Kitabı oku: «История Таты»

Трилогия ПАЛАЧ. Часть 2

ПРОЛОГ

Вот почему, оказывается, вы вообразили себя королевой:

потому, что вас назначили палачом.

Клайв Стейплз Льюис

Глава 1
Одна – это красиво

Оторва. Бесстрашная. «Без башни». Тата мчалась по «трешке» на Honda CBR 600F, виляя между машин и не сбавляя скорость меньше сотки. В ушах наушники. В наушниках Lazy Love Tanukichan. Под Tanukichan скрывалась 30-летняя Ханна Ван Лоун – сверстница Таты. Пронзительный голос летел поверх шипящих гитар, наложенных на неспешный бит драм-машины – то, что нужно, чтобы прокачать Тате мозги. Заложив мот вправо, Тата свалилась с ТТК* на заправку. Не снимая наушники, кинула карту VISA в окно кассирше, проорав:

– До полного.

– Чего вы кричите, девушка, – сказала кассирша.

– Что? – снова крикнула Тата, видя, как шевелятся губы у женщины, но ничего не слыша, кроме музыки.

Кассирша показала пальцами на свои уши.

– Поняла, – крикнула Тата и выдернула наушник.

– Хэй, хэй, впереди Harley, – Тата развернулась на 180 градусов и увидела колонну чуваков в джинсовых экипах с элементами кожи. Она небрежно отсалютовала рукой, сжимавшей две массивных перчатки с серьезной защитой, и вернулась к тому, чем была занята.

Тата ввела пин-код, забрала карту и вернулась к мотику. Худенькая. Даже имея под курткой «черепаху», массивные наколенники и мотоботы, она казалась хрупкой. Тата обожала Suomi – итальянский бренд мотоодежды, который появился в 1997 году. В 2012 шестикратный чемпион мира гонщик Макс Бьяджи разработал для Suomi супер-шлем, агрессивный и легкий, весом всего 900 граммов. Шлем назвали Mr.Jump. Именно он защищал гениальную голову Таты. Через пару минут Тата уже обогнала колонну обладателей легендарных Harley Davidson, с трудом переборов желание поднять вверх средний палец. Подав влево, выскочила на Ленинградку и, увеличив скорость до 180 км/ч, через 15 минут была дома.

Тата жила на ранчо в лесу, недалеко от новой платной трассы Солнечногорск-Шереметьево. Спрыгнув с мотоцикла и потрепав по гриве золотистого ахалтекинца, кивнула конюху и скрылась в шале. Шале было скромным: всего одна комната, разбитая на зоны барной стойкой. Из крохотной прихожей вела дверь в просторную ванную. «Что-что, а ванная должна быть большой и обязательно с окном», – считала Тата. Окно из ванной выходило в березовую рощу, что позволяло нежиться в пене, наблюдая за развитием событий в мире птиц. Ну чем тебе не фильм BBC про природу России? В комнате по одну сторону располагался кухонный дубовый гарнитур, стеклянный обеденный стол и два стула, а по другую – огромная «французская» кровать, кресло и «плазма». Справа от кровати висела картина с маками, нарисованная акварелью. Из зоны кухни шла дверь на веранду. Несмотря на то, что веранда выходила все в ту же березовую рощу, большую часть пространства занимали цветущие растения в горшках: петуньи разнообразных оттенков сиреневого, красная герань, розовые гиацинты, желтая примула и бегония. Прямоугольный стол, две скамьи и мангал завершали картину. Окна спальной зоны выходили в манеж, где отдыхали после тренировок кони. Их у Таты было три. Компанию ахалтекинцу составлял белоснежный орловский рысак и серая в яблоках кобыла. Тата стянула с себя экип, включила новости РБК, и даже не взглянув на плазму, нырнула в ванную комнату и встала под контрастный душ. Небрежно смахнув капли с тела, натянула на себя цветастый сарафанчик и босыми ногами прошлепала в кухню плеснуть себе бокал вина. Тата любила то, что производилось на винодельне Ca´Botta. Италия была ее слабостью. Выбор пал на терпкое красное по имени Anton*. Выпив залпом полбокала, Тата налила еще, выключила новости и уселась на веранде. Звонок мобильного прервал ее мысли.

– На следующей неделе дует, – сказала трубка. – Погнали в Благу*, катнем.

Звонила Аня Шапошникова. С ней Тата иногда выбиралась покататься на вейке за катером в Строгино. В этот раз речь шла о кайте. Тата перевела взгляд на конюшню. Там в подсобном помещении хранились ее доски, кайты, пенки, туристические палатки и всякая всячина, предназначенная для «дикого» отдыха. Рядом в гараже дожидался белый Wrangler*.

– Могу выскочить дня на четыре. Делим руль на двоих?

До Благи от Москвы было полторы тысячи километров. Раньше Тата легко проходила их в одно лицо. В последнее время на подъезде к споту* ей нравилось открыть бутылочку игристого и пить шипучую влагу прямо из горла, позволяя веселым ежикам щекотать небо.

– Ты, как обычно, Москва – Ростов, я – Ростов – Блага, – пропела трубка.

– Идет, завтра порешаю с делами и послезавтра на рассвете за тобой заеду.

Тата была главой двух крупных бизнесов: круизной компании «Скайлайт» и школы телевидения, театра и кино «Прайд». Услуги путешествия, образование и… удовольствие – то, что всегда будет востребовано, решила Тата шесть лет назад и не прогадала. Обе компании давали ей возможность жить так, как она хотела. А хотела она созидать и получать за это щедрое материальное вознаграждение. Проведя назавтра два совещания, просмотрев текущую почту и балансовые отчеты, Тата закинула в джип палатки для себя и Шапы, оборудование, саму, собственно, Шапу, то есть Аню Шапошникову, и они отчалили на юг страны.

Блага их встретила шумно. Под прогноз прилетело и прикатило десятков шесть райдеров. Когда колеса Wranglera въехали на песок Бугазской косы, она уже вся пестрела палатками. Девушки воткнулись между тусовкой из Самары и анапстерами.

Анапстеры, то есть спортсмены из Анапы, – молодые, дерзкие и невероятно талантливые старожилы косы. Тата обожала наблюдать за тем, как они катаются. Их было шесть человек: пятеро ребят и одна девочка. У каждого был свой реально неповторимый стиль. Макс любил слабый ветер, при котором вода была похожа на зеркало, фотографически отражающее в себе небо и прибрежные камыши. Он накачивал самый большой по размеру кайт и выходил на воду, когда там почти никого не было. Как Максу удавалось прыгать «без ветра», мало кто понимал. Высокий, длинноногий Макс скользил по воде, практически не поднимая брызг, и взмывал в небо, неожиданно без всяких усилий изгибая ловкое тело в бэкроллах* и фронтроллах*. Смуглый, кучерявый, похожий на цыгана, Яша был дерзким райдером. Закуривая папироску (где ему удавалось раздобыть «Беломор», одному небу известно), лихо зажав ее губами, он уходил на воду, прыгая с берега. Яше нравился чоп*. «Кучерявый брюнет ушел в белые барашки», – иногда отмечала про себя Тата. Генза, загорелый пергидрольный блондин, был любителем сложных трюков. При этом и катался, и прыгал он почти на прямых ногах. Странно смотрелось то, как он отталкивается от воды, не сгибая ног. Было в этом что-то противоестественное и притягательное. Хуан, в миру Илья, и дядя Веталь, он же Виталик, были классическими спортсменами, с той разницей, что Веталь весил килограмм 100 при росте почти в два метра, а Хуан килограмм 60 примерно при росте метр семьдесят. Хуан и Веталь выходили на воду одновременно и выполняли трюки синхронно. Добиться такой синхронности им помогали ежедневные изнурительные тренировки и собственная система опознавательных жестов, с помощью которой они общались на воде. Их взаимопонимание оказывалось за гранью Татиного понимания, и она с искренним восхищением всегда смотрела на эту пару, открыв рот не в переносном, а в прямом смысле. Украшением у анапстеров была Ксения. Коньком Ксении были затяжные высокие прыжки и полные фантазии фигуры. То она снимала доску с ног и закидывала ее за голову, при этом делая поперечный шпагат. То смешно поджимала ноги в коленях, а доску клала под мышку. Ксения часто участвовала в соревнованиях и почти всегда забирала приз зрительских симпатий. Анапстеры жили в домиках на сваях. В мае они обычно рыли в песке глубокие прямоугольные ямы, вколачивали туда по периметру струганные бревна, на вершине бревен делали настил, а на настиле устанавливали палатки. Таким образом, у них получались двухэтажные жилища: на первом этаже прохладное убежище для дневного отдыха, а на втором продуваемая легким ветром палатка. Легким, потому что убежища свои анапстеры устанавливали сразу за стеной тростника так, чтобы сильные ветра, необходимые для катания, гасли, попадая в лиманные заросли. В остальном анапстеры были аскетами. Обычно они жили на косе до начала ноября. А потом разбирали свои жилища и отдавали на хранение в гаражный кооператив то, что можно будет использовать в следующем году.

Самарцы были франтами. Они приезжали в конце июня и уезжали в конце августа. В центре их лагеря обычно стояла просторная белая «медуза». «Медуза» была модная. Сшитая из ткани под названием oxford. Знаменита эта ткань был своей износостойкостью. При правильном хранении медуза из oxford могла прослужить от 10 до 15 лет, но и стоила она соответственно. Под «медузой» стоял большой стол с двумя столешницами: прямоугольной нижней и круглой вертящейся верхней, как в китайских ресторанах. Конструкция стола позволяла сервировать тарелками для еды нижнюю прямоугольную столешницу, а блюда ставить на верхнюю круглую, чтобы за ними не приходилось тянуться. Захотел картофельный салат с противоположного конца стола, крутанул столешницу, и он уже перед тобой, накладывай и наслаждайся. Рядом с «медузой» стояли несколько квадроциклов для передвижения по косе. Свои навороченные джипы самарцы берегли. К одному из квадриков был привязан оранжевый кожаный диван. У дивана было две функции: он служил своеобразной «ватрушкой» для катания по песку днем и зрительным залом вечером. В безветрие самарцы натягивали экран прямо у кромки воды, включали проектор и устраивали просмотры культового кино под звездами. Добротные палатки располагались под защитой Land* и Range Rovers*. Коньком самарцев было катание к судам, стоявшим на рейде, и птичьим островам, находившимся в паре километров от берега. В соревнованиях они традиционно регистрировались в дисциплине long distance – прохождение длинной дистанции на скорость.

В обоих лагерях было достаточно свободных мужчин, но Тату интересовал лишь эстетический аспект. Ей нравилось смотреть, как загорелые мускулистые самарцы орудуют топориками, заготавливая дрова для вечернего барбекю. Иногда они с Шапой присоединялись то к философским беседам анапстеров под косячок – другой, то к кинопросмотрам самарцев под односолодовый Macallan*. И все. Тате нравилось быть одной. А Шапа была влюблена в друга Таты Халка.

В жизни Халка звали Евгений. Его тело было грандиозным. Вылитый Халк. Только не зеленый, а веснушчатый. Медные волосы доходили до плеч и вились, карие глаза и пухлые губы разбили сердце не одной залетной блондинке из тех, что не катались, а жеманно тянули ножки в купальниках, поджариваясь на солнце с редкими заходами в воду. Но Халка они не интересовали. В 5 утра он вставал на пробежку, питался протеиновыми коктейлями и цитировал в зависимости от настроения то Заратустру, то профессора Преображенского. Шапа поймала его в свои сети с помощью предложения вместе тренироваться на закате и ловкими акробатическими элементами: сальто с места, колесо и шпагат. А с Татой Халк давно выстроил отношения по принципу: лучше хорошая дружба, чем плохой секс. Почему с Халком должен был быть плохой секс, Тата не понимала, но соглашалась. Такой расклад ее вполне устраивал.

Халк обещался подтянуться к вечеру. Девушки накачали кайты и вышли на воду. Кататься Тата любила автономно, поэтому, преодолев полосу новичков, вышла в открытое море. Вода была ледяной и полной медуз. Длинный гидрокостюм защищал от холодных брызг. Но руки и ноги Таты были голыми. Она не признавала ни гидротапок, ни неопреновых перчаток. Ей нравилось чувствовать доску босыми ногами и шершавость планки под пальцами. Каталась девушка хорошо и падать была не намерена. Но у судьбы на нее были свои планы. Когда Тата первый раз прыгнула unhooked*, что-то пошло не так. Она приземлилась, надела петлю на крюк, но крепление крюка оторвалось от трапеции, и кайт, взмыв в воздух, сильно потянул Тату вперед. Тата упала с доски, успев ухватить ту за ручку, и полетела вслед за кайтом. У нее было два выхода: отстрелиться*, но тогда она, скорее всего, потеряла бы кайт из-за неполадки с креплением; или лететь вслед за ним, пытаясь на сильном ветру смотать стропы* и дотянуться до баллона*. Тата выбрала первый вариант. И кайт поплыл в море. Вдруг, как по мановению волшебной палочки, ветер начал стихать. Девушка приняла решение плыть за кайтом на доске, решив, что без волны вскоре его нагонит. Это было решение-приключение, и ей оно понравилось. Запев:

«Врагу не сдается наш гордый варяг», Тата начала сильно грести.

Ей казалось, что вот еще совсем чуть-чуть, и она дотянется до баллона, но слабый порыв вдруг подхватывал кайт и относил дальше. Так происходило довольно долгое время, пока Тата не решила, наконец, остановиться и оглянуться по сторонам. Над головой носились чайки. Ни с одной стороны берега видно не было.

– Класс, – присвистнула Тата.

Кайт она тоже потеряла из виду. Мотнув ногами под водой, имитируя прыжок, Тата подбросила корпус вверх над водой и в метрах в трехстах увидела, что кайт, наконец, к чему-то прибило. Пока она в запале плыла, было нехолодно. Сейчас стало понятно, что еще немного, и тело может свести судорога. Хорошо, что на глубине не было медуз. Как ей удалось проскочить склизкий кусачий «суп», она уже не помнила. Сил почти не осталось. Тата легла на доску поперек, сильно зажмурила глаза и произнесла:

– Я лежу на надувном матрасе в теплой морской прозрачной воде, мне очень хорошо, – пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, пошевелила конечностями, вроде норм.

Девушка открыла глаза и увидела прямо перед собой кайт. Его выбросило на птичий остров. Ветер полностью стих. Тата вышла из воды, вытащила кайт на сушу и села. Тело щипало, и ее трясло мелкой дрожью. Ноги и руки посинели, увеличились в размерах и смешно торчали из гидрокостюма.

– Класс, – присвистнула Тата.

И начала хохотать. «Так и до истерики недалеко», – прозвучал в голове ее же голос. Тата закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Вдох-выдох-рраз, вдох-выдох-двва, вдох-выдох-трриии, вдох-выдох-четырре… На тридцатом выдохе ей, наконец, удалось взять себя в руки. Открыв глаза, Тата задохнулась от восхищения. Справа от нее, буквально в двадцати сантиметрах от правой лодыжки, в гнезде начали вылупливаться из яиц птенцы.

– Так, вот почему острова называются птичьими, – прошептала она.

Чайки вили здесь гнезда и откладывали яйца, после выкармливали потомство и отпускали повзрослевших птенцов в свободное плавание. Над островом кружили десятки птиц. То тут, то там на земле раздавались писки. Повсюду трескались в гнездах яйца и появлялись в слипшихся перьях головки. Глазки смотрели прямо на Тату.

– Крутой подарок после затяжного марш-броска, – вымолвила девушка.

Усталость, как рукой сняло. С одной стороны острова Тата заметила брод. Она вылила из кайта лишнюю воду, сдула и смотала его, закрепила трапецией, положив на доску. Стянула с себя «гидру», и, нагая, немного обсохла. Подсох и гидрокостюм. Снова его натянув, Тата отправилась вброд по подводной косе, прихватив с собой оборудование, и минут через 20 оказалась на материке. Навстречу ей вышел рослый детина с пузатым винным бокалом на длинной ножке, наполненным прозрачной жидкостью.

– Кипяточком балуетесь, почки попросили, – улыбнулась Тата.

– Текила, – пробасил детина.

– Дашь хлебнуть?

– Из одного бокала? Не боишься узнать мои мысли.

– Они и так предельно понятны. Посему, не скупись и дай согреться.

Жидкость обожгла внутренности, и Тата мгновенно согрелась.

– Где я?

– В Веселовке.

– Класс, – в третий раз присвистнула Тата. – До Благи докинешь?

– Так я же выпил.

– Ты выпил так, что не можешь ехать? Или так, чтобы ДПС бояться?

– Второе.

– Не ссы, если что, я за все заплачу.

– Богатая?

– Не бедная.

– Ну-ну…

Он повел Тату к белому Gelendwagen*. Детину звали Вадик. «Гелик» принадлежал тестю. Сам детина был из Сочи. Приехал в эти края, как он сказал, развеяться и научиться кататься.

От Веселовки до Благи на машине ехать около получаса. Тата и Вадим весело болтали и слушали Стаса Михайлова. Сочинец был поклонником сочинца. Тата не возражала: ей было все равно. Когда они прибыли в лагерь, солнце начало садиться. Шапа сбилась с ног, пытаясь выяснить, где подруга. Понимая, что девушки не в состоянии позаботиться об ужине, самарцы позвали их за стол, разрешив прихватить с собой Вадима. Мужики налепили манты и предложили запивать их «Beluga». Водка была холодная. Рюмочки заблаговременно были отправлены самарцами в морозилку и теперь, запотевшие, ждали, пока их наполнят. После мантов на столе появился торт «Птичье молоко».

– А вы типа с подругой за фигурами не следите? – заржал Вадик, когда Тата отправила в рот первый кусок «Птичьего молока».

– Следят, но другим способом, – ответил ему голос из-за спины.

– Женька, ты приехал! – Тата вскочила и с места запрыгнула на Халка, обвив его бедра ногами.

– Еейный хахаль? – спросил Вадим.

– Мойный, – ответила Шапа. – Еейный друг.

– Это хорошо, – успокоился Вадим.

Через час все разошлись. Шапа с Женей отправились спать к ней в палатку. А Тата – в свою. На косе было незыблемое правило: никто ни по какому поводу не мог залезть в чью-то палатку и потревожить спящего в ней человека. Коса обеспечивала безопасность всем своим жильцам. Едва Тата потянула за молнию, чтобы закрыть вход, как в палатку протиснулся черный кот.

– Привееет, Север, давненько тебя не было.

Местный Север проживал на косе много лет и часто приходил поспать то к одному, то к другому спортсмену.

– Ты сегодня со мной? Ну, заходи, – Тата втащила кота в палатку и застегнула молнию до конца.

Она проснулась ночью от того, что ее кто-то душил. Вернее, не душил, а обнимал сзади, но так крепко, что она задыхалась.

– Ты кто? – громко спросила Тата.

– Вадик, – ответили сзади.

– Где Север, Вадик?

– Нафиг тебе север, вылезай лучше из своего спального мешка, и давай доставим друг другу немного удовольствия.

– Ключевое слово «немного». Вали к своей жене в Сочи, Вадик. Где Север?

– Если тебе так нужно знать, где север, идиотка, – Вадик, наконец, отпустил Тату и потянулся за телефоном. – Я сейчас посмотрю по компасу.

– Идиот – ты! Ты мог раздавить кота. Женяяяяя! – крикнула Тата.

Не успел Вадик взять телефон, как молния палатки расстегнулась, и огромная рука за ногу выдернула детину наружу.

– Ты попутал чувак?! – взвился Вадик.

– Попутал? – Халк подошел к «медузе», вытащил ее основание из песка и воткнул назад так, что «медуза» встала, как вкопанная, будто ее только установила парочка строителей, предварительно основательно поработав лопатами.

– Я понял, – прошипел Вадик и пополз в сторону парковки.

– Ты как? – спросил Женя.

– Вот мудак, Севера прогнал.

– Посплю-ка я на улице, – Халк вытащил из Аниной палатки пенку* и расстелил ее на песке между палатками девушек. – Хватит с тебя на сегодня, а то завтра прыгать нормально не сможешь. А завтра последний день, между прочим, дует: прогноз поменялся.

– Спасибо, солнышко, – Тата чмокнула Халка в нос.

Следующий день был прекрасным. Ветреным. Солнечным. Вода была теплая. В ночь Тата поехала в Москву, оставив Аню с Женей докручивать романтик на косе.