Kitabı oku: «Арзу»
Как все неправильно.
И за что полюбила она меня?
Объяснения нет. Она послана мне
За десяток веков ожидания.
К. Меладзе
Ребенок засопел и зашевелился. Арзу заглянула под легкий кисейный полог над колыбелькой: он спал, умилительно причмокивая губками, и, наверно, видел чудесный сон про маму. Про маму, то есть про нее…
Вот уже третью неделю она мама, но пока еще не может привыкнуть к этому новому для себя состоянию. Да и вообще к тому, что этот малыш, ее сынок, все же умудрился появиться на свет. Сладко заныли груди, слава Аллаху, молоко пришло, и теперь рвется наружу, проступая маленькими белыми каплями на сосках.
«Слава Аллаху», – прошептала Арзу и усмехнулась про себя. Разве подумала бы она об этом Боге всего пару лет назад? Тихо ступая босыми ногами по шелковому персидскому ковру, Арзу подошла к окну. Она все еще была слаба после родов. Ее взору по-прежнему открывался большой квадрат патио огромного дворца, со всех сторон окруженный стенами. Уже много месяцев Арзу не видела ничего, кроме этих стен, ей было недоступно то, что находилось за их пределами. Дворец знаменитого турецкого султана Фатиха, грозного и жестокого завоевателя Константинополя, имя которого повергало в ужас и благоговейный трепет целые народы, роскошный дворец, стал для Арзу одной большой клеткой, из которой не выбраться.
Во внутреннем дворике наблюдалось крайнее оживление, скорее даже царил переполох. Во все стороны сновали рабы, нагруженные мясом и фруктами, ослик тянул тележку, наполненную бочками с янтарным вином, перекрикивались женщины, под ногами которых крутились многочисленные дети. С часу на час дворец ожидал возвращения своего султана из очередного похода, с новой победой. О его приближении сообщил присланный накануне поздно вечером гонец, и все население дворца ожило и заметалось в приготовлении к грандиозному пиршеству.
Арзу тоже с нетерпением ожидала Его, своего единственного Господина, Повелителя, ставшего ее собственным Богом. От воспоминаний о нем сердце застучало чаще, и сладостный спазм вызвал легкую боль внизу живота; недавние роды еще давали о себе знать.
Фатих отправлялся в поход чуть меньше двух месяцев назад. Шли последние недели ее беременности, ребёнок уже повернулся головкой вниз и начал опускаться, так сказал дворцовый врач-евнух, пользовавший всех женщин султана. Арзу плохо понимала, что он говорит, но передвигалась с трудом, неуклюже неся перед собой огромный живот; видимо, плод был крупным.
Опытный врачеватель высказал опасения султану, что роды могут быть тяжелыми с учетом хрупких размеров Арзу, но тот только рассмеялся в ответ:
– Роды будут легкими, а если нет, то вслед за яйцами я отрежу тебе язык, потом руки, а потом и голову. Подумай над этим, у тебя есть еще время до моего возвращения.
Бедному евнуху ничего не оставалось, как удалиться, а Арзу напугалась и встревожилась, и тогда очень хотела больше верить своему Господину, а не врачу.
Арзу подошла к высокому зеркалу, скинула тонкий пестрый халат и придирчиво осмотрела себя со всех сторон. Живот втянулся, и следов на гладкой шелковистой коже почти не осталось. Ей едва исполнилось семнадцать. Молодое здоровое тело быстро возвращалось в норму, тем более три последних месяца беременности Арзу носила специальное приспособление для поддержки живота по совету старшей жены султана. Да и обслуживать своего Господина в нем было гораздо удобнее: большой живот не мешал Фатиху добираться до всех самых укромных уголков ее тела.
Бедра, конечно, чуть расширились и стали круглее: малыш, когда выходил на свет, раздвинул их своей головкой. Но Арзу решила, что так они выглядят еще привлекательнее. Талия осталась такой же узкой, а вот груди… До беременности они были небольшими, но упругими, с острыми торчащими маленькими сосками, чётко очерченными розово-коричневыми ореолами. Ох, и доставалось же им от Господина! Они как магнитом притягивали его, впрочем, как и все остальные ее прелести. Теперь груди сделались втрое больше и слегка провисали от переполнявшего их молока. Кожа растянулась, стала блестящей и словно прошитой тонкими голубыми ниточками сосудов. Соски расплылись и уже не торчали, но представали пленительными бордово-красными бугорками.
Теперь над ними днями и ночами трудился сынок и, надо сказать, в своем рвении не уступал отцу. Когда он жадно приникал к груди и начинал ритмично сжимать еще беззубыми, но твердыми деснами сосок, сладкие волны прокатывались в низ живота, заставляя судорожно сжиматься бедра. В такие мгновения рука Арзу непроизвольно опускалась в заветную ложбинку между ног: все-таки султана не было два месяца, а ее прирученное покорное тело не привыкло так долго оставаться без своего Господина. Но усилием воли Арзу останавливалась: ласкать себя в отсутствие Повелителя не разрешалось. Ее тело ей не принадлежало, оно было предназначено только для Господина, служило для его удовольствий, являлось его собственностью. Арзу могла получать наслаждение лишь с позволения Господина и у него на глазах.
Этот закон, как и многие другие, Арзу усвоила четко; слишком дорого обходилось их нарушение. Фатих видел свою рабыню насквозь и, даже если не был рядом, потом все равно добивался признаний во всех ее маленьких грехах. А за признаниями следовали наказания. Она хорошо знала, что они последуют, но под острым взглядом его темных глаз не имела сил ничего скрывать и, валяясь в ногах Господина, признавалась, признавалась, с трепетом ожидая очередного наказания.
Но это было потом. А тогда…
Арзу в изнеможении опустилась на кровать, прикрыла глаза… Сквозь полуопущенные ресницы ей мерещилось море, в ушах снова раздавался шум прибоя и крики чаек, казалось, маленькие лодочки качались на волнах вдали, а над головой простиралось огромное синее небо. Она снова была в той, другой – мнилось, что уже не в своей жизни…
*****
Маленький островок в Эгейском море утопал в зелени. Ника исходила его вдоль и поперек. Пока отец и братья ловили рыбу, а мать готовила фету и пекла хлеб, девушка пасла овец, собирала оливки в саду. Ника была единственной дочерью в семье, младшим, самым любимым ребенком. Произведя на свет двоих сыновей, мать молила богов, чтобы они послали ей дочь, и боги сжалились над ней, когда ей было уже больше сорока лет. Родители считали Нику своей победой над судьбой и не сомневались в выборе имени для дочери.
В свои неполные шестнадцать лет Ника была очаровательной девушкой, и многие молодые и взрослые мужчины заглядывались на нее. Прямая походка, гордый профиль, точеные ножки, длинные, слегка вьющиеся волосы, миндалевидные глаза и чувственные пухлые губы – казалось, она словно сошла с небес. Ника знала, что очень хороша собой, но не спешила этим пользоваться. Она наслаждалась морем, солнцем и относительной свободой, предоставленной ей любящей матерью.
В одно прекрасное утро Ника уже собиралась выгнать на пастбище овец, когда услышала крики со стороны моря. Девушка бегом кинулась на берег. Рыбаки, еще не успевшие отправиться за утренним уловом, побросали снасти, оживленно кричали и показывали руками куда-то вдаль. Ника заметила на горизонте несколько десятков черных точек, которые, стремительно увеличиваясь в размерах, буквально на глазах превращались в турецкие корабли.
Через несколько часов райский уголок стал адом: стонали раненые мужчины, визжали женщины, плакали дети, блеяли овцы, полыхали домики и овчарни. Спрятаться от этого кошмара на маленьком островке было некуда.
Фатих стоял у самой кромки воды, с удовлетворением наблюдая за действом, разворачивающимся у него на глазах. Все-таки не зря он предпринял очередную вылазку на греческие острова, до которых было рукой подать. Мирная жизнь во дворце надоедала ему очень быстро, а верным воинам вообще была вредна. Купаясь в лучах его славы, в промежутках между походами они только и делали, что без меры пили и ели, развлекались с женщинами и очень быстро теряли боевой настрой, превращаясь в бесформенные туши, которым не только воевать, но и двигаться порой бывало лень. Такие, пусть короткие и не очень прибыльные, набеги были необходимы им хотя бы для тренировки, а султан вписывал очередную главу в книгу подвигов династии Османов, создавая основу для новой легенды о своей непобедимости.
Кроме того ему был нужен страх. Не тот подобострастный, мелкий страх, который он видел изо дня в день на лицах своих многочисленных слуг во дворце, а настоящий животный ужас, страх неминуемой смерти, который можно было наблюдать только в такие моменты, как этот. Как истинный завоеватель султан получал от его вида физическое удовольствие, почти эротическое наслаждение. Больше с убогого островка и взять, в общем-то, было нечего.
Чуть поодаль трое его головорезов окружили маленькую хрупкую гречанку. Они выкрикивали похабные ругательства, толкали ее друг к другу, хватали своими огромными ручищами и ржали как лошади. Девушка не кричала и не падала, она только слабо оборонялась, пытаясь оттолкнуть их от себя, но ее сил, конечно, не хватало в борьбе против трех здоровых мужчин. «Как дети», – подумал султан и хотел уже отвернуться, но что-то его остановило. Что-то необычное… Он присмотрелся внимательнее и с изумлением понял, что на лице у девушки не было страха. На нем читались удивление, яростное негодование, неженская сосредоточенность, с которой она отбивалась от нападающих, но страха не было. Видимо, она была в шоке и еще недопонимала или не совсем успела осознать происходящее.
Фатих грубым окриком остановил бойцов и двинулся в их сторону. Те разочарованно загудели, но расступились: возражать султану никто не смел. Он приблизился к девушке. Та, воспользовавшись паузой, пыталась отдышаться и поправить разорванную в нескольких местах тунику, но подняла голову и взглянула на подошедшего с интересом.
Без сомнения, перед ней был сам грозный и кровожадный Фатих, слава о котором расходилась впереди него по островам и далеко за их пределами. Высокий, черноволосый, широкоплечий, довольно красивый, он окинул девушку цепким взглядом и скривил губы в легкой усмешке. Ника смотрела прямо в его черные глаза, не опуская голову и не отводя взгляд.
Нет, он не ошибся. Она смотрела с интересом! Уже давненько ни одна из его многочисленных женщин не позволяла себе так на него смотреть. Все они смотрели со страхом, с собачьей преданностью, с готовностью броситься выполнять любое его желание, а чаще вообще боялись поднять глаза. Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы научить ее правильному поведению? День? Час? Ему вдруг стало весело, и он улыбнулся. Девушка чуть расслабилась.
– Как тебя зовут?
– Ника.
Султан удивленно поднял брови:
– Победа, значит… Ну что ж, звучит заманчиво. Я люблю победы. И всегда добиваюсь их – любой ценой.
Фатих свободно говорил по-гречески, но бедная пастушка понимала не все слова и не услышала в его голосе угрозы. Если бы она могла хоть на секунду представить тогда, что ее ждет…
– На корабль ее, – кивнул Фатих своим воинам и, казалось, потерял к ней всякий интерес.
Он и потерял… до поры до времени. Ему нужно было разобраться с островом. Но мысли о маленькой гречанке почему-то не покидали его. Он предвкушал новое удовольствие, но не торопился. В военных и эротических делах Фатих, будучи настоящим стратегом, не торопился никогда. Поэтому и не проигрывал.
Корабль сильно качало, видимо, он вышел в открытое море. В трюме было темно и грязно, пахло тухлой рыбой и мокрыми веревками, Нику мутило. Она свернулась калачиком в углу и впала в странное оцепенение. Почему-то девушка не думала ни о том, что произошло с мамой, отцом, братьями, ни о том, что ее ждет впереди. Видимо, организм запоздало переживал шок. Время от времени приходил какой-то человек, приносил воду и еду. Ника отрешенно ела и пила и опять впадала в полусонное состояние, глядя в одну точку. Султан не появлялся. Сколько времени заняло путешествие, она определить не могла.
Когда наконец Ника оказалась во дворце, в том самом патио, окруженном стенами, она представляла собой довольно жалкое зрелище. Туника девушки испачкалась и порвалась окончательно, волосы спутались, а сама она была очень бледна. Ника полностью ушла в себя и наблюдала словно со стороны, как двое крепких мужчин передали ее с рук на руки трем женщинам, закутанным до глаз в красивые одежды. Женщины молча увели ее вглубь дворца на женскую половину.
Просторные покои, отделанные мрамором и украшенные великолепными орнаментами, сверкали позолотой. Ника лежала на тёплой каменной скамье, воздух наполняли сладкие ароматы, которые успокаивали и завораживали. Ее окружали полуобнаженные рабыни: много ласковых мягких рук прикасалось к ней одновременно. Они сняли с девушки одежду, покрыли тело мыльной пеной от макушки до пяток и начали массировать, сначала нежно, а потом будто сотни мелких иголочек тихонько впились в кожу. В свои юные годы, проведенные на бедном острове, Ника не имела понятия о скрабах. Руки были повсюду: в волосах, на лице и даже в самых интимных уголках ее тела. Она не сопротивлялась – наоборот, закрыв глаза, вся отдалась во власть этих рук. Голова слегка кружилась, и Нике казалось, что она возносится к небу, покачиваясь на волнах блаженства.
Она ощущала на себе то теплые потоки воды, то мягкие полотенца, то душистые скользкие масла. Потом почувствовала, что ноги раздвинуты и согнуты в коленях, ягодицы приподняты, а от лобка до самого укромного места распространяется что-то горячее. Через мгновение резкая боль пронзила ее между бедер и вернула с небес на землю. Ника вскрикнула и инстинктивно сжала ноги. О воске для удаления волос она тоже ничего не знала. Сколько всего ей ещё предстояло узнать в этом прекрасном дворце…
Но боль была короткой и быстро прошла – одалиски действовали ловко и умело: почти сразу чувствительная кожа девственного лона перестала саднить, обильно смазанная успокаивающим маслом. То же самое рабыни проделали с ее подмышками, хотя они еще не сильно в этом нуждались. Но таковы правила для женщин в гареме: ни одного волоска не должно быть нигде, кроме головы. Рука мужчины, прикасающаяся к телу женщины, должна ощущать исключительно гладкую, нежную кожу. Тем более если этот мужчина – сам султан Фатих!
Наконец Ника с высушенными и расчесанными волосами, с отполированными ноготками, с умасленными коленями и пятками, одетая в свободные шелковые одежды оказалась на удобном просторном ложе и моментально заснула. У неё в запасе были сутки – для сна, хорошей еды и просто отдыха.
Весь вечер и половину ночи Фатих праздновал победу. Он возлежал на широком мягком диване, окруженный верными женами, которые массировали ему спину и ноги, и наблюдал, как бушуют победители. Слуги сновали без устали, поднося вина и закуски, звучала музыка, полуобнаженные наложницы исполняли танец живота. Когда под утро воины угомонились и попадали с ног от обильных возлияний, султан удовлетворенно откинулся на подушки и задремал. Днем ему предстояло заняться текущими делами – огромная империя требовала управления.
Утром Ника проснулась свежей и бодрой и чувствовала себя отдохнувшей и обновленной. Поданный завтрак поразил ее обилием и разнообразием блюд, о существовании которых она раньше и не догадывалась. Странным образом все произошедшее на острове отодвинулось в сознании куда-то далеко и казалось нереальным. Зато девушка с удовольствием вспомнила вчерашний вечер и подумала, что жизнь во дворце, наверно, не так и ужасна, даже для пленницы. О том, что будет с ней делать султан, она старалась не думать. В конце концов женщины, которые ее окружали, не выглядели замученными или недовольными, только казались излишне молчаливыми. Да и сам султан не произвел на Нику впечатления такого зверя, как о нем рассказывали. Наивная девушка даже не представляла, насколько она заблуждается, как обманчивы ее первые впечатления и какую цену придется платить за жизнь в роскошном дворце.
К вечеру Фатих устал от решения множества вопросов, с которыми к нему бесконечной чередой тянулись подданные, и был весьма раздражен. Ему всегда было легче принимать решения в бою, чем в мирной жизни. Визири частенько казались ему тупыми пресмыкающимися, не способными и шагу ступить без его указа. Сразу после ужина он решил, что пора подумать об удовольствиях, отправился в свои покои и распорядился привести туда гречанку.
Фатиху исполнилось тридцать семь лет, и за два с лишним десятилетия сотни женщин побывали в его спальне, но каждый раз срабатывавший эффект новизны приводил его в возбуждение. Кроме того, слишком искушенный в эротических делах, с возрастом он становился все более изобретательным и изощренным с женщинами, выдумывая новые и новые развлечения, а неограниченная власть позволяла приводить их в исполнение.
Юная гречанка, очевидно, не познавшая еще ни одного мужчины, будоражила его воображение. Она должна была стать куском воска в его руках, из которого он сможет вылепить все, что угодно. Главное, делать это целенаправленно и последовательно, не позволяя ей задуматься о том, что может быть иначе. Вернее так: вообще не позволять ей задумываться, только беспрекословно исполнять его приказы.
Просто молодое женское тело давно не вызывало у Фатиха бурного всплеска эмоций. Такими телами дворец был буквально набит битком, они находились в свободном доступе в любое время дня и ночи – достаточно просто щелкнуть пальцами. Ему уже была неинтересна обычная тупая покорность, хотелось добиваться и получать ее с помощью грубой силы, через боль и наслаждение находящейся в его власти жертвы, владеть мыслями, эмоциями, сознанием беспомощной в своей слабости женщины, пробуждать в ней чувственность и ответный трепет плоти вопреки ее собственной воле. Фатих, разумеется, осознавал извращенность своих желаний, но не хотел себя ограничивать ни в чем. Да и с чего бы? Ведь именно для этого он добывал средства в своих многочисленных походах – для удовлетворения собственных желаний.
Конечно, он знал, что требуя в спальню рабыню, появившуюся во дворце буквально вчера, нарушает все каноны и вызовет ропот своих многочисленных женщин. Но с некоторых пор его это мало занимало. Да и перед кем ему отчитываться кроме Аллаха? Фатих понимал, что если девчонка пробудет в гареме определенное время, как предписывали законы, установленные еще его прадедами, там, конечно, научат, расскажут, покажут. И через два-три месяца он получит готовую наложницу, но этого-то он и не хотел, по крайней мере в этот раз. Или именно в этот. Что-то было такое в этой девочке, замеченное им еще на острове, что сейчас он желал – сам научить, добиться и получить. А получит ли? Еще ее имя, такое свободное и гордое, не давало султану покоя. Ника, Победа… Интересно, насколько она соответствует своему имени? Гречанка взволновала его больше, чем он сам был готов себе признаться. Султан жаждал победы над Победой.
Рабыни провели закутанную в покрывало Нику через весь дворец на другую его половину и остановились перед богато отделанными двустворчатыми дверями. Ее сердце стучало так, что девушке казалось, будто она слышит эхо, отражающееся от стен.
Незадолго до этого ей пришлось пройти через ряд унизительных процедур – благо производили их все те же рабыни, но это мало успокаивало. Нике промыли задний проход, смазали его каким-то маслом снаружи и внутри – примерно на длину пальца. Это было не больно, но неприятно и непривычно, и девушка занервничала. Потом натерли странной жидкостью соски: они покраснели, сделались напряженными и сильно торчали вперед, их чуть-чуть жгло, так что Ника постоянно ощущала свою грудь. Когда же она увидела наряд, в который ей предстояло облачиться, Ника окончательно пришла в смятение. Теперь, стоя на пороге опочивальни султана, она была близка к панике и хотела только одного – бежать.
Наконец рабыни отворили двери, слегка подтолкнули девушку внутрь и сняли с нее покрывало. Она переступила порог, створки за спиной закрылись с тихим стуком. Бежать было некуда.
Спальня султана оказалась необычайно просторной и хотя достаточно хорошо освещалась расставленными повсюду ароматическими масляными лампами, стены тонули в полумраке и едва угадывались. На полу, сплошь устланном коврами, повсюду в беспорядке валялись шелковые подушки. В самом центре располагалось огромное ложе под роскошным балдахином, края которого были приподняты с одной стороны, обращенной к дверям. Рядом находился низкий серебряный столик с фруктами и вином.
Фатих стоял рядом с ложем, широко расставив ноги, и смотрел на девушку в упор. Плотный балдахин скрывал султана, поэтому Ника не сразу его заметила. Правитель империи был облачен в длинный шелковый халат, распахнутый на широкой груди, заросшей густыми черными волосами. «И правда, как у зверя», – все больше робея, подумала девушка.
– Подойди ближе.
Его голос заставил ее вздрогнуть, тело покрылось мурашками. На негнущихся ногах Ника шагнула вперед и замерла посередине между дверьми и ложем.
– Опусти руки.
Она и не заметила, что неосознанно прикрывает ладонями грудь. Ника медленно опустила руки вдоль тела, стараясь не смотреть на Фатиха. Куда угодно, только не на него. Сейчас она в полной мере ощутила себя совершенно голой, выставленной напоказ для одного мужчины, который не сводил с нее оценивающего взгляда, как с овцы на рынке в базарный день. Ника кожей чувствовала этот взгляд и очень хотела провалиться куда угодно, хоть в ад, только бы от него избавиться.
Фатих рассматривал девочку с большим интересом и удивлением. Гарем хорошо потрудился для него – гречанку было не узнать. Ее густые светлые волосы, собранные в высокий хвост, ниспадали отдельными локонами на лицо, открывая длинную точеную шею. Упругая маленькая грудь была едва прикрыта лифом из тончайшей кисеи, сквозь которую явственно проступали возбужденные соски. Бедра охватывал широкий пестрый пояс, полностью обнажающий узкую талию и аккуратный пупок. Сзади пояс заканчивался точно над круглой попкой, а спереди спускался углом к самому лобку, начисто лишенному волос. Вниз от пояса расходилась волнами все та же прозрачная кисейная ткань, сзади длиннее, спереди чуть короче, лишь покрывающая слабой дымкой, но абсолютно не скрывающая стройные ножки и то, что находилось между ними. Узкие запястья и щиколотки подчеркивали тонкие браслеты. Больше на Нике ничего не было.
Султан не торопился, с удовольствием любуясь своей новой пленницей и давая ей возможность в полной мере «насладиться» процессом смотрин. Девчонка была совершенно скованна, но просто чертовски хороша! Теперешнее состояние юной гречанки не имело ничего общего с тем, что он наблюдал на острове, когда отобрал ее у своих воинов. Тогда она казалась дикаркой и была распалена борьбой. Сейчас же, хотя и пыталась изо всех сил выглядеть спокойной, просто излучала панику и беспомощность, которые, передаваясь Фатиху буквально по воздуху, вызывали сладкие спазмы в паху. Она старалась не смотреть на него, но не опускала глаза, просто отворачивалась в сторону, и ему не было видно выражения ее лица. А очень хотелось…
Фатих подошел к Нике вплотную, взял за подбородок и повернул к себе прекрасное личико. Их взгляды встретились. Ожидание, настороженность дикого животного, готовность к действиям, к возможному отпору, и вместе с тем какое-то отчаянное любопытство – страха по-прежнему не было! Он не ошибся в своих предположениях и просто упивался этим взглядом. Возбуждение стремительно нарастало в нем одновременно с ликованием. Ну, что ж… как долго?
Он осторожно, почти ласково провел пальцами по ее щеке, по плотно сжатым губам, по шее, неторопливо опускаясь ниже, и наконец коснулся твердого соска сквозь тонкую ткань лифа. Девочка слегка дернулась и задрожала.
О, как он хотел немедленно, прямо сейчас и здесь, на ковре, поставить ее на колени и раскрыть эти пухлые губы своим возбужденным членом, войти целиком до горла и двигаться, глядя в эти глаза, которые сразу наполнятся ужасом и слезами, слушая хрипы и ощущая влажный язык на обнаженной головке. Но нет! Это был бы слишком быстрый и обыденный финал. Все должно быть иначе, не так, чуть позже.
Продолжая удерживать ее лицо, султан по-прежнему не отводил взгляда. Его пальцы, на мгновение замерев на груди, медленно следовали вниз по обнаженному телу. Он коснулся живота, пупка, затем, раздвинув ткань юбки, шелковой кожи бедра ближе к тому месту, где ноги были плотно сомкнуты.
Нику трясло, она с большим трудом сохраняла самообладание.
– Раздвинь ноги.
Ника застыла, не в состоянии пошевелиться. Рука султана переместилась с подбородка на шею и слегка сжала горло. У Ники сбилось дыхание, она приоткрыла рот, пытаясь вдохнуть.
– Ты плохо слышишь? Я не привык повторять дважды.
Она опять не отреагировала, только задышала чаще.
В следующий миг сильный удар ладонью по скуле сбил ее с ног, и она упала на пол в мягкие подушки, подвернув руку. Ника задохнулась от неожиданности и обиды, на глаза навернулись слезы, щека запылала огнем. Она лежала в крайне неудобной позе, раздвинув ноги. Тонкий лиф сполз с одной груди, юбка распахнулась, обнажая все ее прелести. Девушка была ошарашена, все смешалось и перепуталось в ее прекрасной голове.
Конечно, Ника понимала, что встреча с султаном неизбежна. Не то чтобы она совсем не представляла, что будет происходить в его спальне. Все же она выросла на свободном острове, часто наблюдала, как совокупляются овцы в отаре, кое о чем шепталась с подружками, а мама рассказывала ей о большой любви, от которой рождаются красивые дети, такие, как она сама. Но все это больше походило на сказки о взрослой жизни из далекого будущего, от которых сладко замирало сердце и слегка увлажнялось между ног. На самом деле она понимала, что в первый раз будет больно и, наверно, страшновато, но надеялась, что опытный Фатих не обидит ее и постарается все сделать бережно и аккуратно. Она готовилась, но оказалась совершенно неготовой к тому, что происходило с ней сейчас наяву.
Ника попыталась приподняться, но султан уже подошел к ней и властно поставил ногу в красивой туфле на ее обнаженный живот, заставив обессиленно откинуться на подушки.
– Надеюсь, теперь ты слышишь гораздо лучше. Так слушай, иначе твое личико быстро растеряет красоту. Я ничего не повторяю дважды и очень тебе советую всё запоминать сразу, для твоего же блага. Все, что я приказываю, нужно выполнять быстро и беспрекословно. Ты теперь моя собственность, и твоя дальнейшая жизнь зависит только от меня. Решать, какой она будет, и будет ли вообще, могу только я. Все, что тебе нужно делать – это очень хорошо исполнять мои желания. Отныне я твой единственный Господин и Повелитель. Ника осталась на острове, в прошлой жизни, о которой придется забыть. С этой минуты ты Арзу – желание, исключительно мое желание!
По мере того, как он говорил, Ника теряла жалкие остатки самообладания. Она лежала неподвижно, сглатывая пересохшим горлом вдруг ставшую вязкой слюну. Крупные слезы катились из глаз, губы дрожали, и каждой клеточкой тела она чувствовала, как мерзкий липкий страх проникает в нее и леденит изнутри. Страх за свою жизнь, страх перед болью, которую, в этом Ника уже убедилась, он мог причинить ей в любую минуту. Она мгновенно поняла, что единственная возможность избежать боли – это всеми силами постараться как можно реже вызывать его гнев.
– Ты все поняла?
Ника неуверенно кивнула. Она уже перестала думать о своей наготе и только напряженно ожидала следующего удара.
– Я не слышу. Отвечай, когда тебя спрашивает твой Повелитель!
– Да, – она еле выдавила короткое слово онемевшими губами.
Удара не последовало. Султан, удовлетворенный ответом, медленно убрал ногу с ее живота. Ника осталась лежать на ковре.
По мере того, как он говорил, Фатих откровенно наслаждался видом притихшей девочки. Такие красивые слезы на черных длинных ресницах, дрожащие и такие манящие губы! И вот он, тот самый страх, который он жаждал увидеть на этом прекрасном лице. И так быстро! Пожалуй, даже неожиданно быстро. А ведь он еще толком и не прикасался к ней. Разумеется, он тщательно рассчитал силу удара, чтобы не покалечить ее, и внимательно проследил за падением, чтобы она ненароком не ударилась обо что-то головой. Девочка больше перепугалась от неожиданности, чем от боли, но этого оказалось достаточно. Да и речь Фатиха довершила дело. Он хорошо знал, что умеет говорить так, что его голоса и интонаций пугаются и куда более смелые люди. Очередная Победа, так необычайно легко доставшаяся ему, лежала, почти нагая, распластанная у ног, и была так притягательна в роли побежденной. Султан предвкушал, что еще много чего получит от этой победы.
– Ну, что ж, надеюсь, ты будешь послушной девочкой. Я научу тебя, как доставлять удовольствие своему Господину!
Фатих отвернулся и неторопливо направился к столику, налил в бокал немного вина, сделал, смакуя, пару глотков, положил в рот виноградину.
Ника лежала в той же позе, боясь пошевелиться. Все ее чувства замерли. Казалось, он забыл о ней и думал о чем-то своем, но она понимала, что это не так, и еще вдруг, в один миг, осознала, что ее настоящая жизнь во дворце только началась. Наконец он медленно, очень медленно (или ей это тоже казалось?) обернулся.
– Встань!
Она поспешно поднялась, юбка скользнула вниз по бедрам, но съехавший лиф так и прикрывал лишь одну маленькую грудь; поправлять его Ника опасалась.
Султан поставил бокал и вернулся к девушке. Она выглядела такой ошарашенной и растерянной, что Фатих еле сдерживал улыбку и… желание. Одним движением он сорвал с нее кисейный лиф и бросил на ковер, взял девушку за запястье.
– Иди за мной!
Ника повиновалась беспрекословно. Он увлек ее вглубь спальни, в полумрак, слегка подтолкнув лицом к дальней стене почти вплотную.
– Подними руки!
Через пару мгновений она почувствовала, что руки привязаны к стене мягкими кожаными ремнями.
– Раздвинь ноги!
Теперь она хорошо, даже очень хорошо слышала!
– Шире!
На лодыжках тоже появились ремни, и Ника поняла, что распята, надежно зафиксирована и не сможет оказать никакого сопротивления. Впрочем, такого стремления не возникало. Фатих резко дернул кисею юбки, и она оторвалась с тихим треском. Ника осталась в одном широком пестром поясе.
Перед глазами была серая стена, Фатих находился сзади. Ника не могла его видеть и не понимала, что он намеревается делать дальше. Из-за этого, а также от осознания собственной наготы, обездвиженности и полной беспомощности отступивший ненадолго ужас нахлынул на нее с новой, удвоенной силой.
