Kitabı oku: «Вслед за тенью. Книга третья»
Глава 1 Неясное предчувствие
В полностью накрывших нас сумерках, здание, к которому вёл путь, увиделось мне поначалу огромным размытым пятном. Оно надёжно пряталось за несколькими рядами высоких, густо посаженных деревьев, но стоило подойти поближе, ступив в тёмное царство этой лесопосадки, и преодолеть несколько рядов своеобразной древесной защиты, как двухэтажное строение предстало нашему взору настоящим монстром, окутанным слабым мерцающим светом.
Неким замысловатым образом отблески этого мрачного свечения, с явным оттенком синевы, прорывались сквозь странную конусообразную крышу. Именно из этого конуса, словно из жерла вулкана, и исходила основная масса холодных лучей, создавая эффект зарева, оживляющего этот заколдованный местечковый мирок, казалось, напрочь оторванный от реальности. Пульсирующие отблески неяркого свечения временами делали очертания крыши и стен дома более заметными глазу, а временами прятали его в полнейшей темени.
Я зависла на месте, залюбовавшись мрачной притягательностью всей этой конструкции. Всматриваясь в несколько угловатое, похоже, покрытое сайдингом строение, я заметила и редкие проблески едва различимого отсвета, пробивающегося порой и из самих его стен. Дом на мгновение-другое как бы вспыхивал изнутри. Вспыхивал вполне себе синхронно, словно подчиняясь чьей-то незримой команде, и снова мерк на следующие пару-тройку секунд.
Действо это показалось мне и отталкивающим, и завораживающим одновременно. Так бывает, когда видишь перед собой нечто такое, к чему ни за что не подошла бы по собственной воле при обычных обстоятельствах. Но в твоих новых – вынужденных – у тебя не остаётся иного выхода, кроме как лететь к нему навстречу, словно бабочка-однодневка, охваченная силой странного притяжения.
Помимо воли во мне стала зарождаться паника. Её, пока редкие, но острые коготки уже цепко сжимали сердце и леденили пальцы. Я постаралась успокоиться, мысленно внушив себя, что эти неприятные ощущения вызваны лишь силой моего разгулявшегося воображения, а реальной угрозы нашей безопасности – нет.
«Для чего этот трюк со свечением? Напугать? Нет, скорее – создать эффект тёмной магии. А зачем придавать обычному клубу антураж тёмной таинственности? – по привычке мысленно завела я беседу с самой собой. Этому приёму научил меня дедушка. С его помощью я всегда стараюсь взять себя в руки, логически объясняя себе нечто непонятное или интуитивно отталкивающее. – А затем, Катя, – беззвучно аргументировала я непонятку, – чтобы отпугнуть непрошенных гостей. И взбудоражить воображение тех, кто прибыл сюда повеселиться. Тут же можно весело провести время, правда? Весело, а главное – безопасно? Может, и можно, но… Никаких «но», Катя! Любой клуб создан для того, чтобы веселиться. Это – его основная функция. Поэтому хватит себя накручивать!» – мысленно осекла я собственную буйную фантазию и принялась переступать с одной озябшей ноги на другую, сосредоточившись на хрусте снега, который сама же и создавала.
Это отвлекло от беспокойных мыслей о странном свечении. Отвлекло, но ненадолго. Очередная вспышка, более яркого, как мне показалось, света попала прямо в глаза и, как уже было не раз за последние несколько дней, спровоцировала появление перед ними картинки из сна, который увиделся мне в первую ночь пребывания в «Империале». Мы с Марьей, её Сашей и «моим» Мишей отдыхали там в прошлые выходные. Заснув той ночью на новом месте: в номере, который снял для меня дедушка, я увидела себя во сне проснувшейся в тёмной пустынной комнате. В том видении мне было так же зябко и неуютно, как сейчас, стоя пред странным зданием клуба; а постель, в которой я оказалась в том сновидении, выглядела такой же белой, похрустывающей и холодной, как снежный наст вокруг нас в эти минуты.
«Кадры» из того памятного видения стали, как по команде, всплывать у меня перед глазами: вот я отрываю голову от небольшой, гладкой и холодной, как камень, подушки и оглядываюсь по сторонам. Вокруг меня – практически полный полумрак, но в отдалении от кровати, кажется, имеется окно. Похоже, оно наглухо занавешено плотной тяжёлой шторой, поэтому создается впечатление глухой стены. Но я отчего-то уверена, что там – именно шторы и что они прячут от меня именно окно, а не глухую стену. Окно это видится мне единственной связью с миром – моим привычным миром, а не этим – в котором я вдруг проснулась во сне: тёмном, чужом и холодном.
Чтобы убедиться в догадке, озираясь, я выбираюсь из постели и с хлёстким звуком шлёпаю по ледяному полу. Кажется, я делаю всё, чтобы оставаться бесшумной, но голые ступни не очень слушаются. Они нещадно стынут при соприкосновении с неприятной поверхностью, моментально деревенеют и будто не желают нести меня в ту сторону. Мешает и то, что покрытие пола явно чем-то обработано: чем-то непонятным, чуть похрустывающим при каждом моём шаге. Эта сухая посыпка напоминает крахмал, который как-то в детстве я рассыпала по полу. Тогда мы с Полиной вдоволь нахрустелись по «сухому снегу», пока убирали следы моего художества.
Ощущения от внезапно нахлынувшего воспоминания оказались очень чёткими. Борясь с зябкостью наяву, я переступила с ноги на ногу и услышала точно такой же хруст. Он затянул меня в видение с новой силой.
Картинка перед глазами ещё больше налилась красками, и я предстала как на экране в главной роли некоего мистического триллера. Я увидела, как крадучись подхожу к окну моей воображаемой комнаты из сна и, словно бесстрашная попаданка в параллельную реальность, осторожно прикасаюсь к скрывающей его от меня тяжёлой и прохладной на ощупь бархатной шторе. Отодвигаю её чуть в сторону и открываю для себя вид в странный, завораживающий своей мрачностью мир.
Взору моему предстает лесной массив в отдалении. Он очень похож на тот, в котором мы с Викой и Марьей находимся сейчас. Высокие деревья растут такими же плотными рядами и явно скрывают за своими широкими стволами нечто, невидимое глазу. Лес из моего видения кажется мне окутанным похожим голубовато-сизым свечением. Разница лишь в том, что ветви деревьев, которые я вижу из воображаемого окна, – совершенно голые, а «наши» – из реальности: покрыты снегом. Он густо осыпается на нас, стоит только, походя, неосторожно задеть их плечом.
Вглядываюсь в воображаемый пейзаж перед глазами и замечаю человека. Он высок, статен и совершенно неподвижен. Неподвижен и очень внимателен. Он стоит за моим воображаемым окном и наблюдает за мной. Замечаю, что глаза его находятся вровень с моими, хотя от окна до земли имеется довольно весомое расстояние: более двух метров – не менее. Я догадываюсь об этом по ракурсу: по тому, что гляжу на площадку за воображаемым окном сверху вниз, а верхушки деревьев находятся почти на уровне моих глаз. Осознавать это странно. Странно и тревожаще непонятно. Непонятно потому, что это – совсем мимо логики: второй этаж может быть столь высоким, но человек – нет.
Взгляд мужчины за окном покоряет меня властностью, но в нём нет гипнотического эффекта, присущего взгляду Каменнолицего. Я приглядываюсь и убеждаюсь: да, точно нет… Но в том, как он на меня смотрит, всё же проскальзывает гнев и ещё нечто знакомое. Нечто, очень смахивающее на покровительство. Так часто смотрит на меня дедушка, особенно если я, по его словам, «выкидываю очередной фортель», последствия которого он в силах исправить.
Ноги окончательно деревенеют на холодном полу и будто превращаются в неповоротливые костыли.
Хорошо, что на мне надета любимая ночная сорочка. Ощущаю её стойкое согревающее фланелевое тепло и ловлю себя на благодатной мысли о том, что хоть что-то не позволяет мне окончательно заледенеть в этом воображаемом царстве Снежной Королевы.
Мысленно задаюсь вопросом: «А где Кай?» Ответа на него у меня не находится. Это расстраивает. Очень. Чтобы окончательно не впасть в уныние, отвлекаюсь от этой беспокоящей мысли и концентрируюсь на тепле, исходящем от ночной сорочки.
Лицо за окном будто растворяется в тумане, и я скольжу рассеянным взглядом по ночному пейзажу за ним. Скольжу и припоминаю, что сорочку эту подарила мне мама. Только сделала она это очень давно. То был её подарок на мой седьмой день рождения – наш последний день рождения вместе. Однако осознаю, что давно не ребёнок и во сне вижу себя уже совсем взрослой. Странно, что сорочка мне впору. Этот диссонанс кажется мне необъяснимым…
В звенящей тишине этой виртуальной комнаты ушей моих вдруг доносятся звук крадущихся шагов. По тому как они становятся всё более различимыми, понимаю: тот, кому они принадлежат – приближается. Оборачиваюсь и замечаю размытый силуэт мужчины. Он – весь в чёрном: то ли это костюм с длинным пиджаком, то ли и вовсе плащ.
«А вот и Кай!» – прилетает в голову непрошенная догадка. Хоть догадка эта опрометчивая и логична лишь на первый взгляд, однако каким-то чудом она обнадёживает меня на то, что всё закончится хорошо: я выберусь из этого мрачного мира невредимой.
Мысль эта спасает меня от паники. Это не может не радовать, ведь паника – первый шаг к провалу. Так всегда говорит дедушка. И папа так всегда говорил. Вглядываюсь в «Кая». Замечаю знакомый высокий рост, знакомое телосложение: мощное, какое-то – совершенно монолитное. В глаза бросается и его узнаваемая манера двигаться размеренно, будто некуда не торопясь, с уверенностью в собственных силах и возможностях.
«Кай» подходит ко мне с достоинством, а вовсе не крадётся, как мне показалось ранее, просто… Просто каким-то чудом он умеет передвигаться совсем бесшумно. На моей памяти так умели ходить лишь папа с мамой.
Вонзаюсь взглядом в лицо того, кто останавливается прямо передо мной, и понимаю, что это вовсе не папа…
Вдруг в пространстве между нами рассеивается темнота. Будто кто-то включает слабый свет прямо над нашими головами, милостиво предоставив мне возможность внимательнее разглядеть своего визави. Лицо его не внушает мне страха. Удаётся развидеть очертания высокого лба, прямого носа и мощного подбородка. Я чувствую, как «Кай» напрягается и сосредотачивает на мне всё своё внимание. Он смотрит на меня так, будто вынужден сейчас решать задачу с несколькими неизвестными.
Ни с того ни с сего пред нами материализуется большая шахматная доска. На ней – фигуры. «Белые» расположены по мою правую руку, «чёрные» – по левую. Я различаю их по коронам на фигурках «королей». Хочу развернуть доску чёрными фигурами к себе, но не получается: пальцы каким-то странным образом проходят сквозь доску. Приглушённо слышу короткое «нет» и понимаю, что не играю эту партию. Я могу лишь наблюдать за её ходом.
Смотрю на поле. Оно просматривается нечётко. Приглядываюсь и замечаю, что это начало партии. Все фигуры ещё на доске, «побитых» нет. Мужчина отрывает от меня цепкий взгляд и будто нехотя переносит его на поле. Фигуры вдруг начинают светиться изнутри, будто подчиняются его немому приказу. Теперь они переливаются золотом, словно внутри каждой включился неведомый источник энергии. Свечение от фигур озаряет чёрно-белое поле доски.
«Время пришло», – словно сквозь вату, вставленную в уши, улавливаю негромкий голос своего гостя.
Его гибкие длинные пальцы касаются золотого «короля». Фигура, к которой он прикоснулся, вдруг начинает переливаться попеременно то белым светом, то отливать золотом. Подумав, мужчина выставляет вперёд «коня» из войска «короля», которого я мысленно отношу к «белым». «Конь» движется буквой «Г» и становится перед рядом светящихся бело-золотых пешек.
«Кай» переводит взгляд на противоположную сторону поля. Там должно находиться войско чёрного «короля», но фигуры отливают мутно-посеребренным оттенком, а корона «короля» – почти бесцветна. Мужчина касается этой фигуры и внутри неё вдруг начинает зарождаться нечто чёрное.
«Что это? Разве может свет быть чёрным?» – мысленно недоумеваю я.
Приглядываюсь и понимаю, что фигура иногда мерцает золотом, просто золотое свечение быстро гаснет, и тогда внутри неё разрастается «чёрная дыра». Снова проявляется золотое свечение и затмевает эффект «дыры». Таким образом, возникает иллюзия пульсации: будто тёмные силы борются со светлыми.
«Они – как живые. И маскируются, словно хамелеоны. Кто они?» —нечётко слышу собственный голос.
«Это не твоя игра», – доносится до меня резкое замечание собеседника.
Незнакомец отрывает фигуру чёрного «короля» от поля и секунду-другую сжимает её в кулаке. «Король» начинает пульсировать чёрно-золотым свечением интенсивнее, будто задыхаясь, а затем вдруг оказывается лежать на боку в центре поля, словно поверженный.
«Это не по правилам, – удивлённо заявляю я, – Партия не сыграна. Чёрному королю пока ничего не угрожает».
Поднимаю фигуру и чувствую, насколько нестерпимо она жжёт мне пальцы. Хочется бросить её обратно на поле, но я через силу ставлю её туда, где стояла ранее – на исходную позицию.
Мужчина мне не мешает. Он молча наблюдает за моими действиями и кивает, когда чёрный «король» снова занимает своё место на доске.
«Зачем ты здесь? Всегда поступаешь наперекор», – сквозь глухое эхо в ушах снова слышу его низкий бархатный голос. Он смотрит прямо мне в глаза и явно ждёт ответа.
«Ладно бы дедушка, но чем он-то может быть недоволен?» – мысленно задаюсь я вопросом.
Прислушиваюсь к своим ощущениям и понимаю, что совсем не боюсь гнева своего визави. Я откуда-то знаю, что он не причинит мне вреда.
Не дождавшись от меня объяснений, гость разрывает наш зрительный контакт.
Я снова смотрю на доску и замечаю, что она начинает медленно растворяться в воздухе – исчезать месте с фигурами. Словно кто-то стирает рисунок на песке. Очень быстро на месте шахматной партии начинает зиять пустота. Я разочарованно вздыхаю. Поднимаю глаза на незнакомца и спрашиваю:
«Почему она исчезла?»
И слышу его ответ:
«Не время».
«А когда оно придёт?»
«Скоро».
Снова вглядываюсь в своего собеседника. Пытаюсь его рассмотреть получше, но с исчезновением шахматной доски сделать это трудно, ведь свет тоже погас. В комнате снова царит густой полумрак. Я вижу лишь силуэт своего собеседника и его глаза. Они у него такие… глубокие. Не могу разглядеть, какого они цвета, но их лёгкий прищур интригует меня. Делаю шаг вперёд и останавливаюсь, натолкнувшись на этот взгляд с прищуром, как на стену. Это ощущение кажется мне знакомым. Кто-то уже останавливал меня также раньше. Но кто – не помню…
Вдруг в памяти всплывает наш с дедом давний поход в зоопарк. Я тогда – совсем ещё ребенок – подхожу к клетке со львом. Зверь завораживает меня с первой секунды. Он – просто огромный, с густой огненной гривой, величественно восседающий на задних лапах. Я останавливаюсь перед клеткой настолько близко, что носом касаюсь мощной решётки. Царь зверей проявляет ко мне интерес. Он поднимается во весь свой недюжинный рост и махом оказывается у самой решётки. Возвышается надо мной и с прищуром заглядывает в глаза. Во мне совсем нет страха. Ощущаю на волосах и лице его горячее дыхание и борюсь с соблазном прикоснуться к гриве. Также, как сейчас горю желанием дотронуться до волос своего собеседника. Зачем – не знаю. Просто хочу. Очень.
Волосы мужчины в темноте кажутся мне угольно-чёрными, а совсем не огненными, но его внимательный взгляд гипнотизирует так же. Я стою, не шелохнувшись, и восхищаюсь статью моего гостя, его спокойной уверенностью в себе и неподдельным интересом ко мне.... А, может, интересом к тому, как я здесь оказалась? Не могу определить с полной уверенностью… К тому же меня не покидает ещё одно зыбкое дежавю. Я где-то ещё видела льва. Причем, видела совсем недавно. Напрягаю память и припоминаю татуировку на плече…
«На плече у кого?» – силюсь вспомнить. Силюсь и вспоминаю: на плече у Кирилла Андреевича Орлова.
«Кто ты? Из «Империала», да? – решаюсь спросить я, отчего-то боясь назвать его по имени.
«Моя вотчина», – отвечает он. Отвечает настолько тихо, что я не могу определить, ответил ли, или я себе это просто придумала.
«Почему не позволил разыграть партию?»
«Это не твоя игра», – строго повторяет он.
«А чья?»
«Моя», – его ответ доносится теперь до меня словно издали.
Делаю шаг ему навстречу, чтобы слышать его лучше, и вижу, как он качает головой.
«Не подходи!» – говорит мне весь его облик.
Но я чувствую…Чувствую или помню, что мне нравится его провоцировать. Против его воли осторожно делаю несколько шагов по холодному полу и замечаю, как недовольно он хмурит брови.
«Ты должна была остаться под его защитой», – слышу я.
Его голос теперь звучит холодно, как-то отстранённо. Холодный гнев…
Я откуда-то знаю, как умело он способен маскировать эмоции, и редкие случаи, когда они прорываются на свободу – как глоток свежего воздуха для меня… Но гнев? Никогда раньше…
«Под чьей защитой?» – уточняю, не понимая.
«Под защитой Хирурга», – объясняет он.
«Хирурга?.. – вторю ему я. И признаюсь честно: – Я не помню, как сюда попала».
Меня вдруг начинает бить ознобом: то ли от внезапной холодности моего собеседника, то ли от леденящего мои голые ступни пола.
Он замечает это и подходит ко мне вплотную. Теперь я ощущаю его дыхание на своей макушке. Он настолько высок, что я, со своими метр шестьдесят семь, едва достаю макушкой до его груди. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в лицо. Из окна на него теперь падает слабый луч сизого света, и мне удаётся рассмотреть очертания его губ. Они видятся мне выразительными, с чётко очерченной «м» по контуру верхней и довольно объёмной нижней. Отчего-то мне безумно хочется коснуться их. Я рискую и аккуратно дотрагиваюсь подушечками пальцев до нижней. И слышу:
«Замерзла». – Это не вопрос – констатация факта.
Я молча киваю. Он склоняет ко мне голову, и я принимаюсь разглядывать глаза напротив моих. Они теперь так близко. Взгляд этих глаз поражает глубиной. Присматриваюсь к радужке и не понимаю: она – то чёрная как смоль, то – зелёная.
«Странно», – бросаю ему с опаской.
«Что именно?» – уточняет он.
«Твои глаза… Они – как у хамелеона…»
«Так надо», – кидает он мне в ответ, ничего более не объясняя.
«Почему мне нельзя здесь быть?»
«Опасно», – коротко отвечает он.
«Но кроме нас здесь никого нет», – замечаю я.
«Иллюзия», – так же односложно парирует он.
Мне не очень понятны его ответы. Беспокойно осматриваюсь по сторонам и прислушиваюсь. Он замечает мою нервозность и вдруг обнимает меня. Я прячу лицо в фалдах его одеяния и руками осторожно охватываю за шею. Она так же горяча, как и его ладони на моей спине. Теперь я словно стою у согревающего камина. Становится спокойно и уютно.
Он крепче сжимает меня в объятиях, и будто горячая искорка из этого «камина» вдруг проникает в меня, селится глубоко в груди и начинает быстро разрастаться. Несколько мгновений – и внутри меня уже полыхает пламя. Мощь его жара дурманит и наполняют меня каким-то, просто сумасшедшим счастьем. Кровь кипящей лавой несётся по венам. Я остро чувствую, как превращаюсь в сплошной полыхающий сгусток энергии.
Пространство вокруг нас становится густым, вязким и наполняется отлетающими от меня светящимися искорками. Я вижу, как они оседают на госте и начинают будто просачиваться в него. Он вдыхает разгоряченный воздух с парящими в нём яркими искорками, и чуть помедлив, рвано выдыхает. Чувствую этот выдох на своих волосах и жду… Чего я жду? Поцелуя? Да. Кажется, он просто жизненно необходим мне сейчас. Необходим, как вода измученному жаждой путнику в пустыне. Я тянусь к его губам, но напрасно… Он приподнимает подбородок и смотрит поверх меня – в окно, которое находится у меня за спиной. Искорки, отлетевшие от меня и парящие вокруг нас, вдруг гаснут всё разом. Гость в мгновение ока снова становится холодным и отстранённым.
«Не время…» – то ли слышу, то ли чувствую я.
Меня разворачивают к окну. Я больше не могу видеть своего гостя, ведь он теперь стоит у меня за спиной. А пред глазами опять предстаёт пугающая чернота. Я вздрагиваю. Остро ощущаю, как внутри меня зарождается страх. И слышу из-за спины:
«Шшш… Не бойся, мы справимся».
Его негромкий голос звучит у меня в голове низкими нотами. А руки ложатся мне на плечи. Становится не так зябко.
«Где мы?» – тихо спрашиваю я, глядя в окно.
Мой вопрос повисает в воздухе.
Вдруг замечаю, что из сада за нами наблюдают. Снова. Это явно тот, кто был там раньше.
«Кто это? Там – за окном?» – испуганно спрашиваю я.
«Не бойся. Видишь свет вдали? Это твой ориентир. Иди на него», – слышится в ушах голос моего странного собеседника.
«А ты?» – оборачиваюсь я, чтобы снова видеть его лицо.
«Я буду позже».
«Когда?»
«Скоро», – слышу я.
Смотрю на своего нежданного визитёра и замечаю, как он начинает постепенно исчезать в темноте – словно растворяться.
«Куда же ты?!» – пытаюсь крикнуть ему вслед, но не могу. В горле появляется ком. Он не даёт возможности проговорить этот вопрос, высказать его настолько чётко, чтобы он смог его расслышать.
Через мгновение я – снова одна. Понимаю, что нужно отсюда выбираться, но покидать комнату страшно. Хочется вернуться в постель и спрятаться под одеялом, но я вновь поворачиваюсь к окну и не могу оторвать глаз от того, кто наблюдает за мной из сада.
Это явно мужчина. Он подходит ближе и становится лучше различимым. Его коротко стриженная макушка кажется белой. Волосы либо очень коротки, либо отсутствуют полностью. Под нависшими густыми бровями замечаю глубоко посаженные, чёрные как ночь глаза. В страхе делаю несколько шагов от окна и краем глаза замечаю зыбкую тень справа от себя: у комода или как там его. Поворачиваюсь, чтобы рассмотреть тень и узнаю знакомый с детства силуэт.
«Мама? Как ты здесь оказалась?» – то ли вслух, то ли мысленно спрашиваю я.
«Не доверяй ему, Котёнок!» – эхом отдаётся у меня в голове.
«Кому, мама? Тому, кто был здесь, или тому, кто за окном? А, может, Мише?»
Услышать её ответ я снова не успеваю.
– Ка-тя! – врезается мне в уши настойчивый голос Маши, – Что за на фиг! Хорош виснуть! Целую прорву времени стоишь как сомнамбула!
