Kitabı oku: «Сельский роман», sayfa 2
Глава 2
Дед Савелий слыл по деревне колдуном. Во многом, что случалось в деревне – смерть скота, грозы, несчастные случаи с сельчанами – обвиняли плохой глаз Савелия.
Поэтому соседи сторонились его. Слава помнил с детства, как бабушка строго приказывала: «Даже к забору близко не подходить! А особенно осторожными быть на огороде, чтобы невзначай не повредить картофельные грядки опасного соседа, которые примыкают к нашим грядам!»
Детям запрещалось играть с мячом из опасения, что мяч залетит за забор колдуна или на его огород. Вечерами нельзя было шуметь и громко включать музыку, чтобы не побеспокоить покой колдуна.
О том, что дед Савелий, разозлившись, может навредить, заговорили после случая, когда умер местный молодой еще мужик Василь.
Однажды одна женщина стала свидетелем разговора, произошедшего между Василем и дедом Савелием. Дед Савелий сидел у своего дома, а Василь шел на фабрику. Старик попросил Василя залатать крышу. Василь согласился, но попросил авансом выдать ему оплату за работу в виде двух бутылок водки.
Водку забрал, обещая крышу сделать позже, но работу не выполнил.
Через несколько дней утром, когда рабочие шли на фабрику, Савелий вышел на дорогу, поджидая Василя. Увидев его, пошел навстречу.
Спросил: «Что ж ты, крышу не приходишь латать?»
– А не приду я, – нагло ответил Василь.
– Водку-то мою ты выпил, а обещание не выполняешь, – упрекнул старик.
– Отстань, – ответил Василь.
И дед со злостью крикнул ему вслед: «Чтоб ты сдох от этой водки!»
Эти слова слышали люди, идущие рядом с Василем на работу.
Придя на фабрику, Василь тут же встретил своего собутыльника, и они, спрятавшись за каменный забор, стали по обыкновению выпивать.
Василь сам себе налил стакан полный до краев. Выпил залпом, но не смог вздохнуть, а вытянулся, остановив дыхание, побелел лицом и свалился замертво!
Врач позже сказал, что не выдержало нездоровое, как оказалось, сердце. А среди людей поползли слухи…
Эту историю передавали из уст в уста. Люди связали внезапную гибель мужчины с проклятьем Савелия и стали бояться, что дед скажет им вслед роковые слова или посмотрит недобрым взглядом.
Славик слышал эту и еще другие истории о том, как дед якобы напустил мор на соседских гусей, которые ему мешали, выщипывая траву под окнами; о том, как замахнулся клюкой на отставшую от стада корову и навел этим порчу…
Люди быстро забыли хорошее: дед умел лечить травами и заговаривать детские болезни. Слухи о злых силах деда преувеличивались, добавлялись все новые, невероятные истории, и люди стали все больше его бояться.
Были такие, которые дойдя до забора Савелия и увидев его, сидящего на скамеечке у своего мрачного дома, торопились перейти на другую сторону дороги, чтобы дед не навредил своими колдовскими силами.
Об этом вспоминал Слава, перелезая через мокрые ветви упавшего дерева и пробираясь к входу в дом опасного соседа.
Распахнутая дверь его дома сияла черной пустотой. В прихожей дома, которая на местном наречии называлась сенки, стены были увешаны пучками засушенных трав, а весь пол залит ночным дождем.
В зловещей тишине протяжно заскрипела ржавыми петлями раскрытая дверь. Славка с опаской прошлепал по воде и приоткрыл дверь, ведущую в комнаты.
В передней комнате, в которой располагалась печь, стол и кухонная утварь, никого не было. В углу слабо гудел двухкамерный холодильник, который, блестя белым дорогостоящим корпусом, не вписывался в убогую обстановку кухни.
В детстве, когда Славка, залезая тайком в высоту кроны ясеня, заглядывал во двор Савелия, жилище колдуна представлялось ему таинственным и нечистым, с сушеными жабами и мышами, висящими со стен, с котлами и плошками для отваров и зелий, со свечами и картами для гаданий…
Но оказалось все не так. Здесь, вполне современный холодильник и чистый кухонный стол, неплохая посуда в старинном застекленном серванте.
А в глубине следующей комнаты виднелся хороший телевизор с плоским экраном, который не сочетался с дубовой тумбой ручной работы, на которую был установлен.
Настораживал необычный запах жилища. Пахло жжеными свечами и чабрецом.
В глубине второй комнаты стояла кровать с железными спинками. Перед кроватью – маленькая тумбочка, на которой в металлическом подсвечнике распласталась растопленным воском, догоревшая свеча. На высокой подушке – седая голова хозяина этого дома.
– Дед, ты живой?
Тишина… Опасливо озираясь, Славка раздвинул на окнах занавески, впустив в комнату яркий утренний свет, и приблизился к кровати, медленно ступая по полосатым половикам.
Он увидел худое, бледное лицо старика. Потряс его за плечо, ощутив через слой одеяла костлявую худобу тела. Веки деда Савелия задрожали. Казалось, что он хочет, но не может открыть глаза.
Славка потрогал своей ладонью морщинистый лоб. Температуры не было. Лоб холодный, дед порывисто, но еле слышно дышал. Видно, что он находился в бессознательном состоянии.
«Пойду, позову врача», – решил Слава. Он вышел из дома через уличную калитку и быстро, почти бегом, пошел в сторону медпункта, лавируя между лужами на дорогах.
Через пять минут он уже стоял у закрытых дверей, читая таблички: «Фельдшерский амбулаторный пункт поселения «Елена», «Расписание работы».
«До открытия еще тридцать минут», – с сожалением понял Славик, поглядев на часы своего телефона.
Какой-то незнакомый мужчина подбирал крупные зеленые ветви, сорванные грозой с деревьев, и волоком оттаскивал их, освобождая дорогу.
– А у меня шифер с туалета снесло, – пожаловался он, разглядывая незнакомого парня, топтавшегося у закрытых дверей медпункта.
– Скажите, как найти врача? – спросил тот.
– Да вон, сестричка идет на работу. Тебе все скажет. Мужчина показал рукой на приближающуюся по дороге девушку.
Девушка шла быстро. Ее походка казалась летящей, несмотря на невысокие резиновые сапоги, которыми она легко ступала по размытой дороге, обходя разбросанные ветки и мутные лужи. Как будто ноги слегка касались земли над хаосом дороги, оставленным грозой. Ее светлые волосы, стянутые высоко на голове в длинный хвост, мотались из стороны в сторону в такт легким шагам. Она не была похожа на сельскую жительницу. С первого взгляда бросалась в глаза ее одежда, обтягивающая стройное тело: светлые бриджи, слегка прикрывающие колено, футболка с глубоким вырезом.
Но Славка, нетерпеливо топтавшийся на ступеньках здания, сейчас совершенно был равнодушен к симпатичной внешности и молодости незнакомой девушки.
– Здрасьте, – сказал он неприветливо. А где врач?
Прежде чем ответить незнакомцу и открыть медпункт, девушка коротко, но внимательно взглянула на Славку зелеными яркими глазами.
– Ранний пациент?
– Я к вам за помощью пришел.
Медсестра оставила сапоги на улице, переобувшись при входе в светлые тапки. Пшеничного цвета хвост на голове накрыла белой косынкой.
Слава остановился у раскрытой двери, понимая, что нельзя ступать на больничный пол своими грязными, мокрыми ногами. Только теперь он понял, что кроме домашних тапок, на его теле есть одни лишь домашние шорты, напоминающие синие трусы. В чем выскочил из дома, в том и явился!
– Как можно скорее! Нужно вызвать врача, – продолжил говорить через порог, – моему соседу плохо. Лежит и еле дышит. Я подозреваю, что он потерял сознание.
– Я запишу. Через пять минут, в восемь часов, придет врач – Мария Ивановна. Сразу пойдет по вашему вызову, – отозвалась медсестра и, усевшись за стол, взяла в руки карандаш. – Если больному так плохо, то нужно было позвонить на мобильный телефон Марии Ивановне. У каждого местного жителя есть ее номер.
– Я не местный. Приезжий, – раздраженно, повысив голос, произнес парень.
Девушка, осознав его волнение, вскочила и стала стягивать с волос косынку. Сначала она схватила медицинский чемоданчик, лежащий на белом столике, затем бросилась к своим сапогам, стоящим в прихожей.
– Ну если человеку так плохо, что нельзя ждать и минуты, то я бегу! Я могу вызвать из района машину скорой помощи!
– Нет.
Слава остановил девушку, прикоснувшись к ее плечу. В зеленых и необычно ярких глазах медсестры он заметил неподдельное волнение.
– Пять минут можно подождать. Лучше будет, если придет сама Мария Ивановна.
Мария Ивановна! Слава помнил эту женщину. Отличный врач! Еще в школьные годы, отдыхая в деревне, он не раз подхватывал простуду, и тогда приходила к ним в дом Мария Ивановна.
Всегда вторгалась шумно, имела грубоватый нрав и очень громкий голос. На шее неизменно висела резиновая трубка, концы которой она вставляла в уши и внимательно прослушивала грудь Славика, прикасаясь к ней холодным железом. И осматривала горло, прикасаясь к языку чайной ложкой.
Мария Ивановна была самым уважаемым человеком в деревне.
– Не перевелись еще специалисты, знающие свое дело, в наших деревнях, – подумал Слава, – и эта сильная, умная женщина до сих пор на своем посту.
Обрадованный тем, что увидит знакомого человека, Слава назвал адрес:
– Улица Центральная, дом двадцать. Тут рядом. Только попросите ее скорей прийти.
– А как зовут больного? – спросила девушка, накинув на плечи белый халат. Она поставила свой чемоданчик на место, вновь села за стол и взяла в руки карандаш.
– Дед Савелий. Фамилию не знаю.
– Сколько ему лет?
– Не знаю. Предполагаю, что больше восьмидесяти, но меньше девяноста.
– Обязательно придем. Если Мария Ивановна не сможет, то сама приду, посмотрю. Меня зовут Елена. Голос девушки был мягкий и дружелюбный, наполненный состраданием. – А вы дедушкин родственник?
– Нет. Дом, в который я приехал, находится по соседству. Меня зовут Слава. Я побегу к старику. Надеюсь на вашу помощь.
– Дед, ты меня слышишь? – парень склонился над стариком, присел на край кровати и дотронулся ладонью до его руки. Рука слегка вздрогнула, затем по телу больного прошла дрожь.
– Внучек, – промолвил, с трудом разжав синие губы, старик, не открывая глаза.
– Сейчас врач придет… – начал говорить Слава, но вдруг дед с неимоверной силой впился своей рукой в его руку. Слава вздрогнул всем телом от неожиданности, ощутив эту силу. Дед вонзил свои давно нестриженые ногти в кожу Славиной руки.
По его больному телу пробегали судороги, закрытые веки дрожали, и казалось, что под ними вращаются глаза. Слава попытался вырвать руку. Ему стало больно.
Жар прошел по молодому телу парня и выступил на лбу холодным потом. Он подумал, что в эту минуту умирает человек. И это вызвало чувство страха.
Несколько секунд прошло или минут…
Он на мгновение потерял представление о времени.
– Кто здесь больной? – раздался громкий голос Марии Ивановны, как будто разорвавший тишину дома.
Слава пришел в себя и с облегчением вздохнул, пытаясь отодрать свою руку от руки деда.
Мария Ивановна склонилась над постелью и резко положила холодную ладонь на лоб больного. Дед вздрогнул и разжал наконец руку.
Слава вскочил с кровати. Оглушенный непонятной внутренней энергией он вышел во двор и бессильно сел на ступеньку крыльца. Пришлось закурить, чтобы справиться с испугом.
– Поживет еще дедушка, – радостно сказала Мария Ивановна, выглянув на крыльцо через некоторое время. Слава зашел в дом. Дед лежал с открытыми глазами, безразлично смотрел на него.
Тут только, при свете солнечных лучей, падающих из окна, Славка впервые разглядел его: нос с горбинкой, сухой рот с тонкими губами, глубокие морщины на лице, длинные седые волосы.
Взгляд выцветших глаз был равнодушным, и казалось, что старик не доволен, что его потревожили, не дали спокойно умереть.
Мария Ивановна собирала свой медицинский чемоданчик, складывая туда шприцы и аппарат для измерения давления.
– Я ему уколы сделала: два внутримышечных и один внутривенный для поддержания работы сердца, витамины. Кроме того, что у дедушки больное сердце – тахикардия, у него еще и крайняя степень истощения, – объяснила Мария Ивановна. – После обеда пришлю Елену сделать процедуры. Ты старика не бросай. Бульоном его накорми. Нужно его заставлять кушать. Я думаю, он переживает за то, что внук не приезжает к нему, поэтому и плохо ест. У него других родственников нет, кроме внука, да и тот забыл сюда дорогу.
– Как внука зовут, дедушка? – спросила громко врач.
– Пашка, – с трудом разжав тонкие бледные губы, тихо выговорил старик.
– Ну, вот! Заговорил! Значит, лучше ему, – сказала Мария Ивановна, застегнув чемодан. – Видела я его внука. Года два назад, приезжал на дорогой иномарке. Вон, видать, и телевизор деду привез из Москвы.
Она кивнула на дорогой телевизор, стоящий на дубовой тумбочке в углу комнаты, который не вписывался в простую обстановку старческого жилища.
– В Москве, говорят, живет. Это он тебе телефон оставил? – спросила Мария Ивановна, показав на деревянный, самодельный сундук у кровати. Только тут Слава заметил, что на сундуке лежит черный мобильный телефон и рядом с ним зарядное устройство. Он взял в руки телефон и стал разглядывать.
– Заряжен. Видимо, дедушка им пользуется. Вызовы были…
Дед утвердительно моргнул глазами. У него не было сил разговаривать.
Мария Ивановна направилась к выходу, указав жестом Славе, чтобы он вышел с ней.
– Сейчас же позвони его внуку. Скажи: «Дед в тяжелом состоянии, нуждается в уходе». Пусть собирается и приезжает. А Елена принесет сегодня рецепт на лекарства, тогда еще раз позвони внуку и продиктуй названия, чтобы привез эти лекарства. У нас здесь таких не купишь. По-хорошему, нужно бы дедушку в районную больницу направить, но там таких стариков не берут. Отвечают, что нет мест. Но это, конечно, отговорка. Это я точно знаю, и ничего не меняется…
– Спасибо, Мария Ивановна.
Мария Ивановна, задержавшись у калитки, улыбнулась Славке. – Я тебя припоминаю…
– Несколько лет я здесь не был. Виновато сказал Слава. – А что известно о семье старика?
– Он вдовец не один десяток лет. Дочь его в давние времена умотала в Москву учиться на артистку. Потом, говорят, работала в театре, вышла замуж за богатого немолодого человека, родила ребенка – Пашку. Когда сын был уже учеником старших классов, она закрутила любовь с каким-то заезжим иностранным артистом, сбежала с ним за границу. Пашка остался жить в Москве со своим отцом, а его мать в далеких краях так и сгинула без вести. Дочь Савелия уже не помнит никто, а Пашка к деду мальчишкой часто приезжал, потом все реже, а теперь годами не показывается.
Закончив этот короткий рассказ и поругав пропащую дочь Савелия и внука Пашку, Мария Ивановна ушла, а Славик вернулся в дом больного. Он взял телефон с тумбочки, открыл в нем справочник. В справочнике был всего один номер. Имя – Пашка.
– Я наберу этот номер? – спросил он у Савелия. Тот беззвучно кивнул. Славик сделал вызов. Пошли гудки.
– Слушаю, – отозвался в трубке мужской, бархатный голос, – дедушка?
– Это его сосед. Здравствуйте, – сказал Слава. – Дед Савелий не может разговаривать, потому что плохо себя чувствует.
– Как он? Что случилось?!
– Лежит. Я врача вызывал. Врач сказал, чтобы вы приезжали немедленно, потому что дедушка нуждается в уходе и лекарствах, которых здесь нет.
– Да. Я знаю, что он болен. Не могу вырваться. Тут на работе запарка такая… А дед мне вчера утром позвонил и попросил приехать. Я по голосу понял, что он плох, а выехать не смог. Поймите! Если я сейчас сорвусь с работы хоть на день, то подведу многих людей!
В голосе неведомого мужчины по имени Пашка зазвучала нота отчаяния. Конечно, он чувствовал себя страшно виноватым в том, что не выехал к одинокому дедушке тот час, после его звонка.
– Понимаешь, бывают ситуации, когда ты связан контрактом по рукам и ногам… Слушай, парень, как тебя зовут?
– Слава.
– Прошу тебя, Вячеслав, пригляди за дедушкой еще день-два. Я обязательно вырвусь.
– Согласен, но нужны лекарства. Я еще сегодня вам позвоню, продиктую их названия.
– Спасибо. Я все, что назовете, доставлю завтра же. Если сам не приеду, то отправлю человека из Москвы. Я потом отблагодарю тебя, Вячеслав… Не оставляй дедушку… Я оплачу…
Слава, разозлившись, нажал красную кнопку телефона и положил его на тумбочку. Хотелось выругаться в адрес этого мужчины с бархатным голосом, но пришлось сдержаться, чтобы не огорчать больного старика.
– Завтра приедет.
У старика заблестели глаза. Он откинул голову на высокую подушку. Его больное и тщедушное тело расслабилось. Понятно, что самое нужное для него сейчас – это надежда. Надежда на то, что он дождется своего единственного родного человека.
«Завтра приедет Пашка, а значит, можно спокойно умереть хоть сию минуту, хоть завтра», – об этом, с облегчением на душе, подумал старик.
В последние дни, когда стало болеть сердце и трудно было дышать, он больше всего боялся умереть один. Вчера он понял, что настала пора уходить из этой жизни. Но, услышав виноватый и сбивчивый ответ внука по телефону, понял, что Пашка, в тот же день не примчится к нему, бросив все свои дела. И еще тоскливей и болезненней заныло сердце. И тогда старик осознал в полной мере горечь своего одиночества и собрал свои последние силы на то, чтобы выжить до той минуты, когда появится у его постели внук…
Глава 3
Девушка торопливо шла по деревенской улице с медицинским чемоданчиком в руках. Каждый встречный человек приветливо здоровался с ней. Здесь, как и в любой деревне, народ с особым уважением относился к медицинским работникам.
За год, что Елена работала в фельдшерском пункте, она узнала и запомнила по именам почти всех жителей деревни. А этот дед Савелий, к которому она направлялась по просьбе врача, не был ей знаком. Но Лена догадалась, что это тот худощавый седовласый старик невысокого роста, которого она несколько раз видела в местном продуктовом магазине. Он был молчалив и угрюм. Хмуро глядел, насупив белые брови, мимо людей. Ни с кем не здоровался. Покупал себе необходимые продукты, складывал их в старинную, сплетенную из соломы котомку и медленно, опираясь на клюку, уходил к своему мрачному дому, в усадьбу, огороженную глухим забором. «Нелюдимый», – назвала его Мария Ивановна, когда Лена рассказала ей о том, что старику по имени Савелий срочно требуется врач.
С улицы доносился визг бензопилы. Елена вошла во двор Савелия. Молодой парень, который утром вызывал врача, раздетый по пояс, пилил поваленное дерево.
– Гроза свалила? – спросила Лена.
Парень обернулся. Его красивая грудь блестела от пота. Он кивнул. Визг бензопилы прекратился.
– Я решил дерево на чурбаки распилить. И двор освободится, и дрова будут!
Лена с удивлением смотрела на разломанные доски забора, подмятые огромным стволом; на черные ветвистые корневища, вывороченные вместе с приствольной землей соседнего двора; на высокую гору, сложенную из ветвей, белеющих кружками свежего спила; на разломанный угол веранды.
Слава положил пилу на землю, покрытую белыми опилками.
– Еще бабушка говорила, что дерево бесполезное, двор затеняет. Ему около ста лет было. Я мальчишкой, бывало, лазил по нему вверх, заглядывал с высоты во двор Савелия. Мне интересно было посмотреть, как колдун живет, а бабушка ругалась. Нам запрещалось подходить близко к этому забору. Теперь стена пала. Мне довелось познакомиться с давним соседом при стихийных, так сказать, обстоятельствах. Старик очень болен…
Лена заторопилась войти в дом.
– Не боитесь пациента? – заулыбался Славка, поглядев с интересом в лицо девушки.
– Я слышала, что старик нелюдимый, люди его сторонятся, но я не боюсь! – в ответ улыбнулась девушка, одарив парня взглядом теплых зеленых глаз.
– А я сегодня пошел к дяде Косте пилу просить. Рассказал ему ситуацию с деревом упавшим. Дядька убежден, что это «происки темных сил» и все такое… Пилу, говорит, тебе дам, а сам на двор к колдуну не пойду… Ну и народ!
Когда Слава пропускал девушку вперед в дверь дома, он успел бросить взгляд на ее близкое лицо с нежной кожей, не испорченной макияжем. Мгновенно оценил неброскую красоту очертаний носа и губ, оглядел невзначай стройную фигуру, ноги, линию короткой юбки.
«Где-то слышал, что большинство мужчин неравнодушно относятся к молодым сестричкам в белых халатиках», – мелькнула глупая мысль.
Он с восхищением наблюдал, как Лена сноровисто крутила на кровати щуплое тело деда, осматривая нет ли пролежней, не мокрая ли простынь…
– Сколько же ты дней не ел, дедушка? – спросила она, прощупывая впалый живот старика. – Живот к спине совсем прилип!
Дед равнодушно молчал. Казалось, он не доволен вниманием молодой девушки к своему высохшему телу.
Яркий свет солнечных лучей освещал серые, давно не стираные простыни. И белые рукава халата медсестры на фоне этой серости казались белоснежным. Заботливые руки девушки кружили над телом больного, то взлетая белыми птицами вверх, то опускаясь: ватка со спиртом, одноразовый шприц, стеклянная ампула – движения девушки были ловкими и профессиональными. Старик прикрыл глаза и покорно повернулся на бок, позволив обнажить место для укола. После этого он так и остался лежать, отвернувшись к стене. Возможно, он просто стеснялся.
«Думал ли я, что придется вот так лежать, позволяя беспомощно обнажать свое тело молодой девушке, – безвольно поддавшись успокоительному действию лекарств, думал старик, – эх, Пашка, Пашка… Я уже почти ушел… Вернули… Нужно дождаться…» Сон, запутав мысли, отключил вялое сознание.
Лена, присев на край кровати, прощупывала пульс на запястье засыпающего больного. Она удовлетворительно кивнула в ответ на вопросительный взгляд Славы.
– Еще на ноги встанет. Его бы покормить получше, когда проснется. Рекомендуется бульон, легкий супчик, сок, компот.
– Я его сегодня кормил, – тихо ответил Слава, – он сказал, что сухарь и чай хочет. Принес. Старик размачивал сухарь в чае и немного поел. Так что, не дадим человеку от голода погибнуть. Я курицу у Зои купил. Бульон варю. Побегу к себе…
Закончив процедуры, Лена, не выпуская своего чемоданчика из рук, прошла через сломанный забор на участок Славы, обходя груды желтых опилок, разломанные доски бывшего забора, свежие чурбаки, распиленного ствола дерева. Робко вошла в дом, предупредительно постучав в раскрытую дверь веранды.
– Вы бы марлю от мух повесили на вход, – посоветовала она, оглядывая кухню, устроенную на веранде. Здесь стоял тумбовый стол, плита, обеденный стол, накрытый клеенкой, и выцветший на солнечном свете диван с потрепанной драпировкой.
– Проходите, Елена.
Лена улыбнулась. Ей понравился этот парень с добрыми глазами, сильным телом и симпатичным лицом. Он помешивал ложкой бульон в кастрюле и тоже улыбался. От него веяло каким-то уютным спокойствием.
– Ну как там наш пациент?
– Неплохо. Если уколами его поддержать, то жить будет. Мария Ивановна ему свои ампулы отдала для инъекций. Она ведь тоже сердечница. В медпункте у нас хороших лекарств нет: плохо снабжают.
Лена присела на краешек стула, предложенного Славой, и поставила чемоданчик на колени. Слегка смутившись, поторопилась объяснить свое появление:
– Вижу, что вы неравнодушный человек и вас волнует участь старика. Я зашла вот что сказать. Пока деду укол делала, слышу: мобильник его звонит. Дед кивнул мне, чтобы я ответила. Оказалось, внук! Спрашивал о дедушке, говорил, что не может сейчас приехать, потому что съемки какие-то у него. Еще что-то про контракты неотложные начал объяснять, но я возмутилась. Сказала, чтобы приезжал без лишних разговоров, и продиктовала ему рецепт. Пусть думает. Родной же человек! Не так уж и далеко Москва!
– Правильно сказала. Говорят, что внук – единственный его родной человек. И давайте, будем на «ты». Не помню, представился ли я в этой суматохе. Меня зовут Слава.
– Вячеслав?
– Нет. Просто Славка.
– А если бы ты не появился здесь? Так бы старик один и лежал, без помощи.
– Я вовремя его обнаружил. Сегодня Мария Ивановна рассказала мне грустную историю семьи старика. Он одинокий, необщительный, угрюмый человек. К тому же дядя Костя мне сказал, что в прошлые годы к Савелию иногда приходила родственница из соседней деревни, но потом перестала появляться. Сейчас к деду никто не заходит. Боятся люди. Раз в месяц почтальон Зинаида приносит ему пенсию. И раз в два-три года этот внук Пашка появляется. Бывает не дольше одного дня. Приезжает на дорогих машинах. Привозит он каждый раз какие-то вещи, короба с гостинцами, продуктами. Еще дядя Костя рассказал, что дед свою старую козу потерял, а за ней и черного козла. Дед ходил целыми днями по улицам, по огородам, искал козу, звал ее: «Машка, Машка»… А козел дня три бродил по деревне не привязанный и вчера совсем исчез. Дядька предполагает, что дед от расстройства заболел, переживая пропажу этой Машки.
– Думаю, что дед страдает от своего одиночества. Потому и за козу переживает, – согласилась Лена и устало улыбнулась, – мне пора. Завтра утром приду к твоему соседу, а потом еще и вечером… Курс лечения необходимо продолжать.
– Да! Еще дядя Костя сказал, что по вечерам старик никогда не включает электрический свет и по ночам, сквозь щели забора, люди замечали странные двигающиеся огни по его усадьбе. От этого идут всякие кривотолки…
– Я когда огарок свечи у его кровати заметила, то подумала, что дедушка коротает вечера при свечах, потому что не любит яркий свет или, может быть, электричество экономит. Сочетание огня свечи со свечением телеэкрана, создают в окнах дома загадочное мерцание. Ты заметил, что мимо его дома даже тропинки нет. Все люди ходят только по противоположной стороне улицы.
– Если тебе боязно, могу сопровождать тебя на процедуры по вечерам, —
предложил парень и выключил плиту.
– Нет. Для меня дед Савелий – обычный больной. Неужели можно бояться такого беззащитного человека? У нас в деревне люди много небылиц сочиняют. Прошу вас и в дальнейшем не оставлять моего пациента без внимания.
– Тебя, – поправил Слава, и девушка смущенно улыбнулась. – Давай провожу, – предложил он, с интересом заглянув в лицо новой знакомой.
Встретившись с ней взглядом, заметил неброскую линию макияжа, выделяющую зеленые глаза с поволокой скрытой грусти.
– Ты что, здешних мест не знаешь? – тихо усмехнулась девушка, – у нас в деревне, если парень с девушкой вечером вместе пройдут по улице, тут же люди выводы свои сделают. Такого наплетут! А ты, небось, женат.
– Нет, не женат, – успел ответить Слава, и тут же у него в кармане зазвонил телефон. – Хотя, недолго гулять осталось, – вздохнул он, посмотрев на голубой прямоугольник экрана. Ева!
Лене было приятно, что парень предложил ее проводить, Но… Ева… Его слова о том, что недолго осталось гулять…
– Ева? – услышала девушка голос Славы, отвечающий на звонок, и тактично вышла, не желая мешать. И, не прислушиваясь к чужому разговору, поторопилась уйти.
Сумерки закрадывались в открытое окно, и тихий вечерний звон сочетался с тишиной теплого вечера. Хотелось душевных слов, но парень выслушивал упреки Евы.
– Ты почему задержался? Ты почему на звонки не отвечаешь? Я скучаю, жду…
С некоторых пор со стороны Евы ощущалась возрастающая ревность, и сегодняшний тон разговора еще раз подтверждал это чувство.
– Мобильник был разряжен, а я и не заметил, – пытался оправдываться Слава на сердитый голос, – документы на собственность готовят не менее недели. Я здесь решил пожить, чтобы не мотаться туда-сюда. Не поверишь, но здесь хорошо!
– Хорошо?! – воскликнула Ева, – что в деревне хорошего?! Ты что, хочешь сказать, что еще неделю там будешь?
– Да. Две недели, а может быть, и больше.
– Там есть женщины? Может быть, тебя увлекла деревенская красавица? – спросила Ева таким тоном, который появлялся у нее в минуты отчаянной ревности. – Я ведь приеду, разберусь!
– Совершенно нечего тебе делать в этой глуши. Успокойся… – пытался убедить Еву парень, зная ее необыкновенную, беспричинную ревность.
