Kitabı oku: «Вернуться живым», sayfa 15
Десять солдат и три офицера растянулись цепью в густой траве, вглядываясь в надвигающиеся сумерки, и ждали вертолета. Машина внезапно появилась из-за горы и резко пошла на снижение к площадке, обозначенной дымами. Пять минут – и дело сделано. Ах! Как было бы здорово улететь в вертолете! Запрыгнуть в него и умчаться подальше! А как потом смотреть в глаза своим? Ладно, это секундная слабость… Теперь мы налегке и наверняка оторвемся от преследователей.
Навстречу комбату с холма спустились начальник артиллерии Потапов и лейтенант Куликовский. Начальник артиллерии обнял Подорожника за плечи, да так, что послышался хруст костей. Потапов был огромный, как медведь гризли. Силища в руках неимоверная. Только благодаря снайперской стрельбе артиллеристов, корректируемых этими двумя офицерами, мы выскочили из огненного мешка.
Из раненых с нами остался только Пыж. Комбат приказал улетать и ему, но Николай из принципа остался. Проявил характер.
– Куда теперь? – спросил я у комбата. – Темнеет, не уйти бы в сторону от своих. А то заблудимся и нарвемся на засаду.
– А мы и не пойдем дальше. Занимаем круговую оборону и ждем взвод Острогина. С ним поднимемся в горы, – распорядился Подорожник.
Наша оставшаяся группа залегла за камнями, напряженно всматриваясь вдаль, и через несколько минут сверху зашуршали камни. Острогин негромко окликнул нас, вскоре он и еще небольшая группа бойцов оказались рядом. Серега бросился ко мне обниматься, был крайне возбужден и обрадован нашему спасению. Серж рассказал, что утром афганцы, громко галдя, на самом деле вошли в ущелье и скрылись за поворотом. Но либо свернули к другому кишлаку, либо перешли на сторону «духов». Обратно весь этот табор не возвратился.
– Подъем! – скомандовал Василий Иванович. – Минута времени: проверить людей, оружие – и в путь. Разведка в замыкании.
Комбат с широкой марлевой повязкой на лбу и рукой на перевязи шел налегке с одним автоматом. Вылитый Щорс! Шагал он быстро, невзирая на ранение, и еще постоянно подгонял остальных.
Действительно, идти нужно было еще быстрее, потому что на вершине нас дожидался только взвод Бодунова. Больше нет никого, остальные роты снялись и ушли к броне. Полки и бригады с утра сменили позиции. Армия выходила к технике, в сторону крепости. Громко звучит: армия, полки и бригады… А на самом деле в горах и тысячи штыков нет.
ГЛУПОСТЬ ИЛИ ПРЕДАТЕЛЬСТВО?
Прошло полгода. В конце апреля Подорожнику наконец-то прибыл сменщик из Львова, майор Махошин. Он сразу мне не понравился. Круглолицый, гладенький, ухоженный майор излучал самоуверенность и самовлюбленность. С его лица не сходила глупая снисходительная улыбка. Но хуже всего было то, что он совершенно не умел разговаривать с людьми. Речь звучала обрывисто и бессвязно. Подорожник накрыл стол в нашей комнате и устроил прощальный фуршет. Он с грустью смотрел на собравшихся, натужно шутил, но мыслями был уже в Ташкенте.
– Прощай, комиссар! Не обижайся на мои шуточки в твой адрес. Извини за то, что мучил своим пьянством. Надеюсь, в остальном я был неплохим отцом-командиром. Береги себя, осталось три месяца. Не лезь на рожон! – напутствовал меня Иваныч. – С моим сменщиком держи ухо востро. Он парень неопытный, комбатом был лишь полгода. Служил только в кадрированной части. Солдат не видел, не знает, как ими руководить. Его специально назначили на должность, чтоб в Афган отправить. Махошину придется полгода учиться, а эта учеба будет окроплена кровью. Никифор! Постарайся, чтоб оказалась не твоя кровь!..
Первый рейд с новым комбатом пришлось совершить в Баграмскую «зеленку». На словах командование дивизии обещало превратить операцию в легкую прогулку. В полк поступил приказ – срочно выдвинуться к штабу дивизии. Экстренно! Два пехотных батальона и дивизионная артиллерия прибыли быстро, как могли. Но затем что-то не сложилось. Начальство, чтобы занять бойцов делом, начало проводить строевые смотры, занятия, совещания.
Постепенно выяснилось, что руководство дивизии вело переговоры с «духами». Разведчики, контрразведчики, полководцы беседовали со старейшинами, с вождями мятежных племен, с какими-то авторитетными бандитами. Тема разговоров: доставка продуктов и воды на осажденные заставы без боев и стрельбы. Наконец договорились. Уговор такой: мы не ломаем дома, не рушим дувалы, не топчем сады и виноградники, не минируем местность. За это нас беспрепятственно пропускают на осажденные посты в зеленой зоне. Вот спасибо! Но верилось в это счастье с трудом!
Командир дивизии на совещании приказал: оставить большинство солдат тут, на базе в полевом лагере. Роты передвигаются в составе экипажей БМП. На каждой машине, помимо экипажа, только сержант или офицер. Пехоту не брать. Вечно с нею проблемы! Солдаты или ногами растяжки собирают, или сожгут что-нибудь, или всю живность в округе съедят.
Офицеры роптали, возмущались, но перечить начальству не стали. Баринов авторитетно заверил, что все будет хорошо. Никаких проблем не возникнет, операция пройдет по намеченному плану. Надо быстро войти и так же быстро выйти. Метлюк, Чухвастов и я заставили комбата взять для подкрепления пулеметчиков и расчеты АГСов. На всякий случай.
Комбат уговорил меня пойти к первой заставе с двумя ротами. Воодушевлять. Настоял на своем: мол, Никифор, замена еще не скоро!
Отсидеться в тылах опять не получилось. Жаль, ведь я почти заменщик. В результате сам Махошин остался на КП полка рядом с нервничающим Ошуевым. А командовать пехотой в кишлаке отправились мы с новым замкомбата майором Метлюком.
Иллюзия перемирия исчезла на первых метрах дороги. Отовсюду началась активная стрельба из автоматов и пулеметов. Откуда-то из-за канала ударил миномет, и разорвавшаяся вблизи БМП мина зацепила плечо наводчика. Еще один сержант упал, сраженный очередью, а уже вблизи заставы снайпер попал в грудь прапорщику.
Системы залпового огня и пушки принялись перемалывать кишлаки, а наши разукомплектованные роты с трудом отбивались от наседавших «духов». Идиоты! Нашли с кем договариваться – с отъявленными бандитами! А нам теперь страдать…
БМП двигалась по проселку, а я переползал от кочки к кочке, из арыка в арык. На спину валились сбитые шальными пулями листья и ветки. Рядом с шипением упал небольшой осколок от мины. Повезло, что не в голову и не в спину. Пыль забивалась в нос. Сухая полынь трещала подо мной, в горле сильно першило от ее пыльцы. Маскхалат цеплялся за ветки, сучья и постепенно облепился гроздьями колючек и репейников. Пули с шипением ложились рядом, впиваясь в почву. Вот очередь вонзилась в стену, к которой я пробирался. Кто-то целенаправленно пытался меня убить. Я поплевал три раза по три через левое плечо, отгоняя беду. Негодяй, отстань! Мне домой пора! Осталось чуть-чуть. Вспомнились слова Кавуна, что убивают в основном молодых зеленых сопляков, отпускников и заменщиков. Зеленым не убили, перед отпуском выжил, теперь хотят угробить в конце второго года службы, перед отъездом. Я выпустил одну, другую, третью очередь по густому кустарнику и быстро перекатился по открытому месту в ямку. Укрытие хилое и ненадежное, но другого не было.
Впереди показался полуразрушенный дувал да старое ореховое дерево, прикрывавшее меня ветками и листвой. Кто-то методично стрелял по его зеленой кроне и нервировал укрывшуюся под ней штурмовую группу. В кустарнике лежали офицеры: Кирпич, Мандресов и Дибажа. Чуть в стороне сержант Муталибов и два бойца. Зибоев из пулемета прореживал листву в винограднике напротив. Бородатые были и справа и слева. Повсюду! Их было во много раз больше, чем нас. Хорошо, что с тыла пока не стреляли. Наверное, и оттуда скоро начнут…
Артиллеристы принялись утюжить ближайшие подступы к посту. Спустя полтора часа после огневого налета банда рассеялась, не выдержала нашего напора и, унося раненых, ушла по кяризам.
– Ну как, Саня, пойдем вперед или еще полежим? – спросил я у ротного, вглядываясь в кустарник.
Мандресов непрерывно докладывал обстановку в штаб и получал указания.
– Никифорыч! Ошуев гонит вперед. Требует быстрейшего прорыва на заставу, – ответил ротный.
– Не думаю, что это получится легко. Может, пусть авиация поработает? Где вертолеты? – возмутился я.
– Штаб сообщил, что боятся зацепить нас. Большая вероятность того, что летуны попутают цели, «духи» слишком близко, – объяснил Мандресов.
– Ну что ж, тогда рискнем. Проси танкистов тралить дорогу, а мы побежим за ними, – предложил я без всякого энтузиазма.
Рядом упал Метлюк и раскричался:
– Мандресов! Хватит прохлаждаться! Ждете, когда вас за ручку переведут через дорогу? Вперед! Быстрее! Во главе первая рота, затем «обоз» и третья в замыкании. Выходим в обратном порядке! Начало движения через пятнадцать минут.
Мы с Мандресовым влезли на БМП и, распластавшись за башней, расстреливали по сторонам короткими очередями рожок за рожком. Вот они наконец-то стены долгожданной заставы!
В осажденной крепости нас встретил взводный, он радостно обнимался и пожимал нам руки:
– Мужики! Спасители! Еще неделя – и голодать бы начали! Шагу не ступить за забор! Четырех солдат ранили за месяц вблизи колодца. Когда тяжелораненого вертушкой вывозили, так с воздуха четыре «крокодила» «духов» распугивали от поста. Боеприпасы на исходе, воды мало, консервы кончились. Из съестного остались только пшенка и сухари.
– Ну что ж, бедолаги, теперь будет легче, – улыбнулся Мандресов.
– Ага, месяц-другой. А затем вновь пояса затянем, – нахмурился лейтенант. – Когда мой взвод отсюда выведут, не слышно?
– Нет, не говорят, – пожал я плечами.
– Пойдемте наверх, посмотрим работу авиации.
Штурмовики пара за парой проносились над виноградниками и перемалывали свинцом и раскаленным металлом растительность. Серии взрывов сметали дувалы и глиняные дома, валили фруктовые деревья.
Сашка наклонился к моему уху и что-то прокричал, за гулом разрывов фразу я не разобрал.
– Чего орешь? Говори чуть медленнее, не понял!
В это мгновение за каналом разорвалась мощная авиабомба. Мы оба взглянули в сторону взрыва, резко повернув головы. Рядом с нами в землю вонзился большой осколок. Я потрогал его пальцем и обжегся. Горячий, зараза! Вот она, смерть, совсем рядышком. Пронесло. Посмотрим, какая ты…
Вынув из лифчика финку, выковырял металл из земли и подбросил на ладони. Острые, как бритва, рваные края рассекли кожу на пальце. Черт! Огрызается, падла. Обидно железке, что летела впустую, никого не покалечив.
Саня посмотрел на осколок и попросил:
– Никифорыч, отдай мне. Увезу домой на память.
– Саша! Я и сам хочу его сохранить. Смерть пролетела в считанных миллиметрах от нас! Представляешь, эта зараза попала бы в твой греческий нос или в мой римский профиль. Моя физиономия треснула бы вмиг и распалась на фрагменты, – задумчиво произнес я и положил сувенир в карман нагрудника…
Бой закончился. Поздно вечером Ошуев построил офицеров батальона, разведчиков, саперов и хмуро поинтересовался:
– Кто был у второго и третьего поста? Кто когда-нибудь входил в Баграмку с этой стороны?
Я поднял руку, вытянув вверх указательный палец, и огляделся по сторонам. Все молчали, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности.
– Я тоже там был, но до поста не дошел, – подал голос Афоня.
И только! Остальные – или совсем молодые офицеры, или те, кому не довелось воевать в этом месте. Ну дела!
– Н-да, ситуация, – растерялся новый командир полка Головлев.
– Выдвигаемся колонной. Впереди танк с тралом, затем еще танк. Далее вторая рота и разведка, – принялся ставить задачи Ошуев. – Пройдете полкилометра и закрепляйтесь. У входа в кишлак размещается минометная батарея. «Васильки» задействовать на полную катушку! Ваш участок – первые сто пятьдесят метров. Следующие сто пятьдесят метров – оборона танковой роты. Дальше сто метров за ней – гранатометный взвод АГС. За АГСом выстраивается вторая рота и разведвзвод. Разведчики сопровождают автоколонну до поста. Входим, разгружаемся – и быстро обратно! Не задерживаться. «Духи» наплевали на наш дурацкий договор о перемирии и стянули сюда школу гранатометчиков. Они где-то на подходе. Завтра утром, может, прорвемся, а через день точно не пропустят.
– Ростовцев, ты идешь старшим от батальона? – спросил командир полка.
– Нет, Чухвастов! – откликнулся я. – Я заменщик. Вообще туда идти и не собирался.
На самом деле, что я там забыл? Чего там не видал? Сколько раз уже бывал, виноградники топтал. Я почесал смущенно переносицу и пригладил взъерошенные пыльные вихры.
– Ростовцев! Ты говоришь, заменщик, да? А я тогда кто? – рявкнул Герой. – После ранения воюю и не выступаю. Я дважды заменщик, потому что второй срок отвоевал! Иду и не отлыниваю!
– Да я и не выступаю, просто напоминаю о замене, – смутился я, устыдившись.
Действительно, этот сумасшедший подполковник отвоевал четыре года и никак не мог успокоиться. Даже после тяжелейшего ранения. Если бы на его месте был кто-то другой, командир полка или замполит, я еще бы поспорил. А с Ошуевым действительно спорить бесполезно. Герой! Придется топать в джунгли.
– Я командую взводом АГС. Батальон ведет Чухвастов.
– А почему замкомбата руководит взводом? – удивился Ошуев.
– Ветишин по-прежнему числится на должности. Уедет после госпиталя в Союз, вот тогда и пришлют смену. У меня на сто метров обороны лишь одна машина. Маловато!
– Хорошо, возьми еще одну из второй роты. Разбирайтесь сами. Я вам что, еще броню буду делить и расставлять? – возмутился начальник штаба полка.
Ага! Герой тоже нервничает! Беспокоится! И он домой хочет вернуться без цинкового бушлата, как и мы, простые смертные. Ну-ну…
Я вернулся к взводу и начал набирать гранаты и магазины в лифчик. Гурбон Якубов вскрыл цинки с патронами. Надо готовиться сейчас, потом будет поздно открывать и суетиться под огнем…
Ночь прошла спокойно. А с рассветом, когда мы начали собираться в путь, в ужасе я обнаружил отсутствие амулета-номерка. «Убьют! Как пить дать, сегодня убьют!» – подумал я обреченно. Может, не пойти, сказаться больным? Два года номерок с шеи не снимал, а тут забыл и оставил в комнате на тумбочке. Проклятье!
На мое удивление колонна БМП вошла в кишлак легко и без стрельбы. Одну машину я поставил наблюдать за тем, что творится за каналом, а пушку другой направил на развалины в глубине виноградника. Через дорогу, чуть правее, встал со своей броней Шкурдюк. Он приветливо помахал мне, высунувшись из башни, и вновь нырнул внутрь.
Якубов разжег костер, насыпал в пустой цинк гороховую смесь, налил воды и принялся варить суп. Молодчина сержант. Его ничто не проймет. Наверное, на пути к гильотине будет думать об оставленной на плите кастрюле. Повар – он и есть повар, даже в Афгане!
– Гурбон, пострелять не желаешь? – усмехнулся я, проходя мимо импровизированной столовой.
Сержант разложил на пустых перевернутых снарядных ящиках крупы, соль, приправы, прокоптившийся чайник, кастрюльки, консервные банки, плошки, тарелки. Чайхана, да и только! Якубов улыбнулся широкой добродушной улыбкой. Толстые мясистые щеки растянулись и сморщились, а хитрые глаза превратились в щелочки.
– Нет, товарищ старший лейтенант. Какой-такой война? Дембель через неделю-другую! Хватит, навоевался! Вот сейчас шурпу буду делать. Где-нибудь мясо найду, пальчики оближете! Вах, какой будет шурпа! Объеденье. А стрелять… Вон молодые сейчас гранатомет наведут на кишлак, теперь их очередь. Война – молодым.
– Ну ладно, пойду воевать один, но берегись, если суп будет невкусным. Пущу твою задницу на барабан! – только я это произнес, как откуда-то из дальних кустов раздалась автоматная очередь. Из-за канала принялись палить многочисленные мятежники.
– Гурбон! Хватит кашеварить! К гранатомету! – рявкнул я и побежал, низко пригибаясь к земле.
Похоже, жратва отменяется. «Духи» открыли стрельбу со всех сторон. Количество их стрелков с каждой минутой увеличивалось. Шкурдюк влупил очередь из пушки в виноградник, и один «дух», кажется, прекратил огонь. Я расстрелял пару магазинов по другому автоматчику и вроде бы тоже зацепил. Но вместо выбывших подтягивались все новые и новые силы. Мятежники стреляли так плотно, что мне уже и головы было не поднять. Еще чуть-чуть – и грохнут. Я перекатился от кочки, за которой прятался, поближе к гусеницам БМП. Теперь с одной стороны меня прикрывали траки и колеса. Хорошее укрытие. Но с другой стороны лежу как на блюдечке. Из башни высунулся Серега, что-то крикнул, махнул рукой и вновь скрылся из вида. Я расстрелял последние два магазина и пополз к ящику за патронами. Едва я скрылся в канаве, как на том месте, откуда я вел бой несколько секунд назад, разорвались две мины. Легли кучно. Хорошо пристрелялись, бородатые. Повезло!!! Словно почувствовал или внутренний голос подсказал – пора уйти. Вот, сволочи, решили убить такого хорошего парня! Негодяи! А мне домой пора. Жить хочу!!! Бача, не стреляй в меня!
Метрах в десяти разорвалась граната, выпущенная из гранатомета.
– Мерзавец! Не хочешь по-хорошему, сейчас заряжу магазины и пристрелю какую-нибудь сволочь! – громко прокричал я, обращаясь неизвестно к кому. «Может быть, если попаду…» – добавил я уже мысленно.
Гурбонище молотил из автоматического гранатомета, а из кустов трещали ответные очереди. Хорошо, что в нашем тылу нет гранатометчиков. Хотя какой к черту тыл? Тут со всех сторон фронт. Наши пушки и пулеметы стреляли без умолку. Но и «духи» не снижали интенсивности огня. Одна граната прожгла фальшборт Серегиной машины, еще одна попала в привязанный к башне пустой ящик. Прошла бы чуть левее или правее – и отскребай останки экипажа от башни.
Я вернулся обратно и залег в маленькой воронке, выбитой разрывом мины. Осколки металла кололи тело сквозь маскхалат. Но, как известно, два раза снаряд в одну воронку не падает. Перетерпим временные неудобства. Итак, спереди – «духи», сзади – «духи». Что творится слева за дувалом, неизвестно. Там лейтенант Ермохин тоже непрерывно молотит из пушки. Значит, и ему нелегко. Ну что ж, будем снова стрелять, благо патронов много. Я захватил с собой в мешочке треть цинка патронной россыпи. Пальцы сбились и ныли от непрерывного заряжания магазинов. Жаль, что нет заряжающего.
Крышка люка приоткрылась, в ней вновь показался Шкурдюк. Он издал вопль радости и восхищения:
– Ник! Живой! Начальник мой дорогой! А я думал, что тебя разнесло на куски. В клочья.
– Вот спасибо! Значит, ты мне и смерти пожелал, любезный! Скажешь тоже, в клочья! – обиделся я.
– Так ведь мины упали туда, откуда ты стрелял! – объяснил Сергей.
– Ага. Но только я тремя секундами раньше откатился в канаву. Уполз магазины заряжать. Представляешь, как удачно закончились патроны! Если бы последнюю очередь выпустил чуть позднее, то мы бы уже не смогли разговаривать сейчас! – возбужденно крикнул я в ответ.
– Не чаял увидеть. Чудеса! Я уже доложил по связи, что ты погиб! Сейчас сообщу, что ошибся. Или не надо? А то вдруг опять, второй раз, докладывать придется? – пошутил Серега.
– Не придется. Не надейся. Мое место еще рано тебе занимать. Потерпи пару месяцев.
– Договорились! – рассмеялся Шкурдюк.
Мы продолжили бой. Перестрелка не прекращалась и без нашего участия. Но ведь мы – два офицера – были четвертью всех штыков на плацдарме. Проклятый договор с «духами»! Чертовы бестолочи, удумавшие послать нас сюда с техникой, но без солдат. Даже оборону по всему периметру не занять. Твою мать! Быть может, это – преднамеренное предательство?
Внезапно со страшным грохотом и лязгом из-за высокого дувала выскочила горящая бронемашина. Она зацепила фальшбортом край глиняного забора, завалив его. Задние люки были открыты и болтались туда-сюда в такт движению. В правом отсеке лежало тело: одна нога без сапога торчала из проема, а вторая была подогнута. Другой десант дымил, и оттуда вырывались языки пламени. Огонь, кроме того, пылал на ящиках, разбросанных сверху. За рычагами почему-то сидел Хмурцев. Лицо взводного было такого же цвета, как и ярко-рыжая шевелюра. Вадик что-то прокричал мне и, не останавливаясь, помчался дальше к выходу из «зеленки». Я на секунду растерялся. Что ж там произошло, раз командир взвода управляет машиной вместо механика и несется как ужаленный. И кто, черт подери, лежал мертвый в десанте?!!
Через пару минут в проеме появились два связиста, которые бежали во весь дух, догоняя взводного. Один из них на мгновение обернулся, послал куда-то вдаль очередь и помчался дальше за бронемашиной.
– Стойте! – заорал я. – Куда бежите? Ко мне! Стоять, дятлы! Что за паника?
– Там «духи»! Нас чуть не убили. Стреляют со всех сторон, окружают, – принялся объяснять солдат. – Разведку зажали, они не прорвались.
– Какие «духи»? Позади дувала экипаж БМП вел бой! – изумился я.
– Она сожжена. Возле нее бородатые. Бронемашина горит, наших никого вокруг. Четверо проскочить не смогли, лежат на поляне.
– Убитые, что ли?
– Вроде бы, – всхлипнул молодой солдатик и размазал слезы по грязным щекам.
– Нужно выносить тела! – громко зарычал я на него.
Солдат в панике шарахнулся от меня в кусты. Черт возьми, он сейчас не помощник! Повезло парнишке, но теперь он очумел от ужаса и не верит, что остался жив, вырвался из ловушки. Обратно его не загнать. Я постучал по башне прикладом автомата, вызывая Шкурдюка. Сергей спрыгнул на землю.
– Что случилось?
– Не знаю, но что-то страшное. Там, где был Ермохин, лежат раненые и убитые. Его БМП сгорела. Я сейчас сгоняю туда, разведаю и попробую вытащить бойцов. Усиль огонь за канал. Если минут через пятнадцать не вернусь – выручай.
– Понял, – кивнул Сергей и нахмурился.
Я побежал к своей машине, окликнул Якубова и приказал механику заводить машину.
– Гурбон, сейчас заскочим вон в тот проем, подберем раненых и, возможно, трупы, затем выскакиваем обратно, если повезет. Я за пушкой, а ты садись на место командира, управляй механиком.
Я подошел к механику и скомандовал:
– Едем к машине, что за дувалом. Понял меня?
– Так точно! – отозвался испуганный солдат. – А потом куда?
– Потом будет видно! Далее по обстановке. Я еще сам не знаю, доберемся ли до цели. Быстро по местам!
Машина развернулась и резко рванула с места, круша на пути виноградник. Едва мы миновали пролом, как я увидел силуэты «духов» в кустарнике. Поворачиваю пушку влево – огонь! Пушку вправо – и вновь огонь! Разворачиваю башню назад! Огонь! Я стоял на сиденье, высунувшись из люка (так обзор лучше), и крутил головой по сторонам, стреляя туда, где появлялись бородатые, откуда раздавались выстрелы. Вон она, наша машина, впереди дымит! До нее метров пятьдесят. Кусты на мою бешеную стрельбу откликались стонами и воплями раненых врагов. Механик гнал машину, не разбирая дороги, на предельной скорости. Минута – и мы возле пожарища. Всего несколько мгновений, а кажется, целая вечность. Пару раз я боковым зрением замечал, что гранаты врезались в землю, не попав по гусеницам. Одна пролетела впереди машины, разминувшись с ней на доли секунды.
Мы остановились возле горящей брони. Разбитые ящики, порванные чехлы, вещевые мешки, стреляные гильзы и прочий мусор валялись вокруг. Ни души. Гурбон заглянул в люки. Ни раненых, ни убитых. Ладно, разберемся позже, где экипаж. Тут из-за дувала выбежал окровавленный и перепуганный солдат.
– Помогите! – завопил раненый и бросился к нам.
Механик погнал машину к нему поближе. Якубов протянул бойцу руки и втащил его на броню.
– Что там в развалинах происходит? – спросил я.
– Там засада. Я проскочил, а Ваську убили, – с тоской в голосе сказал огненно-рыжий вихрастый солдатик.
– И чего ты бежишь? Где твой автомат? – продолжал я расспрашивать рыжего.
Спасенный растерянно оглянулся по сторонам, посмотрел на свои руки и ничего не ответил.
– Солдат, ты чей? Откуда? – тормошил я его. Парнишка, плохо соображая, с трудом выдавил:
– Я из Подмосковья. Феклистов моя фамилия.
– На хрен мне твоя фамилия! Из какой ты роты? – рявкнул я на него.
– А-а-а! Сапер я, инженерно-саперная рота. Взводный нас прикрывал и приказал прорываться. Он где-то там, за виноградником.
– Механик, – гаркнул я, – гони что есть духу к винограднику! Увидишь лежащих бойцов – тормози! Мы с Якубовым будем подбирать тела. Вперед!
Я продолжил стрельбу из пушки и пулемета, от моего огня крошились кромки стен и прореживались заросли кустарника. Попадал ли я по мятежникам – неизвестно, главное, что мы заставили некоторых из них замолчать. Кто-то затаился, кто-то умер, кто-то отполз раненым. Когда БМП миновала высокий глиняный дувал, взору открылась страшная картина. На пыльной дороге вдоль колеи лежали три окровавленных тела. Механик остановился возле первого трупа.
Сердце, казалось, колотилось с частотой ударов двести в минуту. Я нажал на спуск в очередной раз, чтобы подавить огневые точки, но вначале услышал щелчок – это кончились выстрелы к пушке, а затем второй щелчок – больше нет патронов и в пулеметной ленте.
– Наводчик! Лента есть еще? – крикнул я, заглянув внутрь башни.
– Патронов нет, остались снаряды в левой ленте. Но пушку нужно прокачать, – ответил мокрый от пота солдат.
– Ну, так прокачивай эту долбаную ленту! А то нам «духи» в задницу что-нибудь накачают! – рявкнул я.
Я расстрелял оставшиеся патроны последнего магазина по густой траве за каналом и повесил автомат на люк. Теперь это была бесполезная железяка. Годится только для рукопашного боя. Но кто ж пойдет махаться автоматами? Они нас расстреляют – и все дела.
– Гурбон, у тебя патроны есть? – с надеждой задал я вопрос сержанту.
– Магазины пустые, только гранаты остались.
– А у наводчика?
– Его патроны я тоже расстрелял, – виновато сказал сержант. – Я даже «мухи» все выстрелил.
– Черт! Плохо! Механик! Прикрой нас. У тебя-то патроны остались? Солдат кивнул в ответ, достал изнутри АКСУ и принялся палить по зарослям кустарника. Эх, из этой пукалки только ворон пугать на огороде. Ну да ладно, что есть, то и есть.
Последние здравые мысли покинули мою голову. Остался только всеобъемлющий липкий страх. И все-таки мозг продолжал работать в одном направлении: собрать трупы и мчаться отсюда, как можно быстрее и дальше.
Мы с сержантом спрыгнули с машины и подскочили к ближайшему телу. Это был сержант Орловский из взвода связи. Машинально я отметил пулевое отверстие возле горла, рану в боку и перебитые ноги. Серый, пепельный цвет лица указывал на наступление агонии. Вернее, быструю смерть. Я схватил его за руки, Якубов за ноги, и мы бегом понесли его тело. Затолкнули труп в правый десант и захлопнули люк. А вот чуть дальше – второй. Та же операция – и бегом к люку. В этот момент из кустов бросился к машине оборванный окровавленный солдатик. Пули визжали и свистели вокруг. Они ударялись о камни, падали в пыль, но не задевали никого из нас.
– Быстрее, братан! Запрыгивай! – скомандовал ему Гурбон, а я подтолкнул его в спину, потянул за воротник и штанину, чтобы солдат оказался внутри десантного отделения.
– На дороге еще убитый лежит, – всхлипнул солдат, обернувшись.
Черт! Я спрыгнул обратно, а боец захлопнул люк изнутри. С левого борта на броню карабкался раненый офицер, которому помогал наводчик-оператор. Я заставил себя броситься вновь навстречу опасности, метнувшись в колючую траву. Действительно, вот он, еще один солдат в окровавленном маскхалате. Я упал рядом. Боец не двигается, не дышит. Значит, мертв.
Меня охватило бешенство. Столько погибших! Как глупо! Проклятые полководцы, стратеги хреновы! Войти в этот ад практически без солдат! Я оглянулся: внутри все похолодело. Машина отъезжала. Гурбон влезал в башню, а механик торопливо разворачивал БМП, сдавая кормой вправо. Вокруг не оставалось никого из своих. Только мертвое остывающее тело незнакомого солдата. Живые, конечно, рядом были. Но это были враги – «духи», которые принялись дружно и интенсивно поливать нас свинцом. Нас – меня и погибшего бойца. «Духи» бесились. Почему-то они никак не могли попасть. Несколько пуль впились в покойного. Убили еще раз… Эх, превратиться бы сейчас в хамелеона и слиться с цветом почвы, чтобы стать незаметнее! Я распластался на дороге и вжался в густую пыль. Лифчик оказался подо мной. Теперь даже гранату не метнешь. Мое лицо упиралось в плечо и голову трупа, но сам я, к счастью, пока был жив. Судорожно дышал и соображал, каким образом выпутаться из хреновой ситуации. Надо как-то выбираться…
«Духи» продолжали бесноваться из-за того, что не могли никак меня достать. Одна очередь вновь прошила лежащего бойца, другая – пыльными фонтанчиками вонзилась в обочину. Следующий веер из пуль сшиб ветки и листву с наклоненной яблони. Стреляли трое или четверо с обеих сторон широкой поляны. Возможно, их было больше.
Мне стало по-настоящему страшно. Я клял себя последними словами. На кой черт я поехал на эту войну? На кой … я полез в трижды проклятую «зеленку»? На кой … я оказался на убийственной поляне-ловушке и теперь жду пулю в голову?
Видимо, несколько человек, подъезжая сюда, я скосил из пушки и пулемета, раз они так вцепились в меня. Кровно обидел аборигенов. А может, и не попал ни в кого, только нашумел и разворошил осиное гнездо…
Долго лежать и выжидать было нельзя. Рано или поздно достанут. Добьют. Не будут же постоянно попадать в мертвого парня. Пристреляются. Маскхалат, конечно, немного спасает, но приглядятся и грохнут.
Я сделал над собой усилие воли и совершил кувырок и перекат в ближайшую колею. О чудо, там, где я лежал секунду назад, прошла длинная, прицельная, злобная очередь. Стрелявший, видимо, сильно горячился – целый магазин патронов расстрелял впустую. «Духи» перенесли огонь по моему новому укрытию. Очередь, очередь, пара одиночных выстрелов. Твою мать! Я выкрикнул в сторону зарослей несколько ругательств, сдобренных крепкими матами, и сиганул в небольшую воронку. «Духи» прямо озверели. Свист пуль усиливался. Неужели, кроме меня, стрельнуть не в кого? Я что, одна цель во всем кишлаке?! Хотя если б знали «духи», что мишень дважды к Герою представляли, то, наверное, собралось бы еще человек двадцать желающих пострелять. Оркестр из автоматчиков играл блюз, переходящий в какофонию…
Все это произошло за минуту, которая тогда казалась мне вечностью. К моей гордости, я не обделался. Возможно, просто не успел.
БМП уже мчалась к выходу из этой западни, и расстояние до нее увеличивалось. Лежа в воронке, я достал гранату из нагрудника и швырнул подальше, в сторону стреляющих из кустарника. «А теперь беги, беги, черт тебя побери!» – скомандовал я сам себе. Заставить себя это сделать было непросто. Вскочить, подняться, мчаться из последних сил. Ямка казалась такой спасительной и надежной! Если бы не выбрался тогда из нее – наверняка бы погиб! Не из автомата, так из гранатомета бы добили.
