Kitabı oku: «Калейдоскоп. Стихотворения»

Yazı tipi:

ISBN 978-5-4493-9672-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бездна

Всё превращающий в слова колдун
Пред женщиной бессилен.
Атлетка, обнажённая Гудрун,
Ведёт бедром, как будто покорённая стихия.

Становится видно, просматривая воспоминаний монтаж,
Что реальность – скорлупа, замуровавшая тебя в яйцо.
Только тогда понимаешь, что жизнь – мираж,
Когда она бьёт тебя трагедией в лицо.

Когда соловьи воют на луну,
Пускаешь утро в своих волос копну.
Слова любви твоё лицо рисует
Со звёздочкой в носу.

О чём, забравшись на крышу, мечтают
Вожаки вольных псов?
В этом городе, где не читают
И не дарят друг другу цветов.

Реют флаги над волками,
Прячут от битвы волчицы волчат.
А у меня, со спрятанными когтями,
Кошки на душе урчат.

В дверь звонок, словно стон.
Пока открывал, дыхание стёрло.
Бессердечно почтальон
Перережет письмом твоё горло.
В возмездия
Век,
На теле зажигая родинок созвездья,
Я сам сниму монеты себе с век.

Ты думал это сердце всё ещё стучит,
А это вколачивали гвозди в гроб.
Но не сдаётся и рычит
Собранный в кулак лоб.

В конце года, в начале месяца,
Из кусков чужих душ сшился.
Даже хотел повесится,
Но застрелился.

Какой опыт жизнь из тебя извлекла?
Спасаясь от спасения,
Народы строят обелиски из стекла,
Готовясь к потрясениям.

В восход волной несутся вепри.
На небе красит ржавая планета
Места, где ангелы ослепли
От собственного света.

Пляшет труп
Под пасмурной дробью,
Касаясь губ
Заваренных кровью.

Нырнув в бури патоку,
Сквозь молнии морщин вождя,
Небо улыбнётся радугой
После слёз дождя.

Белый Круг

Сердце скованно ноем мороза,
Взгляд загажен злобными лицами.
В каждом жесте прохожих – угроза,
Бредишь тем, чтоб из города спиться.

Даже если умрёшь ты зимой,
Вкрутишь пулю, поделишь на ноль, околеешь,
Где-то вечный прибой
В лете звёзд тебя отогреет.

Даже если останешься жить,
Победишь, засмеёшься, полюбишь,
Будешь ночью над лесом парить,
Будут радость включать в окнах люди.

Ледяная кора с груди соскребётся.
Словно рыжий костёр в белом круге,
Свет богов к нам пробьётся,
После ядерной вьюги.

Растопит улыбки безжалостный зной,
Справляя по грусти поминки.
Станет полем гора,
Станут шумной рекой
Все снежинки.

В моих устах остатки силы

В моих устах остатки силы,
Вскипают будто голос из могилы,
Не тот, что чахнет в тишине гнетущей,
А снова в силе восстающий.

Сквозь чёрный дым густой, над полем гнили
Обвитый бестелесными тенями,
Летает древний филин,
Луну схвативший мощными когтями.

Услышав бездны зов, что принесён был тёплым ветром
Он устремлён разрушить ржавчину цепей, сковавших камня мускул.
Светильник ночи кинул в недра,
Чтоб мир под силой снова хрустнул.

Гул

Нет моря прекрасней, чем море бетона,
Со скалами из кирпича,
Где в далях мерцают звёзды неона,
В ночи иногда предсмертно крича.

Здесь остров из дыма брезжит в рассвете
И пахнет пивом в желудках подземных червей.
Как будто другого пейзажа нет на планете,
Планете железа, лжи и людей.

Планете, скрипящей в своём пенопласте,
Нет света прекрасней, чем свет желтоватой зимы,
С зарытыми в снеге мечтами о счастье,
Нет света, прекраснее тьмы.

С трудом пробиваясь сквозь шёпот машинный,
Неслышимый уху, глухой гул земли
Обрушится скоро горящей лавиной
На сплавов уродливые волдыри,

Закрывшие солнце, покрывшие море,
Зажёгшие небо в слепой час ночной.
И станет планета ворочаться, вторя
Космическим ритмам, танцуя босой.

Но ты не поймаешь ветра галактик,
Не вымоешь глаз пустынной росой.
У моря бетона умрёшь ты на вахте,
На маяке, за кирпичной скалой.

Фотография губ, фотография глаз…

Фотография губ, фотография глаз,
Ты – альбом своих дней и движений.
Я гравюру покину, в которой погас,
Из рёбер достав нож сомнений.

В какофонии чувств, в ослепительный звон,
Мы живём под разные звуки,
Ритмы тел и пульсации стон
В незаконченном круге.

Ничего не будет потом,
Ничего в жизни не было.
Ибо жизнь, это то,
Что ты сделала.

Чёрный шторм. И будучи в нём
Я думал, выход – о скалы разбиться.
Но взошли над моим кораблём
Три звезды на неба ключице.

Я уже пролетел половину пути
До пустыни, где бродят тени.
Время встать, на шаг подойти
И лечь шрамом тебе на колени.

Больше нечего пить

Больше нечего пить,
Курить больше нечего,
Говорить нам не о чем больше.
Эта песня не может быть дольше,
И остатки вчерашнего вечера
Я пытаюсь ресницей прибить.

На смерть червя

Небо шарами раздуто.
Праздник, наверное. Шляпу сниму.
Чернеющим дымом после салюта
Свет порождает тьму.

Что скажешь мне, волшебная бумага,
Про музыку других планет?
Но только собственное солнце мы видим среди флагов,
Блеск труб, нацеленных в рассвет.

Когда умру, я не скажу «прости»,
Червём, в дожде, в весне,
Синеющим ивритом на кости,
Все мы – лишь дети на войне.

Застряв в стихе неискренней строкой,
Грызём себе бока под боли вой,
Под стук копыт, идущих на забой,
Стук в пустоту коробки черепной.
Корона здесь есть сам король,
И ложь всё то, что не доказывает ноль.

Тлалок

Детей отдали илистой реке,
Чтоб ливни захлестали над Толланом.
Мой палец в маленькой руке
Становится куском обсидиана.

Тому, чьи зубы ягуара
Порвут нетронутую плоть,
Отцы младенцев топят в виде дара,
Чтоб головы испанцев на пики наколоть.

Тому, кто филина глазами
Узрит непрожитые жизни мёртвых сыновей,
Не поглощённых ядовитыми лесами,
Скормили своё семя волосам из змей.

Шаманы тучам лица подставляют,
Но льётся с неба не вода —
Глазные яблоки обвалом ниспадают,
Уставившись безумно в никуда.

Невинность поглотили из глубин водовороты,
Чтобы цветами наливалась красота.
Жестокость есть закон природы,
Как смерть, любовь и пустота.

Ведь «чистота»,
Есть только плоти чистота.
С презрением смотря на благочестие калек,
Не исполняют демиурги просьб скота,
Сменяя кровью веком век.

Идол

Направлен вверх твой взгляд кошмарный,
Рука схватилась за невидимую трость.
И из глубин небес зов планетарный
Пронзает твою каменную кость.

Ногами слился с троном чёрным
В конце дороги, по которой я иду,
Смотря с неё заворожённо
На вечности беду.

И что за ожиданье в этой шее напряжённой,
Скопилось после стольких тысяч лет?
В каких несчастиях твоя мечта виновна
Лишь знает ящера скелет.

О, идол мрака! Спящий бог!
То смерти свет мерцает в оке белом.
Ты в грудь вбираешь пыльный вдох,
Над миром возвышаясь тёмным телом.

Обсидиановый король, правитель древних тайн,
Ты эти берега укутал прахом,
В проклятье погрузив сей край,
Заколдовав непостижимым страхом.

Рабы молились, если б ты хотел,
Тебе и в этот серый век.
Но лучше цвет погибших тел —
Тебе милее мёртвым человек.

Сейчас

Давай увидимся сейчас
И, обменявшись голосами,
Упрёмся глазом в глаз
Друг друга, под бездушными часами.

Давай увидимся сейчас,
Сегодня, вместо сна,
Мой друг далёкий. Нас
Не может разделить весна.

Ведь нет такого места,
Где б мы увиделись потом,
И белая невеста
Уже стоит с беременным тобою животом.

Во тьму готов я опуститься
Услышав Смерти низкий бас.
Ничто не повторится.
Давай увидимся сейчас.

Точка

Ты по закатам
Из лета едешь в лето,
Вод мира
Переливая скоротечность.
Зрачком, сплетённым из потёртой ткани света,
Кидаешь взгляды в бесконечность.

Лучи трагедии пронзают тьму,
Звонком раскалывая ночь.
Тебя удавом нежным я за шею обниму,
Тебя – дух, мать и дочь.

Я унесу тебя в пустыни карамель,
Где не было любви пять тысяч лет,
А за горой, с которой видно моря мель,
Пусть города лежит неоновый скелет.

Собака

Почесав ногой щетину,
Я скажу:
Быть собакой – хорошо.
Расправляешь утром спину,
Погрызёшь на лапе шов,

Улыбаясь солнцу,
В море неохотно заходя.
Мудрым, знающим питомцем
Шкуру в пледе греешь после летнего дождя.

Чаек с пирса провожая
Ты, мохнатый и большой (на задних лапах),
На рассвет зеваешь,
Дружбы старой чуя запах.

Предан, верен, ждёшь не зная
Погуляют ли с тобой.
Вносишь, смелый, радость лая
В жизнь, наполненной игрой.

Все слова срифмованы

Все слова срифмованы,
Варианты судеб прожиты,
Нету нового ничего.

Нету старого ничего,
Старый дом, старый друг,
Нету множества
И меня одного.

Я забыл бы, что в книгах написано,
Пустоту между строк, между букв,
Разрывает мой мозг катаклизмами,
Оглушительный лавы в артериях стук.

Я иду по тропе намозоленной,
Я иду, возвращаясь к себе,
Я не делаю то, что дозволено.
Я иду по тропе.

Исчезает за образом образ,
За лицом исчезает лицо.
Должен быть у рождения тормоз,
Если есть у него колесо.

Я иду по тропе сожалений,
По дорогам веселья и злости.
Мимо долга и судеб сплетений,
Распинав свои пыльные кости.

Умираю, чтобы родиться,
Не по воле богов
И не за грехи.
Для того, чтобы ливнем пролиться
На бесплодной пустыни пески.

Апокалипсис Фанк

Под окнами алого дома
Ходят звери с рубиновыми глазами.
Их добыча в замках из хрома
Тихо плачет кристальными слезами.

У дороги слона остов
Муравьи взяли в огненное кольцо.
Слон имитирует остров,
Остров выражает внутреннее лицо.

Кровь Андромеды —
Исток алой пелены,
Из проигранной победы
В блендер кинутые сны.

Из сливок галактики пенной
Кидает соплю,
Повелитель вселенной,
Императором ставя мат королю.

Вспышкой ядерного колокола,
Под пение цианидовых сестер,
Король, ржавой проволокой,
Губы себе стёр.

Врубив топоры в сердца причину,
По горам корабли те что водят,
Бородатые мужчины
В деревья уходят,
От планетарного флота до племени,
От «Я» до «Ты»,
Быстрее болида времени,
Выкованные в кузнице мечты.

Из шоколадной коробки с предсказаниями
Вылезает клюв
Торговца воспоминаниями,
Включающего электрический грув.

Разносят напитки голые слуги
Глазами по залу звеня.
Взрывает колонки винтажное буги
В незримых барьерах грядущего дня.

Волна падает с пика
В дым марихуанного танка.
Поспела черника
Апокалипсис фанка.

Неприступная крепость царя Касапы (которая со временем разрушится, но это уже никому не будет нужно)

Мне джунгли говорят:
«Ты в жизни много плакал».
В окно уставила свой взгляд
Хромая одноглазая собака.

В поту тумана солнце тает
И комары звенят в рассветной спальне.
Собака лает,
Варан хвостом взбивает
Сухие листья пальмы.

Прибитая к стене висит
Гримаса деревянной маски,
Змеёй тебе шипит,
Что ты не в сказке.

Мне счастье изуродовало душу
От сердца ветви отломав.
Китовой тушей
Выбросив на сушу,
Зрачки на вентилятор намотав.

Уж лучше б я людей не видел,
Как не видел
Гор, храмов и слонов.
Кого ж настолько я обидел,
Что проклят каждый из моих миров?

Я не паук
Я не могу любовь брать силой.
Танцуешь под колонок стук,
Стук в свежие могилы.

За сломанным забором мёртвое болото.
Ведь всё равно в какой из стран
Берёт своё природа.
Сквозь гул дождя мы слышим океан.

И ржавый поезд, проходящий мимо,
Как будто движется назад,
Вернуть пытаясь день неповторимый,
Из пункта «рай» в пункт «ад».

Свеча Латура

Ты видишь здесь людей,
Коленопреклонённых
В молитве исступлённых
В отсутствии свечей?
Кроме одной,
Что освещает лица
Застывшая зарница
Проглоченная тьмой.
Она горит из ниоткуда
И без неё не видно бога
И гостя в хлеве у порога
И пустоту его сосуда.
Ты пол приблизить молишь день.
Проступит мрак на стенах.
Страх понимает в венах,
Кто бросил эту тень.

Песня казнённого барда

В речном дворце,
В чужом венце
Грустит зимы король.
С бездумной грустью на лице,
В глазах мерцает боль.
Не слышал он других царей
Уже давным-давно,
И видно только гладь морей
В закрытое окно.
«Я самый сильный властелин
Моя рука крепка,
И то, что создал я один
Останется в веках».
Но беглый герцог чёрным псом
Ждёт часа отомстить,
Судьбы жестоким колесом
Трон ветхий подломить.
И пусть народом он любим,
Как и любой тиран,
Любим народом до седин
И до открытых ран,
Он будет предан тем ножом,
Что взят из замка стен.
Он будет заживо сожжён
Драконом перемен.

В разрезе

Слабое небо в венах,
Перед рассветом щебечет поле,
В земле колени,
Плачущий ртутью голем
Выпил вчера слишком мало,
Для смерти и для рожденья.
Борода, как губка, впитала
Слёзы апостолов в воскресенье.

Ни стыда, ни печали, ни злости.
«С утром придёт очищение».
Не пришло. Мои кости
В клубничном варенье.

Я запомнил за жизнь, как не надо,
А как надо – забыл.
Так и другу, и гаду
В откровении душу избил.

Я любил.
Чисто, глупо, не зная.
И с иконы краску скоблил
В поисках рая.

Моё сердце валяется в грязном ведре,
Мою душу сожрали пираньи.
Одиночество – это не жалость к себе,
А к себе состраданье.

Я живу циферблату назло.
Заборы, дороги, канавы —
Это всё заросло.
Я сижу в малахитовых травах.

В лесу, на спиленной берёзе

В лесу, на спиленной берёзе
Сидели старики.
Собака весело барахталась в навозе
И печь топилась в доме у реки.

Закинув водки в бороды седые,
Дым выпуская в листья клёна.
И там лишь заросли густые,
Где пройден путь Ивана и Семёна.

Воспоминания покрылись мхом десятилетий.
Душа шмелём жужжит над клеверным ковром,
Ей тесно в человеческом скелете.
Они сидели с полным мыслями ведром.

Семён в пустой бутылке видит отраженье,
Точнее, отраженья полтора.
Се – символ завершенья.
Всё – дым костра.

Иван в берёзу тушит сигарету,
На шее хлопнув комара.
Заканчивается лето.
Нам пора.

Тут больше нет тоски

Тут больше нет тоски. Послушай:
Повисший угол рта и сгорбленные спины,
В кастрюле сваренные уши,
Одна шестая доля героина.

Сын человека уходит за пригорок.
Серая злобность старухи завистью крестится
(и этой старухе может лет сорок).
Через год, смазав желчью веревку, в сарае повесится.

Стены домов тебя прижимают ближе к дороге,
Которая знает, что смерть на вкус кисла.
Из лужи с мазутом вылезает безрогий
Пророк с головой осла.

Свят искренний в блуде своём!
Тебе повезёт, если родишься летом.
Мы носом плюём
На все не-авторитеты.

Где туман разгоняет тьму,
Беззвучно, в доме, лишённом дверей,
Дочь рожает сына и внука отцу своему,
Во имя всех матерей!

Что там, за хребтом этого монстра мёртвого?
– Опухоль вместо лица, с глубоко похороненными глазами,
Камень локтя стёртого
С застрявшими в нём зубами.

Чужая сторона, разлука…
Одиночество в дверях ревёт.
«Он мне руку в руку,
А я ему нож в живот».

Я не понимаю!
Сколько ещё должно пройти лет…
О, Земля! К тебе взываю,
Пока бога нет.

Весна

Весна – шлюха.
Осенью лето потерял.
Почешу снег за ухом —
Привет, Зима, я по тебе скучал..

Веер Китаны

Перед зимним экзаменом
Предельно собран
В лице каменном.
К замку подобран
Ключ происхождения
Танки на марше
Едут по мнению
И человечество проворачивается фаршем.
Сцепление
Генов нарушено
И, с болезненным рвением,
Где время задушено,
Искры пытаетесь
Из камней гладких высечь,
Не унимаетесь.
Миллиарды зависят от тысяч,
А сотни от одного.
Ты не выйдешь из клетки
Размеров, не решишься отправить письмо.
От земли оторвёт тебя ветка,
Не приблизит к небесным границам
Из смертельных игрушек ничто —
Жизнь – убийца.

Песок Времени

На нашем веку ничего не изменится,
Нас просто заменят на вертеле.
Навалится солнцем, пивом вспенится
Лето, обманет бессмертием.

Весна незаметно пройдёт
Из пляжа восставшей огромной ламой.
В слепящем ландшафте запрёт
Зима, замурует в оконную раму.

Радость с грустным взглядом осени
Не разрешит нам спать.
Колоссы крутят часовыми колёсами,
Которые не обратятся вспять.

Время скользит секирой
И дети являться будут на свет,
Крича, предвидя все ужасы мира,
Хотят они этого или нет.

Май сменится февралём.
Мог выиграть у жизни, поддался.
– Какая разница, всё равно все умрём.
– Не знаю, я ещё не рождался.

Глиняные головы

Стыд обожрался и сдох,
Вытоптан грибной газон,
Копытами убегающих блох
В лишённый событий горизонт.

Голова утром заново слепится
Вопреки с каждым днём нарастающей боли.
Если ты ещё не повесился,
Значит ты всем доволен.

Душе причиняют непоправимый урон
Виолончель в снегопаде
И одиноко стонущий саксофон
В летнем закате.

Поколение рвёт надо рвом,
Книгами разжигают кальяны.
Волком и львом
Мнят себя две обезьяны.

Шагает порода, ослепшая вдаль,
Не трогавшая пальцами гробов,
Под их кедами – треснувший асфальт
От безмолвного, злобного взора рабов.

Под благовония пряные,
Мимо детства витрины,
Мы вошли в век пьяными
И, не дай бог, трезвыми его покинем.

Кусунгобу

Ты не станешь старее,
Лишь поседеет
Бороды клок.
Становится труднее
Без очков смотреть в потолок.

Открой книгу, закрой глаза,
Познай своё тело мечом.
Память тянет тебя назад,
Убирая из-под руки плечо,
Капая воском на губы,
Падая в рожу гирями.
Железные лесорубы
Длинною в жизнь делают харакири.

Алмазное сердце гонит магму по венам,
Вымывая любовь страстью.
Воспоминания дают под дых коленом,
Надежда крадёт у тебя счастье.

Но среди обломков, оставшихся на плаву,
Разум душе становится тираном,
Грудь врастает в скалу,
Невозмутимо возвышаясь над океаном.

Стань опустошением,
Хладнокровно, бессердечно,
Без сожаления,
В пространстве, навечно.

God Bless The Rotten

Во славу холода,
Раскрывшись хвостом павлина,
Плавит помазанный колокол
Седьмой зрачок Кухулина.

Пивные баклажки церквей
Притягивают грозу.
Без тела душа живей,
Стала легче на одну слезу.

Рты молитвой заткнуты
Косолапых клопов.
Представьте на минуту —
Наверное, есть бог в каком-то из миров.

Не убегут от бешеной ладьи,
Не спасутся от ножа валета,
Короли – муравьи,
Перед правдой кометы.

Черепа магия белая
В пещерных кострах,
Первобытность загорелая.
Питон сквозь космос смотрит на прах
Заржавевших оков,
Важных дел,
Прах дорог, прах домов,
Городов,
Прах временно красивых тел,
Прах бессмертных душ.
Всем, от ангела до амёбы
Размазывают туш
Чёрные врата-небоскрёбы.

У русалки не видно слёз
В застывшей стене водопада.
Ей посылает из берёз
Воздушный поцелуй дриада.