Kitabı oku: «Случаи в жизни могут быть разные. Сборник юмористических рассказов», sayfa 9
Футбольна сюіта.
– Ну, як я тепер погляну в вічі Вірі??? – з сумом і розпачем дивився воротар футбольної команди "Вимпел" на мяч, що повільно перетнув лінію воріт. – тепер вона точно обізве мене обманьщиком, лузером і невдахою. І права буде, бо я ж їй обіцяв золоту обручку з діамантом, а цей гол перекреслив всі мої надіїї… Голова воротаря безсило впала на зелений газон…
– Про що тут мріяти? – незадоволено думав він, – Хіба можна з таким захистом на щось розраховувати? Це не він, а Товстоногов винен в голі, бо ніколи не встигає за форвардами-суперниками, і, відверто кажучи, вже давно відіграв своє і давно пора на пенсію, але де він найде таку дурницю. Правда, йому доводиться ділитись з начальником команди, щоб той дивився крізь пальці на його витівки. А його напарник? Про цього ж і говорити нічого – не вміє грати ні ногами, ні головою. Правда, в дечому він сильний партнер. Я не пліткар, але ходять чутки, що він завів шури-мури з дружиною тренера, а його слово в команді вирішальне… Ото ж бо виходить, що наша сила в плавках, а не в ногах.
Та хай буде захист у нас поганий, але, тоді здається, напад повинен бути на висоті, бо як говорив неперевершиний чарівник мяча Пеле "Ви забиваєте нам скільки можете, а ми вам – скільки хочемо." Ага ж! Держи кишеню ширше, наші забють! Вовченко… Ви знаєте Вовченка, який з воротарської умудряється бити вище воріт, а його напарник – Кроліков… Він добре грає на… балалайці і тому достатньо добре представляє нашу команду на оглядах художньої самодіяльності. Дубов ще грає в нашій команді, котрий порушує спортивний режим, а тренер дивитьсякрізь пальці. От як би я так робив, то мене зразу б з команди вигнали, а Дубову можна, бо його тесть в мерії працює. Отакий розклад у нашої футбольної команди. Що найбільш обідно те, що вони всі вийдуть сухими із води, а моя премія "коту під хвіст". Що там про каблучку мріяти, коли я не можу купити гуму для своєї "Оки", і доводиться пішки ходити на стадіон… Воротар ще глибше занурився в зелену траву, щоб нічого не бачити і нікого не чути.
А в цей час по полі несамовито гасав з високопіднятою правою рукою форвард супротивника. Він кричав, падав на землю, перекидався, задирав на голову футболку.
– Ура! – співала його душа. – Я забив гол! І мені виплатять за це премію і ми нарешті поїдемо з Наталі на Канари. Я буду чуйним, ніжним, уважним до неї, і нарешті, запропоную їй руку і серце. Вона не відмовить мені, хоч і яскрава красуня, бо хто іще в нашій команді може так добре забивати голи в чужі ворота. Всі тут ледарі і бовдури, і мені вже слід подумати про те, аби залишити цю команду, найти іншу, щоб піднятись класом вище. Тоді б я зміг їздити за кордон, а звідти б я привіз для своєї Наталі новеньку іномарку, як колись це зробив Рональдо для своєї нареченої. Отоді б вона по-справжньому покохала б мене, і ми б одружились.
– Бути завжди з Наталі– це таке щастя! Я тебе кохаю, Наталі! Це для тебе я забив такого чудового гола! – кричав на повні груди форвард, підбігши до трибуни, де сиділа його кохана. Трибуни теж несамовито кричали, а Наталі посилала йому повітряні поцілунки…
– О, так завжди, – подумав втомлено футбольний мяч. -Варто мені перетнути лінію воріт, як тут таке починається… Трімфи і трагедії, у одних – радощі через край, у других – горе без міри. Я не можу на це дивитись, я хотів би зробити всіх щасливими, але бачу що це неможливо. Мяч катався по траві і думав свою тяжку думку про таке невтішне відкриття, потім позіхнув щосили, не справившись з такими емоціями, та прямо на футбольному полі, у затишку воріт… лопнув, ніби його і не було. Та суддя все одно зарахував гол у ворота "Вимпела", бо згідно з правилами футболу, мяч який перетнув лінію воріт зараховується, навіть в тому випадку, коли він був спущений.
Головокружение
У кого бывает головокружение? Конечно, у политиков. Им поверили, им доверили, а они использовали это доверие в личных целях. Взобравшись на невиданную высоту, они смотрят, затем вниз с презрением и говорят "Как я вас всех кинул". У спортсменов тоже бывает головокружение от побед, к которым они шли тяжелым тернистым путем. Там на вершине их ждет почет и уважение, в нагрузку квартира в столице, тоже не мелочь, а приятная неожиданность. И, конечно, бывают головокружение у девушек, в силу их особенной чувствительности и способности строит воздушные замки.
К примеру, вот подъезжает к студентке химико-технологического института, которая живет от стипендии до стипендии, мужчина на крутой тачке, типа "Мерседеса" и предлагает прокатиться с ветерком. Как тут в голове не подняться любовному урагану, который сносит крышу. Он выбрал меня, думает она, из сотни подобных мне, значит, я лучшая, и достойна настоящего счастья. Значит, недаром я часами сидела у зеркала, что бы лицо сделать совершенным, значит, недаром я преследовала моду по пятам, что бы выглядеть идеально, значит, недаром я жгла волосы перекисью водорода и различными красками, что бы предать волосам воздушное очарование, и вот она пришла победа. Такие мысли пронеслись в голове у девушки, когда она садилась в роскошный лимузин. Конечно, голос разума пытался ей что-то нашептать, но, как говорится, пришла любовь, то разум пошел в отпуск.
Понятное дело, не все девушки испытывают головокружение от "Мерседеса", некоторые, у которых достаток повыше и опыта побольше посмотрят на такого кавалера так, словно тот подкатил к ним на велосипеде. Но, если к такой девушке мужчина подкатит на яхте, даже не такой, как у Абрамовича, а немного попроще, то он тоже вызовет бурю чувств, и запалит в сердце девушки пожар, который ничем нельзя погасит, кроме любовных ласк.
Лида сидела в баре и гадала на кофейной гуще, когда к ней подошел ОН.
– Что, милая барышня, скучает?
– Я не скучаю.
– А что же вы делаете?
– Решаю нелинейное уравнение с двумя неизвестными.
– А, если мы введем в уравнение некоторые постоянные величины, то уравнение решится очень просто.
– Какие величины?
– К примеру, омары и шампанское "Мадам Клико"
–Попробуйте.
Конечно, за омарами и шампанским разговор пошел значительно живее, а, когда он сказал, что прибыл сюда на яхте, то у девушки сталось некоторое помрачение ума. Тем более, что накануне ей цыганка наворожила встречу со сказочным принцем. Как тут не поверишь цыганке, ведь она всегда говорит правду. Сказала ведь, что на их семью кто-то навел порчу и, точно, на следующий день заболела у них кошка. Еще сказала, что солнце завтра взойдет на востоке, и точно, появилось оно там на небосводе. Понятное дело, что омарами дело не кончилось, а предложил мужчина на яхте прокатиться. Как тут откажешь, тем более, что у него такие красивые зеленые глаза, такие не могут обманывать.
Яхта была небольшая, но со всеми удобствами и широкой кроватью, на которой Лида испытала настоящее блаженство, ничего подобного с ней еще не было. Теперь для нее жизнь представлялась сплошным праздником, забыла о занятиях, о родных и близких, которые настойчиво звонили ей по мобилке, но напрасно, поскольку она ее отключила, что бы не мешала предаваться любовной страсти. Она потеряла счет времени, волны убаюкивали ее в сладком неведении. Пришли к берегу, когда у него закончились сигареты. Он сказал, что пойдет в город на минутку. Минутка растянулось на часы и, когда Лида начала волноваться, то послышались шаги. Двери открылись, и в каюту вошли два парня спортивной статуры.
– Что вы здесь делаете?– возмутилась Лида.
– Это ты что здесь делаешь, в чужой яхте? – нагло сказал один из вошедших.
– Меня пригласил знакомый покататься, он сейчас придет.
– Никто к тебе не придет, потому, как он украл нашу яхту и сбежал.
–Но я, же не знала.
– Это нас не волнует. Ты должна заплатить нам, или мы сдадим тебя в милицию.
– Сколько?
От сказанной суммы у Лиды закружилась голова.
– Где мне взять такую сумму?
– Это нас не волнует.
Лида отдала все свое золото, заняла у подруг денег, заложила тайком от матери шубу из песца. Короче, отдала все свое богатство, а себе оставила лишь воспоминания о сказочном принце.
Аля ревизоры
Действующие лица:
Павел Петрович Забигайло, директор театра
Борис Михайлович Сверчков, режиссёр театра
Хлестаков, он же Гамлет, он же Кат, он же Вор в законе, он же работник сцены Василий
Антон Антонович, городничий
Анна Андреевна, его жена (супруга режиссёра театра)
Марья Антоновна, дочь городничего
Лука Лукич, смотритель
Аммос Федорович, судья
Артемий Филиппович, попечитель богоугодных заведений
Осип, слуга Хлестакова
Степан Ильич, частный пристав
Румянцев
Квартальный
Пролог
Сцена убрана, так как в пьесе Н.В.Гоголя «Ревизор». На сцене работник сцены Василий и директор Павел Петрович Забигайло.
Директор. Как думаешь, Василий, будет сегодня аншлаг?
Василий. Конечно, будет! Куда ему деться. Зритель у нас нынче заинтригован. Всем интересно знать, какойтакой сюрприз приготовил в очередной раз Борис Михайлович. Тем более в таком спектакле.
Директор. Во все вы, Борис Михайлович! Борис Михайлович, как будто только он один в театре и никого больше нет.
Василий. Но это, же факт – при Борисе Михайловиче зритель прямо валом повалил, бывает даже, что спрашивает лишний билет. Вот на прошлый спектакль я едва для своей тёщи билетик в партере взял. Зритель – это всегда самое действующее лицо в театре и он всегда прав.
Директор. С вами я вполне согласен, но не только, же заслуга в этом Бориса Михайловича: а труппа театра, а художники, а работники столярного, швейного цехов – всех их надо объединить, направить творческую энергию в нужное русло. А это бывает, Василий, очень непросто, особенно в наше критическое время. Поправь, Василий, штору, а то висит она как-то некрасиво. Конечно, Борис Михайлович, большой специалист, но нельзя, же всё приписывать ему. Да и пригласил-то в театр я его, потому что увидел в нём незаурядную личность. Василий, и что это за стул такой на сцене стоит, старый, пошарпаный. Пожалуй, если сядет на него Вера Петровна, то он и развалиться. Конфуз получиться. Снеси-ка ты его в бухгалтерию и попроси, чтобы она свой дала, хоть на время премьеры.
Василий. А что скажет на это Борис Михайлович? Скандала бы не получилось?
Директор. Василий! Кто у тебя начальник? Кто тебя на работу принимал и зарплату кто платит. Исправно, причём учти в наше сложное время.
Василий. Вы, конечно.
Директор. Вот то-то. А то подумай сам. Придёт мер на премьеру со своей супругой, заведующий культурой со своей женой, и им будет очень неприятно видеть такой факт. Ведь Фёдор Иванович очень тонкая и ранимая фигура. И, если что случиться в театре, то не с Бориса Михайловича спросят, почему непорядок в театре, а с меня. Ведь не ездит Борис Михайлович на различные собрания и оперативки в мэрию. А там спрашивают, как у вас идёт творческий процесс. И приходится краснеть за своих творческих работников. Вот нынче Пушкин снова надрался в ресторане и дебош устроил. Он думает если у него такая громкая фамилия, то ему всё позволено. Нет, мой дорогой, не всё позволено простому смертному. После этого случая Николай Васильевич, заведующий культурой, в прошлом сантехник, заметил сердито: «Разогнать надо бы всю труппу – это гнездо интриганов и склочников». Разогнать-то можно, а кто же тогда будет публику ублажать. Понимать это надо. Так что неси, Василий стул и не сомневайся.
(Василий выходит со стулом, через время появляется Альбина Васильевна в платье Анны Андреевны).
Директор. Волнуетесь, Альбина Васильевна?
Альбина. Да, волнуюсь.
Директор. Но вам, то нечего волноваться. С вашим огромным талантом да великолепными физическими данными не чего и волноваться. Вы только появитесь на сцене, и зал взрывается аплодисментами. Как говорила незабвенная Фаина Раневская: «Красота – это страшная сила». В вас прямо таки магия какая-то заключена.
Альбина. Ну что вы такое говорите, Павел Петрович.
Директор. Я вам сюрпризик приготовил, моя обворожительная фея.
Альбина. Какой сюрпризик. Я люблю сюрпризики.
Директор. Он на даче у меня лежит. После премьеры поедем, и я его вам предоставлю.
Альбина. А как же Борис Михайлович?
Директор. А никак. Подпоем его водочкой на фуршете, и он починет на лаврах победителя. Разве это впервой.
Альбина. Ой, боюсь я, Павел Петрович, как бы чего не вышло!
Директор. Ох, какие мы трепетные! Ох, какие же мы волнительные. Просто нет слов. Иди ко мне, а то я сойду с ума от твоих флюидов.
(Подходит, обнимает, целует).
Альбина. Ой, осторожно, помнёте мне платье.
Директор. Не переживай. Всё будет в порядке. Ох, сколько на вас тут надето, и невозможно добраться до сути.
Альбина. Так по сценарию положено.
Директор. Не завидую я мужчинам из прошлых веков, сколько усилий надо было предпринять, что бы добиться своего. Тут и аппетит может пропасть. Другое дело вот сейчас, одна юбочка, а под ней и ничего.
Альбина. Павел Петрович сюда же могут войти. Потом, потом.
Директор. Не могу.
(Заходит Борис Михайлович – режиссер).
Режиссер. А что здесь происходит?!
Альбина. Ах!
Директор. Это я по-дружески обнимаю Альбину Васильевну, чтобы успокоить её перед премьерой.
Режиссер. Да уж весь театр говорит об ваших дружеских объятиях с Альбиной Васильевной, законной моей супругой. Нехорошо так поступать.
Альбина. Правда…
Режиссер. А вы идите и готовьте роль. После разберемся. Да, поправьте платье, а то оно от дружеских объятий на сторону совсем съехало, не по сценарию это.
(Альбина Васильевна выходит).
Директор. Нет, вы не подумайте…
Режиссер. А тут и думать нечего. Только это всё переходит все границы дозволенного. Понимаете, что Альбина Васильевна, женщина яркая, можно сказать ослепительная, но надо, же думать и о творческом моменте. Кто штору трогал?
Директор. Да это я дал указания Василию, а то она весь задник своим видом портила.
Режиссер. Это безобразие. Вам бы только, как светской красавице, задницу оформлять, придавать ей супертоварного вида, чтобы сбыть в достойные руки. Но народ-то уже не тот пошёл, изысканный, им подавай какую-нибудь изюминку. Задницей его не проймёшь. (Идёт и поправляет штору, замечает, что нет стула). Где стул?
Директор. Какой стул?
Режиссер. На сцене, который был, здесь стоял.
Директор. Ах, этот. Я распорядился, чтобы Василий его в бухгалтерию отнёс, а оттуда новый принёс, а то ведь мер с супругой придёт и у него может возникнуть мнение, что мол, народ подумает, будто мер не заботиться о театре.
Режиссер. Какое мне дело до мера, который наконец-то изволит посетить театр. Тем более, до того, что он подумает, если у него еще есть чем думать. Я создаю атмосферу того времени, а вы своими идеями их разрушаете.
Директор. Ну, что вы Борис Михайлович, кричите по таким пустякам. Вот всегда вы хотите показать свой характер.
Режиссер. Я не характер показываю, а отстаиваю принцип искусств, и вы не смеете своими грязными лапами произведение искусства. Идите в свой кабинет и распускайте там свои руки.
Директор. Я уйду, но это я так не оставлю.
Режиссер. Я тоже это так не оставлю.
(Заходит Василий со стулом).
Режиссер. Ты что это припёр, дурак?
Василий. Да ведь Павел Петрович приказал.
Режиссер. Кто здесь хозяин?!
Василий. А кто его знает. Они говорят, что они, а вы говорите, что вы.
Режиссер. Так вот повторю ещё раз для тугоумных. Здесь на сцене я и только я хозяин. Так что иди, братец и неси обратно стул.
Василий. (К директору). Я же говорил, что будет скандал.
Директор. Хотелось, что бы было как лучше, а вышло как всегда. Вот если упадёт Вера Павловна…
Режиссер. Так никаких если… Уходите лучше, не волнуйте меня перед премьерой.
Директор. Хорошо. Ухожу. Ухожу.
Режиссер. Василий, позови мне Румянцева.
Василий. Хорошо.
(Оба выходят).
Режиссер. Вот скотина, так скотина. Но в этот раз я так не оставлю. Я его осрамлю на весь город. Узнает он у меня кто такой Сверчков.
(Заходит Румянцев в одежде Хлестакова).
Румянцев. Звали меня, Борис Михайлович.
Режиссер. Да заходи, голубчик. Волнуешься.
Румянцев. Волнуюсь.
Режиссер. Это хорошо. Это творческое волнение, оно помогает. Но слишком тоже нельзя, а то ещё текст забудешь.
Румянцев. Не должен бы.
Режиссер. Вот что, голубчик, выпей ты эту таблетку она волнение убирает.
(Даёт таблетку Румянцеву, тот глотает её, запивает водой, и через некоторое время засыпает. Заходит Василий.)
Режиссер. Василий, тут у нас маленькое недоразумение вышло. Приболел Румянцев, позови-ка Пушкина. Он сегодня будет играть Хлестакова.
Василий. Не могу позвать. Потому что он в творческом запое. Обиделся очень, что не дали ему в премьере сыграть.
Режиссер. Вот сволочь! Я на него так расчитывл.Что же теперь делать!?
Василий. Не знаю.
Режиссер. А ты, Василий, раньше на сцене не выступал?
Василий. Когда это было. Ещё в школе. Гамлета играл, преподавательница русского языка хвалила.
Режиссер. Вот и замечательно. Иди, переодевайся, будешь Хлестакова играть.
Василий. Я же слов не знаю.
Режиссер. Ничего, что-нибудь придумаешь.
Василий. Ох, зря вы это, Борис Михайлович.
Режиссер. Ничего не зря. Иди, и ничего не бойся.
Василий выходит.
Режиссер. Ну, вот теперь мы устроим премьеру, пускай увидит мир и все остальные, какой театр у нашего директора.
Действие первое
Комната в доме городничего.
Городничий, попечитель богоугодных заведений, смотритель училищ, судья, частный пристав, лекарь, два квартальных.
Городничий. Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: К нам едет ревизор.
Аммос Федорович. Как ревизор?
Артемий Филиппович. Как ревизор?
Городничий. Ревизор из Петербурга, инкогнито. И ещё с секретным предписанием.
(Через всю сцену проходит Василий в одежде Гамлета, в руке держит череп).
Гамлет. Увы, бедный Йорик!
Городничий. Кто это?
Аммос Федорович. Ревизор!
Артемий Филиппович. Инкогнито!
Городничий. Но почему в таком виде.
Лука Лукич. Это Гамлет – принц датский, я его в театре видел.
Городничий. Но что ему здесь нужно?
Лука Лукич. Прибыл ревизию делать.
Городничий. Неужели у нас своих нет ревизоров.
Лука Лукич. Свои имеются, да видать все они продажные, потому и заказали ревизора из Европы.
Городничий. Во дела, так дела. Как это неожиданно. Вот это влипли. Что теперь будет? Перед всей Европой опозоримься. Что делать? Аммос Федорович?
Аммос Федорович. Даже не знаю.
Городничий. А вы что скажете, Артемий Филиппович?
Артемий Филиппович. Ума не приложу.
Городничий. Был бы он у вас, то приложили бы, а то всё на меня надеетесь. Аммос Федорович, что же это получается – к нам чужеземец приезжает с ревизией, а у нас в присутственных местах гуси свободно разгуливают, маленькие гусята шныряют туда-сюда.
Аммос Федорович. Гуси когда-то Рим спасли.
Городничий. А нас они погубят – это точно вам говорю. Немедленно убрать их с присутственных мест.
Аммос Федорович. Сейчас дам распоряжение.
Городничий. И не забудьте снять охотничий арапник, который висит над самым шкафом с бумагами. Да и запрячьте куда-то своего заседателя, а то он как дыхнет на чужестранца, то тот и с копыт свалится. Позор будет на всю Европу.
Аммос Федорович. Куда же я его задену?
Городничий. Да хотя бы в погреб пока спрячьте. Пускай он там мышей и крыс травит.
Аммос Федорович. Хорошо. Будет выполнено.
(Судья выходит).
Городничий. А теперь с вами будем разбираться, Артемий Филиппович. Без сомнения этот чужеземец захочет осмотреть подведомственное вам богоугодное заведение, а потому сделайте так, что бы было всё прилично: колпачки были чистые и больные бы не ходили как кузнецы.
Артемий Филиппович. Ну, это ещё ничего. Колпаки, пожалуй, ещё можно надеть и чистые.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом, каком языке – всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к не искусству врача.
Артемий Филиппович. О! насчёт врачевания у нас свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше – лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрёт, то и так умрёт; если выздоровеет, то и так выздоровеет.
Городничий. Хватит вам философию разводить, идите и исполняйте в полной мере. Не посрами страну перед Европой.
Артемий Филиппович. Будет сделано.
(Артемий Филиппович выходит).
Городничий. Что же дальше. Квартальный ступай на улицу, да возьми десятских и пусть они каждый возьмёт в руки по улице… Чёрт возьми, по улице – по метле! И вымели бы всю улицу, что идёт к трактиру и вымыли бы чисто… Слышь. Да, смотри: ты, ты! Я знаю тебя! Ты там кушаешься и крадешь в ботфорты серебряные ложки – смотри у меня ухо востро! Что ты сделал с купцом Черновых – а? он тебе на мундир дал два аршина, а ты стянул всю штуку. Смотри! Не по чину берёшь! Ступай.
(Квартальный выходит, а в это время проходит Гамлет).
Гамлет. Быть или не быть – вот в чём вопрос.
Городничий. Что он сказал?
Пристав. Бить или не бить – вот в чём вопрос.
Городничий. И что это значит?
Пристав. Это значит, что бытие определяет сознание и всякий, то есть, кто нарушает общественный порядок, должен быть сечён розгами.
Городничий. Но ты того, придержи-ка пыл. Высек вон унтер – офицершу, а она невиновная. Непорядок.
Пристав. Впредь не будет нарушать.
Городничий. Если узнают там (кивает головой наверх), то нас будут бить. А тут Европа вся узнает. Ты эти штучки брось. И предупреди своего Держиморду, что бы не слишком давал воли кулакам своим: он для порядка, всем ставит фонари под глазами – и правому, и виноватому. Ступай, братец, исполняй.
(Пристав выходит).
Лука Лукич. А мне, кажется, он сказал. Брать или не брать.
Городничий. Что брать или не брать?
Лука Лукич. Я так понимаю, что он имел в виду взятки.
Городничий. Взятки!
Лука Лукич. Да, взятки.
Городничий. А кто у нас берёт взятки? Что это, Лука Лукич, тень на плетень наводите.
Лука Лукич. Но ведь, известно…
Городничий. Что вам известно. Да, бывает, что благодарные сограждане за благополучно для них устроенное дело преподносят нечто. Но разве это взятка. Это люди саами от всей души делают. Делают, как бы это лучше выразиться, делают приятное тому человеку, который сделал им приятное. Ведь в писании-то сказано – поступай по отношении к другому, как бы ты хотел, что бы относились к тебе. Это же по-человечески: услуга за услугу и если я не приму это нечто, то человек даже обидеться, а мы, ведь должны с пониманием относиться к нашим подопечным. Вот какой смысл тут заложен, Лука Лукич, а вы рубите с плеча.
Лука Лукич. Да, я ведь ничего. Я просто так.
Городничий. Просто так и не говорите.
(Появляется Аммос Федорович и Артемий Филиппович).
Аммос Федорович. Дал распоряжение. Тотчас же навели порядок.
Городничий. Это хорошо.
Артемий Филиппович. Мы тоже всё сделали, как подобает.
Городничий. Смотрите мне, а то в порошок сотру.
Аммос Федорович. Что будем делать дальше?
Городничий. Сам не знаю. Подайте-ка мне мою шпагу. Эх, шпага вся исцарапалась! Проклятый купчишка Абдулин – видит, что у городничего старая шпага, не прислал новой! А так, мошенники, я так думаю, уже просьбы из-под полы готовят.
(Снова Гамлет проходит через сцену).
Гамлет. Да, сударь, быть честным притом, каков мир – это значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч.
Городничий. Что он сказал?
Лука Лукич. Он сказал, что у нас очень мало честных людей. Одного можно отыскать среди десяти тысяч.
Городничий. Одного среди десяти тысяч.
Лука Лукич. Да, одного среди десяти тысяч.
Городничий. Как это он успел вычислить?
Лука Лукич. Не знаю.
Городничий. Только приехал и сразу такие заявления. Какие-то паршивцы доложили, написали донос.
Аммос Федорович. Вы, почему на меня так смотрите.
Городничий. А на кого же мне смотреть, Цицерон, ты наш сладкозвучный.
Аммос Федорович. Ну, уж и Цицерон. Далеко мне до Цицерона.
Городничий. Но кто, же тогда поставил его в известность.
Аммос Федорович. Не знаю. Не знаю. Хотя я бы не был таким категоричным. У нас значительно больше честных людей. Я бы сказал, что один из ста, или даже один из десяти у нас честный человек.
Городничий. Конечно, среди присутствующих, то вы себя считаете честным человеком.
Аммос Федорович. Я этого не сказал.
Городничий. Но подумали про себя так. Честно признались. Да, я взятки беру, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело. Честное признание совершенно честного человека.
Аммос Федорович. Я не кривлю душой.
Городничий. Ну, щенками или чем другим – всё равно взятки.
Аммос Федорович. Ну, нет, Антон Антонович. А вот, например, если у кого-нибудь шуба стоит пятьсот рублей, да супруге шаль…
Городничий. Ну, а что с того, что вы берёте взятки борзыми щенками? Зато вы в бога не верите, вы в церковь никогда не ходите: а я по крайней мере в вере твёрд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы, если начнёте говорит о сотворении мира, то просто волосы дыбом поднимаются.
Аммос Федорович. А вы в церковь ходите, а денежки, которые на постройку храма выделили заныкали-то…
Городничий. А вы к супруге Добчинского, когда тот уезжает на охоту, бегаете. Все дети его на вас похожи, как две капли воды.
(Проходит через зал Гамлет).
Гамлет. У кого много земли, и плодородной; там, где над скотами царствует скот, его ясли всегда будут стоять у королевского стола; это скворец, но, как я сказал, пространный во владении грязью.
Городничий. Вот когда зарезал, как зарезал! Убит, убит, совсем убит! Ничего не вижу. Как сказал? Там где над скотами царствует скот, его ясли будут стоять у королевского стола. Скот над скотом… Вижу какие-то свиные рыла, вместо лиц, а больше ничего… Воротить, воротить его!
~ Занавес ~
Действие второе
Та же сцена, что и в первом действии.
Городничий. Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.
Аммос Федорович. Как ревизор?
Артемий Филиппович. Как ревизор?
Городничий. Ревизор из Петербурга, инкогнито. И еще с секретным предписаньем.
(Входит Кат в форме работника НКВД).
Кат. Во сколько вас здесь собралось. Ну, что господа будем сознаваться в подрывной деятельности против государства или как.
Городничий. Что за тон? Что за выдумка? Какая тут подрывная деятельность? Мы служим верой и правдой нашему Отечеству, живота своего не жалеем.
Кат. Вот насчёт своего живота вы правду сказали. Живота-то своего не жалеете, а надо бы поубавить рацион, но мы об этом побеспокоимся.
Городничий. Прекратите свой цинизм. Я буду жаловаться.
Кат. Кому?
Городничий. Губернатору, а если не поможет, то ещё выше пойдём.
Кат. Не старайтесь напрасно. Выше нас только бог. А к богу, я думаю вам ещё рано.
Городничий. Молодой человек, вы забываетесь. У нас есть тоже заслуги перед Отечеством, многие из нас награждены.
Кат. Это в прошлом, а я живу настоящим.
Артемий Филиппович. Конечно, все мы люди, и не без греха. Но грех греху рознь. Мы можем допустить какие-то проступки, но чтобы заниматься подрывной деятельностью против родного Отечества. Нет. Никогда. И, если у нас вместо габерсупа дают капусту, то это не значит, что мы ведём подрывную деятельность против государства.
Лука Лукич. Мы, в своих учениках воспитываем любовь к родному Отечеству.
Пристав. Только какая буза в народе появляется, мы тотчас же её пресекаем.
Аммос Федорович. У нас каждый получает по делам своим, и измену родному Отечеству тотчас бы заметили и приняли к исполнению.
Городничий. Вот видите, какие преданные у нас люди и я головой своей ручаюсь за их благонадёжность.
Кат. Вот только не надо своей головой ручаться. Она и вам пригодиться, поскольку у нас имеются сведения немного иные.
Городничий. Какие?
Кат. Вот это уже секрет.
Городничий. (Про себя). Ух, подлые людишки всё-таки нажаловались, но доберусь я до них. (В голос). Здесь не может быть секретов, мы все свои.
Кат. А вот я не уверен.
Городничий. Кто же тогда среди нас?
Кат. Вот это мне и предстоит выяснить. (Обводит всех тяжелым взглядом). И мы выясним, будьте уверены, но тогда наша кара будет ещё страшнее… Чистосердечное признание смягчает приговор.
Аммос Федорович. (Пауза). Я.. (Все сразу резко посмотрели на него, что Аммос Федорович запнулся, но затем пришёл в себя). Я хотел сказать.
Кат. Говорите, не бойтесь.
Аммос Федорович. Я хотел сказать, что я беру взятки, но чем беру взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Кат. Да, конечно, это совсем другое дело.
Городничий. Выскочка.
Аммос Федорович. Каждый отвечает за свои дела.
Городничий. Ваши намёки неуместны. Тут идёт речь о более важных делах. Задета наша честь, нас обвиняют в измене, а вы со своими щенками. Это непорядочно.
Аммос Федорович. Непорядочно шубы за 500 рублей иметь, да шали…
Артемий Филиппович. Господа, прекратите же эти разговоры. Нам, наоборот, надо сплотиться, что бы дать достойный ответ этому, молодому человеку.
Кат. Почему же. Спорьте, спорьте. В споре рождается истина и может быть, та, которая мне нужна.
Артемий Филиппович. Не дождётесь.
Городничий. Да, Артемий Филиппович, вы правы. Не будем опускаться до уровня базарных торговок. И вам, молодой человек, не удастся нас поссорить. Я вижу, что вы большой специалист по части интриг, но у нас вам ничего делать.
Кат. А вот это мы посмотрим.
Городничий. И смотреть нечего.
Кат. Значит, я так понял, что никто не хочет сделать признание.
Городничий. Нет.
Артемий Филиппович. Нет.
Аммос Федорович. Нет.
Лука Лукич. Нет.
Пристав. Нет.
Кат. Что ж это замечательно. Я вас не задерживаю, можете идти. (Все направляются к выходу). А вот вас, любитель борзых щенков, я бы попросил остаться.
Аммос Федорович. Меня?
Кат. Да вас. Вас.
Аммос Федорович. А почему?
Кат. Скажем так – вы мне понравились. Вы наиболее честный, и преданный слуга своему Отечеству, среди всей этой братии.
Аммос Федорович. Нет, я уверяю вас – все они тоже порядочные и верные люди.
Кат. Это нам судить об этом, после тщательного разбора, а пока я о них ничего не могу сказать. Одно скажу. Я им не верю, как вам вот верю.
Аммос Федорович. Вы мне льстите.
Кат. Ничуть. Я хорошо разбираюсь в людях, очень даже хорошо. (Пристально глядит на Аммос Федорович).
Аммос Федорович. Надеюсь, что я недолго здесь задержусь. У меня же там дела, в присутственном месте посетители ждут. Надо же их уважить, а то они люди очень нервные. Чуть что и сразу жалобы катать.
Кат. Не волнуйтесь. Я вас долго не задержу. Вы мне всё расскажите и тотчас же уйдёте.
Аммос Федорович. Но я не знаю, что я могу рассказать.
Кат. Неужели?
Аммос Федорович. Да. Была ошибочка, признаю. Унтер-офицершу высекли зря. С кем не бывает – это лишь тот не ошибается, кто ничего не делает.
Кат. И больше ничего вы не хотите мне сказать.
Аммос Федорович. Увы.
Кат. Что ж придётся приступать.
Аммос Федорович. К чему?
Кат. Увидите. Садитесь. Так, ваша фамилия, имя, отчество.
