Kitabı oku: «Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая», sayfa 2

ГЛАВА 2
«ПРИНЦ НА ЧЕРНОМ КОНЕ»

А ня с детства была симпатичной девочкой, а к старшим классам по-настоящему расцвела. Родственники ожидали, как тогда было модно, что она непременно подцепит какого-нибудь олигарха и таким образом решит свои, а заодно и их проблемы. Но самой ей было вовсе не до того: кроме учебы и театральной студии, ее интересовал только молодой человек из соседнего двора, который молчаливо часами слушал ее иногда серьезную, а иногда веселую болтовню и каждый вечер на прощанье нежно целовал ей руку, что казалось ей по-взрослому старомодным, но оставляло тайное ощущение, что она достойна быть принцессой.

Конечно, как и все, она мечтала о своем прекрасном принце. Но этот принц представлялся ей совсем не похожим на распальцованного бизнесмена с толстой золотой цепью или жесткого миллионера, вроде тех, что часто показывали в телесериалах а, скорее, таким человеком, с которым хотелось бы общаться. Посмотрев в глаза которому, она увидела бы не только интерес к ней, но и открытость к миру, который ей так хотелось узнать.

Аня была страшно любопытна, много читала и даже подружилась со школьной библиотекаршей Аллой Георгиевной, с которой всегда можно было обсудить прочитанное, а заодно и поговорить по душам. А в старших классах ей даже разрешалось брать «взрослые» книги, которые обычно школьники не читали, – из шкафа с надписью «зарубежная литература».

Своим подругам она любила рассказывать интересные эпизоды из прочитанного, делиться впечатлениями от книг и фильмов. В ее голове постоянно крутились вопросы, на которые она искала ответы.

И вот однажды, она пришла на свидание грустная, подавленная после ссоры с родителями, и у нее не было сил что-либо рассказывать. Они провели тихий, тоскливый вечер с односложными ответами «да» и «нет». И тут Аня поняла, что почти два года она разговаривала за двоих и что, кроме того, что у него есть мама, папа и брат, а также где он учится, она не знает о своем парне ровным счетом ничего. Он вдруг стал для нее человеком без внутреннего мира. Хотя, если судить по поступкам, по его бережному отношению к ней, то там, за душой что-то возвышенное было, однако словесно это никак не выражалось. Глядя на нее восхищенными глазами, он в то же время не давал ей ключ к своей душе. Она предприняла попытки открыть эту дверку, но затем с ужасом подумала: « А, может, там, за ней ничего и нет?».

Несколько месяцев спустя ее семья получила разрешение на въезд в Германию – Анин отец был из поволжских немцев. Когда-то его предки приехали в Россию из Бамберга по приглашению Екатерины Второй, и вот теперь появилась возможность вернуться на историческую родину.

В Германии у Ани появился друг, который ей нравился, и с которым можно было открыто поговорить, но Макс работал и еще учился, и им удавалось видеться только по выходным. Да и на Аню навалилось столько всего, что времени катастрофически не хватало. Успешно сдав абитур⁶ в гимназии, она поступила в Высшую школу Вормса⁷ на специальность «международная экономика». Учиться там было очень нелегко, к тому же еще и требовался хороший английский для подготовки презентаций и прочего, и ей пришлось дополнительно брать уроки английского для менеджеров. Но при Аниной памяти и способностях к языкам, дела шли неплохо, и ей удалось сдать все намеченные экзамены. Вот только для этого пришлось напрячь все силы, так что накопилась страшнейшая усталость от учебы, заорганизованности, и постоянного общения со студентами и преподавателями. Поэтому, воспользовавшись каникулами, она решила отдохнуть от всего и всех и съездить в Париж, который с давних пор был ее мечтой и в котором ей, как она надеялась, и одной не будет скучно.

И вот тут этот неожиданный гид… Конечно, он много знает… и эта его манера говорить, старомодно-забавная… Но, похоже, он ни на шаг не отстает… А он – элегантный…

А может, это ее принц? …ага, на белом коне! Ну-ну… В Париже! Впрочем, на белом ли коне? «Уж, скорее, на черном, – подумала Аня, глядя на его темно-серый костюм. И почему у нее возникла такая ассоциация – черт его знает!

– Простите, что перебиваю ваши мысли, Аня, но вы позволите задать вам несколько вопросов? – спросил Серж.

– Кто же вам запретит?

– Так вы позволяете?

Надо же! Какая обходительность! А вдруг он и в самом деле принц по происхождению? Впрочем, скорее уж, мошенник, что, как она знала из рассказов знакомых, было очень даже возможно. Но об этом совсем не хотелось думать.

– Конечно, – ответила Аня со всей возможной непринужденностью.

– Тогда позвольте поинтересоваться, чем вы занимаетесь? Если, конечно, это не тайна Мадридского двора. Вы где-то работаете?

– Ну, что вы, какие тайны? Я не работаю – я учусь.

– Вот как? И что же вы изучаете?

– Международную экономику.

– О! Совсем неплохо. Право, неплохо. И как давно вы в Париже?

– Честно говоря, первый день. То есть, не совсем: я приехала вчера вечером. Но я так устала, что только немножко прогулялась по городу и легла спать, чтобы уж на следующий день…

– С утра пораньше отправиться в Лувр, – договорил за нее Серж. – Похвально. Интересуетесь искусством?

Аня замялась:

– Не так чтобы очень, но интересуюсь. И в Лувр я всегда хотела сходить.

– Ну да, ну да. Лувр – das ist ein Muss.⁸

Подкалывает? Однако лицо Сержа было непроницаемо.

– Хотели увидеть ЕЕ? – он кивнул в сторону Джоконды.

– Вам честно ответить? Хотя… Вам не очень-то соврешь, как я понимаю.

Серж слегка кивнул головой.

– Вы очень понятливая девушка, этого у вас не отнять, – сказал он. – Разочарованы?

– Джокондой? – переспросила Аня.

– Именно.

– Да, разочарована. По правде говоря, я ожидала чего-то большего.

– Понимаю, – вновь кивнул Серж. – От нее все ждут чего-то большего. Типичный эффект обманутого ожидания. Что тут сказать? Это трудно, когда от тебя ждут больше, чем ты можешь дать. Тем более что она…

Серж решительно помотал головой.

– Но довольно о ней. И так слишком много чести. Лучше скажите, надолго ли вы в Лютецию?

– В Лютецию? – не поняла Аня.

– Лютецией назывался Париж – при римлянах. Я порой называю его так – слегка иронизируя, поскольку если к этому городу относиться совсем уж всерьез, то голова кругом пойдет. Так что это полезно – для профилактики.

– Похоже, вы правы – у меня она, кажется, уже идет кругом – на малой скорости.

Серж рассмеялся.

– Ну, вот видите, – сказал он. – Я прав. Впрочем, это случается со многими. Должно быть, воздух здесь какой-то особенный, кто знает?

– Очень может быть, – ответила Аня, подхватывая его тон.

Она почувствовала, как былая уверенность возвращается к ней.

– И вы приехали одна?

Ну, вот и стандартный вопрос!

– Да, я одна, ответила Аня. – Уж так сложилось, – добавила она и остановилась, не желая вдаваться в подробности.

Серж внимательно посмотрел на нее.

– Это не есть хорошо, – наконец произнес он, растягивая слова. – Париж – мало подходящее место для одиночества. Париж – это переживание такого рода, которое обязательно надо разделить с кем-то. Особенно, если вы в нем впервые. Вы ведь в Париже впервые, не так ли?

– Так.

– Лаконизм ваших ответов великолепен. Как известно, краткость – сестра таланта. Но все ж-таки сестра, а не мать родная, не забывайте об этом.

Аня рассмеялась. Остроумие и легкая, ненавязчивая манера Сержа пришлись ей по душе.

– Да, – сказала она.– Париж – это праздник, который всегда с тобой.

Она не помнила, где слышала или прочла эти слова, но сейчас, в этот момент, они показались ей удивительно точными, прямо «в десятку».

– A Moveable Feast⁹. Это верно. Старина Хэм знает, что говорит.

Серж улыбнулся.

– Уж кому-кому, а Хемингуэю ли этого не знать? – добавил он.

Теперь Аня вспомнила: они читали эту книжку в гимназии, на занятиях по английскому.

– Он тут неплохо проводил время, – продолжал Серж. – Со своей первой женой.

– «С первой женой»? – переспросила Аня. – А сколько жен у него было?

– Я вижу, вы уже признали меня авторитетным специалистом по женам, – ворчливо заметил Серж. – Вроде… Как это у вас называется? А, вспомнил: загс. Так, кажется?

Аня рассмеялась вновь. Все-то он знает. Но теперь она уже была уверена, что он не русский. Хотя наверняка он бывал в России, и, видимо, не раз. Похоже, что он бывал везде…

– Но вы же сами себя так позиционировали, – сказала она.

– Позиционировал, ох и позиционировал! – посетовал он. – Впрочем, не вижу причин не удовлетворить ваше любопытство: жен у него было четыре.

– Ого! Вижу, он был силен по этой части.

– Он был силен по разным частям. Должен признать, что и по этой тоже – не без того. Но черт с ним, с нашим другом Эрнестом. У меня есть к вам деловое предложение. Но прежде позвольте полюбопытствовать: вы где остановились?

Все это, конечно, чудно, мило – но не слишком ли борзо?

– Я спрашиваю об этом только для того, – уточнил Серж, – чтобы знать, куда вас сопроводить вечером. Видите ли, я хочу пригласить вас в ресторан. По четвергам я всегда обедаю в одном и том же ресторане, естественно, когда оказываюсь в Париже – на этот день у меня там всегда зарезервирован столик… А сегодня у нас именно четверг, не так ли? Я сейчас как раз тоже один. Так не разделить ли нам этот «праздник, который… и все прочее» на сегодняшний вечер? Надеюсь, моя компания вам не претит?

Ох, ну и слова он выбирает! Ни в Анином окружении в Саратове, ни среди «русских» в Вормсе так не выражались.

– Не претит, – ответила она, улыбнувшись, и где-то глубоко-глубоко в груди словно что-то сладко заныло.

– Итак, вы принимаете мое приглашение?

– Принимаю, – сказала Аня, чувствуя, что все планы и расчеты летят к чертям. – Я остановилась в отеле «Рив Гош».¹⁰

– Чудно. Просто замечательно. Шестой округ, улица Святых Отцов – самый центр, в двух шагах отсюда. Правда, на том берегу.

– Да. Я когда заказывала отель по интернету, то поинтересовалась, что значит его название, и узнала, что по-французски это – «Левый Берег».

– Браво.

– И это, в самом деле, совсем рядом. Так что, как видите, мой утренний визит в Лувр не был таким уж подвигом.

– Ничего. Подвиги, может статься, еще впереди.

О чем это он? … А интересно, в каком ресторане он обедает?

Еще утром, в отеле Аня раздумывала, не надеть ли ей кроссовки и джинсы. Сомнения были куда как серьезными: ведь предстояло практически весь день провести на ногах, и кроссовки, понятное дело, были куда удобнее. Но, в конце концов, она склонилась к тому, чтобы надеть что-то более приличное: музей совсем рядом, в десяти минутах ходьбы. Так что, если она устанет, то в любой момент сможет вернуться в номер и переодеться. Решение оказалось очень мудрым и, в принципе, она была готова теперь для любого ресторана. В этот момент на ней была голубая шелковая блузка без рукавов, полностью, до самых плеч открывающая ее красивые руки, и белая, облегающая ее стройную фигуру, юбка до колен. На шее – воздушный шарфик с переплетающимися бирюзовыми, сине-голубыми и белыми полосками, а на ногах изящные белые кожаные босоножки на невысоком каблуке. Может, ничего удивительного и не было в том, что Серж обратил на нее внимание? Стройная женственная блондинка среди туристок в джинсах и майках. А, может быть, что-то еще?

– Что ж, пойдем, – весело сказал Серж. – Полагаю, нам здесь делать больше нечего. Продолжим нашу беседу в месте, более подходящем для этого.

Они двинулись по коридору, но Аня на ходу продолжала рассматривать развешанные по стенам картины.

– Сколько же их здесь?! – подумала она.

– Да уж. Лувр – самое большое художественное собрание в мире, – сказал он, в очередной раз будто вторгнувшись в ее мысли.

– Как ему это удается? – подумала Аня. – Неужели просто наблюдательность?

Между тем они уверенно, не останавливаясь, шли по залам, переходам, лестницам, вновь переходам. Серж ни разу не задумался, куда идти, без колебаний выбирая нужное направление.

– Вы ориентируетесь здесь, как у себя дома, – Аня не смогла удержаться от восхищения.

– Лучше, – поправил он. – Лучше, чем дома: хотя бы потому что дом, в котором я теперь живу, я купил совсем недавно. А в Лувре я впервые побывал… Впрочем, неважно – давно. Я знаю тут каждый угол, уж поверьте.

– Но он такой огромный! Да здесь черт ногу сломит.

Серж бросил на Аню быстрый взгляд.

– Ну, черт-то вряд ли, – заметил он после паузы. – Черти – вообще довольно ловкие ребята.

А с юмором у него все в порядке!

– Но вы правы – Лувр огромен. Это самое большое по площади здание в Париже. И, возможно, во всей Франции.

– Здесь ведь раньше жили короли, правда?

– Бывало, что жили.

– Что значит «бывало»?

– Не все короли и не всегда. Еще в начале 13 века, когда Филипп-Август¹¹ основал Лувр, тут был густой лес. Не правда ли, теперь в это трудно поверить?

Лувр и пирамида Пэя. Париж. Вид с площади Каррузель.

– Да, действительно.

– А теперь – «Город-светоч», «столица Европы»! Как летит время…

– Но ведь с 13 века прошло восемьсот лет. Это же с ума сойти, как долго!

– Вы думаете? … Может быть.

Странный он. Как будто все время прикалывается. Обычно это раздражало Аню – она недолюбливала «приколистов». Но у Сержа это получалось как-то совсем по-другому – так, словно он говорит это абсолютно серьезно. Это было необычно. И это было даже интересно.

– И все же – подумать только! – вновь заговорил он. – Здесь, на месте этого роскошного дворца, всех этих астрономически дорогих отелей – была лесная чаща, и волки выли тут по ночам.

– Это что, тоже исторический факт – что волки выли? – съязвила Аня.

– Именно факт, – серьезно ответил Серж. – Видите ли, об этом свидетельствует само название «Лувр». Оно идет от слова loup – «волк», точнее, louve – «волчица». Так что слово «Лувр» значит, в переводе с французского, примерно «волчарня», или «волчье логово».

– Это очень интересно, – искренне произнесла Аня. – А французский – это ваш родной язык?

– Ну, можно сказать, так, – задумчиво ответил он.

Так он – не француз? Не француз, не русский. Кто же он тогда? Аня была заинтригована.

Тем временем, они спустились в накрытый стеклянной пирамидой подземный вестибюль, из которого вели проходы во все крылья этого огромного бывшего дворца французских королей. Ане приходилось слышать, да и читать в Интернете, много всякой, нередко весьма злой и порой даже отвязной критики по поводу этой пирамиды. Как там ее называли? Кажется, пирамида Вэя. Или Бэя? Что-то в этом роде. Впрочем, это не так уж важно. Но сама пирамида Ане понравилась сразу, еще вчера вечером, когда во время своей прогулки по городу она увидела ее – освещенную изнутри – впервые: впервые не на картинке, естественно. Сейчас, при свете дня, пирамида выглядела не хуже.

И чего они к ней все прицепились? – подумала она. Хотя, если вспомнить, к Эйфелевой башне в свое время тоже цеплялись, обзывали ее как-то, считали уродливой. А теперь – символ Парижа, самый посещаемый объект в мире: это Аня знала точно – делала реферат по туристическому бизнесу. Так и тут. Ну почему люди такие противные, зловредные? Никак на них не угодишь! А этот вестибюль, к тому же, очень удобен: из него все крылья дворца легко доступны. Разве это не благо для посетителей? И потом, здесь еще и сделали подземный переход, где разместились магазины – это очень разумно и дельно, ведь в Лувре каждый божий день пасутся просто несметные толпы народа. Почему же этим не воспользоваться? Такой коммерчески обусловленный подход стал для Ани обычным, и это хорошо: в конце концов, это ее будущая работа. Впрочем, сейчас у нее впервые прорезались сомнения в этом. Если…

– Думаете о пирамиде? – спросил Серж.

На этот раз Аня уже не вздрогнула. И, пожалуй, даже не удивилась – ведь ко всему привыкаешь, даже к тому, чего не понимаешь и к чему, казалось бы, невозможно привыкнуть. В конце концов, так ли уж необходимо это прояснять? Да ладно, – с нажимом сказала Аня себе, – все придет в свое время, если проявить терпение и выдержку. Жизнь в Германии, где все и всегда делалось убийственно медленно, уже приучила ее к этому.

– Да, – ответила Аня и хотела уже этим ограничиться, но, вспомнив «подколку» Сержа про лаконизм, добавила – По-моему, здесь все очень удобно сделано. А пирамида мне понравилась, и что все на нее «наезжают»?

– Ну, положим, не все. Например, я точно не «наезжаю», как вы выразились. По-моему тоже, это удобно и рационально. Но, главное, пирамида Пэя уже стала частью Парижа – неотъемлемой частью. Как Эйфелева Башня или Центр Помпиду. Париж принял их, это факт. Париж – вообще удивительный город: он каким-то непостижимым образом, как бы это сказать, – «инкорпорирует», то есть, включает в себя, самые порой неожиданные элементы. Если можно так выразиться, «опариживает» их, так что они «врастают» в его ткань.

Пирамида Лувра (Пирамида Пэя). Арх. Йо Мин Пэй.

Ну, точно! Пирамида Пэя! – вспомнила Аня. Вообще-то она никогда не жаловалась на плохую память – да и грех был бы. Но память и эрудиция Сержа поражали ее. Однако эта эрудиция не раздражала. Когда Аня училась в школе, у них в классе был такой всезнайка, прямо ходячая энциклопедия. Но он был ужасно занудный, от него просто зубы сводило. Везде вставлял свои «пять копеек», «просвещал» – и его не любили. Серж был другим, ненавязчивым. И он рассказывал интересно, с юмором. Хотя, о чем речь? Какое тут может быть сравнение?! Смешно. Это было все равно, что сравнить бабочку с инфузорией.

Между тем, они поднялись наверх и вышли на улицу. Погода была просто великолепной: ярко светило солнце, на небе были видны лишь маленькие, легкие облачка. Аня вдохнула полной грудью воздух Парижа, и ею внезапно овладело чувство покоя и умиротворенности. Хотелось быть беспечной, выбросить из головы проблемы, сомнения – весь этот хлам. Хотелось просто жить – и наслаждаться жизнью. Может, это и есть то, что называют счастьем? В самом деле: она молода, привлекательна, она в Париже. И рядом с ней – развлекающий ее мужчина…

– И в какой же ресторан мы поедем? – спросила она.

– В какой ресторан? – переспросил Серж. – Вы еще спрашиваете? Разумеется, в самый лучший, как может быть иначе?

О да. Кто бы сомневался!

– А какой самый лучший?

– Лучший – это тот, в который хожу я, – заявил Серж тоном, не терпящим никаких возражений.

От него вдруг повеяло такой силой, что Ане захотелось зажмурить глаза.

Ах, вот мы какие! Ну-ну!

– Я не сомневаюсь, – сказала Аня. – Но все же?

Серж усмехнулся. Эта его усмешка… Аня чувствовала за ней что-то такое… Словно вдруг оказываешься на краю бездны, где нет никакого ограждения, никакой «страховки».

– В принципе, – начал он, сделав глубокий вдох, – в Париже нет какого-то одного определенно лучшего ресторана, да и не может быть. Об этом можно говорить в обычном городе, но не здесь. В Париже есть много лучших ресторанов. Но на мой вкус, и на данный конкретный случай – это, как я полагаю, ресторан Пале-Рояль. Точнее, le Grand Véfour. Думаю, это самое то. Уж тут вам придется мне довериться.

– Ну что ж. Доверюсь, – сказала Аня как можно более безразличным тоном, словно она была прожженной светской львицей, прошедшей огонь, воду и медные трубы, переплывшей океаны гламурных коктейлей и сбившейся со счета светских раутов в самом высшем обществе, на которых она побывала.

– Мы поедем прямо сейчас, – спросила она, – или мне стоит сначала заехать в отель и надеть что-то получше?

– О, это лишнее, – ответил Серж с улыбкой. – Вы и так одеты очень прилично и, должен заметить, с большим вкусом. И потом…

Он посмотрел на Аню пристальным, оценивающим взглядом, в котором, однако же, не было ни похоти, ни пошлости.

– Вы, Аня, – договорил он, глядя в ее большие светло-голубые глаза, – принадлежите к тому очень небольшому количеству женщин с очаровательной улыбкой, о которых можно сказать, что не одежда украшает их, а наоборот – они украшают собой любую одежду, пускай даже самую изысканную.

Аня почувствовала, как у нее пылают щеки. Ай- ай —ай, уже пошли комплименты… и, кажется, я на них покупаюсь…

Он взглянул на Анины скромные серебряные сережки и улыбнулся.

– Симпатичные серьги, – заметил он, – со вкусом. Но я полагаю, вы достойны большего.

Брови Ани удивленно поднялись.

– Откровенно говоря, вам более всего пошли бы бриллианты, но, пожалуй, не цветные, хотя они и бывают просто-таки дьявольски хороши. Вам, однако, гораздо лучше подошли бы камни бесцветные в тонкой оправе из белого золота. Не белые, а именно бесцветные – безусловно, чистой воды. Да, алмазы. Я полагаю, наиболее гармонировал бы с вашей внешностью, да и вашим внутренним миром, насколько я его ощущаю, гарнитур из колье (да-да, именно колье, а не ожерелья), серег и кольца с солитером – пожалуй, карат на восемь – в тонкой оправе из белого золота, а еще лучше – палладия или платины. И, пожалуй, не современный круглый бриллиант – все же это несколько банально, а вы слишком нестандартны, а какой-либо фантазийной или исторической огранки.

– Где-то я это уже видела? – подумалось Ане. – Выглядит изысканно…

– Кстати, Аня, какой ваш любимый камень?

– Честно говоря, еще несколько минут тому назад я бы хорошо подумала, стоит ли мне с вами быть в этом откровенной, – сдержанно начала она.

Серж посмотрел на нее с нескрываемым интересом: словно он открыл в Ане что-то новое, прежде им не замеченное. Его зрачки сузились, а взгляд будто «сканировал» ее. Но пока он хранил молчание.

– Но теперь, после того, что вы только что сказали, я поняла, что вы – не просто знаток камней, – да что там знаток – эксперт… Знаете, лет 10 назад мой дядя, а он ювелир, показал мне впервые настоящий бриллиант…. Я не могу забыть его удивительный огонь, который мне иногда снится по ночам и даже… почему-то тревожит… – Аня перевела дыхание и улыбнулась, – Вы угадали. Да, мой любимый камень – именно алмаз. И я тоже предпочитаю бесцветные алмазы, может быть, с легким голубоватым «нацветом» – оттенков, близких к цвету талой воды или чистого озера, вроде Байкала…

– Честно говоря, не ожидал таких отнюдь не дилетантских суждений по этому вопросу от столь юного создания, тем более, девушки.

– Вы считаете, что женщины глупей? – холодно спросила Аня. – Или у них плохо развит вкус?

– -Нет, никоим образом, – ответил он, полностью игнорируя ее ледяной тон, – могу сообщить вам, что я ничего подобного не считаю уже, по крайней мере, последние…

Серж резко «затормозил».

– Короче говоря, давно, – сказал он после паузы.

– Чертовски давно… – добавил он и усмехнулся. Глаза его при этом, как показалось Ане, блеснули, словно что-то подсветило их изнутри – такого ей никогда еще не доводилось видеть прежде. – Просто опыт подтверждает, а у меня, Анечка, опыт, очень мягко говоря, отнюдь не малый, что женщины в подавляющем большинстве весьма плохо чувствуют ювелирные камни, да и, как правило, не питают к ним подлинного интереса. Это факт, Аня. Для женщин, по крайней мере, в 9 случаях из 10, камни – это просто украшения, и только. Я бы сказал, элемент одежды и вообще, как в Москве говорят с некоторых пор, прикида. Не знаю, как вам, но мне это слово не нравится. Но в данном случае оно наиболее подходяще. Именно – прикид. В лучшем случае – аксессуар. Женщины не ценят камень как таковой. К этому они индифферентны – как это по-русски?

– Безразличны, – подсказала Аня, которую слова Сержа немало смутили, так как она чувствовала, что он во многом прав. Во многом, если не во всем. Если уж откровенно…

– Да, спасибо, – сказал Серж, – безразличны. Впрочем, женщины вообще страшно прагматичны – порой просто до отвращения. Увы, это так. А чтобы любить и ценить камень как таковой, чувствовать его характер, стиль, так сказать, эстетику, для этого нужно уметь абстрагироваться от прикладного, утилитарного подхода. С женщинами это случается редко. Единичные случаи. Вот скажите честно, Анечка, вы встречали хоть раз в своей не такой уж короткой жизни, скажем, женщину-коллекционера?

– Коллекционера чего?

– Чего угодно. В том числе и книг.

– Библиотека – это коллекция? – удивилась Аня.

– Несомненно! – с уверенностью подтвердил Серж. – Так вот: редкая, если не редчайшая женщина всерьез собирает книги. А уж тем более – монеты, консервные ножи или колоды карт для игры.

– Игральных карт, – автоматически поправила Аня.

Она чувствовала, что ей нечего возразить, а такое, надо признаться, с ней бывало нечасто.

– Да. Верно – игральных. Благодарю. Вы знаете, что я прав. Можете ничего не говорить. Поскольку и так все ясно. Я знаю лишь одну, впрочем, милейшую и исключительно приятную даму, которая собирает коллекцию кошек.

– Кошек? – переспросила Аня, не веря своим ушам, – коллекцию?

– О нет, не то, – расхохотался Серж, – конечно, не живых кошек, а фигурок, изображающих кошек. Но даже и это – строго говоря, не коллекция. Скорее, просто собрание статуэток и тому подобного, которое служит исключительно декоративным целям. Ну, пожалуй – в этом случае – еще и психологическим: для, как говорят французы, антуража. То есть, для атмосферы, а конкретно – для подъема настроения. И это «кошачье собрание» такую задачу реально выполняет. Так что и тут – прагматизм.

– А мужчины? – спросила Аня. Если она и чувствовала себя поначалу несколько задетой, то теперь ее обида полностью улетучилась.

– Мужчины – другое дело. Мужчина может ценить камень именно как таковой, без всякой связи с его возможным использованием, просто коллекционировать… И для него это может стать страстью. Да, настоящей страстью…

Серж замолк и задумался. По лицу его словно промелькнула тень.