Kitabı oku: «Эстетика бродяг», sayfa 18
Через неделю мы встретились. В последний раз. На Барских прудах во Фрязино было тепло и солнечно. Ветер лениво блуждал между деревьями. Листья тихо падали в траву, на воду и уплывали желтыми корабликами. Я млел от того, что в конце сентября выдался чудесный день, а вместе с ним и поездка на пикник за город с друзьями.
Отмечали день рождения Шао. Компания собралась как на подбор: музыканты, поэты, художники да парочка творческих разгильдяев без определенного рода занятий вроде меня. Почти все друзья пришли парами, с подругами или женами. Даша на вечеринку заявилась, полная решимости выяснять отношения.
Разожгли костер, рядом ожидали своего часа замаринованные в тазу куриные обрубки. На них плотоядно поглядывал Шао, расхаживая среди гостей.
− Позвал меня друг в свой рок-театр. Будем ставить моноспектакль «Ты над водой» по Сиэну Екеру, он же наш приятель Семен Ермолаев, − шутливо рассказывал он. – Вот хотят поставить мне раскладушку на сцене, чтоб я ее обживал. Надо прям поночевать там несколько раз, присвоить себе, так сказать, это пространство, по замыслу режиссера. Жена не верит, говорит, в загул собрался.
«Одно другому не помешает», − думал я, слушая вполуха и немного завидуя.
− Давай поговорим, − напирала Даша, обиженно поджимая губки, поднося к ним пластиковый стаканчик с вином. − Нам надо все обсудить.
− О чем говорить, чего обсуждать? − отбрыкивался я, с тревогой поглядывая на стаканчик. − Если мы перестали понимать друг друга, надо это как-то решать.
− Словами же надо решать!
Даша подталкивала меня к водоему и щипала за локоть. Когда в кармане завибрировал телефон, я был измотан разговором, щипками и толчками и едва не улетел в пруд.
− Привет! Узнал? Да, это я, Юля, − радостно сообщил голос из трубки. – Я здесь проездом. Еду в отпуск. Завтра в полдень буду в Домодедово, а вечером вылетаю на Кипр. У меня будет четыре часа до регистрации. Встретимся?
− Давай, − ошалев, согласился я.
− Кто это? − строго спросила Даша.
− Знакомый один, пожить предлагает.
− Где теперь? − подозрительно прищурилась Даша.
− В Балашихе, − соврал я, − комната пустует.
Неделю я жил у Стёпа и его жены и уже поднадоел им. Они снимали небольшую квартирку в двадцати минутах ходьбы от метро на улице Подбельского, втроем с котом им и самим было тесновато. Я ночевал на полу кухни, подпирая ногами дверь. Как жить дальше, я не знал. В приступах отчаяния я подолгу не мог уснуть, ворочался, шумел, задевая рюкзак со своими вещами или опрокидывая кошачью миску. Стёпа и его жена не сочувствовали, но и не отрицали моего права поступать, как заблагорассудится.
Счастливо улыбаясь теплому солнечному вечеру на Барских прудах, Стёпа увидели, как я и Даша о чем-то оживленно болтаем, то ли обнимаясь, то ли толкаясь у воды. Стёпа, вскинув руку, подал бодрый знак, мол, все будет путем.
− Стёпа, − обернулась в его сторону Даша и указала на меня, − ну разве можно верить этому человеку?
− Все будет хорошо! − прокричал в ответ Степа и обнял жену.
Шао подумал, что это тост, и стал чокаться с гостями, принимая поздравления.
Из Фрязино приехали на последнем автобусе. От Щелковского автовокзала компания растянулась на полквартала. Расслабленные душевным пикником − никто из гостей не спешил домой. Слушавшему Дашины уговоры понять женские страдания мне вдруг пришла шальная идея сбежать. Даша обернулась на чей-то призыв, а я ловко заскочил в троллейбус, раскрывший двери на остановке в двух шагах от него.
Ночью я долго сидел во дворе, вспоминая код от подъезда. На Дашины звонки отвечал молчанием или подставлял телефон к носу потерявшегося котенка. Слушая его мурлыкание, Даша плакала еще громче.
Оказавшись в квартире, я никак не мог уснуть, вздрагивая от сигналов Дашиных сообщений. Под утро вернулся Стёпа, неодобрительно посмотрел и сказал:
− Ты потерял форму, старина.
Я хотел спросить, почему он вернулся один, но Стёпа упал поперек кровати и уснул. Под его сопение, чувствуя, как наваливается тоска, я лег рядом на пол и тоже провалился в сон.
Не проспавшись, я вскочил, будто собака от пинка, и понесся в Домодедово. Вскочил лишь потому, что не хотел объясняться со Степой, а еще больше с его женой. Я ехал чуть живой. Спасала только погода: ни облачка, ни ветерка и теплынь − хоть купайся. Листья на деревьях, как маленькие солнца, отсвечивали земным волшебством, заставляя из последних сил радоваться жизни. Подъезжая к аэровокзалу в полуобморочном состоянии, я глядел на взлетавшие за окном самолеты, и мне казалось, что это человечки, весело раскинув руки, падают в небо, как в мягкую чистую постель.
Юля стояла у входа в аэровокзал, придерживая под мышкой книгу. На обложке было крупно отпечатано, точно для слепых: «7 навыков высокоэффективных людей». Юля была чертовски хороша и пахла морской свежестью.
Потрепанный вид мой говорил сам за себя, Юля отвела в кафе и угостила вином. Хватило десяти минут, чтобы пройтись по прошлому и добраться до настоящего. Пока Юля ходила в уборную, я посмотрелся в ее зеркальце, оставленное на столике, поправил волосы и решил, что пора делать признание: мол, ты все так же хороша, и я по-прежнему думаю о тебе, вот и повод для отношений.
Юля вернулась за столик, весело посмотрела на меня, и вдруг ее как прорвало:
− Представляешь, отец моего ребенка вчера сделал мне предложение. Мы не виделись с ним год. А у меня сейчас телефонный роман с его лучшим другом. Он мне пишет сообщения каждые полчаса. Я приняла его ухаживания не потому, что без ума от него, просто не переношу одиночества. Хотя в начале лета у меня был страстный роман со жгучим мачо, испанцем, в Барселоне. Расставание было очень болезненным. Эх, зря я нарушила обещание, кроме Италии, никуда не ездить. Там так волшебно! Знаешь, я езжу туда два раза в год на неделю. И каждую ночь я выхожу на любовное приключение. Уф, оно всегда бывает незабываемым! Я не беру с собой ни паспорта, ни телефона. Это так возбуждает! Так я делала в Париже и Берлине, но это не то… Ты чего хмурый? Не хочешь слушать дальше?
− Хорош, − проговорил я. − Что за ересь…
Поморщился и спросил:
− Мне-то зачем все это знать?
− Потому что ты… − начала она, сверкая глазами.
И тут Юля прям заикаться стала:
− Джу.. джу.. Джульетт.. Льюис… Джульетт Льюис! Моя любимая актриса! Мамочки мои!
Повернув голову, я увидел, как за соседний столик присаживается Джульетт Льюис. Сама не лучше моего, тоже не в форме − глаза похмельным блеском горят. С ней еще три парня без возраста, форменные торчки, в темных очках на восковых физиономиях.
Юля вприпрыжку прямиком к Джульетте, сфотографировалась с ней, автограф взяла и кучу комплиментов наговорила. Вернулась, и ее чуть от счастья не разрывает. Она на радостях еще вина взяла подороже.
Тут какой-то лохматый тип подскочил и возбужденно спрашивает:
− Блин, ребят, что это за рок-группа вон за тем столиком?! Да-да, вон те крутые парни в коже и деваха. Я их видел по телику недавно.
− Это же Джульетт Льюис! Она снималась с Тарантино и Клуни в «От рассвета до заката»! Она моя любимая актриса! – взвизгнула Юля.
− Блин, точно, точно!
И тип убежал.
− Оу! Бог мой! Кто у меня сегодня в гостях! Джульетт Льюис! – громко обрадовался небритый мужик за соседним столиком.
Народ кругом засуетился, задвигался поплотнее к Джульетте. Она еще поулыбалась малость, потом пересела, спрятавшись за своих мутных типов. Я сидел и смотрел, как Юля через каждые пять минут любуется на фото и балдеет:
− О! Джульетт Льюис, моя любимая актриса! Я первая ее заметила! В рамочку поставлю!
Потом на меня переключилась:
− А ты разве не любишь со звездами фотографироваться? Или тебе смелости не хватает подойти? Не уверен в себе?
− Не люблю в принципе фотографироваться, оно как-то не…
− Я бы тоже не подошла раньше, − не слушала Юля. − Но теперь я другая. И вот эта книга мне помогла. Лучше книги я не читала. Очень нужная книга! И ты ее прочти!
Юля тыкала в нос книгой, убеждая, что это свод правил эффективного человека. Она говорила наставительно и твердо:
− С июня я изменилась. Реально! Всего каких-то три месяца! Теперь я способна на все, ничто меня не смутит. Я знаю себе цену. И ты способен на многое, ты должен совершенствоваться, постоянно затачивать пилу. Знаешь первый принцип эффективного человека?
−Знать чего хочешь.
− Это второй. А первый − быть хозяином, а не рабом обстоятельств.
И снова на фотографию любуется и вина подливает. Опьянела она так, что давай сообщения от любовника показывать. Того, который лучший друг отца ее ребенка. А там ни слова о любви – только про срамные поцелуи вкуса дыни да про твердые сосцы.
− Ты чего, − удивился я, − нимфоманка?
− Не знаю… Нет. Сейчас так модно – заводить СМС-романы. Мы просто переписываемся. И мне нравится. Это все несерьезно… Так чувствуешь себя свободной. Думаешь, это плохо?
− Нет, чего уж тут плохого, − решительно произнес я, чтобы добавить: «Это просто ужасно».
Но не успел.
− Вот и я так подумала, − кивнула Юля. − Сначала я сомневалась, но книга помогла преодолеть сомнения. Достигайте синей энер.. ой, тьфу, то есть синэргии. Да, теперь я знаю себе цену. Всего каких-то три месяца! И все пошло как по маслу! О, Джульетт Льюис! Спасибочки! Это неспроста она мне встретилась!
Выпив еще вина за счет высокоэффективного человека, я потащил его на посадку. Юля вертела головой и подмигивала мужикам, тем, кто посмуглее да покрепче телосложением. Напоследок она постучала по моей макушке своей мудрой книгой и заявила, что у нас ничего не получится, потому что мы, мол, разных полей ягода.
− Он, наверное, теперь думает, что весь мир держится на нотариусах и психиатрах, − услышал я знакомый голос, обернулся и увидел того небритого типа, громче всех радовавшегося появлению Джульетт Льюис.
Небритый тип шел к выходу под ручку с красавицей.
− Как же, на нотариусах. На семи правилах эффективного человека он держится, − сказал я вслед, позавидовав их расслабленности.
Проводив, забрался я в переполненный автобус.
Прижали меня ребрами к поручням так, что внутренности сдавило, я стою и думаю: «Ох как давят черти-то, ох.. милая моя Дашка, чудесный ты человек, но нервный. А почему так? Да потому, что цену себе не знаешь. А это не эффективно. Юлька − та себе цену знает, уверенная, как удав, шанс свой не упустит. А я, получается, не успел себе цену узнать и проиграл в обеих партиях, упустил за сутки двух девок».
Обливаясь потом, я еле дотащился до Стёпы, а тот с порога заявил:
− Пора тебе съезжать, старина. Жена твердит, что ты мерзкий тип, вчера Дашу довел до истерики. Она ночевала где-то в парке на лавочке. И жена из-за тебя домой не поехала.
− Когда съезжать?
− Завтра.
− Хорошо, что завтра. Сегодня я измотан до предела. По ходу, я крупно проигрался за эти два дня. Грустно мне. Давай по чуть-чуть.
− Ну, если грустно и проигрался, то давай. Жена все равно сказала, что дома не появится, пока ты не съедешь.
− Хм, знаешь первое правило эффективного человека?
− Нет.
− Ага, и я подзабыл…
Проснулся я с тяжелой головой. На меня неодобрительно смотрел серый кот. Тело лежало, как в заколоченном гробу. И тут же в крышку СМС от Юли постучалось: «Купаюсь на Кипре, скоро выходим в открытое море на яхте, познакомилась с капитаном, очень милый человек, заглядывается на мои ножки».
«Вот, б**дь, сучка, эффективный человек, − поморщился я, − кому что».
Кое-как собрал вещички, только чувствую, далеко не уйти. Уговорил Стёпу на глоток пива в сквере у дома. Сели, помолчали, посмотрели, как ветер листву и паутину носит. Потом вспомнили, как лет восемь назад в Белостоке вдвоем бегали за одной польской девчонкой со смешным именем Ёлка. Помолчали еще, греясь на солнце, и стали расходиться.
− Ну пока, − сказал я.
− Пока, − проговорил Степа. – Зря ты все-таки Дашу обидел. Теряешь форму, старик. Так дела не делаются.
− Да уж, как-то неэффективно получилось.
− Куда ты сейчас?
− Найду, где ночь провести. Потом не знаю куда.
− Удачи тебе. Не дури больше.
Так и разошлись: легко и непринужденно, как будто по пылинке с плеч стряхнули.
Сел я в метро и задумался: «А неплохо жизнь устроена. Все по полочкам. Либо ты высокоэффективный человек, либо нет. Либо знаешь себе цену и получаешь ее, либо пропадаешь ни за грош. Может, пока не поздно, тоже освоить эти семь навыков, глядишь, и заживу по-человечески. Хотя нет, толку мне от них не будет. Я везде не в своей тарелке. То я хочу жить так, то эдак… Недавно, вообще, был готов на «общее дело», хотел по совету Федорова живым воскреснуть и лететь. Да уж, живым воскреснуть и лететь − это круто. Вот это высокоэффективно. Ох уж эти желания, желания… Бесконечные желания. Как бы вообще ничего не желать, ни о чем не жалеть. Тьфу, понесло дурака… То есть неэффективного человека, ха. Ха-ха. Не, во Юлька дает! Думал я, что она самая светлая и распрекрасная. Даже в Париж её отправил. А у нее в голове бардак похлеще моего. Спасибо Джульетт Льюис − помогла на чистую воду вывести. Открыла глаза на жизнь. Надо же, есть всего семь правил. Кто их знает, тому и козыри. Тот и едет к морю. Вот куда я сейчас? Да практически в никуда, прокачусь до конечной и обратно. Надо Шао позвонить, переночевать-то пустят. Юлька на Кипре, Дашка на лавочке… Н-да, есть чему поучиться. Ну Юлька, а! Зачем я её тогда в Париж отправил? Не пошло ей на пользу. Вот дурак! Поеду-ка еще выпью».
Побурчал я еще немного, вспомнил, что до моей станции еще минут тридцать ехать, плюнул на переживания и уснул.
Я вошел в знакомую рюмочную на Новокузнецкой, выпил у стойки и двинулся к уборной. Крупный человек сидел в углу за столиком, уставленным закусками и водкой, и чистил в носу салфеткой. Лицо показалось знакомым. Он увидел, что я остановился и внимательно посмотрел на меня.
− Привет, Бражник! – сказал он и, прикрыв рот, отрыгнул.
Под таким именем меня мало кто знал. Только несколько собутыльников в Барнауле.
− Привет, мы знакомы?
− Немного, я из Барнаула. Земляк. В молодости видел тебя на тусовке. У Андрона в гостях, когда он еще был богом.
− А зовут тебя как?
− Максим Батарейкин.
− Смешная фамилия, вроде слышал. Или это погоняло?
− Фамилия. Отцу в детском доме досталась.
− Ты переехал сюда?
− Не, я по делам. Мне здесь не нравится. Такой ритм в жизни не по мне, быстро в пыль стирает. А ты чего такой убитый? Спешишь? А то садись, выпьем.
Вид у Батарейкина был простецкий и, выпив, я вскоре выложил ему всё на чистоту. Он кивал, не переспрашивал, только вставляя иногда замечания типа: «да, да, вот так всегда» или «ну да, а кто бы сомневался».
− Хочешь, приезжай ко мне, − неожиданно предложил он, когда я кончил рассказ и задумался над полной рюмкой, − я живу один. Дома бываю редко. Не бедствую. Отдохнешь.
− От чего мне отдыхать в родном Барнауле?
− От себя отдохнёшь.
− Издеваешься? Вряд ли мне стоит возвращаться туда!
− Не надо возвращаться, как ты себе это представляешь. Вернись туда, как на перекресток, с которого идёт еще одна дорога.
− Что ты несешь, Батарейкин! Какая дорога? Какой перекресток? Это же всё внутри, снаружи только стены.
Я был уже пьян.
− Ну да, да, конечно. А кто бы сомневался. Только всё равно приезжай, если негде будет жить.
− Спасибо.
Мы разошлись. Я добрел с рюкзаком до Полянки, плохо понимая, что со мной происходит. Потом вспомнил: захотел свободы − перебраться поближе к небесам.
«Придурок ты, Славик», − выругался я на себя и поехал на ВВЦ. Я слышал, что мои друзья по работе у староверов где-то в павильоне держат палатку.
Володя и Ира обрадовались мне, как блудному сыну. Судя по квадратам их торговой площади и ассортименту мёда, трав и настоек, кружились они, как несколько семей пчел, добывая нелегкую деньгу.
− Как Люся и Вася? Вместе? – спросил я.
− Вася твой мудак! − завелся Володя. – Забрали мы его и Люсю от староверов, а он взял и забухал. Сначала выпрашивал деньги у нас, потом у Люськи! Когда ему перестала давать, он стал вытаскивать без спросу. Пришлось выкрасть у него паспорт и купить билет до дома. А паспорт ему отдали, когда поезд тронулся. Мы сейчас все вместе снимаем «трешку» на Свиблово.
− Можно у вас переночевать?
− Если только на одну ночь, завтра утром приезжает Иркина дочь. Подожди до вечера, там решим.
− Сейчас Люська подойдет, − подмигнула Ира.
Тоскуя, я курил у входа и увидел Таню, подружку Воробья. Она шла мимо с черноволосым эксцентричным малым. Он что-то рассказывал и показывал, подпрыгивая и кривляясь. Глядя на него, люди неожиданно для себя останавливались, громко смеялись и испуганно прикрывали рты.
−Привет, Таня!– окликнул я. − Как дела? Как Воробей, все еще сбивает с толку время?
− Привет! Воробей у себя дома. Мы расстались. А это клоун Эрик, он работает с Полуниным, − остановилась Татьяна.
Она глядела сквозь меня. Клоун тоже попытался навести на меня взгляд, но промахнулся. Я понял, они под кайфом. Клоун и Таня пошли дальше.
− Пора объединяться, − вдруг обернувшись, помахала Татьяна.
Поглядев вслед, я передумал ждать вечера на ВВЦ и позвонил Сатиновым, которых не видел полгода.
− Как поживаете? Можно у вас переночевать?
− Привет! Поживаем отлично! У нас родился сын! – радовался Андрей. − Сейчас у нас мама гостит. Поехали с нами в гости к Юре Шеухову!
− Кто это?
− Который в Америку уезжал, ну ты вещи его в сауну себе забирал. Вспомнил?
− Ага.
− У него и переночуешь.
Юра Шеухов увлекался гимнастикой цигун и шиацу, эзотерикой и зеленым чаем, колдовал в лаборатории МГУ над иммунной системой и раком. С этими знаниями уехал в Америку, вернулся ненадолго.
− Только не того рака, что с клешнями, а онкологического, − весело объяснил мне, как дурачку, молодой ученый.
Он был оживлён, на североамериканском континенте за дорого перекупили его перспективный мозг. Друзья посмеялись над судьбой его наследства, перешедшего ко мне – кучи барахла, оставшегося в моей камере на улице Красной Сосны. Утром Юра собирался лететь через океан обратно. Пока друзья обсуждали Сан-Франциско, я пил вино и смотрел на одинокое растение в горшочке на подоконнике.
− Что за растение? − спросил я.
− Психоделическое, − объяснил Юра, − шалфей предсказателей, растет в Мексике. Желаете?
− А это не понт? В своё время я ел семена пурпурного вьюнка и курил кожуру банана. Так себе.
Юра принес трубку и мешочек с сухими листьями. Через минуту голова моя запрокинулась и начала предсказывать:
− От дуновения божия погибают, от духа гнева его исчезают! В шаге от неба открываются врата! Я вам не выдумка, как саркоцефалюс Алдровандуса! Я небо над землей!
Меня быстро отпустило.
− Потешно, − сказали друзья. − Ты это всерьез?
− Не пойму даже, откуда я слова-то такие знаю.
Я выпил вина, надеясь расслабиться, но меня начало трясти. Когда дрожь передалась окружающим, меня уложили спать, и я увидел неприятный сон. Даша и я стояли по разные стороны пропасти, над нами быстро проносились облака, небо точно магнитом отдирало лопатки от спины, а я тянул руку к Даше и орал от тоски по ней. Утром я позвонил, чтобы извиниться и вернуться.
− Всё кончено, − сказала она и бросила трубку.
Позавтракав, Юра уехал в аэропорт, его ждала Америка. Меня никто не ждал, я вышел с рюкзаком на улицу, как на взлетную полосу. Но я еле шёл, слезы и обида душили сердце. Как же так? Как же так? Почему я никому не нужен? Почему никто не понимает, что я просто устал быть таким здесь? Я хочу домой, на небо, на море, к звёздам, а меня волокут по улицам городов, пиная и расчленяя. За что?
Вскоре слезы ушли и появился гнев. Он был горячий, как огонь.
Столько глупости скопилось во мне и копоти. Что толку ныть, когда кругом столько хлюпиков. Дай порвать себя на части и сшей заново. Счастье зыбкая вещь, одними исполнениями желаний её не оставишь при себе. Нужно уметь ненавидеть себя и пинать под зад, когда хочется уткнуться носом в землю и не вставать. Жизнь за сильными и крепкими. О, я был в гневе на самого себя, отступать было поздно. И гнев этот был мудрый и чистый, когда всё открывается в истинном свете.
Я шел по Таганке в сторону храма Матроны, и с каждым шагом меня охватывал покой. Тысячи, тысячи судеб просеял и смыл времени ток беспечный, пел Гафур Гулям. И еще столько же просеет и смоет. Это я вам говорю. Я смотрел на небо и чувствовал, что Бог съехал оттуда. Он оставил свои апартаменты светлыми и уютными − для новых жильцов. А они глядят снизу и ждут ключей, которые давно в их ладонях. Они молят Его о помощи и обращаются к Нему. Но Его нет там, Он оставил своё знание здесь, в наших сердцах и растворился в них, как в вечности. Поднимайтесь и живите.
