Kitabı oku: «Happy end», sayfa 3

С согласия Салли эксперимент был начат. Ей в который уже разнужно было рассказать свою историю.

– Мне было пятнадцать лет, я возвращалась домой из бассейна. В этот день у меня не было предчувствия и тревоги. Я думала о каждодневных мелочах, об уроках на завтра, о тренировке, о своих рисунках, и вообще этот день был солнечным и спокойным.

Дальше началась реконсолидация памяти и мы увидели, как наш "Happy end" стал записывать информацию на машину и на экране появился фильм, в котором режиссером и исполнителем главной роли была Салли Мунк.

Салли продолжала:

– В этот день мне удалось даже получить хорошую оценку по предмету, который был для меня наиболее сложным и не нравился мне. А вечером я пошла в бассейн и возвращалась домой через туннель, чего я обычно не делаю, но мне захотелось по пути до своего автолёта зайти на стоянку у парка с большими соснами.

Когда уличный свет погас, появилось эхо и впереди зажглись фонари туннеля, Я услышала звуки голосов. Шли двое парней, они громко смеялись, что-то распивали, а потом выбросили бутылку, я услышала грохот разбитого об стену стекла. Наверное, мне нужно было повернуть назад, но было уже поздно и мне хотелось домой. Потом я увидела их. Один из них был развязным, смазливым, в дорогом, но не чистом термокомбинезоне, от него разило чем-то химическим, я назвала его про себя Грязным, и другой, с невыразительной серой внешностью, по всей видимости, шестерка Грязного. Такие термокомбимнезоны носили те, кто вел экстремальный образ жизни: они не спали, вели беспорядочную обрз жизни и увлекались опасными играми. Такое было модно среди богатой и отвязной молодежи. Это было интересно, но слишком жутко и дорого, чтобы этим могли заниматься все желающие. Например, они забирались на небоскреб и поджигали его, они спускались в клетке из прутьев в море среди акул, а потом клетка распахивалась или прыгали без парашютов с большой высоты. Термокомбинезоны, защищающие от ударов и температур, были рассчитаны строго на время, задаваемой программой экстремальных развлечений. Страх, боль и усталость погашали при помощи специальных препаратов, имеющих острый химический запах, который я ощутила при приближении Грязного. Некоторые из таких случаев заканчивались трагично, и кроме того, такие люди жили недолго. Я опустила голову, они увидели меня и поскакали, именно поскакали ко мне, гикая и смеясь как кони. Кроме нас троих в переходе никого не было.

–Как тебя зовут?

–Салли,

ответила она, дрожа, и губы её неприятно искривились, оттого, что ей не удалось скрыть ужас.

Парень заржал:

– Салли? А я думал "Мышка", Мышка Салли, ты будешь Мышка Салли! И сейчас мы с тобой поиграем в кошки-мышки! Вы же здесь в основном мышки, а мы коты, или, лучше, тигры. Меня зовут Махайрод, а это мой друг Смилодон, – и он ощерился.

И он стал срывать с меня мягкий комбинезон, зажав мне рот грязной и жесткой ладонью. Потом он впился в мой рот губами, у него дурно пахло изо рта всё той же химической дрянью. Это было отвратительно. Второй тип торопил Грязного и расстегивал ширинку комбинезона.

После всего они стукнули меня по голове чем-то тяжелым и оставили в туннеле. Я не потеряла сознание, мне было больно и трудно идти. До дома оставалось не такое большое расстояние. Мне казалось тогда, что это произошло не со мной, а с кем-то другим, как в фильме, который нельзя перемотать или изменить его сценарий. (За эти слова позже и зацепился Говард, когда разрабатывал свой метод лечения депрессий). С трудом мне удалось дойти до автолёта и сказать "домой". В доме было пусто, я вошла в теплый душ и сидела там час. Сознание всё никак не хотело возвращаться в свой обычный режим. Такое состояние психологи называют деперсонализацией, как я узнала позже. И только потом, через два дня я начала плакать, беззвучно, слезы сами текли из моих глаз без рыданий, мне казалось, что звуком я смогу убить полностью свою душу, которая после случившегося еле теплилась внутри. Всё, что было ценного в моей жизни: мечты о будущем, надежды на любовь и дружбу, на обретение своего дела, которым в нашем обществе каждый должен заниматься согласно своему предназначению, всё это было разрушено. Мне ничего не хотелось, только не думать и не вспоминать то, что произошло. Я жила как животное или как робот, ела, пила, делала обычные дела, отвечала автоматически, когда ко мне обращались, а потом у меня наступила депрессия. Она длилась два месяца и я попала в клинику, где моим врачом стал Говард Хьюз.