Kitabı oku: «На 127-й странице. Часть 1», sayfa 19
Сцена 78
– Как не Деклер? – опешила Элизабет. – Все зовут тебя Деклером. В списках, купивших билеты на «Пасифик», только один Деклер и другого нет.
– Ну и что? – я, как смог, пожал плечами. – Тебя тоже все зовут миссис Донахью. Списков пассажиров я не видел, но думаю, что там только одна миссис Донахью. Но ты же не миссис Донахью?
На Элизабет было больно смотреть. Бледность стала еще сильнее, на лбу выступила испарина. Она нервно переложила стилет из одной руки в другую. Зря я поднял эту тему. Какая разница, кто она? Мне сейчас важно спасти свою тушку, а потом уже выяснять, кто есть кто.
– Если вам заказали Деклера, то, убив меня, ты и брат сделаете ошибку, поступите непрофессионально. Вы же не убиваете всех подряд?
– Нет, но если ты не Деклер, то кто ты?
– Я его друг. Мы вместе воевали в одном отряде. Многие находили, что мы похожи. Не близнецы, но похожи. Месяц назад я получил от него письмо. Он приглашал приехать меня в Сан-Франциско. У него было какое-то дело для нас обоих. В баре, где мы договорились встретиться, меня ударили бутылкой по голове, а потом все стали называть меня Деклером. Сам Деклер так и не появился.
Я видел, что Элизабет начала колебаться. Ее уверенность, что ей надо меня убить, падала с каждой минутой, и это очень хорошо подхлестывало мое красноречие и фантазию.
– А как ты попал на корабль?
– Мне поручили одно дело.
– Как Деклеру?
– Да, как Деклеру.
– И ты согласился?
– Конечно, мне нужны были деньги.
– И ты взял себе имя друга без его разрешения?
– Именно. Мы ведь друзья. Кроме того, как ни крути, но он у меня в долгу. Били по голове точно не меня, а Деклера. Взяв его имя, я отвожу опасность от него.
«Боже, что я несу. Пожалуй, мне можно начать писать романы», – подумал я.
– И кто же ты? Как тебя зовут?
– Меня зовут Андрей Порошин. Я русский. А как твое имя? Вера?
Я угадал. Элизабет, а вернее Вера села на стул и, все еще сжимая в одной руке стилет, закрыла лицо руками. Я подумал, что сейчас она заплачет. Не от горя, от напряжения. Но я не угадал. Девушка не хотела отступать от своей цели.
– Я тебе не верю. Какой ты русский? Ты настоящий англичанин!
– Ну, вот это я как раз могу доказать!
– Опять будешь рассказывать про полосы на спине?
– Нет, – ответил я по-русски. – И заранее извиняюсь.
И я начал. Начал ругаться матом. Наверное, так я не ругался с того времени, когда был подростком. Я вспомнил все. Ругательства из книг, которые прочел. Вспомнил, как ругались мои друзья и не очень друзья. Представлял себя ругающимся уголовником; робким интеллигентом; безусым подростком; бойцом, идущим в бой; пьяной деревенской бабой. Под конец, уже выдыхаясь, вспомнил ругательства из американских боевиков, но они выглядели как-то блекло по сравнению с исконно русским матом. Поэтому я закончил свое «оправдательное» выступление ругательством, которым пользовался товарищ с моего двора. Оно было какое-то нескладное и, возможно, поэтому мне запомнилось.
– Сука бл…ский род.
Именно так без запятых, без особого смысла. Одна сплошная экспрессия.
Вера остолбенело слушала весь этот мой фольклор с широко открытыми глазами. Он краснела, потом бледнела и снова краснела.
Наконец я выдохся и замолчал.
– Как ты мог?! – ошеломленно выдавила она из себя. – Как ты только все это мог произнести?!
– Очень жить хочется, – сказал я. – Кроме того, я не хочу, чтобы вы с братом сделали ошибку.
Мы помолчали.
– Развяжи меня, пожалуйста, – снова попросил я.
Если ты чего хочешь, надо попросить. Не зря же говорят: «Стучи и тебе откроют, проси и тебе дадут».
До Веры я достучался. Она разрезала веревки, при этом слегка поранив мне левую руку. Но этого не заметил ни я, ни она. Я даже помог ей надеть платье и собрать этюдник. Прежде чем уйти, она повернулась ко мне, какие-то слова хотели было сорваться с ее губ, но так и не сорвались. Когда дверь за Верой захлопнулась, я, все еще голый, сел на кровать, и меня начала колотить мелкая дрожь. Так и не уняв дрожь, я поднялся и покрутил ручку электрического звонка.
Когда пришел Гил, я был уже в своем китайском костюме и успел перевязать платком порезанное левое запястье. Гила я попросил принести мне бутылку виски. Тот попытался навязать мне разговор, какое виски, сколько, но меня продолжала бить дрожь, и я не хотел, чтобы Гил это увидел. Поэтому я заказал «самого простого виски» и выставил его за дверь.
Я намеревался выпить всю бутылку. Но когда виски появилось в моей досягаемости, я сделал только пару небольших глотков, подивился его противности, но тут же похвалил за результативность. Дрожь прошла.
Сцена 79
Выйдя от Деклера, Вера была в полной растерянности. Бежать с корабля, опасаясь, что Деклер уведомит о происшествии капитана? Или остаться? Логичнее было бежать, но нелогичное сердце говорило: «Останься и все будет хорошо».
«Что все будет хорошо?» – сама на себя злилась Вера. – «Нет ничего этого «все».
Все что было – это глупая любовная интрижка, которую практически она сама и начала, а любвеобильный англичанин ее только подхватил. Или не англичанин? Говорил он по-русски чисто, без акцента, но как-то непривычно. Хотя, если поверить, что он участвовал в этой местной войне и с тех пор жил в САСШ, то эта «непривычность» была объяснима. А его слова про предложение руки и сердца?
«Такая большая, а все веришь в сказки!» – опять сама себя пристыдила Вера.
Обычная мужская ложь, рассчитанная на глупых провинциалок, но как в нее хотелось верить. И тут ее, как молния, резанула деталь, которой она, там, в каюте Деклера, не придала сначала внимания. «Меня зовут Андрей Порошин», – сказал этот наглый авантюрист.
Он назвал фамилию ее бабушки и деда, которого она никогда не видела. Возможно, он как-то догадался про ее настоящее имя «Вера». Она могла проговориться из-за своей дурацкой привычки говорить сама с собой, но как он мог догадаться про фамилию ее деда? Это никак невозможно! Или возможно? Голова шла кругом.
Но когда Вера вернулась в свою каюту, решение пришло само собой. Она оставила в каюте этюдник, взяла небольшую сумочку с деньгами и вернулась на палубу. Ее надежда оправдалась. На палубе собирались пассажиры, которым за различными надобностями надо было на берег. Среди них Вера заметила и мисс Одли. Вдоль борта «Пасифика» вниз, на стоящее к нему вплотную небольшое, но отчаянно дымящее, суденышко, был спущен трап. По нему уже начали спускаться первые пассажиры.
Если бы кто-нибудь раньше сказал Вере, что она сможет вот так, безбоязненно и самостоятельно спускаться по этому акробатическому атрибуту, который словно в насмешку был назван трапом, то она бы не поверила. Но все дело в восприятии. Вера видела, как по трапу стали спускаться сначала мужчины, потом самые отважные женщины. Все они достигали своей цели, оказывались на борту парового катера. Они смогли, смогла и Вера. На борту катера, которое повез их на берег, она оказалась рядом с мисс Одли. Молчать было уже неприлично, и Вера спросила:
– Вам не страшно было спускаться по трапу?
– Очень! – ответила журналистка. – А вам?
– Еще как! – призналась Вера, и девушки одновременно рассмеялись.
Не зря говорят, что совместные трудности сближают, и лед между двумя молодыми женщинами, который мешал их отношениям все плавание, стал потихоньку таять.
– Вы, наверное, на телеграф? – поинтересовалась Вера.
– Точно, – согласилась журналистка. – Наш главный редактор – хороший человек, но за просто так платить деньги не будет.
– Можно мне с вами? – попросила Вера. – Одной в чужом городе, как-то неуютно.
– Конечно, – сразу же откликнулась мисс Одли. – После корабля, где всех знаешь, мне самой немного не по себе.
Но страхи молодых женщин оказались напрасными. На берегу они увидели, запряженный парой лошадей, омнибус, возничий которого громогласно предлагал доставить всех желающих в английский сеттльмент. Поскольку именно там и располагался телеграф, то молодые женщины одними из первых забрались в повозку. Вскоре они отправились. Журналистка всю дорогу смотрела в окно и что-то черкала в блокноте. Вере было не до этого, она обдумывала текст телеграммы, которую собиралась отправить брату. Как описать все, что произошла в нескольких словах и еще спросить совета?
Омнибус проехал по мосту через какую-то неширокую реку и потом через арочные ворота в каменном заборе въехал в самый настоящий европейский город. В такой, каким его представляла себе Вера. С красивыми каменными домами, окруженными цветниками и мощенными брусчаткой улицами. Только вот среди прохожих нет-нет, а попадались азиаты. Впрочем, большинство из них были одеты в европейскую одежду.
– Гранд Отель, – громогласно объявил возница, и омнибус остановился.
Где находится телеграф, им подсказал все тот же возница. Впрочем, его найти было не трудно. Здание, на первом этаже которого находился телеграф, стояло рядом с отелем.
Обратно Вера добралась тем же путем, тем же способом и в той же компании. Попав на корабль, она заперлась в своей каюте, села на стул перед небольшим столиком и перестала сдерживать чувства, которые ее переполняли. Гамма этих чувств была чрезвычайно широка. От растерянности и непонимания ситуации до жуткого ощущения безграничного одиночества. От легкого сожаления, что не удалось выполнить задуманное ее братом до удивительного облегчения по тому же поводу. От обиды на саму себя за свое непристойное поведение с Деклером до неожиданного сильного влечения к этому авантюристу.
Чувства были такими разными, но все вместе привели к тому, что Вера разрыдалась. Слезы грозили перейти в истерику, поэтому Вера, продолжая всхлипывать, достала из этюдника стилет и стала выполнять с ним упражнения. Старый боевой нож так и не стал для нее оружием убийства. Подсознание Веры прочно перекинуло ниточку связи между этим ножом и возможностью восстановления душевного равновесия. Даже, если нож просто находился в руках девушки, это оказывало успокоительное воздействие на нее. Вера не замечала, что в результате упражнений ее руки стали крепче и появились мышцы, о которых она раньше и не подозревала. Верино рукопожатие теперь могло бы удивить и крепкого мужчину, если бы такое могло произойти. Вере все это было не важно. Упражнения со стилетом помогали купировать слезы, если они появлялись. Также Вера заметила, что если она занималась с ножом утром, то хорошее настроение на весь день ей было обеспечено. Так произошло и в этот раз. Слезы удалось быстро унять, и вернулась способность рассуждать здраво.
Вера отложила нож в сторону и похвалила себя за то, что в такой непростой ситуации она сначала отправила телеграмму брату и только потом опустилась до слез. Над текстом телеграммы она долго думала. Благо, что время для этого у нее было. На телеграфе она пропустила вперед журналистку, хотя та настаивала на обратном, ведь у нее для отправки было много корреспонденции, в то время, как у Веры – лишь одно сообщение. Но Вера настояла на своем, и за то время, пока мисс Одли отправляла свои статьи в «Метрополитен», она смогла сформулировать текст послания.
«Вместо англичанина на корабле был русский. Опыт не получен. Что делать? Зимний рассвет»
Подпись Дмитрий придумал так себе. Лучше бы было подписаться как-нибудь «Твоя любящая сестра» или на худой конец «Ваша случайная знакомая». Впрочем, Вера настояла на отправке телеграммы латинскими буквами в русской орфографии, и телеграфист все равно ничего не понял.
Отправка телеграмм было дорогим удовольствием, и Вера хотела поступить так же, как и журналистка. Мисс Одли отправила свои статьи с частичной оплатой за счет получателя. Но выяснилось, что такой тариф возможен только для журналистов, к которым Вера не имела отношения. Все путешествие обошлось Вере в пять долларов, часть из которых были не запланированными расходами.
Но было еще и другое, что беспокоило Веру. За много лет, находясь рядом с бабушкой и под ее воздействием, совершение мести стало в один ряд с такими человеческими проявлениями, как дружба, любовь, сострадание, честность, доброта и взаимопомощь. Однако, еще только начав путь к свершению мести, Вере пришлось самой проявить совершенно противоположные свойства человеческой натуры. Использование чужого имени сначала казалось забавной игрой, а потом оказалось, что это были своеобразные ворота, войдя в которые Вере надо было совершить убийство. Слава богу, что этого не случилось!
Но одна ложь неминуемо приводит к другой лжи. При возвращении на корабль журналистка поинтересовалась, почему она не переезжает с корабля в апартаменты к мужу? Вера не очень логично ответила, что муж вернется только через несколько дней из поездки в Китай. Хорошо, что журналистка оказалась воспитанной женщиной. Другая бы спросила, как Вера могла узнать, что муж находится в поездке. И тогда пришлось бы снова врать.
Получалось очень странно. Для того чтобы совершить доброе дело, которым Вера считала месть, надо было совершить совершенно противоположные по направленности поступки. Неужели так бывает всегда? Для того чтобы сказать правду, надо несколько раз до этого соврать? Для того чтобы кого-то спасти, надо лишить кого-то жизни? Ответов не было. Вернее, они были. Они сами просились наружу из глубины Вериной души, но она запретила себе даже думать об этом. «Дождусь ответа брата,» – сказала себе Вера. – «Он все разъяснит».
Сцена 80
Нотариус Оливер Берджес смотрел в окно из своей небольшой, но хорошо обставленной рабочей комнаты и думал, что ему в жизни большей частью везло. Если, конечно, не считать скрюченной от рождения левой ступни. Да, еще в начале своей недлинной жизни он хлебнул лиха попав, как подкидыш, в так называемый «дом малютки», а потом – в детский приют. Но раскрашенное в серые тона детство быстро забылось, когда Оливеру повезло в первый раз – его взяла к себе на воспитание пожилая, бездетная семья Берджес.
Мистер и миссис Берджес были добры к Оливеру. Их банковской ренты хватало на собственное безбедное существование и воспитание юного Оливера. Почему семейство Берджес решило взять мальчика-инвалида к себе на воспитание, можно было только догадываться. Если учесть, что и мистер Берджес, и его супруга были людьми набожными, то вполне возможно, что, таким образом, они рассчитывали на особое к себе отношение со стороны высших сил после смерти. Оливер успел выучиться на нотариуса, когда его приемные родители умерли, тихо и одновременно. Банковская рента была рассчитана таким образом, что прекращала свое действие после смерти Берджес и их погребения. Оливеру осталась большая квартира в доходном доме, но вот денег на текущие расходы было в обрез. Надо было как-то зарабатывать на жизнь.
Оливера всегда манило море. Берджесы жили в Ливерпуле. В этом же городе Оливер поступил в университет, где изучал право и который успешно окончил. Возвращаясь домой после занятий в университете, Оливер частенько делал крюк и заглядывал в порт, чтобы посмотреть на корабли. Сколько раз он представлял себя бывалым моряком, стоящим за штурвалом парусника или даже ловко взбирающимся по веревочным лестницам вверх на мачты вместе с другими матросами, чтобы поставить паруса! Но так было только в мечтах. В жизни ему приходилось использовать трость, иначе хромота на одну ногу было особенно заметна. Трость добавляла солидности, но никак не способствовала свершению мечтаний Оливера. Еще учась в университете, Оливер стажировался в местной нотариальной конторе в должности солиситера. Мистер Берджес имел какие-то дела с этой нотариальной конторой. Оливер предполагал, что именно благодаря этому его и взяли на стажировку, хотя и без оплаты. Также он предполагал, что после смерти его приемных родителей, стажировка быстро закончится. Да и продолжать работать без оплаты ему самому было неразумно. И тут Оливеру повезло во второй раз.
Глава нотариальной конторы, где он проходил стажировку, сказал ему, что Оливер может стать полноценным нотариусом, только для этого ему надо будет поехать куда-то на край света. Оливер сразу же согласился, чем сильно удивил пожилого юриста. Ехать неизвестно куда, из доброй, старой Англии, этому седому джентльмену, казалось, весьма хлопотно и неразумно. Оливер же согласился потому что понимал, что здесь в Англии он не скоро найдет работу, а о том, чтобы стать полноценным нотариусом можно было только мечтать. Но более привлекательным и, возможно, решающим аргументом было то, что Оливер уже представлял, как он много дней будет стоять на палубе парусника, идущего в неведомые дали. Пусть не за штурвалом, но зато под парусами посреди бескрайнего моря.
Оливер договорился с управляющим доходным домом, где у него была квартира, о сдаче ее в аренду, заказал новую трость со спрятанным в ней узким лезвием и посчитал себя готовым к плаванию на край света. Край света, как он выяснил чуть позже, назывался Страной восходящего солнца или попросту Японией.
От приятных воспоминаний Оливера отвлек стук в дверь.
– Войдите, – громко сказал Оливер и, хромая, вернулся в свое кресло за большим рабочим столом, готовый принять посетителей.
В комнату вошли двое. Высокий, широкоплечий мужчина и мальчик. Мужчине, скорее всего, было около сорока лет, а мальчику – около двенадцати. «Наверное, отец и сын,» – подумал Оливер, но потом засомневался. Если мужчина был одет в хороший европейский костюм, то мальчик – во что-то восточное. Такие одежды носили ханьцы, которых в порту Йокогамы Оливер встречал достаточно. Мужчина кого-то напоминал Оливеру, только кого?
– Мистер Берджес? – спросил мужчина.
– Да, это я, – сказал Оливер и утвердительно кивнул.
– Отлично! Как поживаете, мистер Берджес? – приветствовал Оливера посетитель.
Фраза была исконно английской и полновесной в отличие от американских лающих упрощений, но все равно звучала, как-то не так.
«Англичанин, давно живущий в САСШ. Значит приехал на «Пасифике»,» – сделал вывод Оливер.
У окна он стоял, не просто мечтая. Он знал почти все корабли, стоящие в гавани. Сегодня утром в гавань вошел красавец «Пасифик», и вот первый клиент с этого корабля.
– А как вы поживаете, мистер… ?
– Деклер, Энтони Деклер, – помог Оливеру посетитель и чему-то усмехнулся. – Поживаю неплохо, но хотелось бы лучше.
Закончив фразу, мистер Деклер снова улыбнулся.
«Видимо давно на Востоке,» – подумал Оливер. – «Улыбается по поводу и без повода».
Но посетитель молодому нотариусу понравился. Он по крайней мере улыбался, а не кривился, как другие приходящие в его кабинет, которых всегда удивляла молодость Оливера.
– А это, – мистер Деклер указал на мальчика, – мой воспитанник, Генрих Миллер. Я хотел бы оформить опекунство над ним.
После этого посетитель положил на стол стопку документов.
Из них Оливер узнал, что мистер Деклер родом из метрополии, из графства Херефорд, которая является фамильной областью рода де Клеров. Это говорило о том, что, скорее всего, этот джентльмен мог именоваться лордом, но почему-то этого не делает. Возможно, у него есть старший брат, а ему самому полагается всего лишь почетное звание виконта.
Мальчик оказался жертвой кораблекрушения. Это следовало из отчета капитана «Пасифика», мистера Хемпсона, которого Оливер хорошо знал самого, как и его размашистую подпись. Прочтя отчет капитана, Оливер участливо посмотрел на мальчика и пообещал себе сделать скидку на оформление документов на опекунство.
– Это займет некоторое время, – сказал Оливер, закончив просматривать бумаги. – Но прежде, чем я начну их оформлять, я должен в соответствии с недавно принятым «Актом об опекунстве» спросить самого возможного опекаемого о его согласии.
Деклер пожал плечами, как бы не возражая против сказанного, и посмотрел на мальчика.
Видя, что мальчишка не понимает, Оливер задал вопрос напрямую:
– Генрих Миллер, вы не возражаете, что мистер Энтони де Клер станет вашим опекуном?
– Конечно, нет, – быстро заговорил мальчишка. – То есть, да. Вернее, я только «за», чтобы мистер Деклер был моим опекуном.
– Я вас понял, юный джентльмен, – сказал с удовольствием Оливер. Не так часто ему приходилось называть кого-то «юным джентльменом».
– Я внесу в документ все стандартные условия об опекунстве и зарегистрирую в канцелярии у посла ее величества королевы Виктории.
– Это обязательно?
– Что именно?
– Регистрация в канцелярии.
– Ах это, – улыбнулся Оливер. – Видите ли, год назад так поступил один джентльмен. И теперь все хотят, чтобы на их документе была не только моя печать, но и красивая печать посла Великобритании в этих краях.
– Но разве это не ущемляет ваши права, как нотариуса? – спросил мистер Деклер.
– Я об этом аспекте, как-то не думал, – честно признался Оливер.
– Тогда я, пожалуй, стану на вашу сторону и поддержу ваши права, – сказал, улыбаясь, этот странный посетитель. – Тем более, канцелярия посла, наверняка, берет за свою печать какую-то «денежку». Так ведь?
«Совсем даже не денежку, а целых тридцать шиллингов,» – сам себе ответил Оливер.
– Поэтому, если вашей подписи достаточно, то ей и ограничусь, – видя, что Оливер молчит, подытожил мистер Деклер. – Скажите, когда мне зайти за готовыми документами и сколько я вам должен?
– Документы я подготовлю в течение часа и с вас пять долларов, – сказал Оливер и который раз пожалел, что у него нет надежного помощника, на которого он мог бы переложить все денежные расчеты.
Посетитель тут же расплатился и спросил, где в сеттльменте можно найти обувной магазин.
– Нигде, – не стал скрывать Оливер. – Его попросту нет. Если появляется товар, то его распродают прямо на главной площади сеттльмента. Но сейчас на площади никого нет.
– Жаль. Ботинки Генриха совсем износились, – сказал мистер Деклер.
– Кстати, чаще всего привозит товар ваш «Пасифик».
– Что? То есть вы хотите сказать, что трюмы «Пасифика» забиты обовью?
– Нет, что вы! – усмехнулся Оливер. – Но какой-то товар он точно привез. Попробуйте узнать у капитана.
– Но может быть, весь товар уже перевезли на берег?
– Нет, к «Пасифику» еще не подходили таможенники.
– Откуда вы знаете?
Вместо ответа Оливер показал на окно.
– Мне видна вся гавань. Таможенное судно еще не подходило к вашему кораблю.
– Интересно, – сказал мистер Деклер и внимательно посмотрел на Оливера.
Документ Оливер подготовил к обещанному времени и с почтением вручил мистеру Деклеру. Документ был в жесткой картонной папке. Кроме того, Оливер заказал несколько сумок из прочной холщовой ткани, одну из которых вручил понравившемуся клиенту.
Тот повертел в руках сумку и сказал:
– Не хватает самого главного.
– Что? – удивился Оливер.
– Вы же гордитесь своей работой?
– Да, конечно, да! – ответил Оливер.
– Тогда на сумке надо написать ваше имя, – сказал мистер Деклер. – Что-нибудь вроде «Оливер Берджис. Любые нотариальные услуги хоть на краю света!»
Сказав это, мистер Деклер улыбнулся и, прощаясь, приподнял свой котелок. Оливер увидел, что у этого джентльмена гладко выбритая голова, на которой красовался уродливый шрам.
«Как у настоящего пирата!» – подумал Оливер и про себя воскликнул. – «Вот кого он мне напоминал! Овеянного морскими ветрами пирата!»
Но Оливер тут же сам себе возразил: «Остепенись, какие сейчас могут быть пираты?!»
