Kitabı oku: «Привет из Чикаго. Перевод с американского на русский и обратно», sayfa 12
Моя работа
Как было понятно из моей предыдущей книжки, с работой мне повезло. Делай доброе дело – и воздастся. Мне повезло создать хорошую лабораторию и замечательную команду сотрудников в ЦНИИчермете, которая понравилась приезжающим в Россию представителям американских компаний и прежде всего тогдашней Inland Steel. Они решили приглашать сотрудников моей лаборатории на работу в свой исследовательский центр, и мы удачно начали с Оли Гириной, с младшей из моих аспирантов, которая себя прекрасно там зарекомендовала. Потом туда пригласили другого моего бывшего аспиранта, Олега Якубовского и, как выглядело, держали место для меня. Правда, в год нашего приезда в США набор был заморожен, потому что компанию купил Лакшми Миттал, который до этого закрывал исследовательские отделы всех приобретаемых компаний. Грег Людковский, который был начальником отдела, когда мы с ним в 1992 году познакомились, вскоре стал Вице-президентом компании по науке и сумел убедить Миттала, что исследовательский центр Inland Steel сумеет обслуживать все заводы его империи, и доказал, что это работает.
Меньше чем через год после моего мучительного привыкания к работе на минизаводе Хана Стил набор возобновился, и я перешла на Инланд стил, которая в ту пору уже называлась Испат Интернейшнл, и начала работать снова с Ольгой и Олегом. Через пару месяцев меня из научного сотрудника возвели в начальники группы, и в этом качестве я пребывала более десяти лет до ухода на полставки как бы в консультанты. В самом начале в группе было восемь сотрудников: четыре инженера и четыре лаборанта, а перед моим уходом группа насчитывала уже двадцать человек, как по совпадению и моя черметовская лаборатория.
Практически с самого начала при разработке годовых планов инженеров группы этот план делился на несколько частей: проекты по разработке новых или улучшению свойств производимых сталей, проекты, объединяемые названием «knowledge building” – приобретение новых знаний, и методические работы, направленные на освоение новых методов исследования, в соответствии с многочисленным приобретаемым оборудованием. Работы по приобретению новых знаний, аналогичные поисковым исследованиям, как их называли в Союзе, позволяли иметь полезный задел при проведении новой разработки.
Как основной ресурс Грега, тогда возглавлявшего не только все исследования, но и главного технолога компании, мы курировали завод в Караганде (я туда ездила несколько раз обсуждать проблемы качества), выполняли (по переписке) разработку стали для завода компании в Южной Африке.
Автомобильные материалы, разработкой которых занималась группа, были основным по важности и прибыльности продуктом фирмы. Когда в 2004 году Миттал приобрел скопом ушедшие в банкротство LTV и Bethlehem Steel, каждая из которых производила в два раза больше стали, чем Inland Steel, мы вдруг оказались производителем двадцати миллионов тонн стали только в США, поставщиком автомобильных сталей всем автомобильным заводам США, Канады и Мексики. Собственно и до сих пор в США существует еще только два меньшего размера производителя – старейшая USS (United States Steel) и AK steel.
Когда в 2006 Митталу в драматической борьбе удалось приобрести равную ему по размеру компанию Arcelor, которая образовалась путем слияния и приобретения лучших, в основном европейских сталелитейных заводов, новая компания ArcelorMittal стала самым большим производителем стали в мире с потенциальным объемом производства в 100 миллионов тонн, как в бывшем СССР.
Наш американский центр, выросший после первых больших приобретений до двухсот человек, теперь стал партнером европейского центра численностью под полторы тысячи сотрудников. Разные по специализации лаборатории располагались исторически при разных заводах, но наши основные партнеры, занятые автомобильной тематикой, были во Франции, в городе Метце, куда приходилось время от времени ездить.
Однако и помимо международного оттенка нашей деятельности, моя работа по созданию новых автомобильных сталей, чем я занималась всю жизнь, принципиально отличалась от сложившегося длиною почти в жизнь опыта. В СССР мы следили за литературой, пытались симулировать реальные заводские агрегаты и выходили с предложениями к заводам попробовать производить/поштамповать стали большей прочности. Все это отвечало общему направлению снижения потребления стали за счет уменьшения толщин деталей из более прочных сталей. За этим коротким описанием нашей тогдашней деятельности скрыты многочисленные поездки с уговорами металлургических заводов, что они уже готовы это производить, и ссылками на автомобильные заводы, которые после других многочисленных встреч соглашались, что они в этом заинтересованы.
В моей новой роли я встречалась с автогигантами типа Форда, Крейслера, Дженерал Моторс не чаще чем раз в несколько лет, приезжая на конкретную фирму в Детройт с обзорным докладом о наших новых разработках. Зато они часто встречались с сотрудниками отдела применения, которые в терминах и на основе моделирования показывали, какие из критических деталей и с какими выгодами могут быть переведены на новые стали с установленными ими параметрами.
Чаще мы встречались с Хондой и Тойотой, которые всегда были впереди наших разработок и заказывали стали все более высокой прочности и одновременно пластичности, которые должны были быть готовы к строго оговоренному сроку сборки и опробованию новой модели их автомобилей.
Соответствующее задание обрастало строгими и подконтрольными датами выдачи рабочей концепции, изготовления лабораторной партии стали, опытной плавки на заводе, полной паспортизации служебных характеристик (штампуемости, свариваемости, усталости). Срыв сроков означал, что в новой модели этой новой стали не будет, либо (что было нежелательно для обеих сторон) сталь будут привозить из Японии, где ее разработки начинались заведомо раньше, чем мы узнавали об этих требованиях.
Часто японцы обращались ко всем потенциальным производителям: трем в США и еще Dofasco в Канаде, которая после приобретения Arcelor тоже относилась к нашей фирме. Поскольку заказчику необходимо было только два поставщика, тот, кто по срокам разработки и поставки оказывался третьим, тратил усилия зазря.
Все это принципиально изменяло стиль и темп работы. От начальной концепции и правильно выбранных составов лабораторных плавок зависело число итераций – от выплавки, прокатки и опытных отжигов до определения полученных свойств. Поэтому все большую роль играли общие знания, опыт и интуиция.
Очень помогали наши черметовские заделы, которые во многом опережали реальный спрос российских заводов. Безусловно изначально наш опыт исследований двухфазных сталей был существенно выше, чем у американцев. Однако мы ранее никогда не сталкивались со сталями столько высокой прочности, многое приходилось исследовать заново. Помогало первоклассное оборудование. В Чермете мы имитировали охлаждение, используя вентиляторы, сжатый воздух, рассчитывая необходимое снижение температуры в секундах выдержки перед закалкой в воду. На АрселорМиттале мы пользовались высококлассными симуляторами полного цикла термической обработки. Последний стоил восемьсот тысяч долларов.
Почти в самом начале я убедила ДБ (начальника отдела, котороо все называли его инициалами) опережающе начать работы по ТРИП-сталям, которыми в России мы занимались с Сашей Петруненковым. Мы представляли наши лабораторные результаты еще в 1990 году на международной конференции в Вюрсбурге, в Германии, но о промышленном опробовании речь не шла. Здесь нас пока никто не торопил, но мы уже знали о промышленных опытах в Японии. В качестве задела мы с Олегом выполнили систематическое исследование влияния различных элементов применительно к разным уровням прочности. Поэтому когда через два года к нам пришла Хонда с рассказом (как для новеньких) о ТРИП-сталях и заказом на их разработку, мы были совершенно готовы. Однако выполнение этой задачи в срок было столь важно, что несмотря на наши возражения, руководство решило купить лицензию у Nippon Steel.
Мы поехали в Японию, увидели, что предлагаемое нам мало проверено и доказано, но переубедить начальство не смогли – слишком высок был авторитет японцев. При опытных плавках в США на совместном с Nippon Steel заводе предложенный ими состав свойств не дал. В результате производство стали перевели на агрегат, который мы с Олегом моделировали с самого начала, используя иной состав, предложенный нами.
Когда вскоре появилась Тойота с другим заказом, опять уповая на полезную помощь Nippon Steel, наше руководство поверило в наш подход, и мы осуществили необходимую разработку с Нарайяном (недавно я получила официальное свидетельство о получении американского патента на соответствующий состав) и выдержали все чрезвычайно высокие требования, за что и были отмечены.
Я не раз с пользой обращалась к прошлому опыту и накопленным за жизнь результатам. Необходимая пластичность при изгибе этой стали была очень чувствительной к неметаллическим включениям, поэтому в состав стали были заложены чистота по оксидам и предельно низкие содержания серы. При этом, как всегда, в сталь добавляли силикокальций для глобуляризации сульфидов. И все равно мы видели микронадрывы на включениях. Ломая голову, вспомнила наши с Леной Жуковой-Золотаревой результаты двадцатипятилетней давности. Мы нашли (и опубликовали), что добавка силикальция в составы с предельно низкой серой ничего, кроме общего загрязнения и ухудшения вязкости, не дает. Когда я пришла с этим к Нарояну и ДБ, они согласились попробовать плавку без силикокальция, хотя и довольно нехотя, просто от безвыходности. После получения положительных результатов это вошло в технологию.
«Мои» двухфазные стали, по которым защитила докторскую и издала книгу в 1986 году, после кажущегося их умирания в восьмидесятых оказались остро востребованными в конце 90-х. Меня в какой-то степени и приняли так тепло на фирме как специалиста по двухфазным сталям.
На глазах росла Оля Гирина, которая вела многочисленные разработки двухфазных сталей. Если в России предложенную нами двухфазную сталь с прочностью 550 МПа ВАЗ попросил разупрочнить до 440, то здесь Оля двигалась от 590 к 780, 980 и 1180 МПа. Появлялись новые сотрудники, которых она направляла, всегда руководствуясь нашей верой, что изменения свойств определяются изменениями структуры, исследованию которой она посвящала большую часть своего времени.
Оля занималась преимущественно покрытыми сталями, непокрытые двухфазные стали (другой агрегат и цикл термообработки) вели Олег и Нараян, мартенситнные стали вели Ронжи с Нараяном.
Несколько лет назад Ольга с Демоном начали лабораторную проработку нового поколения сталей с контролированной закалкой, от которых уже требовалась прочность 1470 МПа при кажущимся фантастическим сочетании с удлинением в 20 %. И опять тот факт, что они начали этот проект с опережением, понимая из литературы, что это грядет, к моменту реального заказа нужные результаты в лаборатории были показаны.
Я получала огромное удовольствие от работы с группой – не только с Ольгой и Олегом, но и с новыми молодыми сотрудниками, отличающимися глубокими знаниями металловедения, новых методов исследования.
Когда я проработала на фирме 10 лет, руководство компании вдруг решило выделить каких-то исследователей, назвав их экспертами. Это делалось, как я потом узнала, путем отбора по каким-то критериям и путем голосования руководителей отделов. Выбрали из всех полутора тысяч шесть человек, включая меня. Провели собрание, читали мою биографию, увеличили зарплату. Новая должность была приравнена начальнику отдела, я формально подчинялась Франсуа Мудри, главному менеджеру по поисковым работам, который находился в Париже, время от времени посещал наш центр и хотел, чтобы я периодически инспектировала поисковые работы других лабораторий.
Совпало, что примерно в это же время мы с Ольгой посетили наши заводы в Бразилии, где тоже производили автомобильные стали. Почему-то я произвела какое-то специальное впечатление на местное руководство, которое официально обратилось к моему начальству, чтобы я стала со-руководителем их четырех аспирантов, прикрепленным к местным университетам. Я продумала темы их диссертаций в соответствии с их заводскими функциями и оговорила, что параллельно с подготовкой литобзора каждый будет как минимум дважды приезжать в наш центр для выполнения лабораторной части экспериментов. Так оно и было, но двое отпали на стадии подготовки литературного обзора, а двое в течение следующих четырех лет защитились.
И постепенно всего стало немножко много: руководство группой с нарастающим числом новых разработок, подробное (по-другому не могу) чтение диссертационных записок, увеличенное число командировок, понимание, что уже и семьдесят лет позади. Нараян, которого давно видела моим преемником, вполне созрел, и я попросилась просто в научные советники, как соответствовало моему титулу эксперта.
С удовольствием осознавала, что группа (лаборатория) продолжает работать в том же стиле, вела научные семинары группы, продолжала выступать на конференциях, понемногу думала о подготовке книги.
А потом решила переехать в Чикаго, сознательно создавая мотивацию ухода с работы из-за неудобства ездить издалека при моем ограниченном деревней умении водить машину. Соответственно после года этих неудобств перешла в консультанты и стала работать два раза в неделю. По-прежнему вела семинары, по очереди обсуждала с инженерами состояние их проектов, редактировала их публикации. Исключила себя из внешних обсуждений, чтобы не затенять молодежь, но наверно не была права, потому что не всегда соглашалась с принятыми без меня решениями.
Дома работала над книгой, которую охотно принял к изданию Шпрингер, а когда закончила ее, начала скучать (все вроде сказала, что знала). Поскучала год и ушла с работы совсем, до сих пор не до конца уверенная в своей правоте.
