Kitabı oku: «Вслед за тенью. Книга третья», sayfa 6

Сей коварный чародей-недоучка из саги был облачён в бархатный кафтан оттенка сепии, то есть – приглушённо коричневого, с красноватым отливом. Поверх кафтана был накинут стильный плащ совсем не чёрного цвета, как у некоторых других гостей. То была добротная, чуть ли не в пол по длинне накидка странноватого: с некой смесью черновато-серого оттенка, дополненного неслабым отливом болотного.

«Он будто бы недавно выплыл из тины и сразу пожаловал в клуб. С корабля на бал… – размышляла я, всё ещё выдерживая на себе прямой взгляд чёрных влажных глаз этого человека. – Болотный червь какой-то», – мысленно окрестила я его по аналогии с телосложением: чародей сей хоть и отличался высоким ростом и даже обладал некоей пластичностью в движениях, однако казался больше худощавым, нежели стройным. И эту худощавость я назвала бы излишней.

«Слишком жилистый. Неприятный тип», – припомнились вдруг слова Полины.

Когда-то очень давно я подслушала, как она высказала их папе. Высказала уже после того, как человек с похожим взглядом ушёл, предварительно что-то обсудив с отцом. – Да… Я помню слово «предварительно». Его произнёс тогда папа в разговоре с тем человеком… Когда это было? До того, как папа отбыл в ту злосчастную командировку. Да, это было незадолго до того… За несколько дней до… О чём они тогда беседовали? Не помню… Как странно: я ведь была тогда рядом с папой и всё слышала… Может сеттинг поможет вспомнить?.. Надо попробовать. Стол на открытой площадке, типа кафе. На столе передо мной – большая чаша с мороженным… Моим любимым – фисташковым. Двойная порция. Да, папа тогда взял мне двойную порцию, но велел есть вкусняшку медленно, мелкими порциями и не рассказывать об этом маме. Почему? Потому что она была бы не рада. Она всегда мечтала, чтобы я была стройной, а для этого надо было ограничивать калории. Ладно… Отвлеклась. Ракурс – на наш с папой столик! – мысленно велела я себе и сосредоточилась на прояснившейся картинке перед глазами: – Довольная нежданно свалившемся на меня бумом калорий, я ем мороженое и тут… К нашему оазису счастья подходит человек с мокрым взглядом. Подходит, приветствует папу… Называет меня… Как? Не помню… Ладно… Тот садится за наш столик и перетягивает всё папино внимание на себя. Мне становится обидно, ведь папа сказал, что скоро уедет в важную командировку, и мне хотелось провести время только с ним. Только вдвоём. Полина поняла это и оставила нас в кафе. Оставила и ушла пробежаться по магазинам. Да, она тогда ушла и вернулась только тогда, когда тот дядька поднялся из-за стола и собрался уходить. А когда он ушёл, она и сказала те слова, которые я вспомнила выше. Но это было позже… Вернёмся на исходную. Дядька с важным видом усаживается за наш столик и что-то говорит папе. Что именно? – Я напрягаю память, но пред глазами предстает лишь белый лист… Вакуум. Полный вакуум по той их беседе. – Нет, – удручённо констатирую я и с сожалением добавляю: – Не вспоминается… Ладно, зайдём с другой стороны. Что делаю я? Я закидываю сердитыми взглядами вероломного вторженца в наше с папой общее пространство и начинаю резво «болтать» ногой под столом. Это – моя дурная привычка в детстве. Она проявлялась, если я сердилась или очень обижалась на что-то. К слову, с этой вредной привычкой неустанно боролись и дедушка, и Полина. Ладно… В тот день я и сердита на того дядьку, и одновременно обижена на него. Поэтому я болтаю ногой настолько усердно, что несколько раз попадаю своим новеньким сандаликом этому человеку по коленке. Тот слегка морщится, но замечания мне не делает – он просто игнорирует меня и продолжает о чём-то говорить с папой. Так о чём они тогда говорили?.. Не получается припомнить… Помню лишь, как папа ему тогда сказал: «Но имей в виду: это – предварительная договорённость. Мне нужно обсудить её с Холодом… Да, с Холодом… Папа сказал именно так. О чём была та договорённость? Да какая разница, Катя! Причём тут это сейчас? – вдруг рассердилась я, скорее на то, что не могу в подробностях припомнить всё из того дня. – С чего вдруг мне это припомнилось? Где гарантия, что это – человек из того эпизода? Её попросту нет! Этого типа с тем связывает только сальный взгляд! Ну и, похоже, – острые коленки», – сделала вывод я, окинув взглядом эту часть тела того, кто всё ещё буравил меня взглядом, того, чей взгляд я с честью выдержала, подсознательно как бы бросая вызов.

Циря, стоявшая рядом с этим Болотным Червём, видимо, заметила, что её спутник одаривает вниманием чужую даму и снова окинула меня, теперь – пронизывающе-придирчивым взором. А затем… Затем, вдруг резко потеряв ко мне всякий интерес, воззрилась на кого-то, явно находившегося недалеко от меня. Я проследила за тем, куда смотрит обладательница строптивого взгляда, и ахнула от неожиданности!

В зале появился очень узнаваемый для меня персонаж. Своей загадочностью тот затмил в моих глазах всех присутствовавших и я, против собственной воли, прониклась к нему уважением и даже – некоторой подсознательной общностью, что ли… Похоже, причиной тому было то, что персонаж, неспешно и очень уверенно шествовавший сейчас в самую вглубь зала, представлял из себя практически полную копию главного, так полюбившегося мне героя из той саги.

Покрой костюма строго очерчивал высокую мускулистую фигуру Гера. Если придерживаться Алискиной классификации имён из её занятной игрухи, то в зал сейчас вошёл именно он! Обладатель этой фигуры увиделся мне настоящим атлетом из средневековья: высоким, стройным и одновременно мощным.

Рельефно развитый торс незнакомца, наверняка закалённый регулярными тренировками в спортивном зале, был облачён в кольчугу: очень плотную, неоднородного, по большей части – тёмно-коричневого оттенка. Поверх неё грудную клетку гостя крест на крест стягивали широкие полоски из ткани, по фактуре схожей с кожаной. Очерчивая контур массивных плеч члена сего мутного клуба аксессуар этот визуально усиливал мощь, что добавляло герою моих подростковых фантазий могущества с самой толикой кровожадности.

Кончики белёсых волос того, с кого я теперь не сводила глаз, едва касались плеч, а вероятные изъяны на лице (если иметь в виду полное совпадение с героем саги) полностью покрывала маска. Медленно продвигаясь вперед, Гер порой оборачивался по сторонам и будто сканировал окружение зала взглядом. Глаза сквозь узкие щели чёрного маскировочного покрытия смотрели на всех абсолютно по-волчьи: властно, с неким подозрением и настолько многозначительно, словно их хозяину известно больше остальных, здесь присутствующих. Это странное ощущение усугублял оттенок радужки, который увиделся мне очень светло-карим, почти жёлтым. Взгляд этих глаз покорял остротой и вонзался он словно иголкой в, казалось бы, самое сердце того, кем хозяин этих глаз по ему одному известной причине вдруг заинтересовывался. Когда укол этих глаз достиг и моего лица, я заметила, что в их радужке заметен эффект некой зеркальности, что ли.

Если Гер задерживал внимание на объекте своего интереса, как сейчас – на мне, например, то глаза его принимались искриться по-особенному. Не отводя взгляда от этих странных очей, я никак не могла определить природу их блеска. Было ли причиной тому освещение, яркими лучами лившееся с потолка, либо нечто другое, с явным налётом мистицизма, – оставалось для меня непонятным.

«Какое точное попадание в образ!» – мысленно восхитилась я и, справедливости ради, добавила: – Нет эффекта плаксивости, как у прежнего объекта моих наблюдений».

Образ гостя завершался брюками из грубой темно-коричневой, почти чёрной кожи, скорее всего – буйволиной, подчёркивавшей хищную, сродни звериной, мощь в, казалось бы, стальных икроножных мышц. Сапоги, сходные с брюками по фактуре, подчеркивали длину ног. Человек в костюме Гера продолжал не спеша расхаживать по залу. Словно настоящий вождь стаи, он инспектировал нас могущественным сканирующим взглядом, будто все, здесь собравшиеся, были его паствой, и в данный момент он выискивал в ней неблагонадёжных.

Гер неспешно достиг центра зала. Вдруг яркий отсвет некой иллюминации опалил белесый оттенок его волос и на мгновенье-другое локоны словно взыграли алым пламенем. Это придало незнакомцу флёр пущей таинственности в моих глазах. Под впечатлением оказалась не только я. Вокруг послышались негромкие восторженные «ах» и опасливые «ой», что только подтвердило мой вывод. Впрочем, сей чародей проигнорировал их все с достоинством настоящего императора, а следом – скрылся в глубине зала, растворившись в толпе других приглашённых.

Эффектный трюк с «возгоранием волос» никак не давал мне покоя. Чтобы найти источник той молниеносной вспышки, я подняла взор к потолку и обомлела!

Глава 11 «Лестница в небеса»

Стеклянный потолок накрывал нас, будто куполом. Сквозь него, на существенном от нас отдалении вполне можно было различить мелкие звёзды, местами застилавших тёмную гладь неба небольшими островками из светлячков. Но всё это было заметно, так сказать у краёв потолка – по периметру, тогда как в самом его центре…

Прямо по центру этого огромного зала взгляд мой натолкнулся на не менее живописное и до чёртиков правдоподобное изображение огромного ярко-красного очага. Он напомнил мне очаг с магмой, который я как-то увидела на картинке в школьном учебнике по географии. Из этого самого «потолочного очага», как я его тут же окрестила, образовывалось и устремлялось вверх чуть ли не настоящее жерло вулкана!

На первый взгляд это смотрелось вызывающе, я бы даже сказала: вызывающе мрачно, если бы не то, что изображение, очень смахивающее на подвешенную к потолку инсталляцию, было выполнено не в хмурых тёмных тонах, а наоборот – в тёплых и мягких.

«Хотя… Ладно, не таких уж и мягких, как мне бы хотелось… В полумягких, скажем так… – мысленно сделала я поправку, рассматривая единственное, вызывающе яркое пятно, отыскавшееся-таки в этом зале. – И как я его раньше-то не заметила? Разве это не безвкусица? Разве потолок не входит в лютый контраст с изысканно светлым оформлением стен? – вдруг проснулся во мне фотограф-эстет, – Не входит, – подумав, решила я, – а только подчёркивает их изысканность. Но такой потолок должен давить на стены, разве нет? – тут же поспорила я с собой, – А он почему-то не давит, даже наоборот – как бы расширяет пространство наверху… И будто бы ещё больше отдаляет потолок от пола. За счёт чего такой эффект? За счёт объёмности? Да. И за счёт трёхмерности изображения… Или это не изображение вовсе, а всё же инсталляция, прикреплённая к потолку? – пыталась я разгадать дизайнерскую фишку, как сказала бы Маша. – Если это и инсталляция, то совсем не громоздкая. И выполнена она настолько искусно, что образует с потолком единое целое».

У меня не получалось до конца разгадать, как дизайнеру удалось достигнуть столь явного эффекта визуального расширения пространства, но удалось это ему однозначно. Это говорило о высоком профессионализме команды, занимавшейся оформлением этого симбиоза ада и рая. Да, именно так я бы и назвала то, что предстало теперь пред моим взором.

«Стоп, я же видела эту конструкцию снаружи – на крыше здания, когда мы только к нему приближались. То сине-сизое свечение же исходило как раз из «жерла вулкана». Значит, это была не простая крыша с муляжом, в котором вмонтированы лампочки светомузыки, а целая конструкция со сложным не только дизайнерским, но и инженерным решением. И теперь я увидела её изнутри. Увидела и, надо сказать, поддалась магии её мрачного великолепия. То, что потолок каким-то странным образом никак не давил на меня, – поражало и с каждым мгновением всё сильнее распаляло мой интерес.

По большей части эта потолочная конструкция была выполнена в серо-бурых тонах и представляла собой трехмерное изображение неровной бугристой поверхности, очень похожей на застывшую пористую лаву, будто образовавшуюся вследствие самого, что ни на есть реалистичного извержения вулкана.

«Да, словно настоящая остывшая лава… Как талантливо передано… Просто до мурашек правдоподобно!» – снова мысленно восхитилась я.

На одном из снимков в учебнике по географии был запечатлен поразивший меня тогда момент перед извержением вулкана. И на нём всё было представлено примерно так же, как и на потолке этого зала, будто дизайнер вдохновился тем же снимком или очень на него похожим, а при реализации замысла просто перевернул его, так сказать, вверх ногами.

Моё внимание снова привлекло широкое подножие вулкана. Видимо, что-то в настройках инсталляции изменилось и теперь она выглядела так, будто «вулкан» только что был разбужен некой неведомой силой. «Магма» теперь будто постепенно прогревалась, меняя цвет на более насыщенный, и будто изнутри полнилась огненными прожилками, уже готовыми излиться на поверхность. С той лишь разницей, что излиться не вниз – к нам на голову, иными словами – на землю, а как бы вознестись к самому небу.

Любопытство моё разыгралось не на шутку, и я сделала несколько шагов вперед. Мне захотелось изучить кратер как бы изнутри – из самых недр земли, если можно было бы так выразиться.

Через несколько мгновений я стояла уже в центре зала, прямо под конструкцией, то есть под огромным чашеобразным нечто, до жути правдоподобно теперь бурлящим и словно выстреливающим вверх своеобразной воронкой.

Моя запрокинутая голова закружилась от дурманящей свежести, мощным потоком ринувшейся в ноздри. Похоже, фильтр, встроенный в маску, поймал этот поток и с оптимизмом принялся за свою основную работу. Ощущая на своём локте крепкий захват пальцев Кудряшки, последовавшей за мной по пятам, я до кончиков пальцев прочувствовала весь магнетизм этой, талантливо исполненной иллюзии.

Эффектно запрограммированная световая феерия наглядно показывала весь процесс начала извержения, словно я смотрела обучающий фильм на эту тему, причём наблюдала это с совершенно непривычного ракурса. Мельчайшие красные огоньки точно подобранного освещения пробегали по импровизированному жерлу, образуя тонкие нити капилляров этого, взрывоопасного на вид и, казалось бы, такого живого вулканьего организма.

Ближе к выходу из жерла, на пути к звёздам, капилляры эти наливались силой: алые прожилки становились шире и темнее, будто окончательно превращались в кипящие языки живой пламенной массы.

Моё раздухарившееся воображение представило их в виде настоящих мощных артерий. Очень реалистично изображенные, они неуклонно стремились вверх, будто затягиваемые в небеса огромной силой гравитации. Наглядно пышущие жаром, видимо, из-за бесконечно молниеносно мигающей россыпи мелких алых ламп, встроенных в эту трехмерную конструкцию, языки этого, до жути реалистичного костра ярким заревом возносились к небу.

«Настоящий вулкан страстей!» – вдруг втемяшилось мне в голову, – Каких страстей, Катя! Это стихия, вернее – её наглядная имитация. А в окружении гостей – всё степенно и культурно. Совсем не то, что этажом ниже», – наверное, уже раз в сотый напомнила я себе.

Дышалось здесь – под самым жерлом до умопомрачения легко. Похоже, вулкан этот и был основным источником свежего воздуха в зале – панацеей, позволявшей обитателем сих райских пенатов чувствовать себя легко и непринуждённо. Прежде чем попасть в зал, воздух, по-видимому, проходил серьёзную фильтрацию а, возможно, и дополнительно насыщался кислородом. Поэтому мои серые клеточки так быстро ожили и даже оказались одурманены. Я чувствовала, как от избытка кислорода всё ещё слегка кружилась голова.

Несмотря на это, аккуратно вдыхая живительную свежеть, я продолжала наблюдать за красочной феерией на потолке. Мне вдруг показалось, что проснулась она специально для меня. Осознание этой «завиральной идеи», как назвал бы её папа, настолько наполнило меня эйфорией, что даже зрение, казалось, улучшилось в разы. Это позволило мне заметить, что выше – у самых звёзд, это мистическое вулканье зарево каким-то причудливым образом обретает знакомые оттенки холодного сине-сизого. Их-то я и заметила при приближении к зданию клуба. Однако с этого ракурса постепенный переход из алого в синий создал в моих глазах эффект светящейся дорожки, словно ведущей от земли к небесам.

«Лестница в небеса», – мысленно предположила я и выдохнула в восхищении: – Красота неописуемая!»

Эта, словно живая лестница, попеременно то пышущая алым жаром, то будто остывающая до синеватого оттенка, распалила моё воображение настолько, что я представила её настоящим порталом в космос: порталом, к владению которым все здесь собравшиеся были прямо или косвенно причастны. Все, включая меня!

Я поймала себя на мысли, что помимо собственной воли реально поддалась этой иллюзии перевернутости мира, настолько наглядно изображённой. Поддалась до такой степени, что успела представить всех здесь присутствующих, включая и нас троих, некими мистическими сущностями, обитающими под землёй и имеющими возможность видеть небо и коммуницировать с миром людей только через жерло этого импровизированного вулкана.

Осознавать это было странно, но до чёртиков реалистично. То ли пары дурмана ещё не до конца выветрились из моей буйной головушки, то ли кислорода в центре зала стало слишком много, то ли весь сюр, творившийся со мной целую неделю как-то расширил сознание и адаптировал его ко всяким несуразностям, но всё, что я сейчас увидела, заставило меня на все сто прочувствовать себя здесь своей  – ощутить себя равной среди всех этих анонимов, ведь и я сама сейчас была анонимом, а значит – одной из них.

«Здесь все свои!» – мысленно твердила я, не в силах избавиться от этого навязчивого ощущения.

Может быть, эту мою завиральную уверенность в себе подкрепляло присутствие Виктории. Она стояла рядом, словно мой самый верный на свете страж, и с достоинством важной павы следила за собравшимися в зале, будто инспектируя всё и вся. Я не понимала, как это у неё получается, но она будто возвышаясь здесь над всеми, несмотря на свой невеликий рост. Ровно также она вела себя и накануне, сидя за столом в нашей с Марьей комнате в общежитии, когда мы только готовились к вылазке в этот клуб.

Тогда она увиделась мне чуть ли не всевидящим оком, наблюдавшим за двумя неразумными мышками-норушками, одна из которых – сверх всякой меры строптива, а другая – излишне заторможена от дикой усталости.

Сейчас от Виктории исходила та же покровительственная аура, но теперь она была щедро приправлена явной заботой обо мне, и я остро чувствовала её поддержку.

Порой я ощущала на себе её внимательный взгляд, а время от времени – и лёгкое касание за локоть. Она будто безмолвно говорила мне: «Ничего не бойся. Я буду рядом и не дам тебя в обиду».  И я была признательна своей Кудряшке за эту демонстрацию самообладания и полной уверенности в том, что всё идёт, как надо и она всё делает правильно. Её уверенность в собственных силах, похоже, передалась и мне. Кейси, казалось, наполнила меня ею до предела, подарив ощущение лёгкости и комфорта в этом, совсем незнакомом мне месте.

– Ну что, изучила систему аэрации? – усмехнулась моя Кудряшка.

– Да, посмотреть тут есть на что, правда?!

– Соглашусь, – ответила она, – чётко просчитано.

– Да, красиво!

– Функционально, – поправила она мой вывод. И добавила: – Всё продумано до мелочей… Чтобы, не дай бог, не вызвать у элитки дискомфорта.

– Да, фееричное нагромождение всего и вся! – негромко откликнулась Марья, стоявшая по другую от меня сторону.

– Это, как лестница в небеса, видишь?

– Вижу! Срань Господня!

– Напрасно ты так, Маш… Мне кажется, если бы мне взобраться бы по ней, то найду ответы на все свои вопросы…

– Бы-бы! Какие на фиг ответы?! Грохнулась бы оттуда – вот и весь ответ! Знаешь, как больно падать с такой высоты!

– Ну и что? Пока падала бы – наверняка бы что-то полезное узнала бы… – поделилась я подруге в ответ.

– Ой, малахольная! – воскликнула та и рассмеялась.

– Ну, спасибо…

– Уймись уже! Не пугай и не обижай её, – вступилась за меня Кудряшка. А затем, помолчав, мне пообещала: – Узнаешь. Всему своё время.

– Ты, типа, видишь это, что ль? – подначила её моя забияка.

– Не без этого, – спокойно бросила ей в ответ Вика.

– Надеюсь, что узнаю… – проговорила я и вздохнула.

– Не сомневайся: так и будет, – стало мне ответом от моей кудесницы.

– Спасибо, – поблагодарила я её и улыбнулась.

– Так! Здесь башка совсем не варит. Давайте вернёмся к стеночке, – настойчиво предложила Марья и объяснила: – Она вся такая милая… спокойная, совсем не то, что это… Чёт меня снова повело…

– Это от избытка кислорода, – объяснила ей Вика, – Мы сейчас – в эпицентре.

– Точняк! – бросила подруга ей в ответ. И саркастично проворчала: – Боюсь представить, сколько деньжищ было вбухано в это бушующее непотребство.

– Бушующее непотребство? – повторила за ней Вика и заметила: – Не узнаю тебя.

– С чего бы? – не «заржавело» за Марьей.

– С того, что готова была услышать этот возвышенный слог от Сирены, но никак не от тебя, Незабудка. Уж прости покорно.

– Не прощу! – капризно бросила ей в ответ моя строптивица. И добавила: – Мне, знаешь ли, тоже не чуждо чувство прекрасного. Но это, – указала она взглядом на потолок, – всё же – на грани. Что-то с чем-то. Кароч, любой каприз за ваши бабки. Мда… Бабло решает всё!

– Не всё… Многое, но не всё, – задумчиво возразила ей в ответ Вика.

– Хорош морализировать! Пройдём, Блаженная ты моя, приставлю тебя к стенке! – с усмешкой обратилась она ко мне.

– Вот, ты сегодня как скажешь, так… – пробормотала я.

– А чё такого? У тебя ж вон ноги уже подгибаются! Или тебе понравилось торчать в центре внимания?

– Какого внимания?

– Всеобщего, мать! – не замолкала Марья, – Иль не заметила, как на тебя все пялятся, пока ты потолок прокалываешь?

– Чем прокалываю, Маш?

– Взглядом, мать! Своим шальным взглядом, ясно!

– Ясно, – пробормотала я, – И ничего он у меня не шальной…

– А чё тогда зенками, как зомби, сверкаешь, а? – никак не угомонялась Марья.

– Права, пойдёмте отсюда, – поддержала мою занозу Вика и потянула меня за рукав платья на наше прежнее место.

Всё ещё глядя наверх, я шла, ведомая моим, бессменным на сегодня гидом, и вдруг на что-то натолкнулась, вернее – на кого-то, совсем как Титаник на айсберг… Айсбергом оказалась всё та же дама в маске – невеста, поднявшаяся с нами на лифте, а теперь следовавшая за нами тенью и вслушивавшаяся в каждое произнесённое нами слово. Видимо, ей было просто жизненно необходимо услышать всё, что бы мы ни сказали. Виктория явно заметила это, но отнеслась к блажи этой дамы спокойно, а Маша всё также продолжала её игнорировать.