Kitabı oku: «Валериан & Валериан», sayfa 5
– Довольно, прошу вас, – голос Валериана дрожал, – Я все это заслужил. И так знаю, что я конченный человек, ничтожество.
– Дурак, – резко сказала Баба Яга и сунула волшебное блюдце в ящик, – Ничего ты не понял. Этим бы я тебя попрекать не стала. Нам, нечисти, чем хуже, тем лучше. Ты лучше сюда глянь, – она несильно толкнула ящик, и тот легко скользнул на место, – Руки у тебя золотые, – сказала хозяйка.
– Да этот секрет у нас любой мужик знает, – начал оправдываться Валериан.
– Может и каждый. Да не каждый бы помог одинокой женщине, – возразила Яга, – Сердце у тебя, – она пожевала губами, подыскивая правильное слово, – доброе. А мы к такому непривычные. Меня, вон, по батюшке кличешь. М-даа, – старуха почесала в затылке, – что же мне с тобой, дураком, делать?
Отпустить?! – в толстых стеклах очков Валериана блеснул огонек надежды.
– Отпустить не могу, – словно услышала его Баба Яга, – отсюда возврата нет. Да и чего ты там еще не видел?
– У меня там котенок остался, – тихо сказал Валериан, – Пропадет без меня: или от голода и холода, или собаки задерут.
– Да что ж вы, люди, так носитесь с этими паршивыми тварями! – зашипела Яга, – Неблагодарные… подлые…
Валериан виновато опустил голову. А старуха еще несколько минут злобно бормотала что-то непонятное. Наконец ее отпустило.
– В первый и в последний раз сделаю исключение. Пристрою твою скотинку в хорошие руки, – сухо сказала она. Посмотрела на сгорбленную фигуру своего гостя и добавила уже мягче, – Обещаю.
– Спасибо, – то ли сказал, то ли выдохнул Валериан.
– Ну а теперь, – хмыкнула Яга, – по традиции бабка должна гостя…
– Накормить, напоить, в баньку сводить и спать уложить, – машинально закончил фразу Валериан.
– Молодец, фольклорист!
Старуха раскинула скатерть-самобранку с яствами. Гость поел, запил клюквенным морсом.
– А теперь ступай в баню париться. Вон, видишь, – махнула она в сторону окошка: в дальнем конце двора из сруба ввысь поднимался дымок, – Это тебе чистое исподнее, – протянула она ему стопку аккуратно сложенного белья и, срезая ярлычки, добавила, – неношеное. Спать в сенях постелю. Ну и утро вечера мудренее, – зачем-то невпопад сказала она.
Баба Яга взглядом проводила тщедушную фигуру Валериана. Приготовила ему постель. Потом из большой черной бородавки над губой вырвала волосок, пошептала над ним, положила в блюдце и подожгла. Пепел ссыпала в бумажный пакетик и спрятала под подушку своего постояльца.
Всю ночь гудели ветры. Кружили вихри. Стонали и трещали вековые дубы. Черное небо распарывали молнии, взрываясь страшными раскатами грома.
И лишь Баба Яга спала, как младенец, – наверное, впервые в жизни.
Проснулась утром оттого, что кто-то щекотал ей нос. Она приоткрыла один глаз: поверх одеяла на груди у нее сидел… Баюн. Точнее, его уменьшенная версия. Черный, как сажа. Умывался, как ни в чем не бывало.
– Ах ты изменщик! – завопила она.
Черный клубок от неожиданности скатился на пол и забился под печку. Баба Яга вскочила с постели и, не попадая ногами в шлепанцы, прямо босая бросилась к печке и стала кочергой выгонять наглую тварь.
«Мяу», – жалобно пискнул и вылез испуганный крохотный котенок. Левый глаз его косил.
– Не Баюн?! – неуверенно сказала ведьма. И тут ей вспомнился вчерашний день и Валериан, и собственное обещание про «хорошие руки».
Может все-таки почудилось?! На всякий случай она выдвинула заедающий ящик буфета – все работает!
Яга – в сени. Там раскладушка с аккуратно застланной постелью и стопкой сложенного нижнего белья – все ярлычки на месте. Только на подушке незнакомый глянцевый пакетик. Она осторожно, двумя пальцами взяла его. Понюхала – вроде не пахнет. Пощупала – что-то мелкое, сыпучее. Надпись на пакете – «Valeriána officinális». Голова кругом. И котенок вертится рядом, трется об ноги.
***
В лесу уже которую неделю не утихали разговоры о Бабе Яге.
– А старуху нашу не узнать! Мимо избушки ее проходили, а она там песню про снегопад поет.
– Чудеса! А давеча в ступе рассекала, как нечисть-первогодка.
– Правду говорят, седина в бороду – бес в ребро.
Слухи доходили и до Кощея. Забыв прежние обиды, он наконец и сам решил проведать старую знакомую.
Еще издали было понятно, что у Бабы Яги не все в порядке с головой. Черепа, насаженные на штакетины частокола, огораживающего ее двор, вспыхивали, искрились и переливались.
«Вроде не праздник, а она электричество почем зря жжет», – отметил он про себя.
Сам двор был прибран. Дорожки, когда-то выложенные красным кирпичом, а после потерявшиеся в бурьяне, были прополоты, расчищены. Даже избушка не выглядела такой ветхой, как прежде.
И палисадник, которого у Яги отродясь не было! Любым цветам она всегда предпочитала табак – нюхательный либо курительный. Кощей с трудом заметил в густых цветущих зарослях старую ведьму, вернее ее нижнюю половину.
– Ну полно, полно! Будет тебе убиваться, – приговаривала она, пытаясь вытащить кого-то из кустов.