«Защита Лужина» kitabından alıntılar, sayfa 12

И вдруг она поняла, что нарочно медлит, стоя в пижаме перед зеркалом, - и холодок прошёл в груди, как когда перелистываешь прошлогодний журнал, зная, что сейчас дверь откроется, и встанет дантист на пороге.

Как же, как же. Большие роли, и во всю морду».

шахматы. Вы играете?» – «Неважно», – сказал Лужин-старший. («Ты что же тут делаешь? Иди тоже послушать музыку…») «Какая игра, какая игра, – сказал скрипач, бережно закрывая ящик. – Комбинации как мелодии. Я, понимаете ли, просто слышу ходы». – «По-моему, для шахмат нужно иметь большие математические способности, – быстро сказал Лужин-старший. – У меня на этот счет… Вас ждут, маэстро». – «Я бы лучше партишку сыграл, – засмеялся скрипач, идя к двери. – Игра богов. Бесконечные возможности». –

Рисовать же было приятно. Он нарисовал тещу, и она обиделась; нарисовал в профиль жену, и она сказала, что если она такая, то нечего было на ней жениться;

Зато были две книги – обе подаренные ему тетей, – которые он полюбил на всю жизнь, держал в памяти, словно под увеличительным стеклом, и так страстно пережил, что через двадцать лет, снова их перечитав, он увидел в них только суховатый пересказ, сокращенное издание, как будто они отстали от того неповторимого, бессмертного образа, который они в нем оставили.

стеной, – и опять тишина. Но изредка происходило

счел нужным пояснить Курт. Окно опустело, но

руки в карманах, большой пегий ранец на спине, валит снег… Он старался забежать вперед, заглянуть ему в лицо, но тот особый снег забвения, снег безмолвный и обильный, сплошной белой мутью застилал воспоминание

как одевалась Лужина, с недешевой простотой

Все лето – быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья