Kitabı oku: «Баба Яга. Фрагменты о любви. Часть 2. Мёртвое царство»

Глава 1. Исчезновение

Наутро Баба Яга проснулась со странным ощущением разлада в душе и теле. Ещё с закрытыми глазами почуяла, что поменялось что-то важное. Не сразу дошло, что нет запахов. К избушке, понятно, привык нос. Но тут как раз странное отсутствие всех запахов. Втянула глубоко воздух. Ни травных, ни трапезных. Никаких.

Открыла глаза – а мир-то частями. Смотрит, вроде, цельная картинка, а сразу ухватить может только малую часть. Яга встала с печки. Картинку покачнуло. Осторожно подошла к окну. Мать моя, дремучая женщина! А двор-то потускнел! Леса уже не видно вовсе, будто стенка картонная и забор тает.

«Лешенька! Слышишь меня, родненький? – мысленно обратилась Яга к милому. – Что творится? Леса нет, забор исчезает. Вон банька замутнела. Слышишь меня, где ты, друг мой сердечный?»

Сквозь толстый ватный слой долетел до неё голос Лешего:

– Ягушенька, не знаю. Лес на месте, а полянка твоя растворяется. Беги, милая! Поди гостья вчерашняя намудрила.

– Так не могучая она. Не могла.

– К ведьме хотела идти. Позавидовала, видать.

– Эх, горемычная она и дурная.

Леший ещё что-то сказал, но слов совсем не разобрать. Только звуки. Яуеа ииии.

Думать некогда. Надо одеваться. Быстро схватила сорочку, юбку. Надела как попадя прямо на ночное. Корзинка. В неё вчерашнюю стряпню с плиты, пироги с тарелки, кожаный мешок с водой. Потом опомнилась. Ход ей только в дверь за рубежи жизни и смерти. Если дверь откроется. А там не заговорённая еда превратится в труху. Эх, кабы знать!

Схватила кружку. Зачерпнула колодезной воды из ушата. Глотнула пару раз. Откусила от пирога. Бросила взгляд в окно. Тускнеет, мутнеет, исчезает. Вот и сарая уже не видно. Проглотила пирог. Запила большим глотком. И рванула к стене, где открывается заветная дверь.

Дверь не появилась. Яга вытянула обе руки.

– Открывайся, родимая, открывайся! Не подведи! Там свои. Там помогут, – Ягу трясло.

За спиной пропал амбар. Колодец. Крыльцо…

Дверь не появлялась. Бабка собрала все свои силы, подошла близко-близко, на вытянутую руку, но чтобы не коснуться стены.

– Проявись!

Наконец дверь появилась! Яга потянула за ручку. Открылась! Не подвела.

Яга успела выскочить и всё исчезло.

Глава 2. Беспамятство

– Где я? – Баба Яга оглянулась.

Дверь тут же исчезла. Вокруг незнакомая серая масса. Где небо, где земля? Земля ли это? Твёрдая поверхность под ногами. Каменистый пятачок. Мелкие коряжки. А дальше серая муть. Делать-то что?

Баба Яга запаниковала. Стала озираться как ребёнок в незнакомой местности. Она вдруг, в один миг оказалась с абсолютно пустой головой. По рукам, от локтей до кончиков пальцев, пробежал страх и там застрял мелкой дрожью.

«Потерялась? Откуда пришла, куда иду? Зачем? Почему босиком? Не помню. Ничего не помню. Не за что зацепиться».

Ни леса, ни воды. Яга растерялась. Страх из кончиков пальцев в один миг разошёлся по всему телу. Яга оцепенела. Дорожку бы. Но дорожки тоже не было. Вокруг серый мутный блин до самого горизонта со всех сторон.

«Горизонт?.. Значит, небо и земля, – мысли шныряли, не поймать. Яга попыталась сосредоточиться. – Что делать? Стоять на месте? И что? Бежать? Куда? Нет-нет-нет. Давай думать. Давай думай, думай, головушка… Одна. Зябко. Серо. Босиком. Дорожки нет… Пойду куда глаза глядят. Глаза есть. Руки-ноги есть. Идти смогу. Похоже, и голова есть. Пустая, но есть».

И Яга сделала шаг.

Появился намёк на тропку. Камни сменились на стоптанную почву. Ещё шаг. Тропинка проявилась чуть дальше и вышла за границу каменистого островка. Яга пошла по ней и под ногами ощутила твёрдую поверхность.

«Ага, значит, надо действовать. Думать, решать и делать. Надо идти вперёд. А где этот «вперёд»? Куда иду, там и есть «вперёд».

Тропинка утвердилась. Среди хлипкой мутной серости она единственная стала настоящей. Ширины хватало, чтобы уверенно шагать без риска оступиться. «Эх, обувку бы!» – подумала Баба Яга. Обувь не появилась. «Не на всё, значит, проявляется. Ладно, пусть дорожка али тропка. Уже славно».

Яга шла долго. Успела утомить ноги и растратить силы. Поесть бы. Когда в последний раз ела? Вспомнить бы! А лучше еду какую-никакую найти. Еда тоже не появлялась, сколько о ней ни думала Баба Яга. Только тропинка. Куда-то идёт, ровная, неширокая, прямая. Есть хочется. Сил нет. Но тропка шла и шла, то ли она вела бабку, то ли бабка своим разуменьем рисовала её перед собой.

Когда сил совсем не осталось, тропинка вдруг закрутила направо. Главное, не останавливаться. Почему главное? Непонятно. Но Яга ощутила, что там важный поворот, и что если она остановится, он может исчезнуть. Зыбко тут всё. И зябко.

Баба Яга не заметила, в какой момент местность стала меняться. Серый блин под серым низким, тяжёлым небом зыбуче сменился на такой же серый, но теперь уже холмистый пейзаж. Разнообразия это не добавило, картина и ровный шаг убаюкивали.

Хотелось лечь и уснуть. Или плакать. Скрутиться калачиком и плакать. И потом уснуть. Можно навсегда…

Нет! Яга наперекор бессилью повернула за тропкой. Ещё с десяток шагов и перед ней открылся маленький двор с низким забором. Что-то знакомое… Или… Показалось, наверное. Домик с серо-зелёной крышей и тусклыми серыми стенами. Открытая калитка. Пожухшие травы. Серые занавески с мелким полинявшим рисунком.

Яга зашла. Что терять? Может, накормят или путь укажут?

– Батюшки! Кто ко мне пришёл! – Ягу радостно встретила уютная невысокая женщина в простой одежде – в сарафане с голубыми цветами, белёсой сорочке и мягкими лапоточками. В руках она держала белый в серую вязь платок. Видно, только что закрутила на голове узел, ещё одна деревянная шпилька зашпилена на верхний край сарафана.

Женщина по-птичьи раскрыла руки и пошла к Яге навстречу, забыв и о шпильке, и о платке.

– Что с тобой, Ягушенька, родна моя? – растревожилась она от вида Яги.

Яга остановилась и сделала жест, мол, стой, где стоишь.

– Кто вы?

– Да как же, мила моя? Лада я, травница, подружка твоя. Мы ж с тобой ужо с твоего первого прихода в подругах ходим. Сколько трав я тебе показала, сколько снадобий вместе сварили. Ужель не помнишь?

Яга помотала головой. Не помнит. Но она всем своим нутром почуяла, что опасности нет. Только голод и усталость. Сделала шаг вперёд и попала в объятия травницы.

– Наперво за стол, – знакомым отголоском прозвучали слова. – Потом расспросимся.

В доме было так же сумеречно, как снаружи. Источников света Баба Яга не обнаружила, ни лучины, ни керосинки какой. Окна, закрытые наполовину деревенскими шторками, не должны были пропускать даже уличный сумеречный свет, однако он был такой же ровный, такой же серый. Серость приглушала порошинкой белизну стен и яркость вышитых салфеток, разложенных повсюду. Мебели было немного. У окошка стоял простой деревянный стол, накрытый скатертью с нитяными серо-голубыми цветами. Вокруг стола – добротные табуреты, а поодаль – кухонный комод, не раз покрашенный густой масляной краской. На стене над комодом висели грубо сколоченные полки, заполненные баночками и коробочками разной величины и надобности. Почти под потолком, прямо над полками на одну длинную верёвку рядком были привязаны пучки разных трав. Яга распознала тысячелистник, пижму и мелкую ромашку.

– Садись, Ягуша, за стол. Чего стоишь, как неродная?

Яга показала на свои руки и сделала жест, как бы она хотела помыть их.

– Руки ополоснуть? Не, у нас руки не моют. Чистая ты.

Баба Яга села за стол и пока Лада раскладывала трапезу, рассмотрела плетённое кресло-качалку, стоявшее с другой стороны комнаты, и большой тёмно-коричневый сундук. Над ними на стене тоже висели травы, похожие на зверобой и мяту.

В доме, похоже, было всего две комнаты. Дверь во вторую была как раз напротив входной двери. «Нехитро», – подумала Яга.

– Кушай на здоровье.

Еда была странной. Нарезанные брусочки желтоватого и серо-коричневого цвета, без привычного вкуса, но сытная. Яга съела всё, что было на её тарелке, не придавая значения тому, что ест. Травница налила в кружку травяной сбор и велела выпить.

– Сила в нём. Может, и вспомнишь что.

Баба Яга послушно выпила. Тело наливалось светом и слабым теплом. Трудно было его назвать солнечным, скорее, рассеянным дневным. Он дал немного силы, и Яга заговорила.

– Ничего не помню. Только увидела дверь, а она вмиг и растаяла. Всё стало сразу серым. Дорожки и той не было. Потом как-то появилась.

– А себя-то хоть помнишь?

Яга помотала головой.

– Как оглушили меня. Полная пустошь. Голова пустая… И душа… Только в ногах тяжесть. И в загривке тянет.

– Пойдём-ка, – травница взяла под руку Ягу и повела её к креслу-качалке. – Садись, я тебя укрою. Можешь вздремнуть.

– Нет, ты мне лучше расскажи, кто я. Сон подождёт.

– Ты Баба Яга. Остальное потомушки. Утро вечера мудренее.

– Баба Яга? Ладноть… Надоть… Значится… – мысли Яги снова забегали, выискивая опору хоть на какие-то слова, но усталость от пережитого утяжеляла глаза, думать не хотелось.

Лада принесла два тонких шерстяных пледа. Один серый в большую шотландскую клетку, второй песочного цвета со скандинавскими узорами. Она укрыла Ягу полностью, с ногами, плечами. Баба Яга, вроде, и не замёрзла, но живого тепла даже после еды не пришло, только стылость во всём теле, будто замерло всё внутри. Травница глянула на опустошённые глаза подруги и вытащила из сундука толстые шерстяные носки. Помогла надеть. Заварила ещё один травяной сбор и дала его Яге. Проследила, чтобы та выпила всё до последней капельки. Яга стала засыпать.

Наутро Баба Яга открыла глаза. Серый свет за окном ничуть не поменялся. Сколько проспала? Яга покликала Ладу. Никто не отозвался. Она осмотрелась и вспомнила всё, что произошло после исчезновения двери. «Ну, ладной, хоть это помню. Надо идтить. А кудать идти-то? Не знаю, но надо. Не век же на месте сидеть. Лада хотела поведать мне что-то… Агашеньки, точнёхо, обо мне. Кто я и откуда пришла? Надо дождаться её. Можа, во двор вышла? А можа, приснилась она мне? Или привидилась? И ничего не было? Тогда где я? Можа, умерла?»

От мысли о смерти Баба Яга окончательно проснулась, одним махом скинула пледы и оттолкнулась из кресла-качалки, прямо-таки выскочила из него. Кинулась во двор. Двор был как вчера, серый, пожухлый и пустой. «Нет никого! Опять?! Да что ж такое-то?» Хотела крикнуть, позвать и тут у калитки заметила хозяйку. Та ей махнула:

– Выспалась? А я к сапожнику ходила за обувкой для тебя. Мои-то ноги меньше да шире твоих, уж всяко тебе мои лапоточки не гожи. На, мерь, – Лада дошла наконец от калитки к крыльцу и протянула полотняной мешочек.

Яга взяла его и заглянула внутрь. Там были новенькие кожаные поршни. Бабка вынула их и рассмотрела. Добротные, сшиты из хорошо выделанной коровьей кожи.

– Башмаков твоего размера не было. Поршни взяла. Там глянь ещё, стельки. Вместо подошвы. А ну-ка мерь! Угадала с размером али нет?

В мешке и впрямь были ещё и две стельки. Похоже, что из лошадиной кожи, прочные, упругие. Яга сунула их в поршни, сели как влитые.

– О, как ладно-то сели! Мерь-мерь, прям на эти носки и мерь.

Яга послушно обулась. Завязала ремешки, расправилась и бодро топнула сначала одной, потом второй ногой.

– Пройдись, – показал рукой на двор.

Яга широким шагом прошлась по двору.

– Пава! – и обе звонко засмеялись.

– Пошли иван-чаю попьём.

– Иван-чай? Откуда он тут? Ни в саду, ни по дороге не видела трав никаких, ни цветочка, ни деревца, а у тебя под потолками, да в банках… – Яга оглядела жухлый садик с редкими голыми куцыми кустиками.

– Ты и собрала у себя в лесу, мне принесла. Когда раньше приходила. Я тебя научила, ты собрала. Здесь растут свои травы, полезные, от всякой хвори, не такие, как на белом свете. У вас вкуснее, ароматнее, солнцем налитые. Я тебе отвар делала из твоих же травок. А это, – Лада показала на жухлый сад и тяжко вздохнула, – это вчера вдруг повяло. У сапожника тож… Палисадик, – она так и назвала вместо палисадника, – сжухнул. Только не к обеду, как у меня, а к вечеру. Он подалее от хода обитает, можа, потому.

За чаем Лада рассказала о житье-бытье Яги. Что живёт она за рубежами мёртвого мира, на белом свете, принимает гостей сказочных, наставляет их мудрым словом и светом ума и души на путь истинный. Иногда заходит в мир мёртвых, мертвяков уводит, куда следует, знакомцев навещает, гостинцы приносит – конфеты да пироги, ягоды да грибы, мёду лесного. Особливая ценность – живая вода. Её можно обменять на что угодно для хозяйства. Но Лада воду бережёт, сама редко пьёт – здешним живая вода в голову ударяет.

Ещё рассказала, что однажды приводила к Якличу гостя своего. Почему, зачем, неведомо, ни Яклич, ни Яга тайны не выдали. Гостя Лада издали видела, когда по заботам своим по другой дорожке путь держала. Особо ничего не разглядела, только Ягу и признала. Но гость точно живой был, потому в эту сторону и шли. На обратном пути Яга одна пришла, а когда в другой раз к Ладе наведалась, то и рассказала, что по делу к Якличу гостя провожала.

Баба Яга удивлялась, но в душе ничего не отзывалось. Когда разговор дошёл до Лешего, у Яги перед глазами вдруг появился лохматый образ. Неясный, но тёплый и мягкий. Лада заметила перемену в лице:

– Неужто вспомнила?

– Его помню. Имя… Леший, Лешенька,.. Лохматый… – глаза Бабы Яги забегали, будто что-то под носом искали. – Люблю его, – почти шёпотом произнесла и повторила: – Люблю его.

Лада засияла. Хоть что-то Ягуша вспомнила. Славно!

А у Бабы Яги перед глазами возникли картинки. Леший за столом, чай, морошка. Леший что-то говорит, она смеётся. Леший отпаивает Ягу отварами, Яга в кровати на высоких подушках. Леший мастерит, приносит улов, приводит гостя… Гостя Баба Яга не признала. Кто такой? Откуда? Память на этом заканчивалась.

«Ладноть, и то пусть. Значится, какая-то жизнь за исчезнувшими дверями была. Есть ли нет сейчас, но была. Надо выход искать». И Яга встрепенулась.

– Спасибошки, подруженька. За приют и покой. За кусочек памяти. Идтить надо бы. Отдохнула я, пора выход на белый свет искать.

– А меня-то вспомнила?

– Нет, родимая, – не стала обманывать Яга. – Покамест нет. Но раз Лешеньку вспомнила, то и твой черёд непременно придёт. Не держи на меня обиду.

Лада не стала обижаться: «А с чего обиду звать? Не вина это, беда. Само собой придёт. Само собой».

Хорошо бы…