Kitabı oku: «Неслучайная связь, или Мужчин заводят сильные женщины», sayfa 2

Видимо, мы с Матвеем любили друг друга по-разному. Он – цинично, а я – чересчур искренне. Как только Матвей ко мне вернулся, я вновь начала дышать, а шрам, оставленный на сердце, перестал ныть. А затем – свадьба в семейном кругу и путешествие на Мальдивы…

– Если я не ошибаюсь, она плачет, – сказал по-английски кто-то возле меня. – Посмотрите, у нее слезы на глазах. Бедная девочка…

В этот момент у моей кровати появился незнакомый мне мужчина. Он осторожно склонился надо мной и застонал от увиденного. Просто обугленный кусок мяса, внутри которого еще бьется сердце… Я смотрела на незнакомца и чувствовала, как от слез щиплет мое лицо, на котором почти не осталось кожи. Боль была настолько нестерпимой, что мне хотелось опустить обожженные веки, на которых больше нет ресниц, и умереть.

– Яночка, это ты? – Незнакомец смотрел на меня с таким ужасом и с такой жалостью, что мелькнула мысль: если я останусь жива, то никогда не подойду к зеркалу. Ничего хорошего я там не увижу. – Девочка моя! Зайка, это ты?

Если бы я была способна говорить, то, конечно, ответила бы этому мужчине, что меня зовут Аня, но я не могла произнести ни звука. Я не могла покачать головой. Я вообще ничего не могла, лишь ощущала боль, как физическую, так и душевную.

– Яна, они все говорят, что ты безнадежна, что ты долго так не протянешь и что тебя нельзя увезти из этой страны. Но я обещаю, что сделаю все возможное. Я верну тебя к жизни. Я найду лучший в мире ожоговый центр, только, пожалуйста, подтверди, что это ты.

В этот момент стоящий неподалеку врач сказал по-английски, что я не могу говорить. Моя гортань слишком пострадала после ожога.

– Яна, я сделаю для тебя все. Я тебя вытащу, – лихорадочно твердил мужчина. – Ты у меня и говорить начнешь, и снова красавицей станешь. Даже станцевать сможешь. Я тебе клянусь! Я тебе не дам на тот свет уйти. И пусть они говорят, что ты безнадежна, что твое состояние не то что тяжелое, а просто критическое. Пусть! Главное, скажи, что это ты. Яна, я куплю тебе жизнь! И пусть говорят, что ее невозможно купить, но я заплачу столько, что она сама пожелает к тебе вернуться. – Мужчина осекся и схватился за голову. – Черт, ты же говорить не можешь! Тогда просто закрой на секунду глаза. Это будет означать «да». Яна, это ты? – в который раз спросил меня незнакомец.

«Я куплю тебе жизнь», – билась в моей голове его фраза. Кровь пульсировала в висках так, будто она, того и гляди, хлынет наружу.

– Яна, пожалуйста… – взмолился мужчина.

Я с трудом открыла и закрыла глаза, почувствовав острую боль от вновь набежавших слез.

Глава 3

Через несколько дней незнакомый мне мужчина, которого все называли Аскольдом, на свой страх и риск забрал меня из местной реанимации. Меня осторожно переложили на носилки и на частном самолете перевезли в одну из бельгийских клиник. Тут занимались больными с тяжелыми ожогами, ожоговым шоком, поражением дыхательных путей, кровотечением и расстройством жизненно важных функций организма.

Палата была оборудована всем необходимым для проведения реанимационных мероприятий, интенсивной терапии и наблюдения. Мои жизненно важные показатели теперь отслеживали системы мониторинга. Современная аппаратура улавливала малейшие изменения дыхания и выбирала оптимальный режим лечения почечной недостаточности. В клинике работали высококвалифицированные пластиче–ские хирурги и реаниматологи. Сестринский уход осуществлялся с помощью самых современных медицинских технологий.

В один прекрасный день я поняла, что буду жить, и теперь больше всего на свете боялась рубцовых изменений кожи, которые нередко приводят к инвалидности. К счастью, в клинике особое внимание уделяли борьбе с рубцами. Одним словом, теперь мне предстояло второе рождение.

Аскольд приезжал ко мне раз в месяц, а когда меня оперировали, оставался в клинике по нескольку дней. Сидел рядом со мной, называл женой и показывал наши «совместные» фотографии. Я смотрела на симпатичную девушку моего возраста и понимала, что он принимает меня за свою жену Яну, которая, по всей вероятности, погибла в той страшной катастрофе. Аскольд любил повторять, что я родилась в рубашке, что в момент крушения он, хорошо накачанный виски, оказался запертым в туалете. Его спасли одним из первых. Искать жену Аскольда не пустили. Яна сидела в последнем ряду бизнес-класса. Мое же место было сразу за ней, в эконом-классе. Меня из горящего самолета вытащили быстро, только никто не верил, что у меня есть шансы поправиться. Обугленное тело тут же поместили в реанимобиль. Когда объявили, что спасенных больше нет, Аскольд пытался узнать, откуда именно извлекли чудом оставшуюся в живых девушку, но никто не смог ответить, потому что после крушения самолет превратился в жуткую братскую могилу и было уже не разобрать, кто где сидел.

Я по-прежнему не могла разговаривать и, слушая Аскольда, лишь закрывала и открывала глаза, давая понять, что он не ошибся, я его жена Яна. Я понимала, что, кроме этого мужчины, никто не сможет поставить меня на ноги и хоть как-то облагородить обезображенную внешность. Было нетрудно догадаться, что у него есть связи и деньги. У меня же ничего нет. А еще я не хотела забирать у него надежду… Надежду на то, что его обожаемая супруга жива и они вновь будут счастливы…

– Ян, ты не переживай. Пусть на лечение уйдет несколько лет, но тебя приведут в порядок. Правда, врачи говорят, что прежнюю внешность тебе не сделают, но это не главное. Главное, что ты осталась жива. Когда тебя можно будет фотографировать, сделаем новые документы. Эти ведь в огне сгорели. А пока ты у меня по справке живешь. Если честно, чем мне лечение за рубежом нравится, так это тем, что здесь лишних вопросов не задают. Самое главное – плати деньги. Никакой бюрократии. И информации о своих больных они тоже никому не дают.

Я с благодарностью смотрела на Аскольда и ловила себя на мысли, что все же есть мужчины, которые не бросают своих женщин даже в таких безнадежных ситуациях. Многим мужикам здоровые женщины не нужны, а куда уж там больные. Признаться честно, в глубине души я даже завидовала этой Яне, ведь меня-то Матвей бросил… Аскольд словно прочитал мои мысли:

– Яна, ты не думай ничего дурного. Я тебя никогда не брошу. Я это сразу сказал, когда предложение делал. И в горе, и в радости… Если бы со мной случилось подобное, ты бы тоже меня никогда не бросила. Я знаю.

На моих глазах вновь появились слезы. Похоже, если бы от Яны осталась одна рука или нога, то ее муж любил бы эту руку и ногу. Да и сейчас от Яны практически ничего не осталось. Обугленная головешка с воспаленными глазами без ресниц. Я привычно открыла и закрыла глаза.

Аскольд улыбнулся и прошептал:

– Главное, что ты все слышишь и понимаешь, а говорить научишься.

В больнице ко мне относились с особым вниманием, трепетом и осторожностью. Ведь на сегодняшний день излечивают только тех больных, у которых площадь глубоких ожогов не превышает сорока процентов от всей поверхности тела. Если больше – летальный исход. Если я осталась жить, значит, я исключение из медицинских правил.

Главный метод лечения глубоких ожогов – оперативное восстановление кожного покрова. От Аскольда я слышала, что мне произвели иссечение некротических тканей с одномоментной пересадкой аутотрансплантатов. Туда, где погибла и клетчатка, мне с применением пластики пересаживали не кожные лоскуты, а кожу с подкожной клетчаткой и мышечными тканями, используя микрососудистые артериальные и венозные швы. Все это делалось для предупреждения инвалидности.

Операция за операцией… К удивлению врачей клиники, несмотря на все сложности, глубокие ожоги лечились успешно, угроза ампутации конечностей осталась в прошлом. Я находилась под постоянным наблюдением, персонал круглосуточно следил за основными показателями жизнедеятельности и гомеостаза. Держали меня в стерильной палате.

Прошло немало времени, прежде чем я смогла сидеть и вставать. Бинты скрывали от меня мое уродство. Все перевязки делали под наркозом, потому что от дикой боли я тут же теряла сознание. Самый страшный момент настал, когда с меня сняли бинты и я первый раз посмотрела в зеркало. Я увидела обезображенную девушку, тело которой покрывали страшные рубцы. Аскольд специально прилетел в тот день. Увидев мои глаза и услышав глухие стоны, которые вырывались из моей груди, он подошел ближе и осторожно прижал к себе.

– Яна, не переживай ты так. Будем делать пластику до тех пор, пока внешность тебя не устроит и рубцов не станет как можно меньше. Ты веришь, что все будет хорошо?

Я посмотрела на Аскольда глазами, полными слез, и в знак согласия закрыла и открыла глаза.

– Не плачь, родная. Самое страшное уже позади.

Я уткнулась в грудь мужчине, который неожиданно стал для меня таким близким, и подумала, что самое страшное еще впереди. Меня ждала череда сложнейших пластических операций. Столько всего предстоит вынести… Теперь уже врачи верили в хороший исход и постоянно внушали, что организм у меня молодой, справится.

Каждый день, проведенный в клинике, стоил больших денег, поэтому персонал здесь был крайне обходительным. Часы напролет я смотрела в окно на прогуливающихся в парке людей и однажды не выдержала. Взяла мобильный, заботливо оставленный мне Аскольдом, чтобы я писала ему сообщения (так как говорить все равно не умею), и набрала телефон Матвея.

Услышав на том конце провода голос мужа, я ощутила, как у меня учащенно заколотилось сердце. Мне хотелось закричать в трубку, но я не могла… Вот уже долгое время я была лишена подобной возможности и страшно завидовала тем, кто умел говорить. Голос Матвея показался довольно оживленным, даже веселым. Я слушала его, обливаясь слезами. Как он живет без меня?

– Алло! – кричал мой муж. – Говорите, слушаю! Если вам нечего сказать, то не хрена сюда звонить! – Матвей усмехнулся, и в трубке послышались быстрые гудки.

Набрав мамин номер, я услышала ее родной голос и опять не смогла не заплакать. Он был слишком тихим, грустным, каким-то глубоко несчастным.

Дав «отбой», я машинально набрала номер Аскольда и, услышав на том конце провода пьяный женский смех, тут же сбросила вызов. Стало как-то пусто и одиноко. Значит, Аскольд коротает вечера не один. Я пыталась убедить себя, что это совершенно чужой для меня человек, я не имею права его ревновать и уж тем более заявлять на него права. Я и так должна быть благодарна ему за все, что он для меня делает и еще будет делать. Если бы не он и его деньги, я умерла бы через несколько дней после авиакатастрофы. Я и сама не могла понять, почему на душе кошки скребли. Наверное, это от того, что я вообразила, будто есть такие мужчины, которых в этой жизни интересует только одна женщина. Ошиблась: их нет. Времена супружеской верности давно закончились. Хотя, если разобраться, Аскольд не бросил свою Яну. Он всячески за нее борется, пытается вырвать ее из лап смерти и регулярно мотается к ней в клинику, оплачивая бешеные счета. Но он ведь мужчина… И этим все сказано. У него мужские потребности, природные инстинкты, которые он, в силу законов все той же природы, просто не может сдерживать. И вообще чего я так взбунтовалась? Он же чужой мужчина… ЧУЖОЙ. И он достоин уважения за то благородство, с которым относится к своей Яне. Пусть даже он с ней из-за жалости. Не важно. Самое главное, что он с ней…

Не успела я об этом подумать, как на мобильный пришло сообщение от Аскольда:

«Яна, ты мне сейчас звонила и молчала в трубку?»

«Да, – защелкала я клавишами. – Мне остается только молчать. Я же не умею говорить».

«Если ты не умеешь говорить, зачем звонить? Мы же договорились, что ты будешь писать эсэмэски». Судя по всему, Аскольд нервничал. Он не хотел, чтобы жена, которой и без того плохо, догадалась о его похождениях.

«Хотела услышать твой голос. Ты не один?»

«С друзьями. Ты подумала, что я с женщиной?»

«Я слышала ее пьяный смех».

«Я же объяснил, что встречаюсь с друзьями. Это жена одного из них».

«Я тебе доверяю, – поспешила успокоить его я. – Аскольд, у меня просьба. Когда ты ко мне прилетишь, захвати, пожалуйста, подборку газет о крушении нашего самолета».

«Зачем тебе это?»

«Я просто хочу все вспомнить и узнать, кто остался жив, а кто погиб».

«Главное, что ты осталась жива. Зачем бередить старые раны?»

«Я очень тебя прошу».

«Как скажешь, любимая. Только где я возьму эти газеты? Столько времени уже прошло…»

«Поищи в каких-нибудь архивах или в библиотеке».

«Для тебя все, что угодно».

«Спокойной ночи, любимый», – отправила я по–следнее сообщение, понимая, что Аскольду некогда со мной переписываться, ведь его ждет женщина.

«Спокойной ночи, любимая».

Глава 4

Когда Аскольд приехал с потрясающим букетом розовых роз, я сидела у окна и смотрела в сторону парка, где прогуливались пациенты клиники. Я никогда не выходила на улицу. Мне было страшно пугать людей своим уродством. В то же время я понимала, что моей внешностью тут вряд ли кого-то испугаешь, потому что в этой клинике лежали только люди с тяжелыми ожогами. Одним словом, человека с безупречной внешностью здесь было не найти. У большинства пациентов клиники был один шанс из ста на то, чтобы выжить. А я так вообще при поступлении сюда относилась к бедолагам, у которых практически не было никаких шансов. В моей ситуации все решил СЛУЧАЙ. Все эти многочисленные трубки… Одному Богу известно, как я от них устала…

– Яна, дорогая, как ты здесь у меня?

Аскольд бросился ко мне и без тени брезгливости поцеловал мое изуродованное лицо. Я по-прежнему не могла говорить, только хрипела и произносила отдельные звуки. Когда я видела Аскольда, мне почему-то хотелось плакать. Мне было страшно, когда его не было рядом, и становилось страшнее еще тогда, когда казалось, что он больше никогда не приедет. В минуты слабости и неописуемой тоски я представляла, как Аскольд решит, что я больше ему не нужна и разорвет со мной отношения. Зачем больная и убогая, когда на свете есть масса красивых и здоровых?! Я боялась, что он влюбится в другую женщину, например, в ту, смех которой я слышала в телефонной трубке, и поймет, что я ему больше не нужна. Я представляла, как меня попросят удалиться из клиники, ведь я не в состоянии заплатить даже за один проведенный здесь день. Как я выйду на улицу и как начнут шарахаться от меня окружающие, словно от настоящей прокаженной…

Именно по этой причине я всегда бросалась на шею Аскольду и плакала, когда он ко мне приходил.

– Успокойся, девочка моя. Ты же знаешь, я рядом. Я никогда тебя не брошу, родная, – ласково говорил Аскольд и гладил мою лысую, покрытую рубцами голову.

Перед беседой с врачом в тот день Аскольд оставил мне подшивку газет о страшной катастрофе, в которую я попала, и попросил, чтобы я не слишком близко принимала прочитанное к сердцу. Все это в прошлом, а я должна с уверенностью смотреть в будущее. Как только за ним закрылась дверь, я тут же открыла газету и просмотрела списки погибших. Нашла Кочеткову Анну, а точнее, себя. Прочитав о собственной смерти, я почувствовала, как у меня поплыло перед глазами, и схватилась за спинку кровати, чтобы не потерять сознание.

Придя немного в себя, я вновь взялась за газеты и тут же увидела нашу с Матвеем свадебную фотографию. Из груди вырвался пронзительный стон.

«ЦЕНА ЗА СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

«Молодожены Кочетковы поженились всего за несколько дней до страшной трагедии. Это была очень красивая, яркая пара…

Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Настоящая любовь не заставила себя ждать. Перед поездкой на Мальдивы эти двое решили обменяться обручальными кольцами и скрепить нежную любовь навеки. Казалось бы, их судьбы сплелись и уже ничто не могло помешать их счастью. Впереди романтиче–ское свадебное путешествие на коралловые острова. Влюбленные хотели пережить новые ощущения на острове Любви и Желания, окунуться в атмосферу приключений и насладиться красотой самого сказочного места на Земле. Они мечтали об ужине при свечах под необъятным звездным небом среди необыкновенных мальдивских коралловых рифов, о катании на украшенной лодке и о незабываемом роскошном отдыхе. Они планировали любоваться закатом, бродить вдоль пляжа, слушать шепот белоснежного песка и шум волн. Садясь в самолет, они взялись за руки в предвкушении встречи с самым романтическим ост–ровом в мире, который должен был удивить их своей красотой и оставить в их памяти прекрасные воспоминания. Но видно, не судьба…

Во время крушения самолета Матвей, как мог, боролся за любимую, потому что хорошо понимал: жизнь без нее ему не нужна. Он хотел спасти Анну даже ценой собственной жизни, но так и не смог вырвать ее из огненного плена. Доставив останки молодой жены на родину, убитый горем муж не мог сдержать слез на похоронах. Хоронили Анну в закрытом гробу, так как ее тело обгорело до неузнаваемости».

Под текстом красовалась фотография моей могилы, усыпанной живыми цветами. Бросив газету на пол, я зарыдала и, упав с кровати, забилась в истерике. В этот момент в палату вбежал Аскольд и, вызвав сестру, бросился поднимать меня с пола.

– Яна, я тебя умоляю, успокойся. Все хорошо, девочка моя! Я как чувствовал, что не стоит тебе давать эти газеты! Не нужно было бередить раны и предаваться воспоминаниям. Девочка моя, все уже в прошлом.

Несмотря на уговоры Аскольда, я так и не смогла прекратить истерику и взять себя в руки. Успокоилась только тогда, когда медсестры заставили меня лечь и сделали укол. Аскольд собрал газеты и выкинул их в мусорное ведро.

– Ни к чему тебе это все перечитывать. Зря я их привез.

Я чувствовала себя несчастным и затравленным зверьком и хотела только одного: чтобы у моей кровати сидел не он, а Матвей.

Успокоительное подействовало быстро. Я закрыла глаза и ощутила, что медленно проваливаюсь в сон. Мне снились Мальдивы… Такая милая и умиротворенная атмосфера. Счастье. Вот мы с Матвеем гуляем среди пальмовых и банановых рощ, держим друг друга за руки и говорим о своих чувствах. Слушаем нежный шепот ветра и шорох белоснежного песка под ногами, а трепетная любовь переполняет наши сердца. Несмотря на то что я люблю сильный дождь, мне нравится теплый тропический климат Мальдив. Матвей ласково целует меня в ушко и вместе со мной вос–торгается первозданной природой.

Матвей обнимает меня за плечи, обещает показать подводный мир и уговаривает пролететь над безбрежным океаном на гидроплане. Я с досадой пожимаю плечами и говорю ему о том, что я вряд ли полечу на гидроплане, я просто боюсь летать… Матвей понимает мои страхи и говорит, что мы можем поехать на рыбалку, а затем заказать барбекю из своего улова. Вот эта идея мне намного больше нравится, потому что когда я думаю о полетах, я чувствую необъяснимый, полностью поглощающий меня страх. Вечером мы восстанавливаем свои силы на SPA-процедурах и сеансах массажа. После чего нам не дает скучать бурная клубная жизнь. В тот момент, когда Матвей прижимает меня к себе и покрывает мое тело поцелуями, я просыпаюсь…

Я просыпаюсь и думаю о том, что Матвей вряд ли стал бы целовать мое теперешнее изуродованное тело. Но как же хочется вернуться в тот красивый и добрый сон… Так хочется…

Каждый новый день как две капли воды был похож на вчерашний. Врачи все так же боролись с моими ожогами: удаляли обгоревшие ткани и делали кожную пластику. Это было очень проблематично и требовало титанических усилий от медиков, учитывая дефицит донорских участков кожи. Мой организм уже был порядком ослаблен, а поражения были слишком обширны. Конечно, огромный плюс в том, что меня лечили за границей. Здесь были крупные банки искусственной кожи и крови, высокопрофессиональные хирурги. В нашей стране самоотверженные и талантливые медики, но нет такой материальной базы.

Между операциями со мной теперь ежедневно занимался логопед, которого нашел Аскольд. Русская женщина, вышедшая замуж за иностранца и переехавшая сюда на постоянное место жительства. Это значительно укрепляло мой дух, потому что хоть я толком и не могла разговаривать, но так нуждалась в русской речи… Мне хотелось ее просто слышать…

Логопед учила меня отрабатывать движения губ перед зеркалом, чтобы восстановилась артикуляция.

Спустя несколько месяцев она действительно восстановилась. От артикуляции звуков я перешла к артикуляции слогов, а затем стала произносить и целые слова. Самым сложным для меня почему-то являлось слово «Аскольд». Моя речь звучала еще слишком искусственно. Было заметно, с каким трудом давалось мне каждое слово. Моя речь была медленной и постоянно прерывалась паузами, служащими для поиска новых слов. Особенно худо было с окончаниями. Но для меня все это было огромной победой, ведь совсем недавно я могла только мычать и с огромным трудом произносила «да» и «нет». Логопед сказала, что для того, чтобы я начала говорить быстрее и свободнее, потребуется еще время.

После очередной операции я наконец-то смогла более спокойно относиться к своему отражению в зеркале. Рубцы перестали быть такими заметными, некоторые исчезли совсем. А еще у меня наконец-то появились губы, довольно пухлые и красивые.

Затем я лежала еще в нескольких клиниках пластической хирургии, боролась с рубцами, училась четко выговаривать слова и пыталась привыкнуть к новой внешности. Мое лечение длилось три нескончаемых года. Когда врачи клиники сказали, что сделали для меня все, что могли, я подошла к зеркалу и не смогла сдержать слез. На меня смотрела совершенно чужая девушка, не похожая ни на Яну, ни на Анну.