Kitabı oku: «Вслед за тенью. Книга третья», sayfa 4
Следуя за своей командой по пятам, я нечаянно столкнулась с дамой в маске. В полном одиночестве та, видимо, тоже спешила к «нашей» стене и случайно задела меня плечом.
– Простите, я не специально, – негромко проговорила она, но, в смолкшей на мгновение музыке, я расслышала её слова.
Мне показались знакомыми голос незнакомки и её манера при волнении элегантно прикладывать ладонь к губам. Сейчас она, правда, приложила её к маске на своем лице, но коснулась пальцами места именно в районе губ.
«Но человек, который так обычно делает, никак не может здесь оказаться. Серая мышка никогда не подастся на подвиги в одиночестве», – тут же мысленно осекла я себя.
Всей троицей мы остановились недалеко от той одинокой дамы, и я заметила её растерянный взгляд. И эта манера теряться в самый неподходящий момент тоже показалась мне узнаваемой.
«Вечно тебе сегодня всё кажется, Катя!» – мысленно проворчала я и вздохнула.
Стоило нам подойти к стене, как мои серые клеточки ожили окончательно. Здесь действительно дышалось намного легче и разум мой постепенно, но неуклонно прояснялся. Проснулось и врождённое любопытство.
Я огляделась по сторонам и принялась анализировать место, в которое занесла меня судьба.
Прямо передо мной всё ещё бушевала толпа, но я больше не ассоциировала её с собой. Теперь я смотрела на неё со стороны и понимала, что выглядит та, как настоящий театр фриков. В самом центре зала, для меня теперь, будто находилась огромная сцена, а я ощущала себя не более чем сторонним наблюдателем. Крепко сжимая ладони подруг в своих, чуть подрагивающих от напряжения, я обратилась в зрение и слух. А посмотреть там было на что…
Глава 7 Чёрная дыра
Туман в голове рассеялся довольно быстро и перед глазами будто стало светлее.
Казалось, вокруг теперь ярче и намного приветливее вспыхивали огоньки светомузыки. Стройными цепочками они проносились у меня перед глазами. Временами эта вереница «светлячков» разрывалась на небольшие отрезки, которые, то тут, то там, принимались замысловато скручиваться в спиральки. Вращаясь вокруг своей оси, они одновременно кружились и по залу, будто водили по нему хороводы, делая мир вокруг меня светлее и радостнее. Плохо было то, что веселые огонёчки светомузыки радовали глаз не более нескольких секунд, а когда они все разом, словно по команде, исчезали во мраке, мне снова становилось неуютно от ощущения безысходности, преследовавшего меня весь вечер.
Я не понимала, почему так остро реагирую на эту, в общем-то привычную для любой дискотеки визуальную смену антуража, но состояние эмоциональных качелей, в которое она меня ввергала, всё больше выбивало из колеи и укрепляло желание как можно быстрее покинуть это неспокойное место.
К сожалению, алгоритм работы цветомузыки был запрограммирован таким образом, что мрак продолжал царить в помещении большую часть времени, и я не могла приложить ума, где бы здесь нашлось хотя бы одно, по-настоящему светлое место. Наверное, мне не стоило воспринимать смысл сказанного Викой дословно.
«Не ступай туда, где нет света», – посоветовала она мне перед тем, как мы вошли в это царство тьмы со снующими повсюду тенями. Наверное, она имела в виду нечто другое, нежели просто хорошо освещённое помещение. Тени, за которыми я продолжала наблюдать, превращались в людей лишь на пару-тройку мгновений, и тогда, в лучах светящихся спиралек можно было различить приблизительный цвет их одежды и масок. Но как только лучи поглощала темь, гости будто теряли душу и превращались в бесформенную массу хаотично мельтешащих зомби.
Следя за этой, постоянно повторяющейся и несколько мистической, на мой взгляд, метаморфозой, я вдруг остро представила себя Алисой из Зазеркалья, по недоразумению или по чьему-то злому умыслу попавшую туда, где ей было совсем не место – туда, где она легко могла бы сгинуть, без следа растворившись в совершенно чуждой ей, агрессивно настроенной сумеречной реальности.
Я понимала, что надо отвлечься от депрессивных мыслей. Надо было подумать о чём-нибудь приятном, но у меня не получалось и я всё явственнее ощущала себя марионеткой в чьих-то цепких руках: бесправной куклой в руках того, кто сейчас будто ставил на мне эксперименты.
«А, может, и не только на мне, а на всех тут присутствующих… – мысленно пробурчала я и вдруг догадалась, в сотый, если не в тысячный раз вглядевшись в центр зала: – Это же – настоящая Черная Дыра! Да, очень похоже…»
Несколько лет назад, после того как дедушка устроил мне экскурсию в Планетарий, я возомнила себя начинающим астрономом и загорелась идеей изучения планет и космического пространства между ними. Впрочем, та моя блажь прошла довольно быстро, так и оставив интерес ко Вселенной лишь на любительском уровне. И произошло это потому, что воображение, разыгравшееся после просмотра одного ролика по астрономической тематике, живо представило мне космос необъятным пугающим монстром. Я тогда почувствовала себя в нём песчинкой, мельчайшей беспомощной точкой, рисковавшей исчезнуть без следа в бескрайней вакуумной черноте. Исчезнуть точно также как и сейчас – в этой пугающей «Терре Инкогнита».
«Катя, хватит нагнетать!» – мысленно велела я себе.
Но мысль о «блажи стать с космосом на «ты»», как окрестила тогда моё новое увлечение подруга детства – Алиска, спровоцировала на подвиг мои, недавно чем-то одурманенные серые клеточки. Почти избавившиеся от воздействия странного вещества, они активизировались не на шутку и вдруг подкинули мне на ум подробную информацию из обучающего ролика об устройстве Вселенной. Его я посмотрела сразу после экскурсии в Планетарий.
Как ни странно, мне не составило труда мысленно перенестись в те дни. Хоть и не в красках, как обычно, но всё же вполне различимо я увидела себя в чёрно-белом исполнении, сидящей за рабочим столом дедушкиного кабинета, и даже услышала щебет птиц, доносившийся тогда из открытого настежь окна. Честь находиться у деда в кабинете выдавалась мне редко, но в тот день, наслушавшись моих восторженных рулад о красоте космоса, он сказал:
«Ну, что ж, мой начинающий астроном, пора расширять границы восприятия и учиться отличать зёрна от плевел».
«Причём тут зёрна и плевела, деда?» – не поняла я тогда хода его мыслей. И услышала в ответ:
«А при том, мой доморощенный учёный, что, прежде чем принять серьёзное решение всегда нужно сначала изучить вопрос».
Он усадил меня тогда перед компьютером в своём огромном удобном кресле и предложил посмотреть фильм.
Фильм тот произвёл на меня неизгладимое впечатление. Он показался мне и восхитительным, и ужасающим одновременно. Да, я тогда поразилась мощи одной из чёрных дыр, пульсирующее дыхание которой было очень наглядно и до чёртиков правдоподобно смоделировано создателями фильма. Мой восторг этим фантастическим действом на экране оказался настолько велик, что, как ни странно, возымел прямо противоположный эффект – отталкивающе устрашающий.
Думаю, дедушка не зря показал мне тогда именно этот фильм: он сделал ставку на моё богатое воображение и знал, что оно обязательно разыграется до поистине космических масштабов. Разыграется и вызовет нечто, сродни панике, что оставит в моём сознании устрашающее послевкусие. А оно, в свою очередь, охладит мой пыл. Таким образом, с «очередной придурью» внучки будет покончено раз и навсегда.
Дед всегда хотел, чтобы я продолжила семейную династию и стала нейрохирургом. И велел по окончании Универа непременно переквалифицироваться в пластического хирурга. В тот день он сказал:
«С твоим чувством прекрасного ты должна стать именно пластиком. Пациенты будут в восторге от того, как художественно ты будешь перекраивать их лица. Под твоим скальпелем будут рождаться лишь афродиты с аполлонами. Молва о твоём искусстве распространится по столице и обеспечит тебе безбедную старость».
«Но я хочу остаться нейрохирургом!» – взбунтовалась я тогда.
«Не спорь, – велел он мне. И объяснил: – Запомни: плановая операция в твоём исполнении всегда будет более успешной, чем экстренная».
«Не понимаю тебя…»
«При плановой операции у тебя будет достаточно времени на подготовку. Ты досконально изучишь анализы пациента, ознакомиться с его анамнезом и проведёшь с ним доверительную беседу. Расспросишь обо всех его хотелках, при необходимости – вынесешь предупреждение и скорректируешь их объём. Наладить контакт с пациентом – очень важно, Катерина. Особенно – с твоим складом ума. А я всегда буду рядом и подстрахую в случае чего…»
«Будешь рядом у операционного стола?»
«Да. Буду рядом везде. Пока не научу тебя всему, что умею и знаю сам».
«Но я хочу работать в Склифе».
«Это место тебе не подходит», – сказал он тогда, как отрезал.
«Почему?»
«Потому что в экстренной медицине нейрохирург часто вынужден принимать решение в авральном режиме. В подобных условиях у тебя высок риск неудачи».
«Почему?»
«В тебе нет решительности твоей матери, Катерина. Правда, и её безрассудства в тебе тоже нет. Вижу в этом огромный плюс. Однако ты склонна к рефлексии и в стрессовых ситуациях не всегда способна мыслить оперативно, чётко и здраво. Склонность к рефлексии передалась тебе от отца. К тому же, ты нередко поддаёшься чужому влиянию. Тут вот даже не знаю, в кого пошла. Наверное, в бабушку – мою жену».
Стоя сейчас у стены зала перед чёрной дырой местного, так сказать, разлива, я поняла, что дед был прав тогда в своей оценке.
«Поддаюсь влиянию – да… Иначе не оказалась бы здесь… И рефлексирую вместо того, чтобы искать отсюда выход. – Согласилась я с его мнением. – Ладно. Не будем о грустном. Что там по чёрной дыре?»
Во мне проснулся азарт исследователя. Он часто посещал меня на практических занятиях в Универе и в часы после них, когда я бродила по столице с фотокамерой наперевес.
Я мысленно освежила в памяти видеоролик, который смотрела тогда у деда в кабинете, и «перемотала» его до того момента, когда хорошо поставленный голос диктора стал рассказывать о феномене чёрных дыр.
Мысленно сравнив кадры из того фильма с тем, что разворачивалось сейчас у меня перед глазами, я поразилась почти полному совпадению картинок.
Эпицентр нашей – земной «черной дыры» имел все признаки этой самой – настоящей космической: равномерную округлость формы и ни на мгновение не стихавшую пульсацию. Так же нескончаемо бодро на том обучающем видеоролике «дышала» и дыра, которая меня так тогда напугала.
Именно там – в самом центре зала, словно в кишащем муравейнике, хоть и не так катастрофически энергично, как раньше, но всё же продолжала бесноваться основная масса приглашённых, и именно туда ещё совсем недавно меня тянуло с непреодолимой силой.
Под ритмичную музыку, хоть и бьющую теперь по ушам не так оглушительно, тени там корчились в поистине диком фрик-дансе. Порой, будто всё ещё находясь в странном угаре, они хаотично наскакивали друг на друга и даже начинали конфликтовать. К счастью, к тотальному бунту толпы эти стычки не приводили, потому что пыл теней-зачинщиков быстро остужали высокие мощные силуэты в, казалось бы, иссиня-чёрных одеяниях.
Глава 8 Вызывающее поведение Стоцкой
«Так хаос здесь всё же управляем!» – догадалась я и воскликнула, то ли мысленно, то ли вслух:
– Как же жаль, что я не взяла с собой фотокамеру. Руки так и чешутся запечатлеть сей феномен. А всё Марья со своим авторитетным мнением…»
Расслышав самодовольный ответ подруги, я поняла, что выдала свои мысли вслух.
– Какой на фиг феномен?! И да, моё мнение – крайне авторитетно, голубушка, – заявила она без тени смущения. – А авторитетно оно именно потому, что всегда верно!
– Чем же оно верно в случае с камерой? – недовольно откликнулась я.
– Да хоть тем, что игрушку твою, вечно щёлкающую, увели бы здесь в два счёта! Ты даже глазом моргнуть не успела бы! И как бы тогда, скажи на милость, ты объяснила бы её пропажу Мюллеру?
– Какому ещё Мюллеру, Маш?
– Как какому?! Громову Данил Сергеичу!
– Замолчи! – приказала ей Вика. И напомнила: – Не забывай о конспирации.
– Пардон, мадам, – парировала она Кудряшке и строго выдала мне: – Всё, не напрягай меня больше, башка разболелась. Смотри вон, как беснуется чернь. И будь благодарна этой! – Подруга кивком указала на Вику.
– За что благодарна? – не поняла я и услышала в ответ:
– За то, что тебя в эту клоаку не отпустила. Ты там сгинула бы на фиг! Да-да! Я всё видела, блаженная ты наша! Терь молча глазей на этот беспредел, но – со стороны. Глазей и радуйся, ясно!
– Ясно, – сокрушённо вздохнула я и продолжила наблюдать за толпой. Ничего другого, похоже, мне сейчас всё равно не оставалось.
Не знаю, сколько времени пролетело, но «чёрная дыра», организованная владельцами «Терры», вдруг принялась уменьшаться в размерах. Всё изменилось потому, что по периметру зала стало ещё светлее. Оказалось, что в стенах зала тоже вмонтировано бесчисленное множество мелких лампочек. Раньше они не подавали признаков жизни, но теперь… Теперь, явно по чье-то незримой команде, целая плеяда этих светящихся точек стала попеременно вспыхивать разноцветьем, вытягивая центр зала из тёмной бездны. Каждая синхронная вспышка, казалось, была ярче предыдущей и уменьшала диаметр пресловутой «чёрной дыры», будто постепенно схлопывая её. И чем меньшей по размеру та становилась – тем с большей агрессией толпа проявляла себя, будто не желая схлопнуться вместе с этой пульсирующей тьмой. Похоже, зарождался бунт теней, и у Чёрных Плащей, как я окрестила силуэты в иссиня-чёрных длинных одеяниях, работы явно прибавилось.
Мы втроём всё так же ютились у стены – хоть в зыбкой, но безопасности – и как будто чего-то ждали.
Я взглянула на Вику и просто на физическом уровне ощутила напряжение, в котором она пребывала. Моя Кудряшка явно нервничала, а делала она это крайне редко – только тогда, когда что-то выходило у неё из-под контроля. На моей памяти от неё также фонило лишь однажды – ещё в детстве, когда я застряла в катакомбах. Тогда ей не хватило сил вытянуть меня из них самостоятельно. Пришлось звать на помощь деда Арта, а потом получать от него нагоняй.
Сейчас Кудряшка крепче обычного сжимала мою ладонь в своей и зорко вглядывалась в стену напротив. Что она там пыталась развидеть или кого, было неизвестно, но я её не отвлекала. Маша тоже притихла и будто впала в некоторую апатию.
– Ты как? – спросила я у неё.
– Норм, – коротко бросила она мне в ответ.
– Мы чего-то ждём?
– Сигнала.
– Какого?
– Да хрен его знает. Я не заморачиваюсь и тебе не советую. Её время действовать, – закончила подруга свою тираду, снова кивнув на Викторию.
– Что ж, подождём, – откликнулась я. И пробурчала: – Знать бы чего… Хочу домой…
– Ага, щаз! Среди черни потусоваться – предел твоих мечтаний, что ли? – воскликнула Маша.
– Среди черни? Почему ты их так называешь?
– А что не так? Посмотри на них! Чернь и есть!
– Не понимаю тебя…
– А что тут понимать? Явно отребье, польстившееся на дармовщинку. Им даже шотиков не предложили.
– Каких еще шотиков, Маш? – не поняла я её.
– Обычных, чтобы горло промочить.
– Думаю, это сделано для чистоты эксперимента, – негромко предположила Вика.
– Какого эксперимента?
– Похоже, эксперимента с дурью, – ответила за нее Маша. Как бы нам всем ответ держать не пришлось.
– Ответ держать? Перед кем?
– Перед тем, кто этот балаган устроил.
– Думаешь, нас опрашивать будут?
– Хорошо, если просто опрашивать, а не фиксировать всё документально. С анализами и другими медобследованиями.
– О нет – я – пасс! – возмутилась я.
– Да кто тебя спрашивать будет! – не умолкала подруга, – Загонят в кабинет – не отвертишься.
– В какой кабинет? Ты что-то знаешь, да?
– Прекрати, Стоцкая! – велела той Кудряшка.
– Ма-ша, колись давай, как ты ни скажешь!
– Остынь! Ничего я не знаю! – закипела моя конспираторша.
Разговор наш не ладился. Похоже, не только я была на пределе, но и они обе.
– Девочки, пойдёмте домой, мне здесь не нравится. Да и поздно уже, наверное, – предложила я, но Марья накинулась на меня коршуном.
– Какой на фиг домой! – возмутилась она и, поймав на себе осуждающий взгляд Виктории, продолжила на два тона ниже: – Дело – не сделано, сечёшь?
– Какое дело, Маш? – спросила я, постаравшись говорить спокойным тоном.
– Ты что, совсем обдолбалась, мать?! Мы за чем сюда пригнали?! – снова вскипела моя амазонка.
– Иди сюда! – тут же велела ей Вика. Марья не стала спорить: отошла от меня и встала рядом с той. – Дыши и приходи в себя! – Велела Кудряшка моей фурии, – Твой мозг мне нужен в работоспособном состоянии.
– Нужен ей, – недовольно пробурчала Марья ей в ответ. И замолчала.
Мы простояли у стены ещё какое-то время. Я всё так же не выпускала ладони Виктории из своей и чего-то смиренно ждала.
Прошло ещё несколько минут, и толпа гостей стала обретать вполне себе цивилизованный вид. Люди больше не дёргались как фрики, движения их обрели плавность, ритм танца, если его вообще можно было назвать танцем, стал размеренным. Хаос вокруг нас, как по мне, кем-то контролировался и вполне себе успешно управлялся.
– Чего мы ждём, Ви… Кассандра? – всё же спросила я.
– Не время, – ответила она мне. И добавила: – Думай о чём-нибудь отвлечённом. Не связанным с клубом. Твоя задача: не дать мозгу заснуть!
«Думай Катя! Думай – не впадай в ступор, как Марья! – велела я себе, взглянув на подругу. – Что обо всём этом сказал бы Кирилл Андреевич? Миша велел держаться от Орлова подальше… Сказал, что тот мстит его семье за смерть своей жены. Поэтому и встал, между нами. Но разве я и Миша – мы? Разве мы пара? Нет, конечно! По крайней мере, я так не считаю. А он считает, что пара… Надо с ним это обговорить…. Ладно, оставим Мишу в покое. Неужели Кирилл Андреевич действительно мстит? Вот Каменнолицый – да, мстит. Он сам признался… А Орлов… Он адекватный… И так не похож на своего злобного родственника. Да и зачем мстить? Дело прошлое… Столько воды утекло… Остыло всё, должно было остыть. «Месть – блюдо, которое подают холодным» – помню, где-то читала… Интересно, Новиков действительно здесь? Маша в этом уверена, – продолжила размышлять я, разглядывая то маски на лицах гостей, то мигающие в стене напротив лампочки. – Как они умудряются в них плясать? Неужели дыхание не сбивается? Я бы не смогла…»
Вдруг взгляд зацепился за один из силуэтов.
«Что-то знакомое в осанке и манере держаться, – констатировала я. – Это явно мужчина. Идёт, как танк и все перед ним расступаются… Миша, тоже так умеет. Неужели это он?»
Но убедиться в своей догадке возможности мне не представилось: гость юрко затерялся в толпе.
«Что мы вообще тут делаем? – копошились беспокойные мысли в моей, вяло перепрыгивая с темы на тему. – Бессмыслица какая-то… Этот клуб похож на притон. Как Маша назвала его гостей. Чернь? Да, именно так… «Во всём должен быть смысл», – учит меня дедушка. Так в чём смысл этого … действа? Маша заикнулась про какой-то эксперимент… А если эти пляски – прикрытие для чего-то иного… Как отвлекающий манёвр… Тогда всё эти люди – просто массовка. Если так, то прикрытие для чего? – привычно анализировала я, борясь со внезапно навалившейся скукой. – Кто же нам поможет выбраться отсюда? Орлов мог бы помочь… А как он это сделает, если не знает, куда я попала? И почему мне в голову постоянно лезут мысли о нём? Потому что встреча с ним стала главным событием прошедшей недели, Катя! Тогда – в «Империале» – он внушил тебе уверенность в себе и надежду на то, что после той летней вечеринки ты сможешь жить полноценной жизнью. Сможешь создать семью… Сможешь любить и быть любимой… А что же теперь? Ни-че-го… Потому что твой спаситель всю неделю не давал о себе знать… Его поведение – очень красноречиво, разве нет? Да… Оно доказывает, что ты ему не нужна, Катя. Смирись с этим, – мысленно казнила я себя, но интуиция подбросила жару: – Но с чего-то же тебя потянуло в толпу будто магнитом! Неужели дело только в дурмане? Может Орлов – там: среди них? – не сдавался мой внутренний голос. – Зачем ему это? Он же не чернь, как назвала их всех Марья… Не спорь: ты же чувствуешь, что он где-то рядом! – подливала масла в огонь моя бунтарка-интуиция. – Да, как ни странно, чувствую… Или мне просто хочется в это верить… Стоп, Катя, не глупи! Зачем ему тут быть? Ведь если он тут, то замешан в этом… Замешан в чём-то грязном… А Орлов не может быть замешан ни в чём таком, потому что… Потому что он друг мамы с папой, – мысленно развила я свою мысль. – Родители никогда бы не стали дружить с человеком… недостойным. А как же ты? – Моя провокаторша-интуиция опять встряла в мой сбивчивый мыслительный процесс, – Ты их дочь, однако находишься здесь, – не давала она мне покоя. Тогда почему же он не может? Нахожусь потому, что вынуждена находиться, – спорила я сама с собой, – Может, и он вынужден? – мой неугомонный внутренний голос продолжил подсыпал перца в мои сумбурные размышления. – Стоп, Катя, не сходи с ума! – осекла я себя, – Ты просто нанюхалась дряни и все твои чуйки, как заявила бы Марья, – не более, чем последствия интоксикации. Включи мозг и не воображай себе невесть что! Ладно… Не буду… Как жаль, что с понедельника нам с Орловым так не удалось поговорить. Я бы рассказала ему о клубе… Рассказала бы? Рассказала! Точно рассказала бы! По секрету, конечно, но рассказала бы обязательно. И тогда не пришлось бы сейчас беспомощно подпирать стены и вести бессмысленные беседы с самой собой. Почему же ты не позвонил мне, Кирилл Андреевич? Как почему? – опять встрепенулось моё неугомонное шестое чувство, – Каменнолицый же объяснил: ты не смогла заинтриговать Орлова настолько, чтобы он сразу же не потерял к тебе интереса. Объяснил, – не стала оспаривать я и устало продолжила прокручивать в голове совсем невесёлые мысли: – Что же я наделала… Как теперь быть?.. Соберись! – приказала себе резко: – Хватит переливать из пустого в порожнее! Лучше подумай, как отсюда вырваться. Так… Надо связаться с дедушкой! Нет… Не вариант… Дядя Коля сказал, что он в командировке. Тогда нужно связаться с самим дядей Колей! Опять же: как? Я же теперь без Цербера… Как я могла отдать Анне своего верного электронного «спутника жизни»! Чем думала? Маша велела, а я просто не стала с ней спорить. Напрасно не стала, Катя, напрасно…»
Теперь на запястье я ощущала лишь пустоту. Ощущала её до слёз остро, почти так же остро, как утрату от потери родителей.
«Чего уж теперь сожалеть: дело сделано. «Дурное дело – не хитрое», – вспомнились вдруг слова моей Полины. – Полиночка моя, ты, как всегда, права, моя родная. Не киснуть, Катя! Думай! Так… У меня на платье – маячок. Интересно, он жив? Если сотовой связи здесь нет, то и он заснул, так? Не факт, – не согласилась я с собственным выводом и аккуратно коснулась места у пояса, куда его прикрепила. – В курсе ли о нём дядя Коля? Показывает ли ему маячок, где я нахожусь? Не факт… Ну, что ж ты заладила, Кать: не факт-не факт! Надо было узнать, в курсе ли. Он же звонил тебе сегодня! Почему не спросила? Как почему? Потому что не хотела раскрывать наш с Машкой секрет о визите в этот злосчастный клуб… Кирилл Андреевич… Снова-здорово, Катя! А с ним ты как свяжешься? Уже неделю от него – ни слуху ни духу! Он вообще в стране? Уезжал же куда-то, если верить Маше. Она же вроде сказала, что он вернулся. Сказала как факт или просто предположила его возвращение? Предположила… А почему предположила? Вспоминай, Катя! Это важно! Так… Разговор наш состоялся вчера… Нет – позавчера! В пятницу. Да, в пятницу, когда я вернулась в общагу… После того, как ушёл Саша… Да, ушёл, хотя должен был рассказать нам с Марьей об Орлове. По её просьбе он навёл о Кирилле Андреевиче справки. Да, так и было… Что произошло потом? Почему ушёл Саша? – продолжила я свой экстренно импровизированный мозговой штурм. Мыслить складно стало непросто, вдруг захотелось спать. К тому же очень теперь раздражала музыка, а перед глазами постоянно мельтешили светящиеся «мушки». Это очень отвлекало, но я старалась сосредоточиться на мыслях об Орлове: – Так вернулся ли он в страну? Я даже не уверена, уезжал ли… Даже если вернулся, чем это тебе сейчас поможет? – в который уже раз взбунтовалась моя подруженька-интуиция. И продолжила добивать меня аргументами: – Как ты с ним свяжешься? Телефон его ты запомнила – да, но здесь же нет связи! Хватит! – наверное, в сотый раз осекла я свой внутренний голос. – Я подумаю об этом позже! Сейчас нужно выстроить логическую цепочку событий пятницы. Зачем тебе это? – снова взбунтовалось моё неугомонное шестое чувство. – А затем, что мозг должен трудиться, иначе заснёт! Так Вика сказала. Так: продолжаем вспоминать! Временной отрезок: вечер пятницы после тренировки, – дала я себе команду и продолжила воскрешать в памяти этот отрезок времени: – Я остановилась на том, куда ушёл Саша. Маша сказала, что его вызвали по службе. Она в тот вечер была сердита… Стояла у окна… Я зашла в комнату. Она спросила, кто меня привёз. Точно! В окно она увидела машину, из которой я вышла. Чья это была машина?.. А была это машина Гринёвская! Гринёв – правая рука Орлова. Именно поэтому, узнав, что за рулём – Гринёв, Машка и сделала вывод, что Орлов уже вернулся в страну из командировки. А с чего она решила, что он вообще был в командировке? А с того, Катя, что в «Империале» она подслушала их с Гринёвым разговор. Тогда Орлов вроде и сказал Гринёву, что отбывает в командировку… Что они оба отбывают… вроде… Вспомнить дословно, что сказала Маша, когда рассказывала мне об этом! – велела я себе, но мозг мой отказался подчиниться приказу. Вместо картинки с тем разговором между мной и Машкой перед глазами всплыл лишь чистый белый лист. – Плохо работаете! – мысленно выдала я неутешительный вердикт своим серым клеточкам. И велела: – Продолжаем вспоминать: допустим, Орлов был в командировке, а Гринёв сопровождал, так как находится с ним в тандеме. Да, Машка об Орлове и Гринёве так и сказала: «Мы с Тамарой ходим парой». По её мнению, они – неразлучны. Если взять это утверждение за факт и учесть то, что Гринёв в пятницу вечером встретил меня у кофейни, из которой я сбежала от Каменнолицего, то он – в стране, стало быть, и Орлов – тоже. А почему Гринёв оказался тогда у кофейни? Заехал выпить кофе? Нет, он стоял у входа, вернее: машина его стояла, а он в ней сидел. Сидел и пил кофе? Нет, запаха кофе в салоне авто не ощущалось, я бы его почувствовала, когда запрыгнула в салон, – я же фанат кофе. Значит, Гринёв подъехал к кофейне не за кофе. А за чем? За кем-то наблюдал? За кем? В кофейне тогда народу было немного… И там были мы с Каменнолицым. Мы сидели у окна… И именно это окно просматривалось в зеркале заднего вида Гринёвской машины! Да! Точно! Я поймала это окно взглядом и поняла, что Каменнолицего за столиком больше нет. Правильно, Катя, его за столиком не было потому, что он пошёл за тобой в подсобку, куда ты от него сбежала. Так. Оставим Каменнолицего в покое и вернёмся к Гринёву: получается, он наблюдал за нашим столиком. Мог наблюдать, Катя, – поправила я свой промежуточный вывод, – Хорошо, мог… Но если наблюдал, то за кем конкретно: за мной или за ним? Или за нами обоими? Как бы то ни было, задание это ему, определённо, дал сам Орлов… Потому что Гринёв – его подчинённый. Почему именно подчинённый, Катя, а не полноправный партнёр, например? А потому, Катя…»
В уши сквозь грохот музыки вдруг ворвался обеспокоенный голос Марьи. Она что-то крикнула мне так громко, что барабанная перепонка заходила ходуном и разлетелась бы в клочья, если бы я не отстранилась от подруги и не прокричала ей в ответ:
– Не мешай! Дай вспомнить!
После этого меня оставили в покое.
«Я впустую трачу время. Нужно сконцентрироваться на сути, – мысленно вернулась я к своей витиеватой, скорее недологической цепочке. – Какая разница: подчинённый Гринёв или совладелец? По большому счёту – никакой. Важно, что они связаны и, если Гринёв – в столице, то и Орлов должен быть неподалёку. Не факт, Катя, тебе просто хочется в это верить… Ладно. Что ещё я могу припомнить по «Империалу»? Ведь именно там я провела с Орловым большую часть времени. Помню, он обвинял меня там в чём-то странном… Вроде подозревал в чём-то… В чём? В каких-то кознях против своей Компании, кажется. И он тогда несколько раз произнёс: «моя Компания». Именно «моя», не «наша». И допрос свой вёл сам – лично, без Гринёва. Да, та пресловутая викторина, в которую он предложил сыграть в «Империале», по факту была не чем иным, как допросом. Теперь я это понимаю. Это что же получается? Орлов мне не доверяет, что ли? Не доверяет, поэтому и отправил Гринёва за мной следить? А, может, Гринёв следил только за Каменнолицым? Я же пожаловалась на того Орлову, когда вспомнила про портсигар. Много лет назад Каменнолицый обронил его в траву, когда встретился нам с мамой по дороге в школу. То был последний день, когда я её видела. Через несколько часов после того, как проводила меня в школу, она села за руль своей новенькой машины – и раздался тот ужасный взрыв. Так что да – считаю, что у меня есть основания подозревать в этом Каменнолицего, ведь неспроста же он попался нам на пути в то утро? Явно следил… Да ещё и переодетым в старика… Зачем маскироваться, если не замышляешь преступления? Значит, в тот день он следил за мамой, а учитывая, что с ней произошло, у меня есть все основания полагать, что он в этом замешан. Повторяешься, Катя. Так… В чём была моя мысль?.. «Империал»… Орлов… Ах да! Я встретила Каменнолицего в холле «Империала». Увидела, как он вертит в руках свой древний портсигар, такой знакомый мне с детства – с орлом на крышке… Я сразу тогда вспомнила, как портсигар вывалился у него из рук в тот памятный день. Вывалился и упал в траву. Об этом я и рассказала тогда Орлову. И не просто рассказала, а выдвинула против Жарова-Каменнолицего подозрение по поводу гибели мамы. А ведь я тогда обвинила в этом не только Жарова, но и самого Кирилла Андреевича! Обвинила в соучастии – как минимум! Ладно, оставим это пока. Стоп! Как оставим, Кать! Если ты тогда, в «Империале», обвинила Орлова в преступлении, то как можешь рассчитывать теперь на его помощь, а? Это же глупо! С чего ты вообще взяла, что он теперь захочет тебя видеть? Как там сказал в кофейне Каменнолицый? Что-то вроде: «Он получил от тебя всё на блюдечке с голубой каёмочкой». Так что можешь быть свободна, Катя! – сделала я совсем неутешительный вывод и почувствовала, как защипало глаза от непрошенных слёз. – Ладно… Что было – то было: сама виновата. Чего уж сейчас реветь. Тем более, что глупо полагаться на человека, возможно, замешанного в так и не выясненном деле с гибелью мамы… Возможно, замешанного… Стоп, Катя, у тебя дыра в суждениях – самая настоящая логическая чёрная дыра! Минимум один пункт – мимо логики! – Я смахнула слезы, аккуратно проведя пальцами по маске в районе глаз, и напрягла память: – Дана, Катя! Вспомни о звонке Даны Стриж! Ах, да: я высказала предположение, что Орлов был в командировке, а он ведь там точно был! Это факт! Самый настоящий – железобетонный факт! Мне же Дана сегодня звонила и сказала, что Кирилл Андреевич был у неё в воскресенье, а после – уехал в командировку! Дана даже намекнула, что командировка его как-то связана с исчезновением папы! Точно! Как же я могла такое забыть? А зачем Орлов приезжал к Дане? У них отношения? Вспоминай, Катя, что она тебе сказала! – дала я команду своим, выбивающимся из сил серым клеточкам, – Душно здесь… На воздух бы выйти… Не отвлекайся, Катя! Зачем Орлов приезжал к твоему психологу? А затем, чтобы выяснить у неё о том, что со мной случилось летом… Да, она так и сказала. Значит, он не потерял ко мне интереса, как утверждает Каменнолицый? Не потерял интереса уже после того, как я уехала из «Империала»; уже после того, как я обвинила его в соучастии в преступлении против мамы? Да. Сегодня Дана это подтвердила. Тогда почему он мне за всю неделю так не позвонил?» – задалась я резонным вопросом и почувствовала, как слёзы снова хлынули из глаз.
