Kitabı oku: «История в стиле fine», sayfa 2
Привет, Алекс! Похоже, я никуда не поеду. Иногда мне грустно. В детстве я мечтал попасть в Диснейленд, но катался на чешских каруселях в Луна-парке. В отрочестве хотел увидеть Голливуд, но попал на пятачок Рижской киностудии. В юности думал посмотреть на матчи NHL, но до сих пор хожу на «Динамо» (Ригу) и играю на первенство Латвии. А что я еще забыл в Америке, Сашка? Я хотел там жить, а теперь мне придется вживаться. Я не умею вживаться. Я же не кардиостимулятор.
Родители уже точно знают, что затея со Штатами – в прошлом. Но надеются на мой отъезд. Вот говорят: надо верить. Я считаю, что все же надо уметь предугадывать. Хотя бы стараться. Я верил, что мы получим «беженцев». Финал известен: лажа. Получение статуса – лотерея…
Там была красивая пара: Тимур и Лана. Полукровки. Он – наполовину азербайджанец, наполовину русский. У нее – отец армянин, мать украинка. Интеллигентные, славные ребята. Бежали из Баку после погромов. В Москве ютятся по знакомым. Им тоже дали «эмигрантов». Для них это трагедия. Я видел, как Лана плакала и говорила, что они никому не нужны. А он ее успокаивал. Хотя сам еле сдерживался. Этот статус был им НЕОБХОДИМ.
А мне? Я пытался убежать от самого себя. От своего разгильдяйства, пьянства, б***ства. Семья ладно. Но все равно мы не заслуживали этого статуса. У нас – дом, работа, друзья. А у них – ничего. У них знакомые, которые их терпят, и случайные заработки. Богаты только любовью. Хотя это, наверное, самое большое богатство. В общем, не знаю. Но все, что ни делается…
В Риге бурлит криминальная жизнь. Другой за ней просто не видно. Я не знаю, как было в тридцатых на улицах Чикаго, но, думаю, поспокойнее. Термин «враждующие группировки» стал чем-то вроде словосочетания «соперники по чемпионату». Но у них игра строго на пожизненное выбывание. Правда, в самую высшую лигу – в Поднебесную.
Жених-бандит не идет в сравнение с принцем Уэльским. Галка Веремеева отжила с таким отморозком полгода. Один раз сказала: «Вить… Ну ты бы хоть мне цветы принес или в ресторан сводил». Он впилил ей джеб левой. Удостоверился, что синяк расцвел, подтащил к зеркалу, ткнул ее лицом и говорит: «Вот твои цветы, сука!» Потом взял за волосы, уволок на кухню, пихнул головой в раковину: «А вот твой ресторан, мразь!..»
Как-то его не было дома, кто-то позвонил и спросил Витю. Галка сказала, мол, нет дома. Просили передать, что он козел. Она ему передала. Он побледнел, убежал и вернулся с номероопределителем… Зря потратил деньги. На них можно было заказать лишний венок. Через два дня ему прострелили тыкву в баре. Говорят, на похоронах Галка рыдала громче всех. Наверное, от счастья.
Тема номер два. Сталин, оккупация, ГУЛАГи, выселение. Об этом говорят везде. Недавно зашел в платный туалет. На стене – граффити: «Руские! Ежайте дамой! Акупанты!»
Меня пригласили в гости латыши. На день рождения. Знаешь, какими были тосты? Политическими. Свобода, б****, независимость, вечный гнет. Я думал, наконец кто-нибудь честно скажет:
«Дорогой Андрис! Поздравляю тебя. Будь любим, здоров, востребован, счастлив и богат. Пусть тебя окружают покой и благополучие. Но ты сам понимаешь, что это возможно только после того, как уйдут русские. Кстати, а что они делают за этим столом?..»
Никто не сказал. Но все так думали.
Раньше я с ними дружил. Теперь здороваюсь. Недавно встретил Нормунда Калейса. Он туда же. Вот от кого не ожидал. Я говорю:
«Ваша независимость – ваш же и п****ц! Россия трубу перекроет, будете на самокатах ездить и на телегах, как ваши батраки-предки».
Знаешь, что он ответил:
«Херня. Нам Эмираты танкерами нефть бесплатно начнут поставлять».
Я спросил: не за серый ли горох и кильку?..
А теперь держись. Калейс сказал, что за стойкость и ИДЕЮ.
Ты видел идейных латышей? И где шейхи, а где спридитисы, мальчики-с-пальчики? Потом Калейс сказал, что они всю Европу беконом завалят. Он, бедняга, не знает, что всех свиней давно, на хер, поубивали. Они уверовали, что мир следит только за событиями в Прибалтике, и судьба этих карликовых народов кого-то заботит. Латышским детям запрещают играть с русскими. Запрещают говорить на языке оккупантов. Полагаю, что скоро латышские дети начнут повально деградировать. Не все. Но многие. Ты же видел, сколько они копили все это. Теперь выплескивают. Телевидение с утра до вечера показывает дискуссии на тему советского гнета. В перерывах – хоровое пение и танцы дра-ла-ла. Понаехало их сучливых землячков из Штатов, Канады и Австралии. Все агенты влияния, провокаторы. Там работали почтальонами и сапожниками, здесь стали видными политиками. Помнишь Миларозу? Ну, этого педераста, что в советское время из тюрем за мужеложество не вылезал? Он теперь активист Народного фронта. С трибуны не слезает. Говорит так воодушевленно, что у меня подозрения. Вполне возможно, что будет заваруха.
Москва реагирует на все это вяло. Рука ослабла. Сдрочилась. Я удивляюсь, что мои письма доходят. А знаешь, почему? Им просто лень их читать. Они всё уже предугадали! Такие дела. Обнимаю и верю, что у тебя все будет отлично. Вернее, предугадываю!
Я продолжал встречаться с Сантой. Мне было приятно, что она красивая. Мы шли по городу и заглядывали в витрины. Ловили свое отражение. Мы подходили друг другу. Наверное, я ее любил. И в то же время мне было ее жаль. Узкий мирок, боязнь окружающего, ненормальная любовь к бездомным кошкам и фирме ARMANI. В постели она вела себя неплохо. Но были и те, кто вел себя лучше.
Со спирта мы с Игорем переключились на оптовую торговлю. То есть на фарцовку в особо крупных размерах. Покупали контейнерами шмотки в Италии, продавали их коробками с пандуса убогого склада. Налоги укрывали. Сейчас это называется заумным словом – «оптимизация». По утрам я смотрел в зеркало и четко выговаривал слово «ничтожество». Оно не отскакивало. То ли улетало в параллельный мир, то ли прилипало к отражению.
Из-за спирта и шмоток я не поехал на экзамены во ВГИК. Послал туда рассказ и был уверен, что мне не ответят. Сделал заведомо неудачную попытку. Рассказ был идиотским: японского камикадзе Тахиро мучают сомнения. Он сидит в каюте и ведет с собой философские беседы. По ободу иллюминатора крутится чертовски сложный вопрос: «Стоит ли уничтожать себе подобных?..» Наверное, все же это был не японский камикадзе. Его прикрепляют к торпеде, а он все думает. Такой вот задумчивый самурай… Торпеда стартует из отсека, а Тахиро не может выплыть из омута своих мыслей. Судя по его внутреннему монологу, торпеда шла со скоростью бумажного кораблика. Слишком долго он размышлял. И что вы думаете? Болванка-то была управляемой. Тахиро взял и развернулся, изничтожив своим поведением истину о том, что камикадзе были такими же безотказными товарищами, как зажигалки ZIPPO. И крейсер свой он тоже уничтожил. Его семью забили нунчаками, искололи палочками для риса… Ну, про семью я приврал. По рассказу его прокляли.
Честное слово, я писал всю эту хрень трезвым. Более того, я даже третий раз в жизни не покурил гашиш. Из ВГИКа пришло приглашение. Я задумался. Учиться на дневном факультете и таскать вечером мешки с крупами – не для меня. Значит, придется либо сидеть на шее родителей, либо найти богатую невесту… Лучше таскать мешки с крупами. Но я же говорил, что это не мое. ВГИК улетел в один ящик с Диснейлендом, Голливудом и NHL. Нечерноземная полоса России стонала без итальянского шмотья. Мы начали отсылать тряпки местного пошива вперемешку с итальянскими. Один раз пришла рецензия: «Убедительно просим заменить три джинсовых костюма „варенка“, артикул „ЛОХ“, ввиду брака». Я спросил Игоря: кто обозначил в артикуле «ЛОХ»? Он сначала помолчал, а потом сказал, что хоть в чем-то нужно быть честным…
Сашка исправно писал.
Привет, Мишка! Был на «Нью-Йорк Рейнджерс» – «Филадельфия Флайерс». Что сказать? Я Паоло (хозяину) ничего не сказал. Я ему руку тряс так, что он потом еще минут пять вибрировал. Такое впечатление, что у ребят в коньках реактивные двигатели. Темп бешеный, играют по наитию. Глаза у всех с двух сторон – затылком видят, кому отдать надо.
Теперь снова об американском коллективизме. Полная арена – 16 000 зрителей. Думаю, с последнего ряда плохо различимы даже цвета маек. Болеют шумно, но культурно. Но они меня снова разочаровали. Начало второго периода. Зал пуст наполовину. К пятой минуте вроде как все подтянулись. С огромными ведрами поп-корна и литровыми стаканами «колы». На подлокотнике каждого кресла – держатель, шириной с автомобильный руль. Именно для этих ведер с попкорном. По-моему, здесь это вторая по популярности вещь после доллара. То есть хоккей половине по херу, главное – тусовка. Случайно познакомился с классным мужиком. Его зовут Майкл Фриш. Бывший рижанни, живет здесь уже 20 лет. Он писал для американских газет репорты именно про NHL. Юморист, не дурак поддать. Скоро он будет в Риге. Я на всякий случай дал твой телефон. Думаю, вам интересно будет пообщаться.
Был в гостях у приятеля. Познакомился с девушкой Гражиной. Она из Паневежиса. Польско-литовский ребенок. Тянет меня на Прибалтику. Нас объединила тоска по Родине и любовь к утреннему сексу. Работает медсестрой. У нас что-то вроде гражданского брака, хотя мы оба еще не граждане США. Я ей про тебя рассказывал и показал фото. Если «классная подруга» это аргумент для отъезда, не тяни резину. У Гражины просто обворожительная подруга.
Паоло говорит, что через две недели он сделает для меня сюрприз. Я спросил: в смысле, уволит? Он рассмеялся, похлопал меня по плечу и, как в плохом американском фильме, произнес: «Все будет нормально, парень!» Потом я вспомнил, что у меня через две недели день рождения. Скорее всего, мне повысят зарплату. Тоже неплохо.
Гоша совсем плох. Нажрался и ссал с балкона на головы прохожим. Его оштрафовали, и соседи теперь с ним не здороваются. Он сказал, что так они лишают его возможности лишний раз попрактиковаться в английском. Ну, вот такие дела, Майкл. Обнимаю. Сашка.
Майкл Фриш оказался отличным мужиком и законченным алкоголиком. Его могло спасти только удаление желудка или лоботомия. Он действительно знал всех звезд NHL. И не просто знал, а со многими дружил.
Я тогда был в завязке: пил не больше трех дней в неделю. С прилетом Майкла перешел на семидневный график. С ним было интересно. Пару раз мы устраивали дебоши в ресторанах, но спасал его паспорт. Фриш тут же вытаскивал корочку с золотистым орланом, взбирался на стол и кричал:
– Стреляйте, суки! Я гражданин США! Через полтора часа здесь будет рота Джи Ай!
Обычно он кричал это безоружным официантам и даже гардеробщикам. Хорошо, мы не нарвались на ОМОН. При виде гражданина США патронов они жалеть бы не стали. Я ему сказал, что самолет из Штатов летит двенадцать часов – Джи Ай не успеют. Майкл упомянул про базы в Европе.
Будучи относительно трезвым, он уговаривал меня валить. Говорил:
– Ну не будет, не будет здесь пожизненно продолжаться эта лафа с гешефтами. Опять в итоге все отберут…
Райской жизни не обещал, но помочь с работой брался. Меня поражало, что он вообще не ест. Родители пригласили на шашлык, и я взял с Майкла слово, что он покушает. По дороге заехали в магазин. Он купил две бутылки виски 0,7. Потом выбрал для мамы самый красивый букет… Майкл не сдержал слово. За три часа он выпил бутылку «Johnny Walker», выкурил полторы пачки сигарет и съел один зеленый перец…
Через семь лет Майкл снова появился в Риге. Помолодевший, жизнерадостный. Мы присели в кафе. Я спросил: не пьет ли? Он уверенно ответил, что завязал на всю оставшуюся жизнь. Через минут десять подозрительно оглянулся по сторонам и спросил:
– Как думаешь, тезка, прямо здесь замастырить или лучше в подъезд какой-нибудь зайти?..
Сколько дней выпало из жизни в первый приезд Майкла – не помню. Один раз во время запоя я решил черкать крестики в календарике. Протрезвев, взглянул на календарик. Пьяным я играл в крестики-нолики.
Майкл улетел. Работа продолжалась. Деньги ложились в карманы легко. Так же, как это делала в постели Санта. Я продолжал с ней отношения. Понял, что такое слепая ревность. Как-то мы шли по городу. Я поздоровался с женой приятеля. Санта тут же набросилась на меня: «Ты ее трахал? Ты ее трахал, сволочь?» Потом я встретил еще несколько знакомых девушек. Вечер был загублен. В ресторане она выплеснула на меня горячий кофе. В машине устроила скандал. Дернула за руку, и я еле удержал автомобиль на скользкой трассе. Уже тогда мне нужно было понять, что я не умею строить отношения с женщинами. Тем более – с душевнобольными. Я был создан для скоротечных романов. Спринт – самая красивая дистанция в отношениях мужчины и женщины. На этом отрезке выкладываешься, отдаешь себя полностью, чувства не успевают завянуть. Стайерский забег накладывает сиюминутные обязательства. Бежать марафонскую дистанцию в паре – невозможно. Мучаешь и себя, и партнера.
Привет, Алекс! Начинаю приходить в себя после отъезда Майкла. Я видел много евреев-полукровок. У одних было 50 % украинской крови, у других – столько же русской. У Гришки вообще жена из Мозамбика, и у них есть «угольные» дети. Но я не видел, чтобы у еврея кровь была наполовину смешана с виски. Общение с хоккеистами наложило на Фриша тяжелый отпечаток. Но он веселый и, как мне показалось, очень хороший человек. Правда, если он не бросит алкоголь, скоро ты попадешь на кладбище не в качестве экскурсанта, а в роли скорбящего друга. Я отходил пивом дня четыре. Ну да ладно. Передавай ему привет и скажи, что я таки выжил.
Продолжу тему полукровок. У отца есть приятель – Игорь Глухарев. Мама – аидишен, папа – русский. Игорю уже в районе шестидесяти. Когда он узнал, что мы получили статус, бегал и отговаривал:
«Да вы с ума посходили? Какая Америка? Жить нужно здесь. Скоро уйдут коммуняки. Все наладится…»
И что ты думаешь? Втихаря получил «беженца» и свалил. Перед отъездом орал:
«Не понимаю, что вы здесь сидите? Уйдут коммуняки, придут фашисты. Жить нужно в Штатах. Здесь будет полный п****ц!..»
Прикатил в Нью-Йорк вместе с мамашей. Там, естественно, его только и ждали. Мамаша вообще не поняла, куда прилетела. Спрашивала: «Игорек, Игорек… Мы уже на родине? Мы во Владивостоке?..» Она с Альцгеймером у него дружит. Еще и двух пуделей с собой прихватили. Те быстренько лыжи на небо навострили. То ли с тоски по зассанному подъезду, то ли с голодухи. Но нам писал о райских кущах…
Его чисто случайно встретил (мир тесен) папика друг. Тот двадцать лет в Штатах и прекрасно себя чувствует. Говорит, мол, видел Глухаря, и тот чуть ли не чистильщиком обуви в Гарлеме работает. Если такое, конечно, возможно.
Приходит недавно письмо. Я вскрыл. Там фотка. Читать не стал, а увидел снимок и обомлел. Говорю:
«Пап, по-моему, дядя Игорь женился. Но почему-то у него фата на башке, и невесты не видно?.. Может, он того?»
Папик говорит:
«Вот ты балбес… Это он обрезание сделал. Снимок – после ритуала».
А я-то и смотрю: глаза грустные. Это он для того, чтобы в синагогу на довольствие стать, обрезался. Видно, как тебя, чуть ли не предъявить попросили.
Насчет хоккея завидую. Еще несколько годиков, и дворец, по-моему, рухнет. Сарай сараем, лед мягкий. Зато на концерт вот сходил. Какая-то бывшая валютная проститутка несколько лет назад вышла замуж за престарелого шведа. Решила порадовать Ригу рок-концертом. По всему городу афиши расклеили: «Монстры тяжелого рока «Black Tower» (Швеция)». Народу во Дворец спорта набилось под завязку. Я, естественно, пошел, хотя ни о каких монстрах из «Черной башни» не слышал. Ну, думаю, может, восходящие?.. Оказались полными ублюдками. Барабанщик в финале запустил в зал палочками. Ты видел, чтобы палочки летели обратно в барабанщика? А я вот видел. И причем одна угодила прямо ему в башку… А потом на сцену полетело все. Даже обувь. Народ их у служебного входа часа два ждал. Не за автографами, конечно… Потом приехали менты и сопроводили прямо в аэропорт.
А сейчас новые афиши уже висят. Самый известный колдун России, магистр черной магии, ну и так далее. Приписали бы еще: внебрачный сын Люцифера и двоюродный племяш Мерлина. И тоже во Дворце. Билеты уже проданы. Скоро они прямо на льду начнут черные мессы проводить…
Латыши все готовятся к революции. Глотки тренируют. Многие русские продают все и уезжают в Россию. Кто-то устраивается неплохо, кто-то жалеет. Я следую принципу: «Будь что будет». Это издержки моей непрактичности и любопытства. Наверное, если начнут выселять насильно, я буду идти к вагону и кричать: «Нет, ну вы, б****, даете!..»
Рад, что ты нашел вторую половину. Хочется верить, что это несерьезно. Гошин поступок не удивил. Ссать на головы людям с балкона – одно из проявлений внутреннего протеста у алкоголиков. Я тоже так делал. Вспомнил! У меня в жизни вообще случай улетный имел место. Мне лет пятнадцать было, и гостил я в Баку у бабушки. Дом комитетский, спецпроект – шестнадцать этажей. Она жила на четырнадцатом. Я переборщил с вином «Чинар». Пришел невменяемым. И тут мне так плохо стало… Ну, думаю, дай на воздух свежий выйду. Над головой – сажа небес, перед глазами – огни большого города. Вот от огней-то меня и повело. Я резко наклонился и блеванул. А тремя этажами ниже мужик, облокотившись о перила, курил. Впоследствии оказалось – майор КГБ. В общем, лысину его помню и огонек сигареты. Я честно бабушке все рассказал. Этот через три минуты уже в дверь трезвонил. А я сидел в туалете и тревожно молчал. Бабушка сказала, что это, наверное, с крыши. Обошлось.
Такие дела, Алекс. Ты пиши. Не пропадай. Обнимаю. Мишка.
Больше писем от Сашки я не получал. Ему отписывал, но безответно. Думал, обустроился, жизнь наладил. А через год встретил знакомого. Тот в Штатах по делам был. Спросил про Алекса. Лучше бы не любопытствовал…
– А Сашку месяцев восемь как в разборке застрелили. Он с казанскими свелся. Ну, по приезду. А там у них что-то с другой бригадой не заладилось. Он из дома выходил, и три пули в живот…
– А как же работа грузчиком в мебельном?
– Наив ты, Мишка…
Я после этого пил. Говорят, долго, жестоко и безудержно. А потом я посвятил Сашке стихи. Короткие и простые. Они стерлись. Наивными были…
Розамунда
Если вам хоть раз удавалось дозвониться в утренний радиоэфир, не вспоминайте об этом с теплотой. Стоит умолкнуть вашему голосу, как гуру невидимых волн заключат, что на проводе был бездельник, задрот или дебил. И это еще не самые обидные ярлыки. Ведущие предрассветных часов недосыпают, лишены утреннего секса и невероятно тяжело переносят похмелье. Не будь цензуры, их диалоги, не попавшие в эфир, собирали бы более широкую аудиторию:
– Ну, что. Сейчас перебивка, а потом этого загламуренного голубка-Витаса ставлю.
– Да хоть Витаса, хоть Билана, хоть Моисеева… Все они – голубье и никчемные люди… Одна Лолита – настоящий мужик.
Но вы слышите примерно следующее:
– А сейчас, уважаемые радиослушатели, для вас споет обладатель действительно уникального голоса, мечта многих и многих женщин. Итак, волшебные переливы Витаса на волнах нашего радио!
Люди звонят, участвуют в интерактивах. Для меня это слово так и осталось загадкой. И, кстати, если есть «интерактив», то почему нет «интерпассива»? В смену «Ангорских пересмешников» Зигмунда и Ромы на волнах радио «РВС+» частенько звучал голос Розамунды. Это был не псевдоним благодарной слушательницы. Розамундой девочку опрометчиво нарекли романтически настроенные родители. Просто не замечали, как стремительно время. Первый раз Розамунда появилась сразу после объявления о пропавшем волнистом попугайчике. На улице морозно, влажность за пределом. Звонок хозяина птицы, скорее, был данью памяти.
– Зачем теплолюбивое пернатое покинуло домашний уют? – с грустью произнес Зигмунд, выключив микрофон.
– Наверное, его били и выдергивали перья, – предположил Рома.
– Из жопы, – добавил редактор эфира Виктор.
В этот момент раздался звонок. Голос женщины был грудным. Говорила она с паузами. Выпив остатки «алказельцера», Рома поморщился и тут же бодренько произнес:
– Представьтесь, пожалуйста.
– Розамунда… Меня зовут Розамунда.
– Какое редкое и, я бы сказал, эротичное имя!
– Меня назвали в честь композиции Шуберта. Я рождена, чтобы порхать и дарить свет.
На этой фразе Рома с Зигмундом выразительно переглянулись.
– Так что там у нас с птичкой, о, прекрасная незнакомка, порхающая в лучиках света?
– Сегодня утром я подошла к окну. Шапки сугробов, узкие тропинки, ведущие в небольшую рощу. Я отворила окно, чтобы впустить зиму!
Покрутив у виска указательным пальцем, в разговор вступил Зигмунд:
– С зимой вас, Розамунда! Но мы ищем не зиму. Мы ищем блудного попугая.
– Да, да… Конечно. Маленького волнистого попугайчика. Забавного шалунишку, выпорхнувшего из окна. Я видела его. Недалеко от моих окон растет красивая сосна. Он опустился на одну из ветвей дерева. И мне казалось, что он дрожал и молил о помощи.
– Но он вроде как не говорящий, – вставил Рома.
– Иногда достаточно взгляда…
– Ну у вас и зрение! А в каком районе вы живете, Розамунда?
– Все мы живем на Земле. А потом и в самой земле. Я живу на Красной Двине. И еще… Мне очень нравитесь вы, мои милые, озорные «Ангорские пересмешники».
– Должен вас огорчить, – еле сдерживая смех, сказал Рома. – Но птичка пропала в Задвинье. Боюсь, до Двинки она долетела бы вряд ли. Не каждый волнистый попугай дотянет до середины Двины! Но все равно, спасибо за звонок!
– И вам спасибо. Спасибо, что вы есть!
Это был сигнал. Многие горожане с удовольствием бы нарушили траурный этикет и, при определенных обстоятельствах, произнесли бы в адрес «пересмешников»: «Спасибо, что вас больше нет». Но Розамунде нравился юмор блиндажей и окопов. Через день она «достучалась» до студии, чтобы поиграть в игру-дебилку «Любимый шарик». Развлечение это придумал какой-то ленивый аферист без фантазии. Игроки старались угадать, на каком выдохе редактора программы, Вити, шарик закончит свой жизненный путь. Розамунда сказала, что выдохов будет четырнадцать. Витя дунул в микрофон ровно четырнадцать раз. Подмигнув Роме, ткнул иголкой в заранее надутую резинку. Счастливица выиграла латышский крендель с копченостями и скидочный купон в магазин пластмассовых интимностей. После пятничного эфира машину Зигмунда остановили на выезде с офисной стоянки. Открыв дверь, охранник протянул увесистый пакет:
– Какая-то женщина забрала крендель с купоном, и просила передать вам вот это.
В салоне «тойоты» запахло котлетами и борщом. Такую благодарность за свою работу «пересмешники» получили впервые. Эпистолы не по возрасту зрелых девочек с пожеланиями отдаться в прямом эфире, поделки учеников коррекционной школы, письма водителей троллейбусов с пожеланиями достичь высот Дроботенко, – все это было. Но провианта, до Розамунды, никто не слал.
Пакет Зигмунд разобрал уже дома. Садок с борщом, завернутые в фольгу паровые котлеты, баночки с пюре и компотом. На самом дне пакета покоился серебристый конверт с инициалами Р. К.
Розамунда просила отведать приготовленные ее руками блюда и восхваляла порядком надоевший горожанам дуэт «Ангорских пересмешников». На словах «талантливо» и «гениально» Зигмунд довольно улыбнулся. У него был тот этап творческого пути, когда самолюбие мог потешить комплимент человека, лишенного вкуса. Паек Зигмунд отдал алкашу соседу. Непросыхающий индивид поинтересовался, стоит ли ждать продолжения гуманитарной помощи.
Утром следующего дня Розамунде вновь удалось сделать то, что на протяжении долгого времени не удается сделать многим. Она с легкостью пробилась в эфир. «Пересмешники» устроили интерактивный опрос. Слушатель должен был красочно описать свою одежду. Картавый мальчик пытался рассказать о пуховике и джинсах. Его беспардонно отослали к логопеду. Девушка в ботфортах и норковом полушубке просила об экскурсии по радиостанции. Ее поблагодарили в момент, когда речь уже шла о стрингах с кристаллами от Сваровски. Пьяного товарища из сауны прервали на полуслове. Он рассказывал о полотенце в полосочку. Вот за ним и настала очередь Розамунды.
– Как вам понравились мой борщ и котлетки? – с задором произнесла женщина.
Рома удивленно посмотрел на Зигмунда.
– Великолепно, Розамунда! Рома до сих пор облизывается как кот в период вязания…
– То есть вязки, – нашелся последний. – Вы дадите фору любому ресторану нашего города! Так в чем же вы сейчас, наша самая активная радиослушательница?
– Я в ванной…
– Вы не одни, Розамунда? – перебил Рома.
– Конечно же, не одна. Я с вами, мои озорники.
На этих словах Виктор схватил со стола сигарету и, прошипев: «Ну вот и виртуальный double penetration!» – выскочил из студии.
– Продолжайте, продолжайте, Розамунда, – подбодрил даму Роман.
– На мне розовый прозрачный пеньюар. Я лежу, вытянув ножки, и смотрю на волшебные пузырьки пены.
– Вы что, прямо в пеньюаре в ванне лежите? – изумился Зигмунд.
– Ну, конечно! Он облегает мокрое тело… Он стал прозрачен… И поверьте мне, я выгляжу очень эротично.
– Кто бы сомневался?! Влажная Розамунда, простите за каламбурчик… Влажная Розамунда в пенном пеньюаре.
Рома чуть не поперхнулся «актимелем». Кофе и чай он не употреблял: начитался о вреде танина и кофеина. В зависимости от самочувствия, по утрам пил «алказельцер» или «актимель». Всерьез увлекался йогой и чечеткой.
– Жаль, не имеем возможности наблюдать вас, восхитительная наяда! Не видим эти плавные изгибы тела, и можем надеяться только на нашу безудержную фантазию. Вы мечта фотографов и поэтов, Розамунда!
– Я полагаю, победитель сегодняшнего дня определен, – вступил Зигмунд. – Розамунда, какую песню вы бы хотели услышать в честь вашей победы? Вашей и вашего розового пеньюара.
– Эталоном мужчины для меня является Меладзе, мои пересмешнички. И я бы хотела…
– Вы бы хотели услышать песню про ту, что вся внутри соленая! – вновь перебил Рома. – Я угадал, наша балтийская тропикана-женщина Розамунда? Будем слушать про всю внутри соленую?
– Не угадали! Я бы хотела послушать про девушек из высшего общества.
Зигмунд объявил, что для обладательницы влажного розового пеньюара споет грузинский скальд Валерий Меладзе. Розамунда рассыпалась в благодарностях и обещала звонить еще. Появление таких персонажей спасало «пересмешников». На их шутки уже не реагировали даже поклонники Петросяна и Дроботенко. А вот выпуск в эфир людей, ищущих компромисс с собственным мозгом, пользовался успехом. Все как с городскими сумасшедшими: у кого они вызывают смех, а у кого сожаление. До Розамунды был Игорек. Он так и представлялся – Игорек. Любил рассказывать о снах. Нормальный человек после недели таких сновидений упросил бы Господа о скорейшем финале. А Игорек рассказывал со смехом. Частенько появлялся в еще одной идиотской игре – «Синоптик-всезнайка». Звонки начинали принимать в 8 утра. Рома с Зигмундом поочередно интересовались: «Так сколько же, по-вашему, будет на термометре ровно в 11:00?» Люди называли числа с точностью до десятой. Термометра за окном студии не было. Дозвонившись, Игорек бредил. Один раз сказал, что его бабка преставилась именно в 11 утра с температурой тела – 49 по Фаренгейту. Жаловался на ртутные градусники, которые нужно использовать ректально.
Конкурс Игорька и сгубил. «Пересмешники» решили поиграть в рифму. Нужно было закончить двустишие. Рома громко зачитал строки:
– На горе стоит Акакий, под луною голубой… Ваши варианты, пииты!
Игорек дозвонился первым. Поздравил с надвигающимся Днем десантника и резво выпалил:
На горе стоит Акакий,
Под луною голубой.
В зад его дерут макаки
И доволен он собой.
Один из особо внимательных слушателей нажаловался в Национальный совет по телевидению и радиовещанию. Написал о попранных основах толерантности, сетовал на постоянные унижения гомосексуалов. На письмо отреагировали. В адрес радиостанции пришло предупреждение. Цепная реакция задела Игорька. Больше его в эфир не выпускали. Говорят, потом его голос слышали на другой частоте. Все те же рассказы о кошмарах, которые он относил к обычным сновидениям.
На время Розамунда исчезла. Затихла подобно одноименной композиции Шуберта. Лопались шарики, полз наверх столбик мифического термометра. «Ангорские пересмешники» продолжали хохотать над своими шутками. В сетке вещания появилась еще одна передача. Над названием долго не думали, слямзили у одного из российских телевизионных каналов. Ток-шоу называлось «Глас народа». Динамики рвало от криков борцов за социальную справедливость. Древняя старушка обещала повеситься, если мэрия не возьмется за уничтожение бродячих котов и собак. Вешаться ее отговорили – завуалированно посоветовали утопиться. Юный скаут прокричал на всю Ригу, что Ивар Смирновс из седьмого «Б» занимается онанизмом в кабинете биологии. У мальчика спросили фамилию. В прямом эфире посоветовали Ивару Смирновсу отучить одноклассника Игоря Берззиньша от стукачества. Ивару пожелали успехов в тренировке кистевых суставов.
В один из таких эфиров дозвонилась и Розамунда. После долгих расшаркиваний Зигмунд попросил женщину рубануть правду-матку.
– Я расскажу о нашем соседе Улдисе. Мы с мамой живем в коммунальной квартире.
– А сколько маме лет? – поинтересовался Рома.
– Маме семьдесят два года. А что?
– Да ничего в принципе… Привет маме передайте. Привет и спасибо за такую сознательную и активную дочь. Продолжайте, Розамунда.
– Мы с мамой купаемся раз в три дня.
Зигмунд закрыл рот ладонью. Сморщившись, махнул пятерней у кончика носа:
– Правильно, Розамунда! Женщина должна пахнуть!
– Чем?
– Собой, конечно. Никакие парфюмы не заменят природного запаха женщины. Мой партнер Роман выбирает женщин именно по запаху.
Зигмунд ушел в очередной зигзаг пошлости. Но он знал, что жена Ромы радио не слушает. Розамунда продолжила:
– Мы с мамой, как я уже говорила, моемся раз в три дня. Но вот что я заметила. Так как у нас совмещенный санузел, то посещаем мы его не только на предмет купания…
– В розовых пеньюарах, – перебил Рома.
– Роман, дайте мне досказать, пожалуйста. Так вот. Иногда, сидя… То есть иногда, заходя в ванную, я замечаю, что наш кусок мыла поблескивает от влаги и в те дни, когда мы с мамой не моемся. А так как, кроме соседа Улдиса, в нашей коммуналке никто не живет, то ответ на вопрос лежит на поверхности. Нашим мылом пользуется Улдис. А мы с мамой очень брезгливые. Я это к чему – Улдис человек выпивающий. Иногда водит к себе женщин легкого поведения. И страшно подумать, что они, как и Улдис, тоже куском этого мыла моют свои… Ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Представляете, если мы с мамой заразимся каким-нибудь венерическим заболеванием? Мама этого вообще может не перенести. И не только в физическом, но и в моральном плане. Вот, собственно, все, что я хотела вам рассказать.
