Kitabı oku: «Вернуться живым», sayfa 11
На наше счастье, танки вновь двинулись вперед, а за ними пошла броня разведчиков. Огнем из нескольких автоматических пушек большинство очагов сопротивления подавили. Видя, что перевес на нашей стороне, банда снялась с позиций. Головной танк, поддержанный пехотой, пошел вперед гораздо быстрее. Поползли сбоку и мы. Вот он, долгожданный поворот к заставе! Сто метров до цели. Башня танка на моих глазах приняла на себя еще один выстрел из гранатомета. Вдобавок ко всем бедам под траками взорвалась очередная мина. Спустя секунды рядом с гусеницей разорвалась еще мина, выпущенная из миномета. Затем я увидел происходящее как в замедленной съемке: осколок на излете воткнулся в голову механика, и поток крови залил ему лицо. Солдат несколько секунд сидел неподвижно, а затем завалился назад. Машина заглохла. Второй танк объехал неподвижный Т-62 и, стреляя без остановок, двинулся к посту. Остальная колонна последовала за ним. Подбежавшие медики под огнем «духов» вытянули механика из танка и затащили к нам в арык. Сероиван грустно посмотрел сначала на меня, потом на Пыжа, немного помедлил и произнес:
– Готов! Отмучился. Когда вытаскивали, он еще хрипел, теперь не дышит.
Шальной осколок влетел в приоткрытый люк и нашел свою цель. Очередная жертва войны.
– Почему люк-то был не закрыт? – размышлял вслух медик.
– Да потому, что иначе механика от взрывов мин и фугасов под днищем танка, расплющит о закрытую крышку люка. Хотя и так смерть, и эдак, получается, тоже погибель, – вздохнув, пояснил Пыж.
Разведчики побежали дальше, а с ними и я. Вот и долгожданный пост. Солдаты с заставы стреляли за канал, не жалея патронов, обеспечивая нам прорыв. Но «духи» не собирались окончательно уходить, не сделав какую-нибудь пакость на прощание. Они продолжали обстрел из миномета, безоткатки, гранатометов. Но все в конце концов когда-нибудь заканчивается. Бой стих…
Я положил автомат на борт БМП, снял нагрудник и принялся чистить маскхалат от засохшей грязи и налипших колючек. Разведчики заряжали магазины, набирая горстями патроны из цинков, и наполняли опустевшие мешки россыпью. Им предстояло вновь идти вперед, к следующей заставе. Солдаты работали быстро, дело спорилось, но лица у них были хмурые и испуганные. Так бывает всегда, когда начинаются потери. А как иначе? Вчера вместе ели, вместе курили, шутили. А сегодня одного в морг, двоих в госпиталь. И кто будет следующий – неизвестно!
Пыж громко матерился, поторапливая бойцов.
– Начало движения запланировано через полчаса. Мартын, Фикса, Молдован, Шлыков, идете первыми. Гостенков, берешь радиостанцию, теперь ты основной связист, идешь рядом со мной! – распорядился взводный. – Тарчук, Лямин и Вакула в замыкании. – Солдаты, не прерывая работы, слушали и молча кивали головами.
– Замполит, с нами дальше пойдешь или как? – спросил Пыж.
– А я тебе нужен? – усмехнулся я.
– Лишний ствол никогда не помешает. Никифор Никифорыч, если можешь и хочешь, составь компанию! – предложил Николай.
– Сейчас встречусь с комбатом, узнаю его мнение. Сдается, что он будет нами сегодня крайне недоволен, – кивнул я в сторону Василия Ивановича, который с грозным видом надвигался на нас от командирской машины.
Так и получилось. Встреча началась с громкого мата.
– Пыж! Какого х… ты так долго не выходил на связь? Почему станция молчала? Почему Ростовцев за тебя работал?
– Связиста убили, а я был далеко впереди. Лежал под шквальным огнем, – пробормотал, слегка заикаясь, взводный.
– Я не спрашиваю, под кем ты лежал и сухие ли у тебя штаны! Все мы были под обстрелом, а не на пляже! Не надо выпячивать свое геройство. Меня интересует: почему не было связи?
– Солдаты растерялись. Рядом со станцией находились молодые ребята, только из учебки. Перепугались, балбесы, – объяснил Николай.
– Я не спрашиваю почему! Я требую ответа, отчего не была организована устойчивая связь! – рявкнул комбат. – Я хочу знать, почему на меня орут по очереди Филатов, комдив, командарм, а я не знаю обстановку, не могу доложить! Почему?
– Товарищ майор, я это и пытаюсь вам объяснить! Была такая ужасная бойня! Пекло! У замполита спросите! – оправдывался разведчик.
– Не у замполита, а у старшего лейтенанта Ростовцева! Иногда разрешаю обращаться по имени и отчеству! – оборвал взводного Чапай. – Пора научиться соблюдать дистанцию и субординацию.
– Виноват. Спросите у старшего лейтенанта Ростовцева!
– И спрошу! Ростовцев, за мной! – прорычал Василий Иванович и потянул меня за руку в сторону заставы. Мы отошли к капониру с пулеметной установкой и присели на поваленное дерево.
– Объясни, какого хрена ты оказался с разведвзводом? – понизив голос, спросил комбат, глядя на меня с нескрываемым удивлением и интересом.
Он достал сигарету, спички, но, сломав подрагивающими руками одну за другой три штуки подряд, бросил бестолковое занятие. Иваныч вынул из кармана зажигалку и жадно прикурил. Он глубоко затянулся, закашлялся, а затем привалился спиной к стене, пытаясь расслабиться и успокоиться.
– Рассказывай! Почему ты шатался по кишлаку с Пыжом?
– Так получилось! Постоял с управлением, побывал в первой роте, слышу: впереди стрельба. Я ведь и за разведвзвод теперь отвечаю. Связи с ним нет, вот и пробрался к разведчикам. Само собой получилось. Подошел к танку, а танк поехал. Я, прикрываясь броней, пошел рядом. Танк стрелял, я стрелял. Танк полз, и я полз. Смотрю – а вот уже и разведка. Связь восстановил и наладил управление, – пересказал я вкратце события прошедшего боя.
Комбат выпустил изо рта клубы дыма и прикрыл глаза. Казалось, он заснул. Сигарета тлела, столбик пепла увеличивался, Чапай молчал, будто задремал. Умолк и я.
– Ну чего затих, продолжай! – произнес он, не открывая глаз.
– А чего рассказывать… Стрельба, разрывы, обстрел со всех сторон. Бородатых – толпы, как тараканов ночью в солдатской столовой. Не счесть! Ужас! Еле отбились! Светлоокова зацепило насмерть или живой? На моих глазах его ранили.
– Когда повезли в медсанбат, еще дышал. А что будет дальше – неизвестно, – ответил Подорожник. Он стряхнул пепел в траву, затушил о стену окурок и задумчиво посмотрел в сторону афганского кишлака.
– Товарищ майор, мне с кем дальше идти? Разрешите с разведчиками? – спросил я осторожно.
Подорожник прервал свои размышления и удивленно посмотрел на меня:
– Ты это серьезно? Не шутишь? Никифор, тебя назначили на должность замкомбата, а ты хочешь быть замполитом разведвзвода!
– Ну почему же? В отдельных взводах надо работать? Вот я в них и работаю.
– Хорошо, тогда иди работай с обозом! Взвод обеспечения – самая большая клоака батальона. Три прапорщика командуют, еще зам по тылу Головской, а толку никакого, – хмуро произнес Подорожник.
Я замолчал, а комбат продолжил отчитывать меня:
– Ты мне свои анархистские штучки брось! Чтобы я в последний раз видел тебя в драном маскхалате, бегающего по кустам.
– Понятно. Переоденусь в новый…
– Опять двадцать пять! Издеваешься? Кстати, знаешь, что майора Степушкина ранило?
– Нет, не знаю. Как это получилось? Сильно зацепило? Опять мы без начальника штаба?
– Левое бедро осколком располосовано. Я в люке сидел, командирском, а он за башней с радиостанцией примостился. Докладывал в дивизию обстановку и вдруг как заорет! Метрах в пятнадцати мина взорвалась, осколок отлетел, и мышцы, будто бритвой распорол. Ранило на броне только его одного. Тебе лично приказываю – надеть бронежилет, хватит строить из себя бессмертного!
– Товарищ майор! Проанализируйте, кого и куда сегодня ранило? Двоих бойцов в голову, разведчика в шею, Степушкина в бедро. Какой толк от бронежилета? Только бегать мешает. Башку чем защитить?
– Каску надень! – рявкнул Подорожник и демонстративно нахлобучил на себя обшитую масксетью каску. Как будто для примера.
– А Светлоокову в лоб попала пуля, – продолжал я отговариваться.
– Приделай к ней забрало или стальной козырек. Что хочешь делай, но ходи в каске и бронике. Будь образцом для других! Прекрати пререкаться!
– А ноги? Степушкину ногу распороло.
– Можешь и на ноги, и на яйца защиту прицепить, но приказываю воевать как положено! Выполнять требования командования! С тебя теперь пример должны брать, воспитатель батальона! А пока что ты – только непутевый образчик дурных привычек.
Я молча сопел и кивал, но выполнять дурацкие требования, конечно, не собирался. Хорошо, что в полусапожках пошел в рейд, не то за рваные кроссовки досталось бы еще больше.
– Так что, можно идти с Пыжом? – продолжал я осторожно гнуть свою линию.
– Черт! Я ему про Фому, а он мне про Ерему! Ступай хоть с самим чертом! Ладно, дойдешь до следующей заставы и назад. Управление будет тут находиться. Должен же у меня быть хоть какой-то заместитель? Пусть и непутевый. НШ ранен, зам по технике в рембате застрял, зам по тылу в батальоне обеспечения что-то достает! А зам по строевой в полку бумажки партийной документации заполняет! Заменщика, видите ли, Лонгинов, ждет. Деятели! Одни деловые! А воевать кому? Мне?
– Я что, в штаб дивизии отпрашиваюсь уехать? – огрызнулся я. – Вперед иду, под пули!
– Вот я и говорю: бегом, туда и обратно! Хватит заниматься с пятью бойцами! Комиссар! В нашем батальоне пятьсот человек! Не забывай!
– Понял, товарищ майор! Буду работать со всеми. В следующий раз пойду со второй ротой.
– Вот-вот! Арамов только назначен, и Шкурдюк после болезни. Правильно, им и помогай. И перестань повторять «товарищ майор, товарищ майор»! Ты мой первый помощник! В неофициальной обстановке можно Василий Иванович. Да и вообще, я уже неделю как подполковник. Только еще не объявили полку об этом и погоны не вручили.
– Поздравляю, товарищ подполковник, – улыбнулся я и пожал руку комбату.
– Тьфу-тьфу! Я о чем говорил только что? В неофициальной обстановке – по имени-отчеству!
– Виноват, товарищ майор. То есть подполковник. Тьфу, Василий Иванович, – сплюнул я на землю от досады за свою неловкость в общении с комбатом. Всего месяц назад он меня топтал и постоянно дрючил. А полгода назад буквально изничтожал и по стенке размазывал. Теперь же – Василий Иванович! Чудно и непривычно. Если наш Василий Иванович – Чапай, то я что – Фурманов? Хорошо нет большой реки, а то пришлось бы книгу писать…
– Ну вот, вдобавок плюнул на меня, – усмехнулся Подорожник на мое непроизвольное «тьфу».
– Да не на вас, а в сторону. Это я от неловкости ситуации. Не привык к сокращению дистанции между нами и изменению своего статуса.
– Вот-вот! Быстрей привыкай. Надоело мне за всех работать, – нравоучительным тоном произнес комбат. Он встал и побрел, сильно сутулясь в сторону заставы. Дед! Как есть старый дед…
Сил у «духов» на дальнейшее сопротивление не хватило. Да и зачем драться до победы? Работала обычная их тактика: укусил – убежал. Укусить на этот раз удалось многих! Трое убитых, четверо раненых. Но они и сами, пожалуй, с десяток боевых штыков лишились.
До второй заставы мы прошли без проблем. Лишь у третьего поста из-за канала несколько раз выстрелил миномет и быстро замолчал, задавленный огнем наших орудий. Армейская и дивизионная артиллерия вновь яростно обрушилась своей мощью на кишлаки за большим каналом. Авиация несла смерть с воздуха несколькими волнами: вертолеты, штурмовики, бомбардировщики наших и дружественных нам афганских ВВС.
Не хотел бы я оказаться на месте бородатых, под бомбами!..
Три миномета били очередями по населенному пункту, расчищая дорогу пехоте. Хорошая штука этот «Василек»! Кассету мин выплевывает за несколько секунд, знай себе их меняй – перезаряжай. (Главное – по своим не лупануть!) Разрывы кучно ложились вблизи дороги, скашивая и вырубая виноградники. Земля и зелень поднимались в воздух, а там перемешивались и осыпались, стелясь ровным серым ковром.
«Духи» предпочли уклоняться от открытого боя. Возможно, что по разработанному плану они собрались в один мощный кулак и оказывали сопротивление лишь в первый день.
Рота вошла в «зеленку» двумя колоннами, выставила посты. Мимо нас, проревев моторами бронемашин, ушли к далекой заставе разведрота и танкисты. За ними поехали грузовики с продуктами, боеприпасами, а также молодыми солдатами. Эти юнцы отправились менять увольняемых в запас дембелей. Бедным парням предстояло просидеть два года безвылазно в зеленом аду, в окружении врагов. Если, конечно, не ранят или не подхватят какую-нибудь гнусную инфекцию. Госпиталь – единственное разнообразие в армейской жизни. Впереди у них два года «строгого режима». Бедолаги…
ИМИТАЦИЯ ВЫВОДА ВОЙСК
Ранним утром комбат включил греться электрический чайник, побрился, подстриг у зеркала торчащие усы, сделал зарядку. Эти действия сопровождались украинскими народными песнями в его исполнении. Ох, достал, любитель самодеятельности! Шесть утра, и так хочется выспаться после рейда, а он о «калине», «вишне», «дивчине». Утомил своим песнопением, половой гигант…
– Комиссар, вставай! Чай готов! Утро восхитительное, воздух упоительный! Жизнь чудесна! Зарядку сделай, что ли! Я с утречка пробежку совершил после ночных физических упражнений. Подъем – и марш на кросс! Радуйся окружающему миру!
– Товарищ подполковник! Спать хочу, сил нет! – взмолился я, прося пощады.
– Ну, хорошо, просто вставай и пей чай. Составишь мне компанию, лентяй! – сжалился комбат.
Делать нечего, придется подниматься, определенно не отвяжется, черт усатый! Прощай сладкий сон.
– Никифор, в принципе я даже рад, что тебя назначили моим заместителем, – внезапно и без повода произнес Подорожник, разгрызая карамельку и прихлебывая чай из стакана. – Среди моих предыдущих убогих замполитов ты самый боевой. Одни сачки попадались, в рейд не выгонишь! Подумать только! Четвертого замполита за год получаю. Меняют вашего брата часто. Ты надолго?
– Надеюсь, до замены. Если не снимут с должности. Убить – не убьют, не дождетесь! Мне девяносто семь лет жизни предназначено, – вздохнул я.
– Ого! Однако срок ты себе отхватил. А почему не сто?
– Все задают этот вопрос. Даже я переспрашивал. Гадалка сказала, что в круглую цифру веры мало. Девяносто семь лет – срок более убедительный. В самый раз.
– Ну что ж, молодец, живи. Ты меня в «зеленке» удивил. Зачем-то полез в самое пекло. Не геройствуй! Все делать по моему разрешению! Не хочу менять тебя на пятого зама! Решил я сегодня собственноручно написать наградной, представить тебя за Баграмку к ордену Красной Звезды. Молодец! Растешь в моих глазах!
– Может, не надо? Разговоры пойдут нехорошие. Героя из меня делают, один орден уже есть, теперь второй хотите дать? – усмехнулся я.
– Плевать на мнения штабных! Пусть вначале влезут с разведкой в кишлак, побегают под шрапнелью, а потом шепчутся за спиной. Пройди по ротам, поторопи с наградными на сержантов, солдат. Да и командиры пусть себя не обделяют. Железа не жалеть! Ну, давай одевайся и шагай управлять батальоном. Я пока посплю. Не забудь разбудить к совещанию! А то с Наташкой умаялся, могу проспать…
Офицеры полка сидели в клубе, травили анекдоты и ожидали нашего Героя. В помещение ворвался подполковник Ошуев. Он недавно вернулся с окружной комсомольской конференции из Ташкента и был заметно посвежевшим. Султан Рустамович пребывал там в роли свадебного генерала, почетным делегатом. Мужик неплохо, видимо, развеялся. Погулял, отдохнул, получил погоны подполковника лично из рук главкома Ставки Южного направления, и теперь он с новыми силами и страстью взялся за полк. Народ аж взвыл. Мы так надеялись, что он не вернется из Союза, пойдет на повышение. Не вышло. Жаль…
– Товарищи офицеры, – махнул рукой начальник штаба, давая разрешение сесть. – Полку предстоит серьезное, чрезвычайно ответственное политическое задание. Партия и правительство выражают уверенность в успешном выполнении операции по частичному выводу войск из Афганистана. Задача: встать на блоки вдоль Баграмской зеленой зоны, провести огневую обработку окрестностей дороги, а затем выдвинуться на Саланг. Можно погибнуть, но операция по выводу полков не должна сорваться. Проверим подготовку первого батальона. Раскрыть карты с нанесенной кодировкой…
В этот же день в полк приехала делегация из дивизии проконтролировать, что мы сделали к прибытию высокой правительственной комиссии.
Командир дивизии Баринов (он же Барин) и его заместители перемещались из казармы в казарму, из модуля в модуль, от объекта к объекту. Вначале посетили казармы. Общий вывод: бардак и беспорядок. Полковник абсолютно всем был недоволен. Здания покрашены плохо, дорожки не подметены, порядка нет.
Наш батальон готовил две казармы, первой и второй рот. Подорожник и я встречали начальство у входа. Подорожник подал команду: «Смирно!» – и доложил. Комдив, махнув рукой, ответил: «Вольно!» – и двинулся по проходу. Свита семенила за ним. Замыкающими шли я, Сбитнев и старшина. Вдруг Барин наткнулся на дыру в линолеуме и простонал:
– О боже! Какой ужас! Что это?
– Дирка, маленький дирка, – пискнул, выглядывая из-за спины комбата, старшина роты Халитов.
– Старшина, бегом ко мне! – рявкнул Баринов. – Почему в полу дыра? Почему линолеум не поменяли?
Прапорщик принялся озираться по сторонам, а затем пролепетал:
– Как так, поменять? У меня нэт линолеум!
– А что у вас есть? – разозлился полковник. – Мозги у вас есть? Совесть есть? Чувство долга?
– У меня все это есть! – всхлипнул прапорщик. – Нэт только краска, обоев, линолеум, фанера и гвоздь. И в полку нэт ничего!
– Для каких целей вам гвоздь? Привязать веревку и повеситься? – вскипел командир дивизии.
– Нэт, я в смысле много гвозди. Прибивать стены.
– А что, они у вас в роте падают? Зачем их прибивать?
Халитов окончательно растерялся, пожал плечами и замолчал.
Комдив огляделся по сторонам, сковырнул с балки подтек краски, взялся за уголок отклеившихся обоев и оторвал их. Оглядел нас презрительно и произнес:
– Деревенщина! В какой же зачуханной деревне вы все росли? Кто вас воспитывал? Э-эх!
Я отвел в сторонку старшину и укоризненно произнес:
– Резван! С тобой как в анекдоте: «Кацо! Пачэму у рюссских такой трудный язык? Нэ пойму! Вилька, тарелька – пишутся бэз мягкого знака, а сол и фасол с мягким?» – «Э-э, Гиви! Это нэльзя понять! Это надо запомнить!»
– Э, зачем обижаешь? Если по-азербайджански скажу, он поймет? А вы мой язык знаешь? Не знаешь, так не смейся!
– Все, больше не шучу, извини и не обижайся, – похлопал я по плечу возмущенного прапорщика, а сам отправился догонять начальство для получения очередной порции спесивого неудовольствия…
Более шестидесяти важных персон из правительства, ЦК КПСС, различных ведомств собрались в Кабуле для торжественного начала вывода войск.
Вывод был в принципе мифическим и символическим. В Советский Союз уходили три зенитно-ракетных полка, которые и ранее не воевали. Они никогда прежде не двигались, а стояли в гарнизонах, так как у мятежников авиация отсутствовала и сбивать было некого. Кроме того, были собраны еще три полка из строительных частей да увольняемых в запас солдат из различных подразделений, а также комиссованные по болезни. Для их перемещения была выделена списываемая техника из всех частей армии. Потешные полки…
Шум и треск для прессы, для советского народа и правительств западных стран. Мир с удовольствием наблюдал за этим военным балаганом. Ура! Ура! Ура! Войска уходят!.. Куда уходят? Кто? Сто тысяч ограниченного контингента?
Для выхода зенитчиков и трех полнокровных мотострелковых полков вдоль всей трассы выставлялись блоки и заставы. От Кабула и до Хайратона, от Шинданта и до Герата. Самая трудная задача – пересечение Баграмской «зеленки» и перевал Саланг. Ахмад Шах и Хекматияр сделали заявление, что не дадут выйти Советской Армии и оккупанты найдут свою смерть в Афганистане!
Это, конечно, серьезное и опасное заявление. Условия на Саланге тяжелые! Из Панджшера к перевалу выдвинулись десятки отрядов боевиков. В зеленой зоне сконцентрировалось множество боевых групп. Политики раструбили на весь мир об операции, а нам теперь хоть костьми ложись! «Духи» даже между собой войну прекратили. Междоусобица велась между партиями, племенами, кишлаками и отдельными бандами постоянно – пока не пришла Советская Армия, афганцы люто воевали между собой. Теперь дружно бьются с нами. Зачем мы сюда явились?
Полку предстояла задача – встать от равнины до входа в высокогорный тоннель. Пехоту приказали поднять на высоты, вершины, необходимо занять хребты, а бронемашины, танки, САУ расставить вдоль дороги.
Я отпросился у комбата идти с разведвзводом. Людей у Пыжа было мало, а район обороны довольно большой. Николай с пехотой отправился в горы, а я с двумя БМП и «Васильком» должен был оборонять километр трассы. Сегодня мы закрепляемся, а завтра здесь пойдут уходящие. Если получится, как задумало командование, то операция пройдет успешно и быстро. А если нет?
Полковая колонна медленно поднималась по горному серпантину к перевалу Саланг. Двухполосное, узкое, петляющее шоссе блестело в лучах заходящего солнца. Впереди шли танки, затем разведка, мотострелковый батальон, артиллеристы. Пехота медленно занимала высоты вдоль трассы, а артиллерия выбиралась к тоннелю, чтобы оттуда обеспечивать выход на задачи и закрепление в районе. Проход колонны назначен на завтра.
Первая рота десятью машинами растянулась вдоль своей зоны ответственности. Предстояло оборонять участок длиною полтора километра и прилегающие к нему горные вершины.
Сбитнев сидел на башне и переговаривался с комбатом, командирами машин и группой технического замыкания. Рядом лежал солдат с переносной радиостанцией. По ней командир роты поддерживал связь с взводами, выдвигающимися в горы, и командованием полка. Полковой группой в этот раз руководил начальник штаба подполковник Ошуев. Почему-то с новым званием характер у Султана Рустамовича испортился еще больше. Он становился все злее и раздражительнее. Дело, наверное, было в том, что после академии он не получил полк, а витавшие в воздухе слухи о новом назначении никак не могли материализоваться. Вот и сейчас БТР Ошуева застрял где-то внизу, у подножия перевала, а сам он по связи раздраженно ругал командиров подразделений за мелкие недочеты.
Володя нервно курил и злился. На командиров взводов – за то, что очень уж медленно поднимались они в горы. На техника Федаровича – за то, что две БМПшки так и не вышли из автопарка в рейд. На Ошуева – за хамское обращение и высокомерие. На комбата – за мелкие придирки, закончившиеся вчера ссорой. На бывшего замполита роты Ростовцева – за то, что покинул роту и вырос в замполиты батальона. И даже на собственную голову – за то, что разламывалась с похмелья. Наконец, ко всем напастям заболела израненная в боях челюсть. Ныла она ночь напролет. Наверное, погода испортится: вот-вот начнутся осенние дожди.
Солнце клонилось к закату и ослепляло яркими лучами, мешая наблюдать. Откуда-то, громко сигналя, мчалась колонна пустых «наливняков». Впереди шел БТР, затем машина с зенитной установкой в кузове и десятка два топливозаправщиков. Проскочив Джабаль, они собирались до захода солнца миновать тоннель и оказаться сегодня же на другой стороне хребта. Завтра через перевал пойдут выводимые полки. Вот машины и спешили…
Бронемашины маневрировали по краю дороги, выбирая места для создания огневых точек, танк с тралом утюжил обочину, обезвреживая фугасы. Все это создавало помехи для быстрого продвижения опаздывающей тыловой колонны. Лучше бы они заночевали у комендатуры…
Внезапно раздалось несколько хлопков, которые гулко отозвались эхом в горах, словно раскаты грома. Передний КамАЗ с цистерной в прицепе подпрыгнул, как на ухабе, и врезался в уступ скальной стены. Языки пламени охватили промасленные емкости, и раздался громкий взрыв. По лобовому стеклу второй машины полоснула длинная автоматная очередь, которая вспорола топливные баки в кузове и прицепе. Машина, вильнув, перегородила дорогу и замерла.
События происходили, будто в старом фильме про войну, который смотришь на большом экране кинотеатра. Только смерть была не киношной, а настоящей.
Володя сбросил секундное оцепенение и вышел из замешательства. Прижав ларингофоны к горлу, Сбитнев закричал:
– Бронелобые! Всем огонь, огонь! Пушки вверх! Шквал огня по высотам! Подавить гранатометчиков!
Шедшие минуту назад в горы тремя цепочками пехотинцы залегли и начали обстреливать вершину хребта, нависшую прямо над дорогой.
Володя вывел машину из-под стены и открыл огонь по каменным россыпям больших, нагроможденных друг на друга валунов. Мятежники продолжали расстреливать бензовозы, несмотря на потери в своих рядах. В небе появились две пары «Ми-24», которые осыпали «нурсами» весь хребет. Разрывы взметнулись на вершине, но «духи» не уходили. Они продолжали свое черное дело. Загорелся еще КамАЗ, затем еще один, еще и еще… В небе задымилась вертушка и, оставляя черный дымовой шлейф, камнем устремилась вниз. «Крокодил» упал далеко от дороги за горами, один из вертолетчиков сумел выброситься с парашютом. Над местом падения вертолета встала в карусель новая четверка вертолетов. Бой закручивался в тугую сложную спираль и становился все масштабнее и шире. В эфире стояла какофония команд начальников Генштаба, штаба армии, дивизии. Отдавались приказы, взаимоисключающие друг друга, слышалась ругань или просто громкий отборный мат.
Артиллерия десятками стволов обрабатывала квадрат за квадратом, штурмовики с высоты вспахивали склоны, минометы плевались минами. Вокруг дым, гарь, копоть и гул разрывов. Эхо десятикратно усиливало каждый взрыв по ущелью.
Бой то затихал, то разгорался с новой силой. Бензовозы спрессовались в плотную цепочку и мешали продвижению помощи. Первая рота выпустила вверх последние снаряды из автоматических пушек. Душманы выстрелом из РПГ попали в машину третьего взвода. Никого не зацепило. Граната прошла через десантное отделение, не задев осколками экипаж. Повезло – десант, как обычно, сидел сверху на броне!
Володя выпрыгнул из башни и подбежал к подбитой бронемашине. Из люка наводчика высунулся замполит роты Калиновский и выкрикнул, что снаряды закончились, а надо заряжать пушку и пулемет. Люди целы, не ранены. Володя и замполит роты, спрятавшись у фальшборта, закурили.
– Ох, Сашка! У меня душа оборвалась! – выдохнул сигаретный дым Володя. – Я думал, неужели только пришел новый замполит и в первом же бою его накрыло! Повезло тебе, в рубашке родился!
– Я и сам перепугался. Как кувалдой бухнуло по броне. Вокруг еще три мины упали перед этим попаданием. Яйца вмиг покрылись холодным потом, – улыбнулся старший лейтенант Калиновский.
– Откуда знаешь, что холодным? Ощупал?
И оба рассмеялись, сбрасывая нервное напряжение.
– Володя, сердце колотится, того и гляди, выскочит из груди! И часто такая бойня случается? – поинтересовался замполит роты.
– Случается. Не сказал бы, что часто, но бывает, – произнес задумчиво ротный, выпуская колечками сигаретный дым.
– Эх, говорила мэнэ мати: не ходи, сынку, на войну! Не послухал! А дома молодая жинка ждет, грустит, у окошка сидит, на дорогу глядит. Весточку от мужа ждет. Дурак я дурак.
– И я такой же балбес. Жена и дочка в Ташкенте, а я вместо того, чтобы в училище ротой командовать после первого ранения, под пулями ползаю, – сердито сплюнул Володя и резко бросил потухший окурок. В это время мимо проехали, коптя двигателями, командирский БТР с сопровождающим танком и затормозили метрах в тридцати. Из люка высунулся озлобленный Ошуев и громко прокричал:
– Сбитнев! Бегом ко мне! – и скрылся в чреве бронетранспортера.
Володя выругался витиевато, не обращаясь в принципе ни к кому:
– Да пошли вы все на…
Сашка грустно рассмеялся:
– Хорошо, что джигит тебя не слышит. Сейчас он нам задаст перца. Пять машин на нашем участке горит. А мы без вины виноватые. У нас потерь нет, о проходе колонны не предупредили, а оттрахают роту!
– Ну ладно, я побежал на экзекуцию! – махнул рукой Володя и поспешил легкой трусцой к начальству. Полы незастегнутого бушлата развевались от встречного ветра. Володя засунул руки в карманы и запахнул бушлат, чтобы не продувало. Он сделал десять шагов – и вдруг, сильно дернувшись, упал навзничь, ударившись затылком об асфальт. Калиновский и механик-водитель подбежали к командиру и, подхватив его под руки, оттащили обратно к броне.
Возле глаза зияло небольшое отверстие. Струйка крови стекла на лицо и залила открытые глаза, рот. Пуля вышла через затылок ниже мозжечка. Лужица крови осталась на асфальте, и красная струйка тянулась к машине, куда отнесли Володю.
Замполит роты подложил шапку под голову командира и растерянно огляделся вокруг.
– Доктора! Врача скорей! – заорал он солдатам и посмотрел на свою окровавленную руку. Это была не его кровь, а Сбитнева.
Из-за пыхтящего БТРа выскочил майор Дормидович с медицинской сумкой на боку и быстро пересек простреливаемый участок. Начмед пощупал пульс, приложил ухо к груди, потрогал артерию на горле и тяжело вздохнул.
– Ну что? – испуганно спросил Калиновский.
– А ничего, старлей. Ничего! Мгновенная смерть! Не видишь, что ли? Ты видел живых людей с таким развороченным затылком?
– Я вообще никогда не видел людей с дыркой в голове! – с горечью ответил Александр. – Как же так? Как глупо получилось! Бой вроде уже закончился!
– А что, бывает умная смерть? Смерть всегда глупая! – сердито сказал Дормидович.
– Что случилось? Что со Сбитневым? Куда его ранило? – закричал, высунувшись по пояс из люка, Ошуев. В тот же миг он охнул и, завалившись на правый бок, упал на броню и его быстро затянули вовнутрь. Начмед бросился к Ошуеву. Машина развернулась и подъехала к БМП. Из нее выпрыгнули на асфальт комбат-танкист и еще пара офицеров. Через боковой люк быстро затащили тело Сбитнева, и бронетранспортер помчался к площадке в Джабале.
– Куда начальника штаба зацепило? – спросил Калиновский у комбата Ахматова.
– Пуля попала в грудь рядом с сердцем. Султан Русланович в сознании. Надеюсь, выживет, – вздохнул танкист и вытер запекшуюся кровь на хэбэ.
– Это его кровь, не моя, – ответил Роман Романович на вопросительный взгляд Калиновского.
– А на моих руках – Вовкина! – произнес Калиновский.
Ахматов махнул рукой и остановил проезжающий мимо танк.
– Пехота! Слушать всем меня! Принимаю командование маневренной группой на себя! Перезарядить оружие! Пополнить боеукладки пушек! Продолжать вести беспокоящий огонь! Может, случайной пулей завалим этого долбаного снайпера! – распорядился Роман и медленно поехал на танке дальше вверх к перевалу. Но командовал он лишь полчаса, потому что пуля снайпера попала ему в живот, чуть выше печени. Примчавшийся с заставы БТР местного полка подобрал его, а также убитых и раненых водителей и поспешил вниз к вертолетной площадке, чтобы успеть вернуться засветло.
