Генри возомнил, будто его одного достаточно, чтобы сделать кого-то счастливым, но на самом деле его никогда не было достаточно.
Руми скрылась из вида и спустя несколько минут вынырнула из зарослей с пучком мелких цветов.
– Я нашла земляничную полянку, – похвасталась она, подсовывая под нос мужчине кулак с цветами, в одном из которых Сората распознал молодой кустик земляники. – Я люблю пироги с ягодами. И грибы люблю.
– Вы вообще очень любвеобильны, Асикага-сан. – Кимура улыбнулся одними уголками губ.
– Конечно, – довольно подтвердила Руми. – Живем же один раз, а вокруг столько всего, что нужно полюбить! Кстати, как тебе ваш новый комендант?
Генри не выдержал и все-таки улыбнулся:
– Но стоит признать, женское платье тебе к лицу.
Кимура бросил на него хмурый взгляд и хмыкнул
– Я бы на вас в корсете и кринолине посмотрел. Уверен, вы выглядели бы не хуже.
Через покрытые налетом стекла пробивалось солнце, рисуя сквозь пыль пятнистую тень на полу и предметах. Воздух казался здесь густым, как взболтанная речная вода. Крупные кружева паутины оплетали углы и перекрестья опорных балок, натягивались между давно ненужными никому вещами, сваленными в дальнем углу. Шкафы, сундуки, зеркала в массивных бронзовых рамах безжизненно взирали на гостей своими тусклыми померкшими поверхностями.
Веяло стариной, почти такой же, как в заброшенной церкви, только на чердаке было сухо и легким не хватало воздуха.
О японской Академии «Дзюсан» ходили самые противоречивые слухи: одни хвалили ее за стремление помочь особенным детям приспособиться к жизни, другие обвиняли в мошенничестве, а третьи – и их было немало – с полной серьезностью уверяли, будто в стенах особняка на маленьком закрытом острове водится нечистая сила. Оказавшись один в просторном, чистом, но несколько мрачноватом холле, Генри Макалистер мог на личном опыте убедиться, что оснований для последнего было предостаточно.
– А вы не будете есть? Раз уж мы все равно будем объедать смотрителя, – мужчина подумал о том, что японцу не помешала бы двойная порция, но вслух этого говорить не стал.
– Я не голоден, – отрезал Сората и вонзил острие открывалки в крышку консервы. Жест получился довольно угрожающим, и Генри решил не настаивать на совместной трапезе.
– Интересно, а вас как сюда занесло, Асикага-сан? – поинтересовался Кимура, отгибая лист и пропуская девушку вперед. Та перепрыгнула через ригель каркаса и жеманно хихикнула.
– Неприлично задавать такие вопросы девушкам.
Сората не стал уточнять, что именно такого неприличного девушка могла делать посреди дня в дальнем конце парка, раз ему не стоит об этом спрашивать.
– У меня этот спектакль уже в печенках сидит, – огрызнулся Кимура, но уже спокойнее, чем минуту назад, поймал одежду и отвернулся, старательно стирая с глаз остатки расплывшейся туши. – Каждый считает, что вправе сказать мне любую гадость. Знаешь, кем я уже успел побывать? – чувствовалось, что, борясь с завязками на брюках, Сората снова начал заводиться. – Хотя нет, трансвеститом меня назвать догадался только ты!
– Сората! – ему нравился ее голос, становившийся в такие моменты чуть капризным, немного ребячливым, к тому же Кику, стараясь не шуметь, сдерживала рвущиеся наружу эмоции, и звонкие нотки перемежались с волнительным придыханием. Ее аппетитный силуэт в приглушенном свете настольной лампы казался в эту минуту особенно соблазнительным.
– Ой, брось! Дай угадаю: ты набезобразничал, а Генри тебя наказал? Ах, наш Кимура такой хорошенький, что влюбил в себя не только всю женскую половину “Дзюсан”, но и даже нашего сурового коменданта. Какая потеря! – воскликнула Руми, артистично заламывая руки. – Вы смотрите, я все видела! Будете плохо себя вести, расскажу все Дайске.
– Влюбил в себя всю женскую половину? – недоверчиво переспросил Генри, будто и не слыша продолжения, и покосился на Сорату. Руми, женщина-ураган, меж тем уже скрылась за поворотом.
– Вас это удивляет? – ехидно оскалился японец, наслаждаясь выражением его лица.
– Меня это шокирует, – оскорбленно признался Генри.