Kitabı oku: «Оттенки мёртвого», sayfa 6

13

Предчувствие чего-то трагического, неотвратимого, весь следующий день словно висело над Дервалом, подобно чёрной туче. Отец накануне по неизвестным причинам задержался на работе; вернувшись, он вёл себя холодно и зло и пил перед сном. В школе он замечал, как одноклассники время от времени утайкой подглядывают за ним и что-то шёпотом обсуждают. Дервалу было всё равно: у него и так было полно хлопот с невыполненными домашними заданиями и с мыслями о зловещем предположении, сделанном Уолтером.

Многое прояснилось уже вечером, когда пришёл отец. Дервал как раз сидел за уроками и ломал голову над неподатливой математической задачкой, когда послышались звуки открывающейся входной двери и тяжёлые, словно несущие угрозу, шаги. Отец, не разуваясь, прошёл в гостиную – и это можно было с уверенностью считать дурным признаком. Обычно так случалось, когда он был навеселе.

– Дервал, иди сюда! – Отчётливо различив в голосе отца пьяные нотки, Дервал почувствовал, как внутри у него всё сжалось в комок. Предчувствия его не обманули.

Войдя в гостиную, он застал отца в кресле: расстегнув форменный китель, тот сидел, развалившись, в кресле и цедил виски.

– Я уволился из «гарды», Дервал, – сказал он сразу, без какой-либо преамбулы. – Собственноручно написал заявление.

Рой вопросов беспокойно завертелся в голове Дервала при этих словах, но он отлично знал, что в таких случаях благоразумнее молчать. Он просто молча кивнул, придав лицу смиренное и чуть горестное выражение.

– Может, тебе лучше будет ненадолго переехать к тётке Мардж или даже попробовать отыскать мамашу, если это, конечно, лучший выход. – Отец скривился, опорожнив рюмку, и налил себе ещё. – Меня ожидают не лучшие дни, возможно, я даже попаду под следствие.

– Но почему, папа? – вырвалось у Дервала. Всё казалось слишком неожиданным, неправдоподобным. Голову ему будто сдавил железный обруч – окружающий мир вдруг стал несправедливым и ужасающе холодным.

– Вчера был синий туман – не знаю, говорит ли это тебе хоть что-нибудь. – Отец горько рассмеялся и отхлебнул виски. – Умер лейтенант Макфадден – его ты точно знал, – и умер жестокой смертью. Конечно, начальство знает, что я невиновен, но покойник, видимо, успел донести перед смертью, что я знаюсь с Хромым Монтегю. Этого оказалось достаточно: меня попросили не дожидаться служебного расследования, а уволиться самому.

Дервал поджал губы; презрение к отцу и его слабостям боролось в нём с желанием расплакаться. Ещё раз кивнув, он выскочил из гостиной, надеясь, что отец не заметил, как на глаза ему навернулись слёзы.

Мгновенно одевшись, он выскочил на улицу. Что-то душило его, в горле точно застрял ком. На мгновение он остановился у почтового ящика, из которого торчал незамеченный ранее уголок конверта, и проверил его. Письмо, как ни странно, оказалось адресованным ему. Дервал на мгновение заподозрил, что оно от матери, однако отсутствие марки и почтового штемпеля свидетельствовало об обратном. Наверняка, кто-то из соседей вкинул его, может, даже Манган, решивший позабавиться; сейчас его это интересовало меньше всего. Сунув письмо в карман, он пошёл по улице, сам не зная, куда.

Не по-осеннему холодный воздух неприятно почёсывал шею, угрожая простудой. Дервал, нахмурившись, подтянул шарф, чтобы защититься от предательского ветерка. Нужно же было такому случиться как раз за день до его дня рождения! Наверняка, письмо – обычный для такого неординарного дня розыгрыш. Дервал родился тринадцать лет назад, 31 октября, как раз на самый Хэллоуин, и неоднократно становился объектом самых разнообразных шуток.

Он резко остановился и достал конверт; поколебавшись секунду, разорвал плотную, жёлтую бумагу. Содержание, однако, не имело ничего общего с тем, что Дервал ожидал увидеть. Во-первых, авторство – письмо написал человек, с которым он, несмотря на некоторого рода знакомство, никогда не разговаривал. Во-вторых, содержание, принуждавшее усомниться: в здравом ли уме тот, кто вывел эти каллиграфические строки?

Волосы зашевелились на голове Дервала, когда он, стоя посреди улицы, читал письмо. После двух абзацев он был уже не уверен в собственном рассудке; промчавшаяся неожиданно машина, к счастью, предупредила его убийственным рёвом клаксона. Мгновенно отреагировав, Дервал отскочил в сторону. Водитель, чьё искажённое от гнева лицо промелькнуло рядом, потрясал, угрожая, кулаком.

Дервал вернулся к чтению. Процесс этот настолько увлёк его, что он, несмотря на сгущающиеся сумерки, читал и перечитывал каждое предложение, стараясь как можно лучше ухватить их суть. Содержание письма и впрямь способно было шокировать кого угодно: «Здравствуй, Дервал! Поздравляю тебя – к сожалению, с некоторым опережением – с днём рождения. Обстоятельства, не подвластные моей воле, принуждают меня покинуть ваше селение и уютный, гостеприимный дом вдовы Маккарти. Мы с тобой, конечно, не представлены, но интерес к моей персоне, выказанный тобой в последние дни, позволяет мне предполагать, что за ним кроется нечто большее, чем просто праздное любопытство. В любом случае, я утолю его, если, конечно, тебя обрадуют ответы подобного рода.

Начну с самого главного: я не убивал Хили и лейтенанта Макфаддена. Это сделал, как ты, вероятно, и предполагал, Монтегю. Однако должен сразу оговориться: речь идёт не о Хромом Монтегю.

Ты, вероятно, не поверишь, но преступления эти, да и множество других ужасающих деяний, совершены предком Жерарда, Рори Монтегю по прозвищу «Счастливый». Тот, как и многие другие «дикие гуси»¹⁹, служил французской короне, предпочитая лилии вереску²⁰. Во время Семилетней войны²¹ он, пребывая под началом ирландского военного вождя Лалли²², оставил о себе недобрую память в Индии, в Пондичерри. Там он стяжал, более мародёрством, нежели доблестью и заслугами, несметные богатства, с частью которых, удивительным образом сохранённых в плену, и вернулся на родину. Здесь, приобретя кусок земли и фальшивое свидетельство о благородном происхождении, он построил поместье Тэхмор, впоследствии – Тэхмор-менор. В обширном подвале его, постепенно расширявшемся и дополнявшемся подземными ходами, Рори предавался колдовству и чёрной магии. Искусства эти, ещё во время пребывания в Индии привлекавшие самый живой и неподдельный его интерес, позволили Монтегю приумножить своё состояние. Одновременно, как и в Индии, он снискал печальную славу среди местных жителей, к которым относился так же жестоко, как к туземцам – в колониях. Слухи о его зверствах распространились далеко за пределами Монахана.

Рори Монтегю угрожал суд, но он ловко извернулся, найдя партию из обедневшей, но родовитой семьи, и, обвенчавшись по англиканскому обряду, избежал неприятностей. Дети его, однако, росли католиками – впрочем, применяющийся обычно в такой связи эпитет «добрые» в данном случае едва ли будет уместным.

Женившись, Монтегю словно преобразился: давал пышные званые обеды, вёл себя исключительно любезно и с самыми бедными из крестьян – и вскоре за ним закрепилось его, известное всем, прозвище. Однако дурная репутация преследовала самого Рори, как и его потомков, подобно тени. Большую роль в этом сыграли, конечно, загадочные смерти, первая из которых произошла ещё при его жизни, вскоре после преждевременной кончины супруги, неудачно разрешившейся бременем. Бедняжка Мэри, вероятно, так и не узнала, чем именно занимался её муж, когда запирался в подвале. О, то была отнюдь не безобидная алхимия, популярная в те годы! Нет, Рори настойчиво искал способ увеличить своё могущество! Более того, он желал обрести – я уверен в этом – бессмертие, вечную жизнь.

Основания рассчитывать на успех у него имелись, так как из Индии он привёз с собой необычный, дивной красоты драгоценный камень. Внешне более всего похожий на сапфир, он, однако, таковым не является. Согласно легенде, это слеза Вишну Всеобъемлющего, обронённая им в момент, когда он, отвлёкшись от медитации, узрел все грехи мира.

Другая, более древняя, версия, пришедшая в Индию с Запада, утверждает, что речь идёт о порождении ума божественного Митры. Камень якобы был создан им как ловушка для могущественнейшего из джиннов. Алчность являлась уязвимым местом злого духа – и, ухватив сапфир, он оказался его пленником.

Как бы то ни было, камень этот способен оставить душу умершего в нашем, земном мире. Это обманчивая видимость бессмертия – и вызывающая лишь отвращение подделка под истинное могущество. Так или иначе, но демон, поселившийся в камне, существует и по сей день, и зовут его Рори Монтегю. Он нуждается в постоянной пище, которую дают ему живые люди – их страсти, мечтания и надежды заменяют бездушному дьяволу собственные. Своему покровителю, имя которого я избегаю называть, дабы не вызвать его любопытства – а он слышит и видит слишком многое, – джинн отдаёт кровь несчастных жертв.

Сейчас я перехожу к самому главному. Тот, кто при жизни именовался Рори Монтегю, пробудился от долгого сна и сейчас жадно, словно восполняя упущенное, утоляет свой гнусный аппетит. Его потомок и наследник, Жерард Монтегю, некогда бежавший из фамильного гнезда от пившего из него жизненные соки джинна, сейчас выступает главным прислужником этого зла. Он оказывает помощь в подготовке кровавого таинства, незаметно осуществляя с жертвой предварительный ритуал, как то произошло в случаях с Хили и Макфадденом.

Ты, Дервал О’Райан, долго следил за мной. Я знаю об этом, так как неоднократно замечал и тебя, и твоего приятеля, Уолтера. Моё пребывание здесь окончилось, я не нашёл того, что искал, и разочарование, постигшее меня – двойное, так как сам я не могу обуздать дьявола. Не имею права. Так случилось, что повелитель джинна, носящий известное тебе из Библии имя, имеет надо мной некоторую власть. Поэтому, не имея возможности бросить вызов Злу самостоятельно, я оставляю такую возможность тебе.

Ты обладаешь большой силой, Дервал, – она сокрыта в тебе, так как ты родился на Хэллоуин. В завтрашнюю ночь, когда откроются двери миров, и духи обретут силу, они станут и более уязвимы. Если пожелаешь, ты сможешь бросить вызов демону – и, быть может, победишь. Если передумаешь – спасёшь свою жизнь. Однако кто-то из тех, кого ты любишь, непременно умрёт. Жизнь твоя пойдёт по нисходящей, и ты будешь всё более зависеть от демона, перед которым дрогнул. Так случается всегда. В конечном итоге, совершенно безвольный и опустившийся, ты станешь рабом семейства Монтегю; сегодня твой отец уже сделал очередной шаг, ведущий вас в этом направлении.

Выбор остаётся за тобой, Дервал. Если ты желаешь сразиться с Тьмой, тебе необходимо будет…».

Дервал жадно вчитывался в строки, содержащие подробные, явно бредовые инструкции. Причём ему пришлось это делать как можно быстрее, поскольку бумага, на которой они были написаны, неожиданно стала распадаться. Осыпаясь хлопьями пепла, словно его пожирал невидимый огонь, письмо исчезло прямо в руках у потрясённого Дервала.

14

Приготовления к вечеру Хэллоуина для школьников начались ещё во время уроков: по коридорам слонялись дети и подростки в сказочных костюмах. Клоны Франкенштейна, Бугимена и Плетёного человека по численности уступали только графу Дракуле. Тот, как обычно, оставался подлинным королём вечеринки. Впрочем, чёрные плащи с алой подкладкой, вставные клыки и мертвенно-бледные маски на сей раз вызывали подлинный, а не картинный ужас.

Дервалу было всё равно; всеобщее веселье его совершенно не интересовало. Уныние, тоска и неприятный, гложущий ежеминутно, страх стали его уделом в день собственного рождения. Кое-как дотерпев до конца уроков, он, игнорируя насмешки Мангана и его дружков, поплёлся домой. Свернув, из чистого любопытства, к полицейскому участку – сколько раз отец оставлял его здесь, давая возможность понаблюдать за собственной работой! – он заметил несколько машин с дублинскими номерами. Неподалёку слонялся «гарда» Мерфи – судя по жевательной резинке, едва перекрывавшей запах спиртного, и красным глазам, он не спал всю ночь, диспутируя с бутылкой. Дервал приблизился к нему и поинтересовался происходящим.

– Зря твой отец уволился. – Говоря так, Мерфи отвернулся в сторону, однако Дервал успел заметить, что взгляд «гарды» беспокойно скачет с одного предмета на другой. – Может, когда всё вернётся в норму, ему стоит вновь поступить на службу…

Явная неуверенность, сквозившая в словах Мерфи, не скрылась от внимания Дервала.

– Да, конечно, мистер Мерфи, – ответил он ломающимся голосом. – А кого назначили расследовать смерть лейтенанта Макфаддена?

Мерфи мотнул головой в сторону низкорослого, чопорно одетого мужчины с аккуратно подстриженными усиками.

– Капитан Даффи – говорят, любой ищейке может дать фору. С ним целая оперативно-следственная группа.

Дервал задумчиво кивнул.

– Они арестуют Монтегю? Ведь ясно как божий день – это его работа!

Мерфи громко кашлянул и, гневно нахмурившись, посмотрел на Дервала сверху вниз:

– Вот что, малец! Ты в это дело не суйся – это я, «гарда» Мерфи, тебе говорю. – С этими словами он ткнул жёлтым от табака пальцем мальчику в грудь. – И сына моего ни во что такое не впутывай!

Дервал сразу почувствовал разницу с привычным, уважительным и подобострастным, отношением Мерфи к нему. От былого уважения и симпатии «гарды» не осталось и следа.

Невнятно пробормотав что-то, Дервал отступил на шаг, а затем, сдерживая слёзы, ретировался. Вскоре он уже был дома. Аппетит почти отсутствовал, но пустой желудок напоминал о своих потребностях голодным урчанием. Поразмыслив секунду, Дервал прошёл на кухню. Разогрев вчерашнюю варёную картошку и, пожарив к ней пару яиц, он пообедал. Взяв, по обыкновению, чай в комнату, он взялся за уроки. Отцовский подарок – новенький мобильный телефон – он ещё даже не доставал из упаковки; для этого ещё настанет время. Тётка Мардж, ссылаясь на занятость, просила его зайти на следующий день, так что на этом праздник, посвящённый его тринадцатому дню рождения, можно было считать оконченным.

На душе у Дервала было пусто; он даже подумывал о том, не закурить ли ему, но, вспомнив, чем закончилось всё в прошлый раз – отец застукал его и отшлёпал по губам, – передумал. В конце концов, курение – отвратительная привычка, вызывающая рак лёгких; кроме того, не всё ещё так плохо, чтобы доставать припасы из тайников и готовиться к самоубийству.

Занятие чёрной магией, которое предложил ему Негьеши, казалось Дервалу, как ни странно, менее опасным. Страх, вызванный давешним чтением саморазлагающегося письма, уже прошёл, и сейчас сеанс колдовства казался просто хорошим способом скрасить одиночество. В конце концов, какой только бумаги сейчас не делают, особенно для розыгрышей или, тем более для шпионов. Да, действительно: Негьеши ведь мог оказаться иностранным шпионом, как-то связанным с операциями «временных» за границей!

Последняя версия казалась правдоподобной и вместе с тем глупой. Что, к примеру, нужно иностранной разведке в заброшенном особняке Тэхмор-менор? Дервал посмотрел на будильник, стоявший на тумбочке близ кровати – стрелки показывали половину пятого. До полуночи оставалась ещё уйма времени.

Кое-как разобравшись с уроками, он включил телевизор и лёг отдыхать. Усталость, совершенно истощившая его нервы, накопилась как-то незаметно, и Дервал даже не заметил, как уснул.

Он проснулся от хлопанья входной двери. Судя по звукам шагов, принудившим его замереть в неподвижности, пришёл отец. Дервал бросил взгляд на циферблат – тот был хорошо различим в свете, излучаемом телевизионным экраном. Будильник мерно тикал, короткая стрелка указывала на цифру «8». Нетрудно было догадаться, что отец засиделся в «Золотом четырёхлистнике».

Дервал едва слышно застонал. Отец что-то бормотал себе под нос и то и дело ронял какие-то мелкие предметы. Наконец, он прошёл в гостиную и, опрокинув рюмочку, завалился на диван спать. Мгновение спустя Дервал услышал громкий храп, который может издавать лишь мертвецки пьяный человек.

Это многое облегчало. Дервал почувствовал болезненное желание сделать что-нибудь экстраординарное, даже если для этого понадобится нарушить кое-какие правила. Отец в этот момент казался ему никудышным, конченым человеком. Это дружба с Монтегю, с дьяволом, его до такого довела – в этом не было никакого сомнения.

Слова на странном, непонятном ему языке Дервал выучил наизусть. Действия, которые следовало предпринять, казались совершенно безобидными с точки зрения уголовного права и законов физики. Некоторые опасения, правда, внушал странный порошок тёмно-серого цвета, содержавшийся в письме, но, судя по запаху, он не являлся ни токсичным, ни ядовитым. На всякий случай, Дервал решил одеть резиновую перчатку, в которой мыл посуду. Когда приблизилось урочное время, он бесшумно открыл дверь и вышел в тёмную прихожую. Оглушительный храп отца ни на секунду не сбился с ритма; всё шло как по маслу.

Остановившись у ростового, из морёного дуба, трюмо, Дервал натёр порошком зеркало. Затем снял перчатку и, чувствуя себя одновременно и глупо, и торжественно, произнёс магическую формулу. Завершая её словами «…регол иг Пурсон!», произносимыми нараспев, он с мрачным удовлетворением отметил, что ровным счётом ничего не произошло. Зеркало оставалось всё таким же куском стекла.

Хмыкнув, Дервал вновь натянул перчатку и уже готовился было очистить зеркало от серой грязи, как вынужден был остановиться. Что-то шевельнулось – и нет, не его отражение, а сама поверхность! Не веря своим глазам, он замер. В конце концов, ему могло просто померещиться, ведь он находился в полной темноте. Нет, уже не полной – зеркало осветилось изнутри!

Мальчик едва сдержал потрясённый возглас, уже готовый вырваться изо рта. Прямо перед ним располагался подземный кабинет Монтегю. Освещённый несколькими зловещего вида чёрными свечами, он не был пуст! Там находился Хромой Жерард и четверо мужчин, в возрасте от двадцати до сорока пяти лет, отлично знакомые ему: Дилан Аллен, грузный, немногословный бармен с плешивой, словно растущей из плеч, головой; Дейв Шоу, спортивно сложенный студент-второкурсник, изгнанный из Нэшнл-колледжа²³; Ричард О’Ши, тощий, как жердь, но невероятно высокий – у него имелась собственная небольшая лавочка, торгующая продуктами; тяжеловесный силуэт Джонаса О’Нила, полуседого разорившего фермера, бросал огромную, подобную его репутации, тень – пугающую и вместе с тем бесформенную.