Kitabı oku: «Падение Храма Соломонова», sayfa 4

Тит решил пойти до конца:

– Можно вместо Сабина обвинить твоего давнего ненавистника Тразея Пета Публия Клодия. Он при мне тебя ругал и обвинял в ночных убийствах. Ты можешь сказать, что это он заигрывал с императрицей.

– А что, неплохая идея. Правда, его не было среди приглашенных во дворце, но сильно там помнят, кто кого целовал. Но я думал, ты будешь рад смерти дяди и получению его наследства.

– Нет, мне не нужны кровавые монеты. Кстати, насчет денариев. Куда ты меня хочешь отправить квестором?

– Я же говорил, откуда вышли те послы, а они представляли Африку. Ты будешь квестором в Карфагене – столице римской провинции, как когда-то твой отец. А что, уже не хочешь им быть, хочешь стать префектом преторианцев, как я и предлагал?

Гелий, в этот момент пивший из кубка воду, поперхнулся и начал кашлять, при этом все разлив на себя.

– Давай-давай, давись от зависти! У тебя уже есть место рядом с императрицей, будешь так же гордо лежать, и с тобой будут все прощаться! – и Нерон громко рассмеялся.

Все находящиеся в зале с ужасом посмотрели на императора, который, взявшись за живот, громко стучал ногами по полу и хохотал до слез. Тит подождал, пока Нерон успокоится, и продолжил:

– Нет, благодарю! Но должность префекта не для меня, я не хочу все время убивать и казнить. Если можно, я буду квестором в Палестине, а именно в Иерусалиме.

– В Палестине? – удивился император. – Мне вообще-то без разницы, куда тебя отправлять, но там очень неспокойно, были случаи убийства многих легионеров. Мы, конечно, держим все под контролем, но за твою жизнь я тогда не отвечаю, ты же хочешь спокойной службы?

– Я сам за свою жизнь в ответе. Отправь меня в Иудею, прошу! – настойчиво ответил Тит.

– Что же, будь по-твоему. Только я тебя назначу после игр, которые устраиваю в честь моей покойной супруги. Что же касается твоего отца, то он уже сегодня будет при дворе моим военным советником с высоким жалованьем. Я ему только что все сказал, когда он подошел перед тобой.

– Благодарю за твою доброту, повелитель, – и Тит поцеловал руку императора.

– Теперь отправляйся в темницу к Сабину и найди там Тигеллина. Что же касается твоей дальнейшей миссии, – и Нерон пристально посмотрел на друга. – Ты, кажется, забыл. Это казнь сенаторов Афрания Квинтиана и Антония Наталия. Я же тебе тогда сказал, что кроме Руфа есть и сенаторы. Так или иначе тебя от этой миссии освобождаю, Гелий заменит. Можешь идти и помни, я тебя жду на открытии игр.

– Когда это будет, повелитель?

– Тебе скажут, не беспокойся.

Уже целая очередь выстроилась к императору, чтобы выразить соболезнования. Все молча ждали, когда закончится их разговор. Тит, уходя, слышал крик Цезаря:

– Чего выстроились, вас слишком много здесь, проходите дальше, вы что, ко мне пришли на похороны или к моей бедной супруге?!

Тит отправился на восточный склон Капитолия. Там находилась Мамертинская темница, где содержались политические заключенные. Часть из них ждала казни, часть суда, а часть ссылки. Большое здание имело, кроме основных темниц, еще и подземные. Тит на проходной представился и попросил, чтобы позвали Тигеллина. Прошло немного времени, когда к нему вышел последний.

– Что, Тит, пришел лично казнить своего дядю? – расплылся в улыбке Офоний.

– У меня приказ императора освободить Сабина Флавия, но перед этим я должен с ним поговорить.

– Приказ, говоришь? Тогда покажи письменный приказ, на словах я никому не верю, кроме рыже… то есть божественного, – покраснев, сказал Тигеллин.

– Может, мне сказать императору, как ты его называешь?

– Тебе послышалось, – ухмыльнулся он. – Ладно, иди к своему дяде и говори с ним, а потом я его выпущу. Но знай, если ты меня обманул, тебе конец!

Тит с охраной подошел к заключенному, а тот, увидев его, начал быстро говорить:

– Племянник, помоги мне, меня ни за что сняли с должности и посадили.

– Положение очень тяжелое, ты обвиняешься в смерти императрицы.

– Ты же знаешь, что это не так. У тебя есть влияние на императора, воспользуйся же им.

– Нет у меня никакого влияния, просто хорошие отношения с ним, и только. А ты к нам относился как к врагам, одалживал денарии под большие проценты, как мне после этого к тебе относиться?

– Я все вам прощу, если меня освободят, клянусь честью!

– А знаешь, что мне сказал Нерон? Что когда тебя и твою супругу казнят, все наследство перейдет к нам. Заманчивое предложение, как думаешь?

– Что, и Аррецину казнят? Тит, выпусти меня отсюда, и я отдам большую часть своего состояния!

– Не надо мне никакой большей или меньшей части. Я хочу, чтобы, если нам понадобятся денарии, ты их просто одалживал без процентов, а этот долг простил, обещаешь?

– Да-да, конечно, клянусь, обещаю, даю слово!

– Хорошо, тогда ты уже свободен. Если честно, я уже договорился об освобождении, но это было довольно трудно, и я очень рисковал, чтобы не навлечь на себя немилость. Что касается твоей должности префекта Рима, то это мы не обсуждали, но думаю, ты и сам можешь у него спросить. Кстати, не упоминай о том случае с поцелуем никогда, ни перед кем, особенно перед Нероном. Он уже все забыл.

Сабин Флавий недоверчиво посмотрел на Тита и сказал:

– Нет, я к нему не пойду, он меня убьет!

– Ты должен попрощаться с императрицей. Сейчас же иди во дворец.

Охрана открыла дверь и выпустила Сабина.

– Благодарю тебя, племянник! Я этого не забуду, – он крепко обнял Тита и вместе с ним вышел на улицу.

Глава IV

Фактически целую неделю Тит провел на вилле и никуда не выходил, был погружен в свои мысли. В иды⁶¹ апреля он отправился на похороны императрицы. Тысячи людей собрались на Римском форуме и слушали торжественную речь императора. Затем Цезарь во главе процессии в золотой колеснице отправился к мавзолею Августа.

В 28 году до Р. Х. император Октавиан Август начал строить усыпальницу для себя и своего рода в центре Марсова поля. Строение из травертина⁶² повторяло форму этрусских могильников – тумулусов⁶³: на огромном цилиндрическом основании возвышался земляной холм, усаженный кипарисами, а вокруг мавзолея находилась терраса с колоннами. Перед входом в мавзолей стояли два обелиска – символы победы Августа над Антонием и Клеопатрой и бронзовые плиты с жизнеописанием Августа. Внутри хранились урны с прахом императоров: самого Августа, Тиберия и Клавдия. Супруги Октавиана Ливии, сестры Октавии, племянника Марцелла и других представителей рода Юлиев – Клавдиев. Там же упокоился и прах божественной Поппеи.

Нерон, как всегда, считая себя великим актером, очень неестественно играл убитого горем супруга. Все это видели, но тем не менее не уставали его утешать и поддерживать. После принесения жертвы император наконец пригласил всех патрициев на обед в память о супруге.

Гостей в этот раз в круглом триклинии было в несколько раз больше. Нерон опять, напившись, разгромив на сей раз все столы, пошел громить и некоторые статуи. Тигеллин сегодня ничего не пил и более тщательно следил за всеми. Гелий почему-то тоже был трезвый и злой. Складывалось впечатление, что они явно кого-то выслеживают. Тит, уже чувствуя, что перебрал вина, решил было покинуть дворец, но его остановил Тигеллин, который от имени императора пригласил Флавиев завтра в термы.

На следующее утро Тит и Веспасиан отправились на север Рима, на холм Квиринал. К нему примыкало Марсово поле – большая равнина, названная в честь бога войны Марса, расположенная с внешней стороны первоначальных стен Рима рядом с северо-западным рукавом реки Тибр. Равнина была окружена холмами и на протяжении многих веков служила местом для военных тренировок. Это поле являлось также местом отдыха римской знати.

Здесь были построены мавзолеи Агриппы, Друза и упомянутый уже мавзолей Августа. Сады, солнечные часы и Алтарь мира, возведенный в честь богини мира, воздвигнутый римским сенатом в честь триумфального возвращения императора Октавиана Августа из Испании и Галлии в 13 году до Р. Х., и в ознаменование Римского мира по всей империи. Там же находился и знаменитый Пантеон – храм всех богов римского культа. Но целью Тита являлись общественные термы – своеобразный культурный центр, огромное сооружение, отличавшееся роскошным внутренним убранством, в котором тысячи римлян проводили свое свободное время.

Когда они зашли на территорию терм, построенных еще по приказу Марка Агриппы⁶⁴, увидели в большом саду, кроме посетителей, множество преторианцев, которые сразу заметили гостей и, узнав их, отдали честь, ударив себя кулаком в грудь. В громадном бассейне под открытым небом купалось много патрициев. Рядом находился специальный дворик для борьбы, гимнастических упражнений и различных спортивных занятий. Затем они зашли в само здание, которое поражало богатством и красотой. В аподитерии⁶⁵ сняли свои одежды и вышли во фригидарий, где в центре находился бассейн с прохладной водой. Из него вышел Гелий и, не взглянув на Флавиев, произнес:

– Как вы видите, сегодня для обычных людей вход запрещен, потому что сейчас здесь находится сам император. Так что вы тут делаете?

– Гелий, лучше скажи, где Нерон? – спокойно спросил Тит.

– Ищите и когда-нибудь точно найдете, – тот хмыкнул и ушел.

– Как я его периодически не переношу! – сказал Веспасиану сын. – С удовольствием бы придушил.

Когда они зашли в тепидарий, императора там не обнаружили, в библиотеке и читальном зале тем более. В термах было несколько помещений с разной температурой, в одном из них, в кальдарии, в этой влажной атмосфере, Цезарь вместе с приближенными плавал в горячей воде, а рабы подносили всем холодное вино.

Нерон, завидев Тита, улыбнулся, вышел из бассейна, чтобы вновь в него броситься, затем, вынырнув, жестом подозвал его к себе. Флавий-младший тоже прыгнул в бассейн.

– Приветствую тебя, мой император! Как себя чувствуешь, печаль прошла?

– Конечно нет, поэтому я пришел в эти термы, а не в свои на Палатине. Мне необходимо расслабиться, сменить обстановку. Кстати, познакомься с моей будущей супругой, – и Нерон подозвал к себе юношу, который лицом был очень похож на Поппею. – Спор, познакомься с моим другом Титом Флавием, – затем, обращаясь к Титу, спросил: – Как он тебе?

Флавий-младший лишь криво улыбнулся – подходящих слов у него не было. Император всегда отличался большими странностями, но взять себе в жены юношу, чтобы одевать его как женщину, – это было уже последней стадией помешательства. Хорошо, что подошел Тигеллин и избавил Тита от ответа на этот вопрос.

– Опять ты с этим шутом носишься, повелитель? – раздраженно спросил Офоний.

– Почему это шут? – обиделся император. – Это мой супруга, то есть моя супруга.

– Да я не про Спора, а про Тита.

– Тигеллин, ты хочешь, чтобы я поставил префектом преторианцев Тита? Ты же знаешь, император может это сделать!

Офоний велел всем покинуть кальдарий. Остались только Тит, Веспасиан и Спор. Нерон перепуганно посмотрел на префекта.

– Ладно, вас это тоже касается, – сказал Тигеллин, глядя на оставшихся. Затем повернулся к императору: – Владыка, у меня появился прекрасный повод высказаться. Я не хочу, чтобы ты мне все время угрожал. Если у тебя короткая память, то я напомню, что прекрасно знаю, потому что сам это начал, кто отдал приказ поджечь Рим, при этом пострадали невинные христиане, которых ты ни за что уничтожал и продолжаешь уничтожать. Ты хочешь, чтобы я все это рассказал послезавтра на заседании в сенате, а затем и народу? Я ведь очень много знаю о твоих преступлениях!

Нерон побагровел, такого цвета его лицо никогда еще не было:

– Да как ты смеешь мне, живому богу, такое говорить! – начал было император. – Ах ты провокатор! Я никогда… ничего… это все ты и только ты.

– Только попробуй предпринять попытку моего убийства. Хочу, чтобы ты знал: за мной преторианцы и фрументарии, за мной целая система слежек, которая давно уже работает против тебя. Вот увидишь, в нужный момент я все узнаю, а преторианцы станут на мою сторону против тебя, будь уверен.

– Если ты такой всемогущий, – ехидно сказал Нерон, – чего же ты до сих пор не занял мое место?

– Потому что меня вполне устраивает мое положение, я всегда в твоей тени и чуть что – прикрываюсь твоим именем, действую под твоим прикрытием. Прошу в данный момент лишь одного, чтобы мое место префекта было неприкосновенно. Отмени свой приказ, в котором указывается, что после начала игр в честь Поппеи префектом преторианцев назначается Тит Флавий. Ты ведь это сделаешь?

Не только Нерон был поражен этим высказыванием, но и Флавии. Тит был полностью уверен, что его уже сделали квестором Иерусалима, но, оказывается, есть приказ о его назначении на другую должность.

– Ты знаешь об этом приказе? – ужаснулся император. – Так за мной и во дворце следят?

– А ты что думал, что я здесь все время в игры играю? Мы повязаны, как никто другой. Если мне скоро придет конец, обещаю, тогда придет он и тебе!

– Владыка! – вмешался в разговор Тит. – Мне не нужна эта должность. Тигеллин с ней хорошо справляется. Я не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились, а тем более кто-то пострадал.

– Дело не в тебе, Тит, – сказал Нерон, яростно взирая на Офония. – Дело в том, что здесь есть человек, который явно не знает своего места.

Разговор прервал Гелий, который зашел в помещение:

– А-а, Тигеллин опять пытается показать, что он является повелителем мира?

– А ты вообще молчи, жирная свинья. Я не разрешал тебе не только говорить, но и входить сюда, – раскричался Офоний.

– Неужели… у нас сегодня плохое настроение? – съязвил Гелий. – Какая досада, что я не вовремя пришел. Но ничего, думаю, что ты смиришься с этим, слабак.

Едва он успел договорить последнее слово, как на него набросился Тигеллин. Гелий ему не уступал и начал наносить ответные удары. Вбежавшие преторианцы хотели было их разъединить, но Нерон жестом приказал не вмешиваться. Тит впервые переживал за Гелия, надеясь, что тот все-таки победит. Но Офоний не зря был префектом, у него хватило сил на весь бой, и когда Гелий уже совсем выдохся, он его ударом в живот, а затем в лицо сбросил в бассейн. Рабы быстро вытащили проигравшего из воды, а Тигеллин, как ни в чем не бывало вытирая кровь с лица и немного задыхаясь, продолжил:

– Так ты отменишь свой приказ или мне переходить к жестким мерам?

Немного помолчав, император обвел всех глазами и ответил:

– Конечно, мой друг, о чем вообще речь! Тит уезжает в Палестину, а ты остаешься префектом.

Офоний поклонился и ушел, а за ним и преторианцы.

– Что же, твоя взяла. Я хотел оставить тебя в Риме возле себя, но вместо этого отправляю к иудеям, – произнес грустно император. – Тит, кроме квестора, ты готов к еще одному служению?

– Конечно, повелитель, что прикажешь?

– Я в прошлом году поставил прокуратором Иудеи Гессия Флора. Это аморальный человек. Его жена Клеопатра была подругой моей супруги Поппеи, и это она настояла на его утверждении на эту должность. Вместо того чтобы успокоить нестабильную провинцию, он, наоборот, как мне донесли, способствует разбоям и грабежам, тем самым усугубляя положение иудеев. Ты должен будешь доставить наместнику провинции Сирии Цестию Галлу свиток с поручением. Прокуратор Иудеи подчиняется наместнику Сирии. Я бы мог послать послание и Гессию, но не хочу, чтобы он знал, что это я его хочу утихомирить.

– Почему? – удивился Флавий-младший. – Ты же его можешь уже снять с этой должности, ведь императрица мертва.

– Конечно могу, но он часто высылает сюда такие большие суммы, а мне надо строить дворец, ты же знаешь, какой он дорогой, каждый денарий на счету.

– Но владыка, там может вспыхнуть бунт, начаться война!

– Нет, не может. Там стоят наши легионы, ничего не будет, иудеи всегда боялись силы, и они знают, что их ждет в случае войны, – и Нерон улыбнулся.

– Когда мне отплывать?

– Я же уже говорил, после игр. Но еще я тебя жду послезавтра в сенате. Будет весело, обещаю!

Глава V

На 18 апреля было назначено заседание сената по распоряжению самого императора, который воспользовался своим правом «Принцепса сената⁶⁶». Тит в белой тоге стоял на окруженном вигилами⁶⁷ Большом форуме возле Курии Юлия – нового здания сената, строительство которого было начато еще при Юлии Цезаре, а окончено при Октавиане Августе, прямоугольного и высокого, с колоннами ионического ордера, и внимательно наблюдал, как паланкины подносили к ступеням, ведущим к зданию сената. Между ступенями внизу находилась ораторская ростра. Из паланкинов выходили сенаторы разного возраста, одетые в белые тоги с широкой пурпурной полосой впереди (Latus clavus), вшитой в ткань, это являлось их особым отличием от всех. Сандалии с буквами «С» впереди свидетельствовали о принадлежности сенатора к первой сотне (centum). Император прибегал к праву (adlectio) и назначал сенаторов, но при этом соблюдалось условие – будущие сенаторы могли стать таковыми, лишь имея за собой выдающуюся военную или политическую карьеру, а также большое состояние.

Сенаторы не спеша поднимались по ступеням наверх, где у входа их приветствовали привратники. Затем поднесли паланкин, из которого вышел сенатор Страбон и подошел к замечтавшемуся Титу:

– Приветствую тебя, Тит Флавий! А где твой отец?

– Приветствую, сенатор Гай Страбон! Он будет с Нероном.

– А ты чего не заходишь, кого-то ждешь?

– Да, я зайду вместе с императором.

– Тит, – начал довольно тихо Страбон. – Как твоя сестра себя чувствует, я могу к ней прийти и поговорить? Твой отец сказал, что она приболела и сейчас в очень плохом состоянии и настроении.

– Сенатор, я думаю, что надо немного потерпеть, и тогда она сама тебе признается в любви, когда выздоровеет, – настороженно ответил Флавий.

– Благодарю за совет. Я надеюсь, что скоро Страбоны и Флавии объединятся на века, и мы будем самым могущественным родом в Риме, – и он, улыбаясь, пошел к зданию.

Наконец из Триумфальной улицы появились педисеквы⁶⁸, разбрасывающие цветы налево и направо, а за ними шли преторианцы, за которыми здоровые рабы несли десяток паланкинов, затем снова преторианцы, и замыкали шествие рабы с цветами. Среди множества богатых паланкинов ярко выделялся лишь один. Все они охранялись, но этот особо. Золотые занавески, золотые жерди, которые несли на себе восемь рабов, – без сомнения, все означало то, что в нем был сам Нерон.

– Дорогу божественному императору и повелителю Рима! – кричали впереди идущие педисеквы.

Люди кругом отступали в сторону, освобождая дорогу. Несколько граждан восхваляли Нерона, многие молчали, а некоторые стали кричать:

– Убирайся вон, убийца матери, супруги и детей своих! Ты позор империи, да накажут тебя все боги мира!

И тут же вигилы попытались схватить бунтовщиков, но те изо всех сил сопротивлялись. Кругом жители делали вид, что не обращают на это внимания, тем самым ограждая себя от обвинения в сообщничестве. После непродолжительной схватки нарушители спокойствия были арестованы.

Затем все сопровождение остановилось возле ростры, и преторианцы сделали живой забор вокруг паланкинов. Из самого дорогого паланкина первым с помощью рабов вышел Нерон, который подал руку Спору. Из других вышли приближенные к императору, в том числе и Веспасиан. Тит, подойдя, поклонился Цезарю, а затем, обняв отца, вместе со всеми начал подниматься по ступеням к сенату.

– Повелитель, уже арестовали Тразею Пета? – спросил Флавий-младший.

– Офоний должен знать, я как-то забыл про него, – равнодушно ответил Нерон.

– Я был у Пета на вилле, – вмешался подошедший к ним Тигеллин. – И сказал ему, что это Тит фактически осудил невиновного человека, чтобы защитить дядю. Он ответил, что в подлости Флавия никогда не сомневался, – и Офоний, глядя на Тита, оскалился.

– Ты не прав, префект, – с сарказмом вмешался император. – Тразея говорил и продолжает говорить про меня гадости, его надо арестовать и казнить!

– Да про тебя гадости говорят все и везде, ты что, хочешь, чтобы я весь Рим истребил? Сам, если хочешь, его и арестовывай, – высказался Тигеллин. – Он будет сейчас в сенате.

Они подошли к железным дверям в узорах, которые открыли привратники, восхваляя императора. Зайдя в помещение, услышали разговоры и смех, доносящиеся из зала заседания. Один из охранников, стоящих при входе, дал знак рукой, и глашатай в зале громко произнес:

– Уважаемые сенаторы, давайте поприветствуем божественного императора нашего Нерона!

Цезарь гордо вошел со своими приближенными в овальный мраморный зал с золотой росписью. Все сенаторы встали и зааплодировали. В центре стояла статуя Рома – бога Рима. В форме овала были сделаны несколько рядов мраморных сидений, на которых лежали бархатные подушки. Часть нижних мест предназначалась либо для гостей, либо, как сейчас, для окружения императора. Сам же император направился к своему трону, где рядом находились кафедры двух консулов. Посередине зала стоял консул⁶⁹ Плавтий Латеран – пятидесяти лет, но уже седой. Вид у него был уверенный и гордый, однако глаза выражали какую-то тревогу:

– Итак, теперь, когда мы поприветствовали нашего всеми любимого владыку, перейдем к делу, из-за которого мы и собрались: заговор, который чуть не погубил императора. К сожалению, главный виновник покончил с жизнью, так и не дождавшись решения суда. Однако его супруга должна получить по заслугам. Но она сейчас больна и не смогла прийти к нам.

– Ты ошибаешься, Плавтий! – выкрикнул Офоний. – Галла пришла, как и многие другие заговорщики!

Латеран невозмутимо посмотрел на него:

– Тогда введите ее, – четко произнес консул. – Однако напомню, что сенат выслушает только Сатрию Галлу, а других слушать не будет, потому что для этого есть преторы в базиликах. Мы же разбираем дела лишь самых важных обвиняемых.

– Это решать императору, а не тебе, или ты возомнил себя выше его? – не прекращал перепалку Тигеллин.

В зал ввели Сатрию, которая хоть и держалась с прежним достоинством, но внешне очень изменилась, была измученной и усталой. Плавтий, увидев ее, спросил:

– Ты обвиняешься в измене, что можешь сказать в свою защиту?

Она внимательно посмотрела в его глаза и, улыбнувшись, произнесла:

– Будь у меня возможность вернуть время назад, я бы точно приняла участие в этом заговоре и знала бы, кто предатель, а кто нет. У меня есть право на юриста, почему ко мне его не допускают?

– Император уже обвинил тебя и осудил на смерть, а значит, никто тебе уже не нужен, – затем, обращаясь к присутствующим, объявил: – Так как мы находимся здесь, то я обязан попросить сенаторов проголосовать за осуждение ее и других участников либо за помилование.

Абсолютно все сенаторы подняли руки за смертную казнь.

– Теперь по просьбе императора мы должны утвердить закон. Каждый, кто будет подозреваться в заговоре против Нерона, будет арестован либо казнен без суда. Этот закон уже зафиксирован как срочный, теперь осталось проголосовать.

Все были в ужасе от такого проекта, фактически он развязывал руки Тигеллину, который мог без доказательств арестовать и казнить кого вздумается. В этот раз большая часть проголосовала против. Нерон сидел молча до голосования и после, никак не реагируя. Один Офоний не выдержал и закричал:

– Да как вы смеете, этот закон предложил сам император! Время республики, как вы помните, уже давно прошло. Сейчас главный Нерон, и если вы со второй попытки не проголосуете за, он подпишет его и без вашего согласия, вы что, не знаете правил?

Сенаторы, конечно, знали, что все это фарс. Достаточно было сказать императору: «Я утверждаю!» – и голосование сената не будет иметь никакого значения, ведь все законопроекты, принятые ими, должны утверждаться Цезарем, однако они видели пассивность повелителя в этом, значит, могли и сами не голосовать.

– Уважаемый Тигеллин, – сказал сенатор Гай Страбон, вставая с сиденья. – Если сенат примет этот закон, какова вероятность того, что мы сами можем под него попасть?

– Если вы чисты, так чего вам бояться? Если вина не доказана, то любой будет на свободе, это же естественно!

Раздался громкий хохот, и все посмотрели на Галлу.

– Моя вина не доказана, а меня уже осудили, это и есть ваша справедливость? – смеясь, спросила Сатрия.

– Увести ее вон, быстро! – снова закричал Офоний. – Почему она еще здесь?

Когда женщина покинула зал, он продолжил:

– Проголосуйте, и я обещаю, сенаторов мы не тронем!

На сей раз уже большинство сенаторов расхохоталось, многие выкрикивали:

– Ты хочешь потом на нас свалить хаос в Риме, да? Пока существует сенат, он никогда этого не примет!

– Значит… скоро сената не будет! – серьезно заявил Тигеллин, затем повернулся к императору и произнес елейным голосом: – Почему ты, повелитель, молчишь? Это же все ради тебя!

Наконец император встал с трона:

– Я утверждаю этот закон, поднесите дощечку ко мне на подпись!

Консул Латеран в ужасе обратился к Цезарю:

– Повелитель, подожди, надо все взвесить, за и против!

– Плавтий, – произнес Офоний. – Мы чуть не забыли главное. Ты же есть в списке заговорщиков, который нам дал Сенека, – и он бросил его в консула. – Приговор тебе, немедленная смерть.

Тигеллин выхватил меч и разрубил голову консула. Не только сенаторы подскочили со своих мест, но и окружение, и даже сам Нерон от изумления выронил дощечку, которая упала на мраморный пол. Император внимательно посмотрел на окровавленное тело и громко произнес:

– Смотрите все на предателя! – затем встретился глазами с Флавием-младшим. – Тит, я же обещал тебе, что будет весело! – и он начал пританцовывать и смеяться.

Взгляды онемевших сенаторов обратились с Офония на Нерона, и некоторые из них демонстративно стали покидать зал. Тигеллин же обратился к уходящим:

– Куда же вы? Участие консула было подтверждено почти всеми заговорщиками. Если хотите, мы можем опять привести Галлу, и она скажет правду.

– Есть два вида правды, префект! Настоящая и ваша – трех мерзавцев – ничтожного императора, такого же Тита и, конечно же, тебя, великий лицемер! – громко произнес сенатор Тразея Пет.

– Преторианцы, именем Цезаря Нерона, арестуйте этого сенатора, ведь это по его вине погибла наша всеми любимая Поппея! – воскликнул Офоний.

Охрана немедля схватила Тразея, который не сопротивлялся, а только посмотрел на Флавия-младшего, стоявшего недалеко от него, и произнес:

– Я надеюсь, ты доволен? Будь уверен, что скоро вместе с родом Юлиев бесславно падет и род Флавиев! Проклинаю вас! – и его увели.

Пока Тигеллин пытался вернуть сенаторов назад, Веспасиан, подойдя к сыну, взял его за руку и отвел в сторону:

– Тит, ты видишь, что находиться рядом с префектом становится небезопасно. Он имеет уже просто колоссальное влияние на повелителя. Я прошу, пообещай, что до начала игр и во время их ты будешь избегать, молчать и не будешь провоцировать Офония, просто потерпи его – и тогда спокойно отправишься в Иудею.

– Хорошо, отец, я буду молчать, – шепотом ответил Тит.

Когда они замолчали, зал уже покинули большая часть сенаторов, император и префект. Оставшиеся же стояли и тихо разговаривали, когда мимо них стража пронесла тело консула.

Флавии вышли из здания сената и спустились вниз, где на ростре стоял глашатай и громко оповещал толпе римлян решения сената. Паланкина Нерона уже не было, как и многих приближенных. Веспасиан сел в свой паланкин:

– Сын, иди домой, а я во дворец, сегодня буду ночевать дома, а то чувствую, что скоро забуду, как выглядит наша вилла, – и он велел рабам двигаться.

Тит не спеша пошел, обдумывая то, что произошло сегодня: «Может, действительно, лучше попросить императора, чтобы он дал мне приказ, и уже сегодня отправиться на поиски Рубрия? Хотя и так ясно, если Нерон уже дважды повторил, что только после игр, то он никогда не пойдет на попятную. Завтра 19 апреля, последний день Цереалийских игр, значит, император может в честь супруги игры провести после 21 апреля, ведь в этот день проводится праздник Парили в честь основания Рима».

Флавию пришла в голову уместная идея, раз уж он был возле храма божественного Юлия, то почему бы не зайти туда и не попросить погадать ему. Это был небольшой храм, напротив которого находился храм Конкордии, окруженный базиликами Эмилия и Юлия. Храм в честь Юлия Цезаря обязался возвести его племянник Октавиан Август в своей клятве мести убийцам римского диктатора.

Тит зашел в здание и, увидев жреца, обратился к нему с просьбой. Тот позвал гаруспика⁷⁰, которому Флавий достал из кремены⁷¹ денарии, и жрец, взяв их, приказал рабу привести на жертвенный стол овцу. Когда животное было умерщвлено, гаруспик начал определять судьбу. Считалось, что по форме печени и по наличию или отсутствию на ней особых пятен можно узнать, благосклонны ли боги к тем или иным общественным начинаниям и к политическим акциям империи. После долгого изучения жрец, наконец, заговорил:

– Я вижу… я вижу… что тебя ждет… восхитительный взлет карьеры… кульминацией которой будет… императорский венец! Все боги мира тебе помогут в этом! О нет… я вижу… что ты будешь… в руках христианского Бога наказанием иудейского народа! Ты будешь весь в крови!

Титу захотелось рассмеяться громко, очень громко. Он – и будущий император! Это действительно звучало смешно! Но насторожило его то, что он будет наказанием в руках неизвестного Бога и весь в крови.

– Скажи, провидец, кто бог христиан?

– Узнаешь, когда придет время! Я же верю только в наших богов.

– Как это все точно истолковать?

– Само все откроется скоро!

Всю дорогу домой Флавий размышлял о христианском боге. Эти слова его поразили больше, чем слова про императорский трон. Понятное дело, жрец мог в чем-то ошибиться, но не во всем, это точно.

Заходя в атрий, он встретил встревоженного Марка:

– Господин! Там в кубикуле твоей сестры разговаривают сенатор Гай Страбон и Домицилла.

– Что?! – рассвирепел Тит. – Почему ты его впустил, кто дал тебе это право?

– Домицилла, господин, она велела его проводить к ней.

Флавий отшвырнул собеседника, бегом помчался в ее кубикулу и ворвался туда без приглашения. Там он обнаружил заплаканную сестру, сидящую на кровати, и сенатора, стоящего в недоумении. Домицилла, увидев брата, закричала:

– Это правда? Правда? Руф убит? Моя любовь убита, этого не может быть, отец и Гай все специально выдумали!

– Теперь-то я понимаю, почему вы меня к ней не допускали, – сказал, опомнившись, Страбон. – Тит, пообещай, что ты отдашь мне ее в супруги немедля, иначе я скажу ей то, что сказал мне Тигеллин, – и он зло улыбнулся. – Кроме того, я случайно могу тому же Офонию сказать про вас как участников заговора, ты хочешь этого?

– Сенатор, прошу не спешить с выводами! Мы обещали, что она будет твоей супругой, значит, все выполним, дай время.

Домицилла зло посмотрела на Гая, затем на брата и сказала: