Kitabı oku: «Русские непобедимы. Главные сражения нашей истории», sayfa 2

Валерий Шамбаров. Иудина медаль для евроинтегратора Мазепы
(Полтавская битва)

Летом 1709 года отгремело одно из ключевых сражений в истории России – Полтавская битва. Отмечая славную дату, мало кто из нас задумывается: почему же Карл XII со своей армией очутился на Украине? Швеция-то лежит совсем в другой стороне. Пушкин совсем не случайно построил сюжет поэмы «Полтава» на предательстве Мазепы. Это и есть ответ на вопрос…

Чтобы разобраться в причинах измены гетмана, нужно вспомнить: Украина вошла в состав России всего за полвека до рассматриваемых событий. Доведенная до отчаяния гнетом польских панов, насильственным внедрением церковной унии, она восстала под предводительством Богдана Хмельницкого. Польский сейм в ответ принял постановление о геноциде. Королевские войска оставляли за собой выжженную пустыню, леса виселиц и кольев. Но украинцы обратились к единоверной и единокровной России. Земский собор постановил взять их под покровительство.

В 1654 году делегации от различных украинских городов и областей, съехавшиеся на Переяславскую Раду, единодушно постановили: вместе с Россией «во веки всем едино быть», принесли присягу на верность царю. А государь Алексей Михайлович даровал Украине полную автономию. Она сохраняла свои законы, сама выбирала правителей, гетмана и старшин. На Украине не размещались царские войска, она сама собирала налоги, содержала свои воинские контингенты. Кстати, термин «Украина» в данном случае является анахронизмом. В то время он употреблялся только в прямом смысле – «окраина». В документах фигурируют «польская украина», «московская украина», «сибирская украина». Сами украинцы называли себя «русскими», Львовщина в Польше числилась Русским воеводством. А в Москве новую область обозначили как Малороссию.

Проблема воссоединения оказалась отнюдь не простой. Кроме Польши в войну ввязались Швеция, Крымское ханство, Турция. Бои продолжались 27 лет. Но и украинцы раскололись. Простонародье вполне устраивала сильная власть царя, который поддерживал порядок в стране, пресекал хищничества и злоупотребления знати.

Богатые старшины захватили земли и замки панов, и их-то больше привлекали не российские, а польские обычаи. Там аристократы вытворяли что хотели, диктовали волю королю. Хотелось жить так же.

Сразу после смерти Богдана Хмельницкого его преемник Выговский подписал Гадячский договор о возвращении под власть Польши. Казнил верхушку пророссийской «народной» партии, призвал татар, подло напал и вырезал русский корпус на реке Сосновке. Большинство украинцев не поддержало его, Выговский был разбит и бежал. Но и следующие гетманы – Юрий Хмельницкий, Тетеря, Брюховецкий, Дорошенко – тоже изменяли. Возбуждали подданных ложью о «русском рабстве», натравливали, призывали резать «москалей». А сами при этом передавали страну то польскому королю, то турецкому султану.

Результатом стало разделение Украины. Алексей Михайлович не хотел завоевывать ее – ведь он пришел на помощь по просьбе самих украинцев. За Россией осталось Левобережье Днепра. А Правобережье поделили поляки и турки. Но жители оттуда стали переселяться к русским. Проклинали предателей, приводивших на родину то татар, то янычар. На пост левобережного гетмана избрали Ивана Самойловича, верного Москве.

В этих склоках выдвинулся и Иван Мазепа. Точнее, Ян. Он был польским шляхтичем. Получил хорошее образование в иезуитском колледже, служил при дворе короля. Потом показалось выгоднее перейти в свиту одного из магнатов. Однако он слишком увлекся супругой хозяина, тот застал их в постели. Пан был добродушным, убивать не стал. Приказал раздеть Мазепу догола, вымазать смолой, вывалять в перьях, привязать к коню задом наперед и пустить на дорогу. После такого позора оставаться в шляхетской среде было невозможно, он ушел в казаки.

Приличное образование и полная беспринципность позволили ему возвыситься. Он стал генеральным писарем (начальником штаба) у «турецкого» гетмана Дорошенко. В 1674-м поехал в Стамбул просить помощи, но попался в степи запорожцам. Его доставили в Москву, и боярин Матвеев перевербовал его. Мазепа начал работать на русских. Когда Дорошенко попал в плен, его помощник пристроился к Самойловичу.

В 1682-м до власти дорвались царевна Софья и ее фаворит Голицын. Поход на Крым, затеянный по его инициативе, позорно провалился, и Голицын решил свалить вину на Самойловича, которого невзлюбил – гетман указывал на грубейшие ошибки фаворита. Вот тут-то хронический предатель Мазепа очень пригодился. Состряпал донос, будто Самойлович изменник. Его сослали в Сибирь, а клеветники разделили плоды интриги. Голицын единолично, без выборов, поставил гетманом Мазепу. За это Мазепа отвалил Голицыну 100 тысяч червонцев – всю украинскую войсковую казну.

Нашлись у них и другие общие интересы. Софья и Голицын были убежденными «западниками». Внедряли реформы по образцам Польши, раздаривали привилегии иностранцам, запустили в Россию иезуитов. Духовника Софьи Медведева намечали поставить патриархом – он планировал заключить церковную унию с Римом.

Тем временем подрастал царевич Петр. Летом 1689 года Софья и ее приближенные готовили переворот. Намеревались устранить помеху, чтобы рулить государством уже беспрепятственно. В Москву в эти месяцы понаехали дипломаты разных стран, шпионы. Прикатил и Мазепа. Велись тайные переговоры с Голицыным, с представителем ордена иезуитов и французским агентом де Невилем. Сходились на том, что за помощь в захвате власти Украина вернется к Польше.

Но в разыгравшихся событиях взяла верх патриотическая партия, сплотившаяся вокруг Петра. Иезуитов выдворили вон, Медведева казнили, Голицына сослали. Мазепа сумел изобразить из себя «верного». Мало того, он понравился молодому царю европейской культурой, образованием. Неплохо проявил себя в Азовских походах. Петр сохранил ему пост гетмана и даже расширил Украину – передал под власть Мазепы районы Харькова, Изюма, Бахмута (ранее они относились к московским владениям, подчинялись белгородскому воеводе). Хотя гетман не прерывал тайные связи с теми же иезуитами.

А в 1700 году началась Северная война. Петр заключил союз с Данией, с королем Польши Августом – каждой державе хотелось вернуть области, отнятые шведами в прошлых войнах. Но и Швеция была тогда обширной империей, ей принадлежали Финляндия, Эстония, Латвия, Северная Германия. Кроме того, она являлась союзницей Франции. А Людовик XIV вообще претендовал на мировое лидерство. Вынашивал глобальные планы – в том числе перетянуть под свое покровительство Польшу. При этом вернуть ей Украину и таким образом распространить влияние Франции на Восточную Европу.

Карл XII на ведение войны стал получать щедрые субсидии из Версаля, а его армия считалась лучшей в Европе. Она мгновенно разгромила и принудила к капитуляции Данию. Разнесла под Нарвой полки новобранцев, только что сформированные Петром.

Русских Карл недооценил. Счел, что они больше не представляют серьезной угрозы. Пошел отрабатывать французский заказ – побил саксонцев, вторгся в Польшу. Большинство панов перекинулись к нему, избрали королем креатуру французов Станислава Лещинского. Потом шведы заставили Августа заключить сепаратный мир.

Теперь перед лицом шведов и поляков Россия осталась одна. В 1708-м Карл выступил на восток. Хвастался, что дойдет до Москвы, посадит на трон своего ставленника, расчленит нашу страну на княжества. Но в польской и саксонской кампаниях он потерял время.

Армия Петра значительно окрепла. С южных границ перебрасывались старые полки солдат, драгун, казаков. Новые части набирались опыта. Теснили врага в Прибалтике, отбирая город за городом. Тем не менее Петр решил не рисковать, не давать генерального сражения на чужой территории (а Белоруссия еще была «чужой», польской). Царская армия отошла к Днепру. Здесь, на подступах к Смоленску, шведы встретили упорное сопротивление. А белорусские крестьяне симпатизировали России. Начали партизанскую войну, убивали вражеских фуражиров, уничтожали припасы.

Войска Карла застряли во враждебном окружении, голодали. И тут-то сказал свое слово Мазепа! Направил к шведам тайное посольство, звал на Украину. Обещал выставить 50 тысяч казаков, обеспечить продуктами и фуражом. Их армия-де перезимует со всеми удобствами, дождется подмоги, а следующим летом двинется на Москву.

Король счел подобный маневр подходящим. Повернул на юго-восток. Гетман рассудил, что с таким союзником уже может безопасно отпасть от царя. В октябре 1708-го он поднял украинские полки. Но стоило Мазепе объявить: он ведет казаков к шведам драться против русских, – как его подчиненные буквально ошалели. Взорвались от возмущения и хлынули прочь. Вместо войска гетман привел к Карлу лишь 2 тысячи сердюков, свою личную гвардию.

А Петр, узнав об измене, без промедлений бросил корпус Меншикова к Батурину, гетманской столице. Город взяли штурмом, вывезли и пожгли заготовленные там огромные запасы для шведов. В Батурине захватили и письма, где Мазепа сулил Украину Польше. Они стали лучшим агитационным материалом – от гетмана отвернулись все украинцы. Задурить головы он сумел только запорожцам, соблазнив их «вольностями» и «свободами». Казаки внезапно напали на русские гарнизоны, привели к шведам сотню пленных. Карл похвалил, выплатил в награду по 20 талеров. Мазепа от себя добавил еще по десять. В целом получилось – по 30 сребреников.

Царь немедленно покарал изменников. Русские войска и казаки, сохранившие верность Петру, разметали их разношерстные отряды, сожгли Сечь. Уцелевшие запорожцы укрылись у Карла. А имя Мазепы стало отныне синонимом предателя. Церковь предала его анафеме. Петр велел изготовить огромную чугунную медаль Иуды – «наградить» его, если поймают. Пока же повесили чучело Мазепы. Ну, а Украина вместо удобной и изобильной базы превратилась для шведов в ловушку. Русская армия зимовала с относительными удобствами. Карлу же, чтобы добыть продовольствие, приходилось совершать марши через снега и морозы, брать города. Он нес потери, расходовал боеприпасы. Подкрепления, корпус Левенгаупта, шедший из Прибалтики, и армию Лещинского из Польши, русские не пропустили и разгромили.

Весной 1709 года поход на Москву был уже сомнительным. Но и стоять на месте шведам было нельзя, это грозило голодом. Они осадили Полтаву – в городе располагались большие склады. Хотя Карла устраивал и второй вариант – приход Петра на выручку городу. Ведь шведский король давно мечтал о генеральном сражении.

Он даже в этот раз надеялся на таранный штыковой удар своей армии. До сих пор его не выдерживал никто! Что ж, царь принял вызов, подошел с основными силами. Однако исполнился стратегический замысел не Карла, а Петра. Он измотал и ослабил врага еще до битвы. У русских в строю стояли отборные воины, а у противника – помимо шведов с десяток тысяч мазепинцев. Это был сброд, начавший разбегаться еще до боя. Оставшихся опасались посылать в схватки, ставили сторожить обозы. Пороха шведы наскребли только для четырех пушек.

Битва была жаркой, яростной, но короткой. Главное было – сломать первый страшный натиск шведов. А когда сломали, рухнул их боевой дух. Они побежали, чуть не раздавили собственного короля. Нашим войскам оставалось гнать врага и забирать в плен. Хваленая шведская армия, которой не было равных в Европе, перестала существовать. Карл спасся с двумя сотнями личной свиты, меняя коней, доскакал до турецких владений. Удрал и Мазепа, но крушения своих замыслов не перенес. Через два с половиной месяца он умер. Кто бы мог предполагать, что минует три столетия и всеми проклятого предателя провозгласят «национальным героем», поставят ему памятник в Киеве, а Полтавскую битву новые украинские власти начнут изображать как незначительный эпизод, не сыгравший никакой роли в истории их страны…

Валерий Шамбаров. Царское ли это дело – абордаж? (Сражение в устье Невы)

Почему русские мальчишки, даже те, что родились и выросли вдалеке от больших акваторий, испокон веков влюблялись в море? Адмиралы Федор Ушаков и Павел Нахимов, братья Михаил, Андрей и Алексей Лазаревы, Сергей Горшков, Арсений Головко, Иван Исаков и другие великие мореходы о штилях и штормах, горько-соленых ветрах и бескрайних морских просторах в детстве могли лишь мечтать. Ну а первым в этом ряду стоит император Петр Великий. Казалось бы, его путь к морям определился с младых лет цепочкой случайностей. Но разве подобные судьбы могут быть обусловлены исключительно совпадениями?

В 1713 году русские одержали первую морскую победу над шведами.

Однажды Петр со своим учителем, голландским офицером Францем Тиммерманом отправились погулять в старую, запущенную отцовскую усадьбу Измайлово, где в сараях обнаружили массу интересной рухляди. Внимание мальчика привлекли не поломанные кареты или театральные декорации, а утлый ботик. Позже выяснилось, что тот принадлежал двоюродному дедушке юного царя боярину Никите Романову, купившему суденышко у англичан. Имя бот носил гордое – «Святой Николай», то есть назван был в честь покровителя мореходов. Еще полувеком ранее его, судя по всему, видели на Москве-реке, однако ни к каким далеко идущим последствиям тогда это не привело: поглазели люди на диковинку и забыли. Посудина за ненадобностью лежала в сарае с прочим хламом, покуда туда не заявился юный государь в сопровождении кстати оказавшегося поблизости голландца. Мальчика увлекли его рассказы о парусах, мачтах, искусстве плавать против ветра. К тому же у юного монарха имелись немалые возможности для удовлетворения собственного любопытства.

Отец Петра тоже в свое время задумывался о мореходстве. Он построил корабль «Орел», совершивший единственное плавание от верфи в Дединове до Астрахани и брошенный там при восстании Степана Разина. Алексей Михайлович давал указание измерить глубины в устье Дона, прикидывал, можно ли построить и вывести в море суда для войны с Турцией. Но такие вопросы считались второстепенными, отвлекали иные дела.

У мальчишек – другая логика, их порыв часто подкрепляется бешеным напором и недюжинной энергией. В Немецкой слободе удалось отыскать строившего «Орел» мастера Карштена Брандта. Старик и найденный ботик починил, и Петра взялся обучить управлению парусами.

На узкой Яузе и в загородных прудах развернуться было негде, однако и эту проблему решили. Тайком от матери будущий император с верными друзьями и случайно найденным ботиком очутился в Переславле на Плещеевом озере. Плавания ему так понравились, что царь тут же повелел строить потешную флотилию.

Когда же стал полноправным государем, мальчишескую мечту не оставил. В 1693-м отправился в единственный русский порт Архангельск, где попал в особый мир моряков и кораблей. Самолично выходил в море. Северные волны обдавали солеными брызгами, густые кудри трепал свежий ветер – море окончательно пленило Петра. Он тут же приказал основать верфь в Соломбале, сам заложил первое судно «Святой Павел».

В следующем году на Русский Север царь помчался ранней весной. Увлечения европейскими новшествами сочетались у него с уважением к русским традициям, с твердой православной верой. Великий пост государь провел в Соловецком монастыре, молился под наставничеством прозорливого старца Иова, которому являлась сама Пресвятая Богородица. Здесь тоже дул соленый морской ветер, слышался шум прибоя, а летом открывались возможности для дальнего плавания. Петру Алексеевичу довелось испытать и страшный шторм. Царь кинулся было давать советы лоцману, опытному помору Антипу Тимофееву, но тот обложил порфироносного «моряка» по матушке – чтоб не мешался. Будучи на волосок от гибели, бывалый мореход сумел ввести судно в узкую Унскую губу, а потом опустился перед Петром на колени, стал каяться, готовый понести наказание. Однако государь его поднял, расцеловал и наградил за правильное поведение. Так и набирался опыта строитель нашего военного флота, превращаясь из увлеченного мальчишки в морского волка.

Наконец пришел черед воплощать отцовскую идею о русских кораблях на Азовском море с использованием их против турок. В 1696 году под Воронежем царь спустил на воду боевую флотилию. Дойдя с ней до Черкасска, он узнал от казаков: недалеко от побережья видели турецкие корабли. Для воплощения давней заветной мечты недоставало лишь морского сражения: грохота орудий, густых клубов дыма на палубах, перебитых снастей, жарких атак… Петр I повел к устью Дона девять галер, к которым присоединились 40 казачьих лодок. Битвы не получилось: из-за сильного ветра и сложного фарватера вывести большие суда в море не удалось. Петр на одной из лодок отправился на разведку. Вскоре обнаружились 13 неприятельских кораблей, их команды, доставившие в Азов припасы, перегружали их на небольшие плоскодонные посудины.

По приказу государя казаки устроили засаду. Захватив 10 тунбасов, погнались за кораблями неприятеля. Один взяли на абордаж, другой перепуганные турки подожгли и бросили. Впоследствии возникла легенда о том, что русский самодержец также участвовал в том бою, но документами сей факт не подтверждается (иначе морская победа оставила бы куда более заметный след в истории).

Как бы то ни было, дождавшись благоприятного ветра, царь смог вывести из устья реки всю флотилию. В ту пору на кораблях он проводил гораздо больше времени, чем под стенами Азова, где распоряжался генералиссимус Алексей Шеин. На выручку осажденному русскими городу вскоре пожаловала вражеская эскадра – уже не лодки или грузовые суда, а фрегаты и галеры. Увидев наши корабли и береговые батареи, османские моряки на сражение не отважились, убрались прочь.

После взятия Азова Боярская дума постановила: «Морским судам быть». В Таганроге строился порт, а русский царь совершенствовал свои познания в Голландии и Англии, собственными глазами видел масштабные, впечатляющие учения британского флота. Усиливалась тем временем и Азовская флотилия. Петр выводил ее в море в 1699, 1700 и 1701-м, проводил маневры. Выстраивал корабли у стен Керчи и Кафы (Феодосии), однако до сражений дело не дошло, пушки грохотали ради салютов и тренировок артиллеристов, а целью маневров были всего лишь демонстрации. Сперва требовалось подтолкнуть турок к заключению мира, потом – предостеречь от нарушений договоренностей в условиях начавшейся войны со шведами.

Задачи стояли уже иные – прорываться к Балтийскому морю. Первая попытка обернулась бедой, поражением под Нарвой. Однако русский царь воспользовался ошибкой Карла XII, бросившегося со своими главными силами утюжить Польшу и Саксонию (хотел вернуть себе древнюю русскую дорогу к Балтике по Неве). Армия фельдмаршала Бориса Шереметева била и теснила врага на суше. По указу Петра мобилизовали речные суда и лодки, чтобы отвоевать у флотилий противника Чудское и Ладожское озера.

Шведы не сидели сложа руки, периодически отвечали. В 1701 году они, стремясь закрыть для России пути не только на Балтике, но и на Беломорье, послали свою эскадру громить Архангельск. Захватив лодку с местными рыбаками Иваном Рябовым и Дмитрием Борисовым, потребовали от них быть лоцманами. Те для видимости согласились, однако, жертвуя собой, посадили два фрегата на мель. (Борисова истязали и в конце концов убили, раненый Рябов, сумев выскочить за борт, уплыл, спасся.) В устье Двины орудия вовремя построенной русскими крепости подбили еще два вражеских корабля. Из семи судов в Швецию вернулись три.

Следующим летом ожидалось повторное нападение на Архангельск – уже более крупными силами. Защищать порт выехал сам царь с гвардией – преображенцами и семеновцами. Неприятели так и не появились, прошлогоднего урока им, видимо, хватило. Тогда у Петра возникла идея ударить на Неве, причем так, чтобы время и направление атаки оказались для врагов сюрпризом.

Русский царь заранее позаботился о всестороннем обеспечении предстоявшей борьбы за море. В Архангельске к тому моменту у него уже имелись две 18-пушечные яхты «Святой Дух» и «Курьер» (одну сами построили, другую подарил английский король). Чтобы доставить их на Неву, Петр Алексеевич велел прорубить Осудареву дорогу через леса.

Перед важнейшим делом своей жизни он не забыл обратиться и к Господу. Поход начал из полюбившегося ему Соловецкого монастыря, с благословения старца Иова. Тогда же вместе с гвардейцами срубил на Заячьем острове обетную деревянную церковь и только после этого предпринял высадку на пристани Нюхча. Далее его бойцы шли по вновь прорубленной Осударевой дороге и 160 километров тащили волоком обе яхты, пышно названные малыми фрегатами. Увы, из-за штормов и ветров вести суда через мелководное и бурное Ладожское озеро было слишком опасно, пришлось опять-таки довольствоваться лодками. С юга тем временем прибыли полки Шереметева, которые 11 октября штурмом взяли Нотебург (бывший русский Орешек) у истоков Невы.

Низовья у впадения в нее Охты контролировала другая крепость – Ниеншанц (бывший русский порт Невское Устье, построенный в 1556 году по приказу Ивана Грозного), правда, укреплена она была слабо, ведь с востока ее прикрывал мощный Нотебург. А кто в ту пору мог угрожать шведам с моря?..

Усилить крепость и местный гарнизон неприятелю помешала суровая зима. Шведы ждали, когда вскроются река и Финский залив, чтобы прислать подмогу.

Царь Петр опередил. Его войска по весне были уже здесь и подступали к Ниеншанцу, который 1 мая после шквальной бомбардировки сдался. Русский самодержец переименовал крепость в Шлотебург, «город-замОк». Открыв его своим ключом, наши освободили для себя путь к Неве. Как выяснилось, овладеть форпостом успели буквально под носом у неприятеля. К морю, на Гутуевский остров царь выслал наблюдателей под командованием Михаила Щепотьева, и уже 2 мая они доложили: показались паруса, девять кораблей.

Эскадра вице-адмирала Гидеона фон Нумерса всего на день опоздала на помощь капитулировавшему гарнизону. Подавая условный сигнал, она произвела два пушечных выстрела. Шереметев приказал ответить аналогично, парой залпов из трофейных крепостных пушек, и угадал с паролем: шведы сочли, что в Ниеншанце все в порядке, после чего их корабли встали на якоря. Посланная за лоцманом шлюпка неприятеля причалила к Гутуевскому острову, где ее встретили кинувшиеся на матросов наблюдатели Щепотьева. Русские слишком поторопились, рано выскочили, а потому схватили лишь одного, остальные успели столкнуть шлюпку на воду и поспешно вернулись к своей эскадре.

Нумерса даже это сперва не встревожило. Он рассудил: вокруг крепости бродят мелкие группы русской разведки, на них и нарвались; но в Ниеншанце-то наверняка свои, ведь шума сражений слышно не было. Каждые утро и вечер Шереметев повторял два условных выстрела, однако шведским кораблям мешал войти в Неву сильный встречный ветер. Лишь через четыре дня, не получая никаких иных сигналов с берега, вражеский адмирал счел все это подозрительным, послал на разведку два легких судна, 10-пушечный бот «Гедан» («Щука») и 8-пушечную шняву «Астрильд» («Звезда»). Шведы, осторожно маневрируя среди мелей, постоянно мерили глубину и миновать протоки дельты Невы до вечера не успели, а в темноте продолжать путь не рискнули, бросили якоря.

Об этом доложили Петру, и он решил атаковать врага! В ночь на 7 мая царь посадил на три десятка лодок преображенцев с семеновцами (никого с морским опытом под рукой не оказалось), а сам на пару с Меншиковым возглавил атаку. Часть лодок под командованием царева соратника затаилась за островами у Фонтанки. Другую – государь повел вдоль Васильевского острова. Гребли потихоньку, плавно скользили на темном фоне лесистого берега: обходили неприятельские суда, чтобы отрезать их от моря. Ночь выдалась ненастная, с дождем и тучами, и тем не менее шведы заметили наши лодки, сыграли тревогу, стали поднимать паруса, пальнули из орудий. Но развернуться в узкой протоке не могли, а целиться в утреннем сумраке, в суматохе толком не получалось.

Затревожились и на других кораблях эскадры. Забираться в полутьме в протоки с островами и мелями Нумерс не решался. Лодки Петра и Меншикова стремительно с двух сторон проскочили под огнем орудий в мертвую зону. Наши солдаты, закидав палубы вражеских кораблей ручными гранатами, пошли на абордаж, и царь был в числе первых. «Не щадя своей монаршей милости», влетел на палубу «Астрильд» с топором в одной руке и гранатой в другой. Драка была жаркой, хотя из имевшихся 30 лодок хватило восьми. Остальные даже подойти к бортам не успели – все уже было кончено. У русских погибли 20 человек, 55 были ранены. Слишком поздно начавших просить о пощаде шведов взяли в плен всего чертову дюжину. Остальных (по разным оценкам, от 58 до 80) перебили.

Опозорившийся Нумерс с эскадрой убрался восвояси, а трофейные корабли Петр привел к Шлотбургу-Ниеншанцу. Победу праздновали пышно. По представлению Бориса Шереметева и адмирала Федора Головина царь и Меншиков были удостоены высшего (на тот момент единственного) ордена России – святого Андрея Первозванного, стали шестым и седьмым по счету кавалерами. Главу Адмиралтейского приказа Федора Апраксина Петр восторженно поздравил «с сею, никогда бываемою викториею»: лодки без артиллерии одолели два боевых корабля! Всех участвовавших в операции офицеров наградили золотыми медалями, а солдат – серебряными, с портретом царя и надписью «Небываемое бывает. 1703».

Справедливости ради заметим: захват артиллерийских кораблей с помощью абордажа на лодках был довольно распространенным приемом. Его широко применяли карибские флибустьеры и наши казаки на Черном море. При Алексее Михайловиче в 1556 году даже в Финском заливе станичники взяли таким образом шведскую галеру с шестью пушками. Сей метод многократно применяли и в Северной войне на Чудском и Ладожском озерах, когда русские солдаты на лодках и рыбачьих карбасах захватывали, жгли и топили неприятельские яхты, галиоты, бригантины, а у тех вооружение иногда достигало 14–15 пушек.

Подлинное значение победы 1703 года было иным: она была одержана в первом морском сражении с участием самого Петра, воплотив наконец-то его юношескую мечту, раскрыв способности русского государя в роли флотского командира, укрепив его уверенность в будущих викториях – в баталии под Гангутом, успешных десантах на территорию Швеции.

Более того, схватка ознаменовалась первым значительным успехом на водах Балтики, обозначила будущее господство России как на берегу, так и на водных просторах ключевого для нашей страны региона, а два трофейных корабля стали первыми в составе нового, Балтийского флота. И не случайно датой его рождения считается день 7 мая 1703 года.

Славный бой имел еще одно последствие – косвенное, но немаловажное. Он показал, что «замок» Шлотбурга расположен далековато от моря, не запирает Неву от врагов. Царь выбрал место, откуда орудия могли простреливать основные рукава речной дельты. 16 мая на острове Заячий (Луст-Эйланд) Петр I и его сподвижники заложили новую крепость. Так началась история Санкт-Петербурга.