, спокойно, я знаю, что нужно делать. Четырех лет безупречной учебы и тщательной подготовки к предстоящей инициации явно более, чем достаточно, чтобы осуществить обычное сопровождение. Все просто: наблюдаем, охраняем, при необходимости завоевываем доверие и в целости и сохранности передаем в руки Хранителя. Где бы его нелегкая ни носила.
Я закрыла глаза, сделала успокаивающий вдох и…
– Ты следишь за мной?
Я икнула от неожиданности, едва не осев на пол. Я видима? Но как такое возможно?! Я упустила какую-то Инструкцию? Незавершенное развоплощение? Неполадки с кармой или просто не мой день?
– Долго будешь молчать? – прищурилась моя подопечная, просканировав взглядом не столько мой силуэт, сколько пространство вокруг него.
– Извините, – я собрала все свое мужество и выдержку в кулак, который основательно так вспотел от стресса, – я не хотела вас смущать. Просто…
– Или я так тебе нравлюсь, что ты весь вечер глаз с меня не сводишь?
– Что? Н-нет, вовсе нет! – от неожиданного заявления я даже стала немного заикаться. И злиться на себя за такое явное проявление слабости, для будущего Хранителя непозволительной.
Я выпрямилась, смело окинула Лорейн взглядом отличника, сдавшего подряд пять экзаменов экстерном, и открыла было рот для встречного возмущения, но…
– Умной и красивой девушке, как вы, полагаю, нет необходимости напоминать о том, что курение на круизном лайнере разрешено лишь в строго отведенных местах? – от мягкого мужского голоса, растекшегося прямо по моему затылку, волосы на оном зашевелились. Вместе с растрепанным пучком и наспех слепленной уверенностью.
Я испуганно отшатнулась в сторону и, наконец, сообразила, кому на самом деле предназначались вызывающие слова моей подопечной. Проницательный с хитринкой взгляд и записная книжка в кожаном переплете в руках незнакомца вызвали во мне приятные ассоциации с умом и прилежанием в учебе, а потому, безусловно, к себе расположили. Но небрежный хаос темных волос, огромные наушники и торчащий из-под кожаного жилета край рубашки общее впечатление слегка подпортили, отравив интуицию ожиданием чего-то нехорошего.
– Тебе это доставляет беспокойство? – потратив всего минуту на оценку своего собеседника, насмешливо уточнила Лорейн.
