Kitabı oku: «Свет клином», sayfa 3
Глава 11
Прошлое. Тима
− Ненавижу свои волосы! − раздражённо воскликнула Лика.
− Волосы? – удивился я.
− Да. Они ужасные! Посмотри только на это!
У неё были самые прекрасные кудри, какие я когда-либо видел. Крупные тёмные кольца, пышным хало торчали во все стороны.
− Они совершенно дурацкие. Я похожа на барабашку!
− Ничего ты не похожа, − засмеялся я. – Просто это не твоя длина.
− Как это? − удивилась она.
− Тебе нужно отрастить до плеч, и сама увидишь. У тебя будет самая шикарная причёска. Как у какой-нибудь актрисы.
Я обнял её и уткнулся носом в «ужасные» волосы. Они пахли перечной мятой. И если бы меня спросили, что я хочу в ней изменить, я бы сказал, что нет ни миллиметра, нуждающегося в улучшении.
− Что ж, стоит попробовать, − улыбнулась Лика, − А ты уверен, прям как у актрисы?
− Уверен. А теперь идём.
Мы наконец выбрались в авиарий. Пока ехали на автобусе, Лика сыпала фактами про птиц.
− Я обязательно заведу какаду. А ты знаешь, что какаду может взять палку и почесать себе спину? Или стучать палкой по дереву, чтобы все вокруг знали, чья это территория. А ещё больше мне нравится ара. Хотя она и не какаду. Я обязательно заведу себе ару. И назову его Птица.
− Просто Птица?
− Ага. Он будет серьёзный и очень умный.
Она ёрзала на сиденье, и было видно, что она никак не дождётся, когда мы уже доедем.
Только мы вышли из автобуса, полил проливной дождь. Мы побежали к ближайшему переходу между домами, но вдруг Лика потянула меня за руку и остановилась.
Она подняла лицо к небу. Я сделал то же самое. Дождь был тёплый и лёгкий. Капли не били по коже, они словно гладили её.
− Больше всего на свете я люблю летние дожди, − сказала она.
А я больше всего на свете люблю тебя!
Вслух я говорю:
− Ты совсем промокла.
− Ну да, если хочешь почувствовать дождь, придётся намокнуть.
В это время небо разрезало пополам яркой молнией. Потом до нас докатился звук.
− А летняя гроза − самое романтичное время во всей вселенной! − добавила она. − Время влюблённых. Знаешь, если бы я так не любила птиц, я бы предложила сейчас же поехать домой и заниматься любовью под звуки грозы и дождя.
Я подумал и сказал:
− Новое правило. Каждый раз в грозу и дождь ты будешь приходить ко мне, и мы будем заниматься любовью.
− Мне нравится! − сказала она и потянула меня назад к остановке.
− Птички подождут. Правило есть правило.
Мы доехали до моего дома. Мама была на работе. Мы ворвались в квартиру, в коридоре скинули обувь.
− Стой, мне нужно снять мокрое. И мне нужно полотенце, − протестовала Лика, но я тащил её мимо двери ванной, прямиком в свою комнату.
− Я сниму с тебя всё мокрое, и ты высохнешь на простынях.
Когда закончилась гроза, мы не заметили. Дождь барабанил по окнам целую ночь. Я обнимал её, её кожа была горячей и бархатной.
Горячий бархат.
− Принести попить? − спросил я.
Она лениво перевернулась на живот, положила голову мне на плечо.
− Я очень хочу пить. Но даже если бы мы сейчас были в пустыне, и у меня оставались несколько последних часов жизни, я бы не попросила воды. Потому что я не могу тебя отпустить из постели, пока не закончится дождь.
− А что, если дождь не закончится несколько дней?
− Тогда, истощенные, не в силах двигаться, мы будем лежать и обнимать друг друга, живот к животу....
Она подвинулась ко мне, демонстрируя сказанное.
− Грудь к груди, − она подвинулась плотнее.
− Губы к губам, – прошептала она, обдавая мои губы тёплым дыханием. − Обвивая друг друга, как лианы, выросшие из одного корня.
Мы проснулись утром, и я всё ещё обнимал её. Как лиана лиану.
− Дождь кончился, − прошептал я.
− Очень жаль, − не открывая глаз, ответила она.
Глава 12
Настоящее. Лика
Я поехала навестить Тильду. Последний раз, когда мы говорили с ней по телефону, я по голосу слышала, что она бодрится. По пути я думала о том, как я не хочу, чтобы менялся Тильдин дом. Я привыкла к цветам вокруг дома, к творческому бардаку на всех горизонтальных поверхностях. К запахам, которые люблю с детства. Сколько раз я жила с Тильдой, когда мама с папой «брали время для влюблённых». Тильда закатывала глаза и говорила:
− Всё это вранье, девочка моя. Твои родители сумасшедшие. У нормальных взрослых не бывает времени для влюблённых. Бывает бытовуха, дети. И изредка отпуск!
Потом родители запихивали несметное полчище чемоданов и лыжного обмундирования в такси. Мы прощались. А Тильда уводила меня в дом со словами:
− Хотя этим двоим, может, и повезло. Время для влюбленных, поди знай, может, и существует такая странная вещь. − Она качала головой, задумчиво улыбалась, а потом вдруг вспоминала про оставленную на её попечение племянницу и спрашивала:
− Какао?
Мой ответ каждый раз неизменен:
− И ромовое печенье!
По пути к Тильде я завернула в дачные кооперативы. Вместо обычного скопления бабушек у обочины стоял одинокий перевернутый ящик, а на нём банка с тигровыми лилиями.
Я остановилась и задумалась. На звук подъехавшей машины с ближайшего участка показалась молодая женщина.
− Девушка, цветочки. Недорого!
− А пионов нет? Сезон вроде…
− Пионов у меня нету, − расстроилась она.
Я уже закрывала водительское окно, когда она спохватилась.
− Девушка, идёмте со мной. Найдём вам пионы!
Мы минут пять плутали по узким, в одну проезжую колею, улочкам кооператива, пока не вышли к опрятному домику на ухоженной зелёной лужайке.
− Подождите минутку, сейчас хозяйку позову.
Молодая женщина скрылась за домом. Вскоре она позвала:
− Проходите сюда!
Я вышла из-за дома и ахнула:
− Ничего себе!
На лужайке росли пионы всех возможных цветов и форм: бордовые − почти чёрные, кремовые, словно накрахмаленные − белоснежные, похожие на огромные кувшинки с мохнатой жёлтой сердцевиной лососевые. И в самом углу Тильдины любимые − махровые нежно-розовые. Она их называла «пяточками младенцев».
Я купила у волшебницы-пенсионерки целую охапку.
− Вы ко мне ещё приезжайте, если цветы нужны, − напутствовала она меня. − Пионы, правда, отходят, но скоро розы пойдут.
− Обязательно! − пообещала я.
***
Тильда встречала меня на крыльце.
− Тотоша, девочка моя, как я рада!
Я вытащила из багажника пионы. Поднялась на крыльцо и обняла Тильду. Она выглядела ещё больше похудевшей, чем четыре месяца назад, когда мы виделись в последний раз.
− Милая, за цветы спасибо. Проходи же скорее, проходи.
Мы зашли в дом. Здесь ничего не изменилось. Ни запаха лекарств, ни медицинских приспособлений. Всё, как всегда − пахнет кофе, на столе стопки книг.
− Тильда, я никогда не понимала, зачем тебе кабинет? У тебя книги всегда по всему дому раз… − я хотела сказать «разбросаны», но Тильда метнула на меня предупредительный взгляд.
− … разложены…− закончила я предложение с улыбкой.
Мне пришлось сдвинуть несколько стопок и большую кожаную папку, чтобы расчистить на столе немного места. Тильда принесла чашки и устало села. Я поднялась:
− Сиди, я принесу остальное.
На кухне в ящиках всё по-прежнему. Ложки, сахар, сливочник, вазочка для печенья. Всё так знакомо с детства. Правда, в этот раз Тильда не испекла печенья.
Я разлила кофе по чашкам.
− Лика, детка, достань-ка нам мороженого.
В морозильнике ровными рядами стояли элегантные коробочки.
− Ого, «Леди Годайва»! Никогда не видела его здесь в магазинах, − удивилась я.
Выбираю коробочку с надписью «Бельгийский шоколад и земляника».
− Мне его Гена привозит. Помнишь Гену?
Я не помнила всех бесчисленных поклонников тёти, но Гену помнила.
− Владелец ресторана? Бородач?
− Он. Иногда навещает меня. То шоколад несёт, то мороженое.
Мы сидим молча, я ковыряю мороженое в вазочке и смотрю на Тильдины детские ручки с тонкими запястьями.
Она как птичка − опрятная, серенькая и такая хрупкая. Того гляди упорхнет.
Только не сегодня, не сейчас. Прошу тебя, Господи, только не сейчас!
− Как ты? − спрашиваю я, хотя знаю, что ответ меня не обрадует.
Тильда долго не отвечает. В её ковыряниях в вазочке ещё меньше энтузиазма, чем в моих.
− Устала. Почти нет сил работать, и я уже смирилась, что последнюю книгу могу и не дописать.
Кладу ложку на стол. Мороженое теряет привлекательность. Сколько я помню, жизнь Тильды измеряется не календарём и не часами, а сроками релизов.
«Две недели до сдачи редактору, Лика, деточка, пригляди за печеньем в духовке, я главу допишу. Или, закрой воду на поливе, рецензия пришла. Или, Тото, солнышко, посиди пять минут, я с иллюстратором переговорю».
Минуты, дни, недели и годы всё подчинено процессу написания книги. И вот больше у Тильды нет календаря. Она не планирует дописать книгу. А значит, дело дрянь.
− Как ты с домом справляешься? − спрашиваю я.
− Потихоньку… Зинаида ходит.
Сколько себя помню, Зинаида помогала Тильде по хозяйству. Да что помогала, всё хозяйство было на ней. Тильдин график, разъезды не оставляли много времени заниматься домом. И на помощь пришла соседка. Сначала, просто присматривала за домом во время отъездов. Потом то с поливом поможет, то помидоры снимет, пока Тильды нет. Ну а потом незаметно стирка, уборка и готовка полностью перешли в Зинаидины заботливые руки. Тильда любила печь, и дом всегда пах выпечкой. Остальное готовила Зинаида.
Сколько себя помню, я не делала разницы между двумя хозяйками кухни. Они царили там, разделяя трон с достоинством и грацией. Тильда ещё молодой была, Зинаида – уже тогда на пенсии.
− Сколько же ей лет? − удивилась я.
− Под семьдесят. Уже не такой живчик, как раньше. Но в моём положении − подмога большая.
− Тильда, давай я к тебе перееду?
− Нет, солнышко моё.
Она посмотрела на меня ласково. Похлопала невесомой ладошкой по моей руке.
− Не нужно. Ты знаешь правила, в гости − сколько угодно. А так, я одна привыкла. Я своей свободой и одиночеством дорожу.
− Может, время не то, чтобы ими дорожить?
Тильда поймала мой взгляд. Я почувствовала, что нужно быть осторожнее и смягчила мысль:
− Может, сейчас нужен кто-то рядом? − спросила я, надеясь её переубедить.
Тильда встала из-за стола, положила ещё шарик мороженого к первому, который таял нетронутый на дне креманки.
− Нет, деточка, всё в порядке. Приезжай, когда захочешь, но я как жила одна, и так уж и доживу.
Про тётину болезнь мы в тот день не говорили. Мы давно не говорим про родителей. Теперь не говорим и про книги. В тот вечер мы обсуждали мороженое, цветы и погоду. Когда у людей нет ясного будущего, они концентрируются на настоящем. Вот и мы с Тильдой сосредоточились на том, что было понятно и находилось прямо перед нами.
Глава 13
Прошлое. Тима
Заканчивался томный август. Мы брали от лета последнее, словно старались прожить до возвращения в школу как можно больше.
Наша компания устроилась на пляже за высокой дюной, поросшей метёлками добела выцветшей травы. Высокое солнце пекло, дюна закрывала нас от любого движения воздуха и от чужих глаз.
Все убежали купаться, мы с Ликой остались вдвоём. Я смотрю на её зацелованные солнцем круглые коленки, они гипнотизируют. Такие красивые, что руки чешутся взять карандаш.
Топая пятками по песку, прибежала Женька:
− Ну что вы тут под солнцем печётесь, идёмте купаться! Вода супер!
Лика прикрывает глаза ладошкой и смотрит на подругу.
− Женёк, отойди! С тебя капает, как с мокрой собаки.
− Жалко, не умею шкурой трясти, может, выкурила бы вас с этого одеяла. Разлеглись как парочка тюленей.
− Женя! − послышался Лёхин голос.
Лика засмеялась:
− Иди, вон суженый твой ни минуты без тебя не может.
− Я тоже без тебя ни минуты не могу, − сказал я, когда Женька снова умчалась к морю.
Лика повернулась и серьёзно посмотрела на меня. На её скулах лето рассыпало весёлые веснушки. Я улыбнулся:
− У тебя веснушки сбежали с переносицы.
Она ничего не ответила, отвернулась и, протянув руку, сорвала сухую травинку.
− Тим, я с тобой поговорить хотела, − сказала она.
− Ох, не к добру это, − пошутил я.
И снова она не улыбнулась. Я люблю её серьезность, но сейчас у меня в животе похолодело. Я поднялся и сел. Лика лежала на одеяле в бирюзовом бикини и смотрела на меня снизу вверх, травинка зажата между губ.
− Хорошо, давай поговорим, − обречённо согласился я.
− Ты же не имел это в виду? – спрашивает она и делает паузу, но, прежде чем я успеваю спросить, продолжает. − Про то, что ни минуты без меня не можешь.
И снова, прежде чем я успеваю ответить, она добавляет:
− Я, конечно, понимаю, что про минуту – это преувеличение, но мы же не собираемся друг друга связывать?
Я не понимаю, куда она клонит. Поэтому улыбаюсь и отвечаю:
− Нет, конечно, я не серьёзно. Я без тебя даже целый день могу, если очень нужно.
Её мой ответ не смешит. Она жуёт стебелёк и смотрит на медленно ползущую вдоль полотенца божью коровку.
− Я серьезно, Тим… Не хочу, чтобы мы лишали друг друга возможностей.
Мне сложно представить, что она может меня чего-либо лишить. Она мне дала целый мир. Вот он тут, под нашими полотенцами, полный, летний, сочный. Сказочный.
− О чём ты?
Она подставляет палец, и божья коровка медленно забирается на него. Наверное, думает, что это дорога из жёлтого кирпича, которая приведёт её в прекрасное неизведанное.
Я снова ложусь на полотенце. Лика продолжает меня убеждать в чём-то, что не имеет никакого смысла.
− Я о том, что мы, возможно, не сможем быть всегда вместе. Нам обоим нужно учиться. И, возможно, мы поедем учиться совсем в разные места.
− Я не хочу никуда уезжать из нашего города. Моего и твоего города. − Я опускаю лоб на её горячее плечо. − Пойду в академию искусств, или училище. Ты же знаешь, я хочу рисовать.
Она отодвигает плечо.
− Но я не останусь тут! Я поступлю в университет! А это долго.
Я удивлённо поднимаю глаза.
− Ну ничего, я подожду. Буду ездить. Всего четыре года… − возражаю я.
− Это дольше, чем четыре года. И я хочу преподавать.
Мы впервые говорим о таком далёком будущем. Я удивляюсь этой мысли. До этой минуты всё казалось таким понятным. Чтобы ни происходило, чего бы ни захотел каждый из нас, мы всё равно останемся вместе. Я поеду за ней, или она будет возвращаться ко мне. Но оказалось, в этой кудрявой голове живут мысли, которые мне и не снились.
Я тихо спрашиваю:
− Ты же не собираешься отказаться от меня просто потому, что будет немного труднее?
Она отворачивается.
− Ещё есть год всё обдумать, мы обязательно с этим разберёмся, − убеждаю я сам себя.
Лика аккуратно скидывает божью коровку в песок. Та продолжает свой путь, словно ничего не случилось.
− Ты меня любишь? − спрашиваю я.
− Конечно, люблю! Не глупи!
Она поворачивается и смотрит мне в глаза. Потом качает головой:
− Безумно, бесконечно, непреодолимо. И я тоже боюсь, что тоже не смогу ни минуты без тебя. А я не хочу, чтобы это меня лишало возможностей. Нас лишало. Понимаешь? Я могу это возненавидеть.
Она снова заглядывает мне в глаза. Солнце плывёт в её зрачках.
− Понимаешь? − спрашивает она.
Я киваю и прижимаюсь лбом к её горячему плечу. Я чувствую, как она целует мою макушку. Я не верю, что мы можем расстаться.
Глава 14
Настоящее. Лика
Вечером после встречи с Тильдой настроения не было. Я бродила по дому, не включая свет. Пила вино.
Похоже, вино заменяет мне воду. Слишком много вина!
Около десяти я вытащила из холодильника вторую бутылку. Сансера… Не фонтан, конечно, но выбор невелик. Насыпала лёд в кастрюлю. Кастрюля − не лучшая тара для охлаждения вина. Взять пришлось самую большую, льда ушло две пачки.
− Не время считать льдинки и лить слезинки, − мультяшным голосом пропела я.
Я выпила половину бутылки, когда в дверь кто-то бешено заколотил. Так же бешено заколотилось сердце. Я бросилась к двери, потом к зеркалу, причесала пальцами волосы и наскоро вытерла осыпавшуюся тушь. Потом подбежала к двери и отперла замки.
Не он!
На пороге стояла светящаяся Женька. Светилась она в прямом смысле − платье подпоясано цветными лампочками.
− Это я − твоя судьба! Мы идём в клуб! − сообщила она с широкой улыбкой.
− Женёчек, какой клуб? Милая моя, я пить начала в шесть. А сейчас уже десять, и я полторы бутылки в пути.
− Тем лучше! Меньше придётся за коктейлями бегать, − возразила Женька. – Давай-давай, умывайся и причёсывайся!
Я обняла её и горячо зашептала на ухо:
− Женёчек, прошу тебя, я тебя умоляю, а хочешь, на колени упаду, останься со мной. Ночуй у меня, вина выпьем, по душам…
Женька не дала договорить, отстранилась от меня и посерьёзнела.
− Нет, Личчи, сегодня твоя очередь меня поддерживать. Я, как с Лёхой разошлись, никуда не выходила. Мне нужно. Мне нужна моя подруга! И мне нужен свежий воздух!
− Ага, и самый свежий, конечно, в клубе, − буркнула я, понимая, что спор проигран.
Женька меня слушать не собиралась.
− Так, поищем, во что приодеть нашу профессоршу. Где тут у нас французские гардеробы?
Женька открыла шкаф и развела руками.
− А ты что, не распаковалась даже? В шкафу всё старое.
− Не распаковалась, − почти радостно подтвердила я, хоть и понимала, что это меня не спасёт.
− Ну что ж, где чемоданы?
− В спальне.
− Побольше энтузиазма, я умоляю. − Женька глянула на меня укоризненно и скрылась в спальне.
Послышалась возня. Я допила бокал вина и налила ещё.
− О! Это голубое! Личчи, красота какая. Это Мюглер?
Женька вышла в гостиную, она прикидывала на себя бирюзовое коктейльное платье. Я уже хотела возразить, что ни за что не пойду в таком в клуб, но Женька посмотрела на меня как ребёнок, увидевший под новогодней ёлкой подарок, и спросила:
− А можно, я его надену?
− Конечно! Забирай, если нравится. Вон в той коробке и туфли к нему есть, очень удобные, подойдут − бери.
Я была рада, что Женьке наряд приглянулся. Мои воспоминания, связанные с ним, были не радостными.
Я прикончила ещё один бокал.
− Ну что ты нахмурилась, Личчи. Сейчас и тебе что-нибудь найдём.
Женька пропала на пару минут.
− Ты что эти прекрасные вещи в чемоданах гноишь, Личь. Это же − кощунство какое-то, − укоризненно произнесла она и встряхнула чёрное платье без рукавов с дымчатым стеклярусом по подолу. – Вот тебе наряд. Марш в ванную!
Я покачала головой и поднялась.
− Единственное что мирит меня с этой дикой ситуацией − это количество выпитого, − сказала я, − И то, что ты выбрала моё любимое платье.
Женька улыбалась, как кот, слизавший сметану.
− Я ставлю таймер на десять минут и вызываю такси. Так что поторопись!
Я на угрозы не поддалась, когда зазвенел таймер, сразу отвлекла подругу работой:
− Женёк, чулки мне принеси. И туфли чёрные там, на металлической шпильке.
Я растерянно смотрела в зеркало, макияж в порядке, но что-то нужно сделать с волосами.
Когда Женька зашла в ванную с чулками, я сидела на краю ванны с расчёской в одной руке и кучей заколок в другой.
− Женёк, мне ничего с ними не сделать.
Она посмотрела на меня и улыбнулась.
− Дурында ты, госпожа профессор, ты же не на лекции. Оставь распущенными. Будешь на танцполе гривой трясти всем на зависть.
Я с сомнением посмотрела в зеркало. Я отвыкла ничего не делать с волосами. Они отросли и спускались ниже лопаток.
− Дичь. Я как цыганка какая-то.
− Говорю же, дурында, − отмахнулась Женька. – Идём. Такси ждёт.
***
Голова начала болеть уже по пути в клуб. Город нёсся мимо в танце, от которого мутило. Женька любовно гладила подол голубого платья. Я невольно улыбнулась. Она поймала мой взгляд.
− Ну, а что? Мне очень нравится. Красивое.
− Я рада. Носи.
Едва одиннадцать, а в клубе людно и громко. Я поморщилась, головная боль призывала не останавливаться с напитками. Мы свернули от входа направо, искали столик. Женька увидела цель и потащила меня за руку:
− Личчи, вон там один свободный!
И тут я заметила их!
Остановилась, как вкопанная. Женька обернулась, проследила за моим взглядом.
− Блин! − вырвалось у неё. – Этого нам не хватало. Они нас не видели!
Я закрыла глаза и сдавила ладонями виски.
− Жень, ты знала, что он будет здесь?
Она только открыла рот, но я не дала ей и слова сказать.
− Это его девушка? Та самая? Алёна? – спросила я.
Голова у меня плыла. Зал медленно двигался по кругу. Женька смотрела на меня огромными перепуганными глазами. Она кивнула. Схватила меня за руку и потянула обратно к выходу.
− Личчи, пойдём отсюда. Что-то я совсем не учла, что у Тимохиного партнера на этой неделе день рождения был. Машину вызовем и к тебе поедем. Я бутылку шампанского в баре возьму, а?
Она тянула изо всех сил.
− Личь, поехали?
Я обернулась посмотреть на Тимку. Он нас не видел. Обнял эту свою Алёну и что-то говорил ей на ухо. Она засмеялась и поцеловала его. Женька сильно дёрнула меня за руку.
− Идём, Лик! Нечего нам тут ловить.
И тут меня переклинило. От их поцелуя у меня в глазах сначала потемнело. А потом вдруг прояснилось разом. Я будто даже протрезвела. Выдернула руку из Женькиной цепкой хватки.
− Да нет, отчего же. Одевались, умывались. Зря что ли? Нет, подруга. Будем танцевать!
Женька смотрела на меня с сомнением.
− Личь…
− Никаких Личь, – отрезала я. − Шампанское неси, обещала!
Женька поплелась к бару, а я села за свободный столик. Из-за столба не было видно больше половины Тимкиной компании. Но было видно его самого с пассией.
Он сидит там с ней в обнимку, и я ничего не могу с этим поделать.
Вернулась Женька, за ней бармен нёс кулер с шампанским и бокалы.
− Дамы, прошу наслаждайтесь вечером. У нас сегодня супер-диджей. Будет хорошая музыка. Минут через десять начнётся.
− Да ей всё равно уже, какая музыка, − прокричала ему Женька, усаживаясь ко мне на диван.
− Не нагнетай, − осадила я её.
Бармен всё не уходил:
− Вам бутылку открыть?
Я кивнула. Он разлили шампанское, я подняла бокал:
− Давай, Жень, за нас!
Она покачала головой, но всё же чокнулась со мной.
***
Тимка не смотрел ни на кого, кроме своей Алёны. Я выпила шампанское в один присест и поднялась с дивана.
− Личь, ну что ты как маленькая. – Женька выглядела расстроенно. – Давай уйдём! Кому ты что доказываешь? Будь ты выше этого!
Она снова ухватила меня за локоть, но меня уже было не остановить. Я выдернула руку и взглянула на подругу.
− Женёк, остынь, никому я ничего не доказываю. Просто хочу повеселиться. Раз в году скучная жизнь училки может засверкать фейерверком или нет?
− При чём тут это? Мы обе понимаем, в чём причина, − возразила Женя.
В этот момент у меня за спиной раздалось:
− Извините, можно вас пригласить?
Я обернулась. Передо мной стоял мужчина, симпатичный и не старый. Это всё, что было в этот момент важно. Я улыбнулась, как мне самой представлялось, обольстительной улыбкой и подала мужчине руку.
− Очень даже можно, − сказала я, и мы вышли на танцпол под неодобрительным взглядом Женьки.
Партнёр уверенно вёл меня в медленном танце.
− Антон, − представился он.
− Очень приятно, − ответила я, намеренно не называя своё имя в ответ.
Запал прошёл, и я уже сожалела об импульсе, который заставил меня согласиться. Женька налила полный бокал шампанского. В ответ на мой взгляд она покачала головой и сосредоточилась на вине.
Я не должна была делать ничего для того, чтобы медленно кружиться. Антон соблюдал правила приличия − танец был просто танцем. Хотя его взгляд красноречиво сообщал, что Антон находит меня привлекательной. Мои же силы уходили на то, чтобы старательно избегать взглядом угла, где за столиком сидел со своей компанией Тима.
Мы кружились, я старалась не смотреть, мы кружились дальше.
И вот Антон меня развернул, и в этом медленном обороте я увидела Тиму. А он увидел меня. Он остановился на полпути к бару. Наши глаза встретились. В его глазах отразились сначала удивление, потом злость, потом что-то ещё, чего я не успела рассмотреть, потому что Антон снова развернул меня. Я еле сдержалась, чтобы не вырваться, заставила себя улыбнуться. Он воспринял мою улыбку как сигнал к действию. Я почувствовала, как обе его руки плотно обхватили мою талию. Танец перешёл в категорию флирта и вечной игры мужчины и женщины. Я наклонила лицо к его плечу, чтобы заглянуть, где Тима. Рука Антона спустилась ниже. Чувствуя тепло через ткань платья, я снова боролась с желанием вырваться.
Тима остановился на полпути между своим столиком и баром. Он прислонился спиной к колонне и наблюдал за танцполом.
Наблюдал за нами.
Он уже успел справиться с удивлением и теперь выглядел спокойным и немного скучающим.
Ах, тебе скучно?
Фокус размазался, и я оперлась на Антона.
− Ещё один? – спросил Антон, выводя меня из шумовой завесы в моей голове.
Я и не заметила, что музыка сменилась − играл новый трек, и он был быстрым. Антон отпустил меня из объятий, но всё ещё удерживал за руку.
− Ещё один! Конечно! − с энтузиазмом воскликнула я.
Я танцевала, как мне казалось сто лет. Когда я решилась взглянуть туда, где стоял Тима, я увидела, что он давно не смотрит. Он стоял спиной к танцполу и расплачивался за напитки.
Ему не может быть всё равно! Или может?
Он мне ясно сказал, что есть человек, который теперь для него значит то, что когда-то значила я. А я больше ничего не значу. Он теперь её, Алёнин!
И мне нужно забыть всё! Забыть нас. Ему всё равно. Что ж тогда и мне всё равно! Я буду веселиться и зажигать! Хочу, чтобы он видел, что мне всё равно!
Трек перетёк в следующий.
− Антон, а вы хотите с нами выпить? – спросила я.
− С удовольствием. Но только если вы всё же скажете мне своё имя.
Я протянула ему руку и представилась:
− Александра.
− Очень приятно, Александра. Можно Саша?
− Нет, только Александра, − поправила я его.
Мы вернулись к столику.
− Мы уходим? – спросила Женька.
− Нет, моя милая, − ответила я, усаживаясь на диван на безопасное расстояние от Антона. – Мы веселимся. Всё ради тебя, между прочим, − добавила я.
− Ага, − буркнула Женька и постучала ногтем по зелёному стеклу бутылки. – Тогда нам нужно ещё этого.
Я оглянулась − если пойду за новой бутылкой, не хочу столкнуться с Тимой у бара. Антон по-своему истолковал моё движение и поднялся.
− Александра, ни в коем случае, я всё организую.
Женька подождала, когда он отойдёт, потом больно вцепилась мне в руку.
− Александра?! Ты в своём уме? Что ты делаешь? Что за детсад? Я видела, как Тимка на тебя смотрел и как ты горячо и искусственно обнималась с этим типом.
Я откинулась на спинку дивана.
− Он не тип. Его зовут Антон, и я тоже видела, как Тимка смотрел. Он выглядел скучающим. Шоу его не развлекло! − как я ни старалась, последняя фраза вышла злой.
Женька наклонилась ко мне:
− Личь, я не хочу в этом участвовать. Я просто не могу. Прошу тебя, давай уйдём. Поедем к тебе, будем сидеть, разговаривать, вино пить. А?
Но во мне уже играло так часто подводящее меня упрямство.
− Нет, Женёк. Я останусь и ещё потанцую.
− Дамы, ваш напиток. Разрешите вам налить. Александра?
− Разрешаю, − повернулась я к Антону, честно надеясь, что перепалка с Женькой закончена, и она перестанет тянуть меня домой.
− Александра, как вашу подругу зовут? И чем она расстроена?
Женька выглядела не расстроенной. Скорее раздосадованной, но поправлять Антона я не собиралась.
− Подругу мою зовут Евгения, будьте знакомы, – сказала я.
− Какие у вас прекрасные двойные имена: Александра – Саша, и Евгения – Женя, − подметил Антон.
Женька пренебрежительно фыркнула и встала.
− Извините, мне нужно в дамскую.
Она ушла. Антон пересел на её место, ближе ко мне.
− Чем ваша подруга так расстроена?
Я махнула рукой.
− Не обращайте внимание, она разошлась с мужем, и после разрыва это её первый выход в клуб. Она, по понятным причинам, раздражительна и ведёт себя неуравновешенно.
И тут мне стало гадко за этот комментарий. Кто такой был этот Антон, чтобы я ему рассказывала о Женькиной личной жизни? Но упрямство, злость на Тимку и Женьку перевешивали. Поэтому, залакировав чувство вины ещё одним бокалом вина, я сама взяла Антона за руку и повела на танцпол.
Вечер крутился каруселью. Я раздвоилась. Танцевала, двигала бедрами, поднимала руки вверх и улыбалась с полуприкрытыми глазами. Вторая я то старалась не следить за столиком в углу, то болезненно наблюдала за тем, что там происходит. Тима с Алёной сидели ко мне спиной.
Он специально выбрал положение, чтобы меня не видеть? Ему наплевать!
Антон вёл себя собственнически, но мне уже было всё равно.
Мне тоже всё равно! Мне наплевать!
Мы пили по бокалу каждую песню или две. Бутылка не пустела, хотя я точно знала, что мы выпили больше одной. Я пыталась вытащить Женьку танцевать, но она упёрлась и ни в какую не шла. Спустя ещё полчаса она подошла к нам с Антоном:
− Лик, я пойду. Не могу больше, устала. Поехали вместе.
− Я ещё потанцую.
Я пошатнулась, но Антон удержал меня, притянув себе на грудь. Он раскачивал меня в такт песне. Я закинула руки и обняла его за шею.
− Я останусь, − сказала я, несмотря на говорящий Женькин взгляд.
Она покачала головой.
− Как знаешь. Но я очень тебе советую поехать домой. Одной и на такси.
Она уже уходила, потом повернулась и повторила:
− Одной. На такси.
Потом перевела взгляд на Антона:
− До свидания. А Александра наша, если что, замужем. Это так, к вашему сведению.
И она ушла. А мы так и остались стоять посреди танцпола. Моя спина прижата к груди Антона, он обнимает меня за талию.
Замужем не замужем, сегодня это не имело значения. Срок годности моего замужества давно истёк. Просто Женька не знает всего.
Антон наклонился к моему уху, его дыхание было жарким.
− Шампанское или танец? – спросил он.
− И то и другое, − ответила я.
***
− Я на секундочку. Мне в дамскую нужно, − сказала я Антону более часа спустя.
− Я провожу, − предложил он.
− Ни в коем случае. Я быстро. Присмотри за моим бокалом и кардиганом. Это, кстати, винтажный Шанель. Без него я не сбегу, − улыбнулась я.
На выходе из зала я прошла мимо их столика, Тима на меня не посмотрел. Я прошла как в замедленной съёмке.
Слишком близко. Я не хочу быть так близко… к ней.
Её волосы, конечно же, безупречны. Пепельные, гладкие. На ощупь − наверняка, как шёлк.
Я сердилась, что Женька заставила меня идти с распущенными волосами. Эти цыганские кудри, которые живут своей жизнью, никогда не будут выглядеть так роскошно. Я не видела её лица, но знала, что она красивая. Она умная. Она добрая. У неё есть всё, что нужно Тиме, чтобы забыть меня.
Я вышла из зала, длинный коридор и широкая лестница вниз. Туалеты в подвале и здесь музыка слабее. Слышны только низкие частоты.
После туалета долго стою перед зеркалом. Волосы в самом диком виде, я стараюсь их пригладить, безрезультатно. Умываю лицо холодной водой, потом долго и жадно пью из-под крана. Крашу губы. Снова яркая красная помада.
− Она так тебе идёт, и эта твоя прическа, ты великолепна – уговаривала меня ещё дома Женька.
Да уж… великолепна.
Теперь, когда я знаю, как выглядит эта Алёна. Она сдержанная, элегантная, никакой красной помады. Волосинка к волосинке − шёлк. Я же − как певичка с Бродвея, в стеклярусном платье, с яркой косметикой и одичалой шевелюрой.
