Kitabı oku: «Бывшие в городе», sayfa 3

Алина посмотрела на меня с недоумением.

– Ну не перегибай палку, – улыбнулась она. – А вина у тебя еще осталось там?

– По-моему, да, но, может, и нет. Я уже не помню.

В небе вдруг засверкало яркое ослепительное свечение – это был салют. Сноп искр взметнулся к темным небесам, рассыпаясь на крошечные огоньки и нежно освещая пустынные улицы.

– Салют в твою честь. Как галантно, – прошептал я, улыбаясь.

– Нет, это не для меня. Просто у кого-то тоже сегодня день рождения, – ответила Алина. – Мне холодно, – сказала она. – Давай на кухню, я проголодалась и хочу чего-нибудь выпить.

– Знаешь, в каком-нибудь французском фильме сейчас бы последовал поцелуй, а потом мы бы долго разговаривали о высоком и тонком, – усмехнулся я.

Она засмеялась, и мы направились к кухне.

– А ты умеешь поднимать настроение, – сказал я Алине, помогая ей на кухне.

Вечер медленно подходил к концу. Несколько гостей просили ночлега, зная, что для студентов такси в три часа ночи является непозволительной роскошью. Мы с Алиной собрали остатки салатов, горячих блюд и алкоголя, которые остались.

– Пожалуй, мне пора идти, – сказал я, готовясь покинуть квартиру.

– Не надо, останься, – отозвалась она. – Такси сейчас дорогое, а завтра я тебя просто разбужу пораньше.

– Мне как-то неловко, – возразил я.

– Не переживай, – улыбнулась она.

Мы остались вдвоем в гостиной, наконец-то наслаждаясь тишиной. Звуки притихших гостей за стеной напоминали нам, что мы все-таки не одни в этом доме.

– Предлагаю посмотреть какой-нибудь легкий фильм, – предложила она. – Что скажешь насчет «Пятьдесят оттенков серого»? Можем взять с кухни салат, отбивную и шампанское.

– Звучит неплохо! Но боюсь, что скоро отрублюсь, – отозвался я.

– Такой скучный фильм?

– До ужаса скучный, – вздохнул я.

Я старался держаться, но уже через пятнадцать минут непрекращающихся игр Анастейши с карандашом понял, что силы на исходе.

– Никогда не задумывался, – начала Алина, – почему люди настолько загадочны, что начинают играть в непонятные игры? Постоянное игнорирование или дурацкие умыслы вместо прямых слов. Почему так сложно сказать: «Ты мне не нравишься» или «Ты мне нравишься»?

– Я слишком выпил, чтобы дать осмысленный ответ на подобные вопросы, – признался я. – Но ты права: мы тратим бесчисленные века, пытаясь понять, нравимся мы кому-то или нет, основываясь лишь на догадках и пустых размышлениях. Пустая трата времени.

Но, видимо, как раз этим я и занимался. Мне было непонятно, как моя рука оказалась на плече Алины. Она не оттолкнула ее, не сдвинулась в сторону. Это был проявление сострадания к тем, кто ощущает себя несчастным и одиноким, или, быть может, в этом есть капля надежды?

На что именно была надежда?

Алина была невероятно привлекательной, обаятельной, умной и уверенной в себе. Безусловно, в какой-то момент наших разговоров я начал фантазировать о возможном сексе с ней.

Алина шутила насчет глупости, проявленной как Анастейшей, так и мистером Греем, в то время, когда я сам вел себя просто глупо: моя рука стремилась к ней, мои мысли кружились вокруг нее, а желание поцеловать ее становилось все более непреодолимым. Но знакомый сюжет заурядной БДСМ-драмы меня абсолютно не заинтересовал, и в конечном итоге я просто заснул.

На следующее утро, когда я сел в такси, я все еще размышлял о вчерашнем вечере и не мог понять, что же стало причиной моего поведения: был ли это шарм Алины, мое непреодолимое влечение к ней или же просто алкоголь ударил мне в голову? Возможно, я никогда не узнаю правду. Или, возможно, я уже все понимаю, но просто не хочу признаваться в этом.

Алина. Засуха

У меня было маленькое глупое желание. Я хотела перестать ругаться с Кешей и хотела, чтобы мы наконец-то научились общаться друг с другом. Без претензий. Без злости. Я полагала, что, когда это случится, все начнет приходить в порядок.

Мое желание было исполнено. С Кешей мы больше не ругаемся.

Я не хотела выходить из дома. Появлялась на парах, сдавала работы и зачеты и изредка виделась с друзьями.

Неделю я неловко оглядывалась на соседний подъезд, где он когда-то жил. Бывало, что в холодное и темное ноябрьское утро, когда небо, густое от темноты, становилось уже по-утреннему легким и светлым, я посматривала из окна машины в окно его комнаты. Возвращаясь из универа на такси, я выходила, долго курила на морозе и думала, всматриваясь в каждую деталь его дома, видит ли он меня.

Впервые Кеша услышал меня. Мои слова он воспринял со всей серьезностью. Впервые Кеша сделал что-то для меня, и мне это не нравилось.

Бывали дни и определенные часы, которые напоминали мне о нем. В те моменты я пыталась сконцентрироваться на чем-то незначительном: слушала бестолковые речи моей подруги Насти (она жаловалась на мужчину):

– После последней встречи, – сказала она, – он пропал.

Мы встретились с ней в баре. Было многолюдно, и мы практически не слышали друг друга: голоса людей, музыка, звон бьющихся друг о друга коктейльных бокалов, флюте и пинт – звуки мешались, и голос Насти терялся.

Я уже час пила свой коктейль. Настя шла впереди на два коктейля и шот текилы, от этого речь ее становилась бессвязной.

– Не знаю, – продолжила она. – Всё так угнетает. Я устала от постоянной беготни за мужчинами. От них одни лишь проблемы. Так и хочется сказать им в лоб: «Если это было на одну ночь, так и скажи, идиот, и не трать мое время». – Последнее она произнесла чуть громче нужного, и мужчины, что сидели рядом с нами, обратили на нас внимание. – Да, будьте добры быть честными!

– Один раз я сказала так одному парню, – сказала я. – Он исчез из моей жизни навсегда. Я думаю, что тебе достаточно.

Она нахмурилась, а потом грустно вздохнула и допила остатки коктейля:

– Ты права. Мне действительно пора остановиться.

– Да, – кивнула я. – Может, по домам? Я закажу такси.

– Давай пройдемся, – сказала она. – Мы так редко стали видеться.

Мне поскорее хотелось покинуть заведение: парень в конце барной стойки намеревался подойти ко мне, а в этот вечер я вовсе не была намерена знакомиться с очередным парнем, который через две недели исчезнет из диалога, из жизни и из головы.

– Он же хороший, – сказала Настя на улице. – Почему нет?

Хороший парень. Перевожу для всех: скучный громоотвод, в меру глупый и в меру нарциссичный, с хорошим чувством юмора. Раньше эти парни были мне интересны, потому что они забавляли меня, но сейчас каждого из них я сравниваю с Кешей, каким бы смешным, каким бы красивым ни был молодой человек.

Кеше надо умереть.

Тогда в моих мыслях перестанет тревожно всплывать его взгляд, его голос, его шутки. Кеше нужно исчезнуть из этого города.

По дороге домой Настя продолжала рассуждать о себе и об очередном парне, намерения которого доселе ей явно были неизвестны. Мы шли по мерзлому, ноябрьскому проспекту. Я молилась попасть домой поскорее.

– Я знаю, почему ты так редко появляешься, – сказала Настя, когда мы остановились у перекрестка.

– Знаешь? Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Неужели меня всегда можно было прочитать как открытую книгу?

– Я знаю, что Кеша приезжал сюда, – сказала Настя. – От общих знакомых узнала.

Я молча всматривалась в кружащийся снег, в дома, где чьи-то тени так странно и смешно передвигались. На улице крепчало, и на щеках прохожих выступал свежий, морозный румянец.

– Мне жаль, – сказала Настя. – Я не думала, что ты это так воспримешь.

– Все нормально, – сказала я, улыбнувшись. – Я совсем не удивлена: это же Кеша.

Настя кивнула и попыталась как-то поддержать меня. Она была единственной, с кем я не хотела обсуждать это. Я не хотела казаться слабой, уязвимой и глупой дурой в ее глазах.

С одной стороны, Настя являлась девушкой, которая нелегко переживает хамское поведение мужчин. С другой – Настя зависела от мужского внимания и была одинока. Она хотела любить и быть любимой, но всегда получалось лишь любить. Настя мечтала о надежном мужчине, с которым она могла бы видеть чуть дальше завтрашнего дня, а в ответ получала сырое и грубое:

– Прости, но я не готов к серьезным отношениям.

Моя подруга в некотором смысле методично наступала на одни и те же грабли: не те мужчины, не тот возраст, не то время. Я всегда хотела найти парня, которого я смогу полюбить и на котором смогла бы остановиться навсегда; Настя хотела быть нужной. Мои попытки отрезвить ее всегда приводили к бессмысленным спорам, после которых она всегда убеждалась: я права.

Теперь у нее появилась возможность посмеяться надо мной.

– Я беспокоюсь за тебя, – сказала она.

Я кивнула. На прощание она предложила встретиться завтра у нее дома: собрались все наши друзья. Я пожала плечами: на самом деле, я хотела оказаться закованной в своей же кровати и никогда не покидать пределы комнаты.

Уже дома я вспомнила, что завтра – суббота. В среду я обещала встретиться в этот день Артему. Я разочарованно вздохнула.

Артем был студентом физико-математического факультета, с которым я была знакома с начальной школы. Он был другом Насти, и я никогда его не замечала. Артем всегда казался мне очень добрым, стеснительным парнем, который был простым в общении и весьма… Недалеким. Мы не были друзьями, но и не были в отношениях. Ему нравилось, что со мной можно поговорить на разные темы: моих поверхностных знаний хватало, чтобы впечатлить таких парней, и на этом я зачастую играла на чувствах молодых людей… После исчезновения Кеши я встретила его в сентябре. Он стал выше, смешнее, увереннее и красивее. Настя поспособствовала нашему общению. В течение месяца он приглашал меня на свидания, красиво ухаживал и провожал до дома. Все было замечательно, пока Артем не попытался меня поцеловать.

Этому предшествовали драматический фильм, его случайное прикосновение к моей кисти, его нелепая попытка приобнять меня и далеко не двусмысленная и пошлая шутка. Когда он рассказывал ее в гардеробе, я жутко покраснела от неловкого подмигивания со стороны Артема и от встречного взгляда женщины, стоящей впереди нас и обратившей внимание на моего кавалера.

В такси мы молчали. Когда же мы наконец стояли у подъезда моего дома, я была жутко раздражена его подростковыми попытками проявить внимание. Мое негодование связано с тем, что между нами были вещи, переходящие границы поцелуев. Но Артем мялся, и его ужимки, молчание и бездействие бесили меня до дрожи. Я не страдала застенчивостью и сказала ему:

– Когда ты меня уже поцелуешь?!

Подтянула его к себе, и мы поцеловались. Он был ошарашен и в оправдание додумался вымолвить:

– Лин… Я просто момент выжидал.

Спасибо!

Оба молчали, не в силах смотреть друг на друга, не смея ничего сказать. Он покраснел, а я сдерживала себя, чтобы не засмеяться: Артем выглядел испуганным и обиженным, как ребенок.

Я и сама себя чувствовала идиоткой. Он сделал шаг вперед, что-то говорил себе под нос.

– Извини меня, – сказал он.

Я молча кивнула головой и нырнула в подъезд.

С того момента Артём преследовал меня в сообщениях: он отслеживал, когда я была в последний раз в сети. Он хаотично писал мне несколько сообщений в час с просьбой снова встретиться. Артем выработал схему: в течение часа он либо удалял сообщения, если они оставались непрочитанными, либо писал в два раза чаще и больше и всё равно стирал.

Я подумала: «Мне нужно избавиться от него». Я не испытывала жалости, а скорее ту форму раздражения, когда ты пытаешься скрыться от человека как можно скорее, едва заприметив его спину в переполненном автобусе, на улице или соседнем корпусе университет. Артем вел себя как ребенок. Я не давала никаких поводов для подобного поведения. Неожиданно я задумалась: «Вдруг я разобью его сердце?»

Перед сном, чтобы очистить совесть, я решила набрать человеку, трезвый взгляд которого на мою проблему не помешал бы. Я позвонила Диме, очаровательному другу Ирины, с которым мы познакомились на мой день рождения.

– Уже полночь, а ты еще не спишь?

Шум, который раздавался с другого конца провода, дал мне ясно понять, что Дима не дома, а значит, он не расположен к моей ночной исповеди.

После дня рождения Дима неожиданно пропал со всех радаров на неделю: мы не пересекались ни в компании, ни в диалоге, который был начат им с сообщения «Привет! у нас что-то было?», вызвавшего во мне раздражение и недоумение, и который был закончен моим: «Я подумала, что ты заинтересован не в женщинах».

Дима после позорного исчезновения решил реабилитироваться в моих глазах, пригласив меня к себе. Это был скромный, уютный вечер с заранее оговоренным окончанием. Итог вечера?

«Мы друзья».

Дима жил в скромной квартирке на углу двух главных улиц. Окна гостиной, выполняющей одновременно функцию спальни, выходили на сквер, окруженный со всех сторон деревьями, снежными и голыми; внутри самого сквера – десяток выстроенных в ряд скамей, все по-разному охваченные синим в ночном освещении льдом.

– Теперь я понимаю, почему ты снял именно эту квартиру, – сказала я на маленькой кухне. – Вид прекрасный.

– На самом деле, – сказал он, улыбаясь, – до университета идти минут пять – семь от силы. Очень экономит расходы на транспорт.

Кухня, очень узкая, плохо освещенная, замасленная и темно-желтая (из-за цвета стен, которыми она была выкрашена), имела небольшое преимущество – уютную лоджию. После чашки кофе можно было смело выбежать и покурить, не опасаясь распространения запаха по всей квартире.

Единственный минус лоджии – отсутствие подогрева и огромное количество хлама, аккуратно спрятанного в коробках, которые стояли одна на другой, они так и грозились упасть, раздавить и превратить меня и Диму в пыль.

– Что ты хранишь? – спросила я, опасливо поглядывая за спину.

– Ничего особенного, – сказал он. – Это все от хозяина осталось: банки, тряпки и прочая хрень. Никак не заберет.

– Слушай, – сказала я после двух чашек кофе и половины пачки Marlboro, – я так и не поняла: вы с Аней что… встречались?

Он закатил глаза. Еще одна вещь, что мне не нравилась в его поведении: он закатывал глаза как ребенок, который не может словесно выразить эмоции. Иногда это было крайне неуместно: сбивало с толку и ставило в неловкое положение собеседника, а иногда злило.

Дима открыл дверь лоджии, и мы вернулись на кухню. Он стоял у плиты и пытался что-то приготовить. Единственный мужчина в моей жизни, который не стеснялся приготовить для меня ужин, был Кеша…

«Дима просто друг. Друзья иногда готовят друг другу», – повторяла я про себя.

– Это было что-то вроде… Знаешь, иногда ты смотришь на человека… И есть определенные качества, не внешние, а внутренние, на которые ты всегда обращаешь внимание… Допустим, доброта. Умение заводить друзей. Чаще всего обращаешь внимание на поведение человека в толпе или в нестандартных ситуациях. Мы познакомились с ней с первого дня и… Блин, подгорает!

Дима издал звук сильного раздражения и нетерпеливости, быстро выключил плиту.

Он достал прибор, продегустировал и сморщил лицо:

– Да, получилась неистовая мерзость. Может, мы закажем азиатской еды?

Я улыбнулась. Качество, которое мне нравилось в моем новом друге, – умение быстро находить пути решения в любой ситуации. Он сделал заказ и снова вернулся к теме нашего разговора.

– Аня была доброй, начитанной, немного наивной дурочкой. Кое-что нас связывало: мы оба закончили музыкальную школу, ненавидели Баха и боготворили Моцарта, и это каким-то злополучным образом нас сблизило. Но я не знаю, что мной двигало в тот момент. На даче у ее подруги мы остались одни в комнате, очень пыльной и темной. Нас попросили принести стулья, которые еще были пригодны для сидения. Все присутствующие были уже изрядно пьяны, в том числе и мы с ней. Ну ты сама понимаешь, Лин…

Дима замялся. На скулах отчетливо выступал румянец.

– Ты смущаешься? – спросила я с издевкой.

Почему-то меня это раздражало и напрягало, однако так забавляло.

– Да не смущаюсь я, – сказал он и махнул рукой. – Короче говоря, я подошел как-то близко к ней, как-то споткнулся, как-то упал и схватился за первое, что под рукой оказалось… Схватился я за ветровку Ани… Она упала на меня, мы поцеловались, и… так и начались эти долгие две-три недели наших попыток построить отношения.

– Да… – сказала я, удивившись. – Ну а секс между вами был?

– Нет, – сказал он.

В дверь позвонил курьер, и он скрылся в коридоре.

Вернулся он с пакетами вечерней доставки, на пакетах – желтый иероглиф.

– Секса не было, – продолжил он. – Как вообще можно спать с друзьями?

Он поставил пакеты на стол, а я задумалась: как давно словосочетание «друзья с привилегиями» стало вымирающей концепцией дружбы?

Секс портит всю дружбу?

– Если честно, я всегда стараюсь не дружить с девушками, с которыми планирую переспать, – сказал Дима, словно услышав мои мысли.

Я помогала ему с сервировкой.

– Разве не нужно узнать человека получше прежде, чем прыгать к нему в койку? – спросила я.

Дима для меня стал кем-то вроде независимого исследователя в мире, неизведанном для меня: в мире отношений, ни к чему не обязывающих. Мое воспитание и принципы не позволяли переходить черту и вступать в связи на одну ночь. Я была верна одной простой истине: секс без любви невозможен. Я была равнодушна от переживаний подруг из-за такого рода взаимоотношений. Временами подруги осуждали меня за мои взгляды. В общем, не была ни с кем настолько близка.

– Достаточно двух-трех часов, чтобы разговорить пьяного человека, узнать подробнейшую историю его жизни… А потом вы внезапно оказываетесь в одном такси, в одной постели. Все волшебство длится до первого луча солнца, пока кто-то из вас не проснется и начнет тщательно планировать план побега в голове, совершенно разбитой от похмелья и плохого сна.

– Тогда вопрос: сколько женщин было у тебя в постели?

Он поперхнулся. Я задала вопрос, на который было только два варианта ответа. Если он назовет число, уверенно приближающееся к сотне, Дима соврет, и тогда нашей дружбе можно было положить конец. Если Дима назовет число, в четыре раза меньше предполагаемой сотни… Я так хотела услышать от него определенную цифру, потому что в душе такие интимные подробности вызывали детское любопытство и одновременно казались мне мерилом привлекательности человека.

Я начала волноваться, в горле пересохло. Дима молчал, и я почувствовала всю неловкость своего положения: я в квартире у парня, с которым познакомилась по пьяни в свой день рождения, пытаю его вопросами о личной жизни. Меня преследовало чувство, что мы знакомы много лет, и мне хотелось чаще улыбаться и открываться. Мне было настолько хорошо, что я даже позволила себе объедаться всякими закусками, – при парнях такого раньше я точно не делала.

Похоже, я ненормальная.

– Около пятнадцати, – сказал Дима. – Да, их было всего пятнадцать.

Мне стало легче дышать. Пятнадцать было приятным числом, и сегодня оно подняло мне настроение.

– Как раз последняя пятнадцатая – это та самая, которая захотела остаться в туфлях. Сейчас полная засуха.

– То есть как? – спросила я. – С начала этого месяца у тебя…

– Вообще никого не было.

Кухня плавно вела в коридор, из коридора – в просторную, но пустую комнату. Большое окно, а напротив – один шкаф, в котором еле помещалась одежда, пылесос и сезонная обувь. У самого входа в комнату стоял раскладной диван, всегда разложенный и прикрытый пледом. Рядом с диваном – маленький столик, больше походивший на журнальный, на столике – несколько медицинских журналов, книг и тихо шипящий ноутбук, звуки которого скорее напоминали посапывание. А в каждом свободном углу комнаты горами лежали книги в совершенно хаотичном порядке.

– Мне больно на это смотреть, – сказала я. Я подняла раскрытую книгу, которая больше напоминала подстреленную птицу. Флобер Г., «Госпожа Бовари». Страница двухсотая, пометка сделана ручкой черного цвета: неразборчиво и быстро. – Ты насилуешь книги, а я с такими не дружу.

– Я не насилую. Мне просто так удобнее хранить книги. Тем более издание восемьдесят первого года. Этой книге пора бы в санаторий.

Я осуждающе посмотрела на него, он улыбнулся.

Остаток вечера мы провели за просмотром фильма. В холодильнике я обнаружила у Димы запас пива на черный день. Он лишь пожал плечами и согласился сбегать в магазин за закусками и сигаретами.

После этого вечера мы еще виделись несколько раз. Мы всегда находили темы. Могли не спать всю ночь, обсуждая последний фильм Кирилла Серебряникова или альбом нашего любимого исполнителя. Уже под утро каждый смирялся с прошляплянной ночью.

Но кажется, ему нравилось не просто разговаривать со мной, а слушать меня…

– Так что у тебя случилось? – Дима начинал очень громко говорить: мой голос терялся в шуме заведения. – Погоди, я сейчас выйду на улицу.

– Ничего особенного, – сказала я. – Пытаюсь избавиться от одного назойливого молодого человека. К слову, он физик.

– Фу, – сказал Дима и рассмеялся. – Не ходи вокруг: скажи ему все как есть, а лучше – вживую. По сети выйдет как-то грубо…

– Я так и хочу поступить, – сказала я.

Я пересказала ему всю историю.

– Лин… я теперь боюсь представить, как бы ты поступила со мной…

– Я бы растоптала твою самоуверенность, – сказала я. – Ты бы год еще отходил и боялся подойти к первой встречной юбке.

Он рассмеялся мне в трубку. Мы попрощались, и он первым завершил разговор. Мне всегда нравились люди, которые умели первыми закончить разговор. Я отправила извинительное сообщение Диме, но тот так и ничего не ответил. Мой новый друг всегда пропадал, когда тот был занят очередной девушкой на одну ночь.

Но почему-то это качество в моем друге меня привлекало. Сейчас я понимаю, что мне нравилось его бунтарство: он жил той жизнью, которая меня интересовала, но при этом отталкивала с неменьшей силой.

Погруженная в собственную путаницу из мыслей, я не заметила как заснула.

Утром я проснулась, быстро привела себя в порядок и постаралась одеться как можно теплее. Было еще холоднее, чем вчера. Я быстро добралась до кафе с небольшим опозданием в десять минут. Артем уже сидел там, за столиком у окна рядом с аркой, у входа которой стояли искусственные пыльные цветы.

Он сидел, сложив руки за столом. Когда Артем увидел меня, он подскочил.

– Алина, я так рад тебя видеть, – сказал Артем.

Выглядел он изрядно исхудавшим. Он не брился около двух недель, и на лице появилась добротная щетина, которая даже прибавляла ему возраста. На нем были какие-то глуповатые очки для зрения.

Было практически пусто: двое-трое человек сидели где-то отдаленно в углу. Я позволила ему снять с меня пальто. Артем подал руку, чтобы провести меня до столика.

– Я дойду, – сказала я.

Мы долго молчали: каждый ждал, кто заговорит первым. Мне было жутко неловко: официанты подумали, что мы пара. Один из них, высокий брюнет, принес меню, в которым идиотским розовым шрифтом было написано: «Влюбленным скидки до пяти процентов на горячие напитки». Артем тут же сделал заказ для меня и для себя. Он помнил, что я любила самый простой латте.

– Я хочу извиниться за свое поведение, – сказал он. – Я был очень груб.

– Ты был не груб, – ответила я. Я почувствовала, что могу расслабиться и облокотилась на спинку стула. Хотелось утонуть в свитере. – Ты был слишком настойчивым. Я пока к этому не готова.

– Но почему? – спросил Артем. – Я веду к тому, что… Я готов подождать, правда. Только вопрос в другом: почему именно мне ты не хочешь давать шанса?

– Артем, я скажу тебе прямо. Мне неинтересны отношения с тобой. Я буду еще честнее: я не хочу никаких отношений сейчас.

Он замолчал, и в его глазах я увидела свое отражение: злобная и заносчивая блондинка в растянутом свитере, с красными губами на овальном лице с высокими скулами и холодными глазами. Я действительно была именно такой в голове Артема, или моя паранойя заставляет мой мозг рисовать себе ход мыслей человека, о котором я практически ничего не знаю?

Я чувствовала себя ненормальной…

– Почему ты тогда сразу ничего не сказала?

Официант, явно заинтересованный нашей беседой, стоял в самом конце зала и ждал наш заказ. Наконец он принес мой латте и капучино Артема. Уходить официант (его звали Дима) вовсе не собирался.

– Я не хотела тебя обижать, – ответила я. Кофе немного меня успокоил. – Я боялась, что ты можешь подумать, что я использую тебя. По крайней мере, я думала, что Настя могла тебе такое рассказать мне.

– Настя ничего не говорила, – сказал Артем. Он был грустным и выглядел довольно жалко. – Так значит… Между нами ничего не может быть?

Я долго смотрела в окно, любуясь видом субботнего дня. Солнце высоко поднялось, весело отражаясь в окнах противоположного офисного здания. Тут и там мелькали люди, машины. Кафе постепенно оживало. Приходили гости: молодые пары и с детьми. Недовольные официанты бегали от стола к столику, принимая заказ.

Я чувствовала себя виноватой. С другой стороны, я подумала: если даже Дима понял без лишних объяснений, что Артем мне никогда не понравится, то почему сам Артём этого не понял? Удивляло другое: он до сих пор надеялся, что я могла согласиться на что-то большее?

– Я ничего не хочу, – ответила я. – Ничего. Ты очень хороший парень, просто мне по душе другие люди.

«Вроде Димы», – проговорила я про себя.

Он грустно опустил голову. На секунду мне показалось, что он заплакал.

– Я не буду тебя больше задерживать, – ответил Артем. – Прощай.

– Не драматизируй, – сказала я. – Тем более, мы всегда можем остаться друзьями. Если ты, конечно, прекратишь это прощание славянки.

Артем немного оживился. Он снял очки, поправил взъерошенные волосы:

– С привилегиями?

Отвращение, достаточно яркое проявляемое, смутило его.

– А вот теперь прощай, – сказала я.

Я по-быстрому накинула верх и вышла на улицу. В момент меня охватила легкость, свобода. Разочарование и облегчение. Я впервые почувствовала себя никому ничем не обязанной. Мне хотелось поделиться этим ощущением с каждым. Как только я зашла домой, я увидела пропущенный от Насти.

– Я наконец-то избавилась от него, – сказала я.

В какой-то степени я даже гордилась собой. Я повторила еще несколько раз эту фразу в своей голове.

– От Артема? – с грустью в голосе спросила Настя. – А зря. Он был очень даже хорошим.

– Он был слишком навязчивым и не принимал отказа, – сказала я. – Такого парня точно назвать хорошим нельзя.

– Ладно, дело не мое. Ты помнишь о том, что мы все собираемся у меня?

Честно, я предпочла бы встретиться с Димой и Кариной, так как с ними проводить время было гораздо интереснее (и мне не терпелось узнать у Димы, как прошла его вчерашняя ночь), но отказываться было уже поздно.

– Да, конечно.

Настя жила в обычном двухэтажном домике с небольшим садом и странной соседкой через забор. Я приехала одной из первых, и Настя, немного запыхавшаяся, стояла у плиты.

– Я решила попробовать приготовить что-нибудь, – сказала Настя, пробуя с конца деревянной лопатки соус. – Получилось неплохо.

Настя протянула мне лопатку, и я, в страхе измарать новую блузу, вежливо отказалась. Я не сомневалась в кулинарных талантах моей подруги, скорее больше боялась что буду плохо выглядеть.

Когда большая часть компании стала подтягиваться, я застряла в ванной. Критически осматривала себя с ног до головы, пытаясь найти малейший изъян в прическе, в блузке или юбке, облегающей бедра; взгляд скользил по всему лицу. Я стерла несколько раз помаду с губ и нанесла ее снова.

Почему я так переживаю?

Я вышла в гостиную, где уже все сидели. Компания разбилась на внутренние кружки по интересам: Ирина и Настя обсуждали историю, которой поделилась со мной Настя еще вчера; Паша и Ваня настраивали приставку в телевизоре Насти, то и дело повышая голос друг на друга; Карина же просто ждала меня, заняв для меня самое удобное место – на двух креслах, что стояли в углу гостиной, рядом с лестницей.

– День был сегодня просто отвратительный, – сказала я. – Мало того что с этим Артемом возилась как с ребенком, так еще и сюда приехала…

– Честно, мне самой не хотелось сюда тащиться, – поддержала меня Карина. – Столько нужно учить: зачеты, экзамены… До экзамена нужно успеть сдать коллоквиум. Я пошла сюда только ради тебя.

– Кстати, а ты не знаешь, Дима приедет?

Карина вопросительно посмотрела на меня:

– Ирина ничего не писала и не говорила. А почему ты спрашиваешь?

Почему я хочу, чтобы он был здесь?

– С ним так хорошо было в прошлый раз, разве нет?

– Да так, смешной, но странный немного. Так почему ты спрашиваешь?

Потому что я хочу, чтобы он был здесь.

– Просто он вчера говорил, что должен приехать. Вот и спрашиваю.

– Вы общаетесь?

Ирина включилась в диалог. Она села рядом с нами. Ее присутствие раздражало меня, а факт того, что она могла подслушать часть диалога, меня пугала. Ирина была очень мнительной, и чаще всего ее мнительность была главным источником всех ее проблем.

Я знала, что, если мое поведение даст Ирине почву для сомнительных и безосновательных доводов, она растреплет каждому о том, что Дима может мне нравиться.

Я повернулась к ней спокойно и решительно:

– Да, Ир. Он такой классный друг на самом деле! Я очень рада, что ты нас познакомила.

Есть эмоции, которые невозможно описать словами. Лицо Ирины перекосилось от гнева. Она боялась, что я могу увести ее лучшего друга. Я перенеслась снова в девятый класс, когда начала хорошо дружить с Настей и когда Ирина поняла, что в мире существуют люди, которые могут быть гораздо интереснее, чем она.

Ира разочарованно посмотрела в сторону.

– Да, друг он хороший, – сказала она. – Я спрошу у него, приедет он или нет.

– Пусть Дима приезжает, – сказала Настя, когда подошла к нам. – Я была бы не против. Если они с Линой так подружились, я была бы только «за», если он станет моим другом.

Услышав последнее, Ира разозлилась. Она резко поднялась, вздохнула и ушла на кухню за напитками. Наконец Паша с Ваней разобрались и подключили приставку к телевизору. Настя попросила помочь с сервировкой стола, и я согласилась. Карина осталась наедине с Ирой, но я не переживала: Карина терпеть не могла Иру и ни за что бы с ней заговорила.

– Так значит, Дима? – спросила Настя.

– Я не понимаю, – сказала я.

Я все понимаю.

– Теперь он будет твоим громоотводом?

– С чего ты взяла? – спросила я.

Напряжение росло с каждой минутой. Я чувствовала, как трясутся мои ноги. Руки как будто онемели, и я боялась уронить графин с соком и несколько чистых тарелок, который смогла взять в свободную руку. Каждое прикосновение к холодному кафельному полу кухни – взрыв в черепной коробке; страх расцветал искрами в моем затылке; закружилась голова, и я захотела сбежать.

– Он очень подходит на эту роль, – ответила Настя и улыбнулась.

– Он просто друг, – сказала я. Я почувствовала легкую дрожь в голосе. – Не отрицаю, что он может мне нравиться. Только как человек и только как друг. Он хороший человек.