«Одиссей покидает Итаку» kitabından alıntılar, sayfa 6

…Свалка металлолома внизу, наводящая на мысль о пропущенном через мясорубку паровозе.

— Воронцов рассказывал, у них командира лодки за грехи буксиром командовать назначили. Так он увидал в небе израильские «фантомы», скомандовал: «Срочное погружение!» — и с мостика по трапу в машинное шарахнул…

…Как там у Когана: «…мальчики иных веков, наверно, будут плакать ночью о времени большевиков». И написал-то эти стихи юный идеалист году как бы не в тридцать восьмом. Причём почти угадал, что будут плакать. Не угадал только отчего.

Шульгин появился на крыше Замка, словно видение из иного мира, потому что с райской обстановкой этого уголка совершенно не сочетался небритый, с рассечённой щекой и красными глазами человек в грязных джинсах и меховой кожанке, сжимающий в левой руке пулемёт Калашникова.

Он постоял несколько секунд, обводя прищуренным взглядом овальный бассейн с изумрудной водой, тропическую зелень зимнего сада, загорелые тела женщин в шезлонгах, едва прикрытые ленточками бикини, словно выжидал, когда все здесь присутствующие заметят его прибытие, и только убедившись, что мизансцена по мотивам популярной картины Репина «Не ждали» выстроилась правильно, подрагивающим голосом спросил:

— Отдыхаете? Ну-ну… — и с грохотом бросил на узорчатый пол своё оружие.

…«Восточного Версаля» — дворца графов Браницких… Многое во дворце осталось так, как было при поспешно сбежавших хозяевах… За кустами довольно мерзко кричали бывшие графские, а ныне рабоче-крестьянские павлины.

Самолёт здесь оповещает о своём приближении характерным и издалека слышным гулом, скорость у него совсем игрушечная, пятьсот максимум, да и то для истребителей. А бомбардировщик ползёт по небу так медленно, что можно перекурить, увидев его, дождаться, пока долетит, рассмотреть и посчитать сброшенные бомбы, прикинуть, куда они упадут, и лишь потом начинать прятаться.

…Незваный гость взял его за ремень портупеи и, приблизив к себе, отчётливо выговорил сложное военно-морское ругательство. Потом резко толкнул назад и захлопнул дверь.

Любая дорога кончается, как и любая жизнь, и, когда обернешься назад, кажется неважным, что там было на ней, что видел и что испытал, и сколько длилась она. Грустно только, что кончилась. Не зря ведь римляне придумали афоризм: «Виа эст вита». Если вдуматься, смыслов в нем больше, чем два.

— Монтеня читал? — Антон тоже подошел к двери. — Так вот, у него написано: «Мелочное и настороженное благоразумие — смертельный враг великих деяний».

И Дмитрию вдруг захотелось махнуть на все рукой и согласиться, а там будь что будет. Действительно: выглядеть в глазах той, которая… расчетливым и трусоватым хлюпиком, хрестоматийным интеллигентиком в мятой шляпе и захватанном пальцами пенсне… Ему, всегда рисовавшемуся перед Наташей манерами старорежимного офицера…