Сумасшедший корабль

В аннотации было написано, что в основе романа жизнь петроградского дома искусств в годы военного коммунизма. Роман "с ключом", где под псевдонимами скрываются писатели и художники того времени (типа "Алмазный мой венец" Катаева). Всё оказалось не совсем так, а может и вовсе не так. Собственно сама Ольга Форш в начале эту мысль и высказывает

Пусть читатель не ищет здесь личностей: личностей нет. Обладая достаточным воображением, автор бесчинствует с персонажами по рецепту гоголевской "невесты", дополняя одних другими, либо черты, чуть намеченные в подлиннике, вытягивает ну просто в гротеск, либо рождает целиком новых граждан

Cобственно быт жителей "корабля" описан в первых двух-трех главах (автор их называет "волнами"). Для меня это - роман-впечатление. Знаете, как приходишь куда-то (фойе театра, биллиардная, да даже ночная очередь в кассы Большого театра, как это было раньше) и погружаешься в атмосферу. Неважно, кто все эти люди, атмосфера эпохи передана замечательно! Собственно мемуарная только шестая "волна": там последнее выступление Блока со вступительным словом Чуковского

Этот памятный человек, талантливый критик и невыраженный поэт, с особым даром прошагивает в людей, факты и вещи; чтобы, по мастерски кинув оценку, как дегустатор, тонкий отведчик вина, уйти ужом.

Там смерть и похороны Блока, известие об аресте, затем расстрел Гумилёва, самоубийство жены Сологуба. На мой взгляд , это самая сильная глава в романе. Вообще, выписывать из романа фразы хочется постоянно. Они "вкусные". Например:

Этот человек был в очках, с которых, как крупный ливень по окну, лились слёзы

Язык романа меняется по мере повествования. Сначала есть даже интонации Зощенко, потом - интонации раннего Олёши, Каверина. Рекомендую Я тут в рецензиях читал, что для полного понимания нужна подготовка. На это ответил сам автор:

Что же касается читателя, то раз и навсегда ответим: мы пишем для читателя без его разбора на "подготовленного" и " неподготовленного" Это и есть признак нашего к нему подлинного уважения: сегодня не подготовлен - подготовится завтра. Книгу не однодневку ...надо писать с размахом на максимальный диапазон восприятия

От себя добавлю: рекомендую читать в спокойной обстановке за один день (вечер) - чтобы не расплескать эмоции и сделать их более концентрированными. Роман небольшой - 200 страниц печатного текста. Важно: роман Ольги Форш - это не взгляд на прошедшее издалека через 40 лет. Рассудочный , как у Берберовой, восторженный - как у Одоевской. Это написано по горячим следам. Удивляюсь как он был напечатан, пусть и в 1930 году?

Книга эта рассказывает о житье литераторов в специально для них выделенном доме - который и ныне существует на Невском. Так написано в аннотации) Но по сути, это сборище отрывочных воспоминаний, сумбура, завуалированных отсылок к чему-то, что уже и ни с чем не проассоциируешь, разве что ты завзятый любитель загадок и супер-пупер интеллектуал.

Впрочем, писательница и сама понимает это, когда в последней главе размышляет, кому все это пишет и какой читатель все это прочтет))

Что ж это за произведение? - скажет читатель. - К какому роду его отнести? Как назвать? И, главное, с позволения спросить, для ка-ко-го оно читателя?

Наверное, к книге стоит отнестись именно так - просто сборище каких-то высказываний и зарисовок памяти на тему писателей в Петербурге, кстати, и не только в нем))

Читать книгу довольно сложно, все время приходится лезть в сноски, чтобы понять о ком и о чем речь. А многие имена мне уже и не говорят ничего, увы. Язык витиеват, прерывист, как мысли пространен...

Самое ценное для меня в этом произведении были коротенькие зарисовки о писателях Горьком и Блоке, которых Форш величала как Еруслан и Гаэтан. А также о Врубеле. И есть то коротенький абзац, а жутчайшая жуть от него:

Ему чудилось, что он выпустил в мир и на свободу какое-то плененное зло. Он на коленях оползал комнату, чтобы искупить, ослабить тот соблазн, который в его больном воображении казалось ему, через картину его вошел в мир.

Вообщем, подводя итог, обрывочно, сложно, но местами живописно и познавательно)

Длительность моего чтения: 2 дня (с 14.08.2024 по 15.08.2024)

Итоговая оценка: 3

Это произведение, которое, привлекает внимание своей оригинальностью и амбициозностью. Однако, несмотря на все достоинства, для меня оно оказалось не слишком удачным.

Плюсы:

1. Форш обладает ярким и выразительным стилем. Ее язык порой завораживает, и это несомненно является одним из сильных аспектов книги;

2. В произведении поднимаются важные философские вопросы о жизни, смерти, любви и человеческих отношениях.

Минусы:

1. Книга требует от читателя значительной подготовки и глубоких знаний русской литературы 20 века. Без этого фона многие отсылки могут остаться непонятыми;

2. В некоторых местах действие практически останавливается, что создает ощущение затянутости. Я ожидал большего развития событий, однако многие моменты оставались статичными.

Лично я поставил ей 3 из 5, так как, несмотря на наличие интересных идей и стильных моментов, произведение не смогло меня увлечь. Рекомендую читать только тем, кто готов погрузиться в сложный мир жизни русских писателей и имеет соответствующую базу знаний.

"Для того, чтобы пришла настоящая внутренняя сложность, надо стараться писать очень просто. Именно простота позволяет выразить свою мысль наиболее точно, коротко и сильно. Это и есть литература." В.Катаев

Я далеко не глубокий знаток литературы и тем более не литературный критик, чтобы давать оценку произведениям и их авторам. Просто делюсь своими ощущениями от книги.

Имя писательницы для меня новое. Взялась за чтение с воодушевлением, поскольку тот период - события начала 20 века, люди в истории страны и ее культуре - мне интересен… но … довольно быстро воодушевление сникло и превратилось в необходимость продираться сквозь витиеватость писательского слога, малопонятные намеки, отсылки к малоизвестным и уже затерянным за туманной завесой сотни (!) лет событиям - к сути книги и собственно картине жизни обитателей ДИСКа - художников, писателей, поэтов, философов - "творцов, создававших новые формы общественности".

Произведение, конечно, интересно как "литературный памятник быта первых лет революции", но собирается картина с трудом из мельчайших осколков, биографических обрывков, историй, часто анекдотических и не всегда, кажется, напрямую имеющих отношение к цели книги. Собственно, с целью книги не очень-то определилась и сама писательница, похоже и ей самой она не совсем понятна… отсюда и восприятие книги (моё) как странной не вполне складывающейся мозаики, поскольку часть деталей либо утеряна, либо рисунок смазан.

И мне кажется, виной тому стиль и слог. Чувство юмора и образность - да, превосходны, но иногда не покидало ощущение, что автор просто, забавляясь, их оттачивает (в ущерб общему повествованию), было ощущение некого перебора. Вспомнилось из Катаева ("Почти дневник"): "…я понял, что перегруженность сложными приемами, художественными образами, метафорами - вредна." (см. эпиграф)

Вот у меня и не получилось увидеть цельную картину, мне мешали "изобразительные средства" автора. У меня картина той эпохи (имею в виду литературные круги) яснее складывалась после прочтения воспоминаний Маршака, после Чуковского "Дни моей жизни", Шварца "Позвонки минувших дней", после Катаева - "Почти дневник", "Трава забвенья"… "Алмазный мой венец" - вообще восторг, перечитывать можно многократно. "Сумасшедший корабль" перечитывать вряд ли буду.

Впервые в своей читательской практике сталкиваюсь с таким явлением, как «роман с ключом», хотя немало о нем слышала. О. Форш описывает жизнь обитателей Дома искусств, ДИСКа, созданного в Петрограде в огромном доме Елисеева на Мойке, 29 по инициативе М. Горького. Здесь в 1920-е годы жили многие известнейшие деятели культуры, литераторы, художники, музыканты. Автор выводит их под вымышленными именами, из которых одни распознаются достаточно легко (Геня Чорн – драматург Евгений Шварц (его фамилия с немецкого переводится как «чёрный»); Китов – тогдашний заведующий Госиздатом Ионов (помните библейский сюжет об Ионе во чреве кита?)), другие же потребовали расшифровки. В комментариях к роману в качестве «ключа» приводится фрагмент из мемуаров художника В. А. Милашевского, жившего и работавшего в ДИСКе. По его свидетельству, под фамилией Копильский скрывается писатель М. Слонимский, Гоголенко – это М. Зощенко, тугая на ухо Ариоста – Мариэтта Шагинян, Жуканец– В. Шкловский, Микула – Н. Клюев, Гаэтан – А. Блок, Инопланетный гастролер – Андрей Белый, Еруслан – М. Горький (перечисляю только самых известных). Себя писательница вывела под фамилией Долива.

Жизнь обитателей этого «Сумасшедшего корабля» совсем не проста, собственно, как сложно и само время, которое, как известно, не выбирают. Россия приходит в себя после Гражданской войны. В стране голод и холод, и не спасают скудные писательские пайки. «Все жили в том доме, как на краю гибели», и сама жизнь стала для образовавшейся здесь своеобразной коммуны литераторов «вовсе не тем или иным накоплением фактов, а только искусством эти факты прожить». Но именно в эти годы, как замечает О. Форш, «цвели люди своим лучшим цветом. Все были герои. Все были творцы». В тяжёлых обстоятельствах все помогали друг другу, невзирая на идейно-художественные расхождения, не обращая внимания на то, кто ты, символист, футурист или приверженец реалистического искусства. Потому в романе так явно звучат ностальгические ноты.

Особая ценность для проживающих в ДИСКе – книги, которые «множились вроде как почкованием, – обитатель Сумасшедшего корабля обрастал не бытом, а книгами». Здесь соседствуют быт и бытие, порционный суп из воблы и споры о Логосе, катастрофическая нехватка дров и горячая полемика о чистоте православия, конфискация мебели в пользу пролетариев и страстное обсуждение литературных проблем... Эта приверженность бытийному в годы, казалось бы, совершенно не располагающие к подобным материям, и сообщает неизбывный поступательный ход Кораблю.

Роман читается непросто. Стиль его метафоричен, инкрустирован неологизмами («пропушистел головой», «чертоват» (т.е. подобен чёрту), «достоевщинка» и т. п.), содержание многих эпизодов порой напоминает ребус. К тому же, писательница в самом начале объясняет свою авторскую установку как следование за тем, что выхватывает память, а она подбрасывает воспоминания то о поездке за город, то о путешествии в Рим на авто, то о полпредовском приёме в Париже, то о будничной повседневности и отношениях «пассажиров» Корабля. И всё это сдобрено иронией, а порой и юмором, что сообщает рассказу о тёмных годах светлое звучание.