Kitabı oku: «Кот по кличке Мяу. Том II»

Yazı tipi:

ISBN 978-5-4493-8316-7 (т. 2)

ISBN 978-5-4493-8310-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие ко второй книге

Если помните все у нас в первом томе начиналось с фотографии молодого повесы в цилиндре, и 1965 г. Потом через 37 лет он седой с флагом и уже в Америке. Это уже 2002 год. А сейчас на титульном листе этой книги стоит уже цифра 2018. Еще 16 лет. И что мы видим? К чему все вышеописанное и нижепредставленное привело? А вот к чему – на картинку посмотри и увидишь! Сколько генофонда с тех пор понаделалось. А как дошел я до жизни такой, как раз, уже в этой, второй книге и представлено.

ГЕНОФОНД

Квартирный вопрос

Багровость Филиппа Филипповича приняла несколько сероватый оттенок.
Очень возможно, что Айсидора Дункан так и делает. Может быть она в кабинете обедает, а кроликов режет в ванной. Может быть. Но я не Айсидора Дункан!! – вдруг рявкнул он, и багровость его стала желтой. – Я буду обедать в столовой, а оперировать в операционной!
Профессор Преображенский.

Начало этой второй моей жизни совпало с решения извечного, стоящего тогда перед каждым, великого и ужасного квартирного вопроса. Вопрос этот во все времена был у нас на Руси животрепещущим, особенно в Москве. А заострился он и я бы даже сказал – вызывающе встал, превратившись из знака вопросительного, коим он имел место быть в эпоху уже загнивающей буржуазной монархии, в знак восклицательный, – сразу же вслед за исторической победой пролетариата, над этой самой зажравшейся буржуазией. Как вы знаете, эта победа началась с самозахвата Зимнего дворца, а закончилась уплотнением жилплощади всех остальных побежденных, несвежими, но радостными толпами бомжей-победителей, которым поначалу нравилось жить кучно – веселыми и склочными коммунами. Вот так у нас на Руси, причем как всегда – впервые в мире, и появились эти коммунальные квартиры.

Позднее этот процесс и вовсе был отшлифован и оптимизирован. Хлопотное уплотнение просто заменили на отправку бывших жильцов в места не столь отдаленные, а сами отправляющие тут же и въезжали на место отправленных. Потом этих сменяла следующая волна отправляющих и так далее. За счет такого естественного и непрерывного круговорота жильцов в основном и решалась проблема народорасселения.

Но чтобы быть объективным спешу добавить, что, как нас убеждали еще в школе, эта проблема, существовала в Москве и до революции, еще при царизме, а к освобожденным трудящимся перешла лишь как его тлетворное наследие. С тонкими намеками на эти ужасы коммунальной жизни при царском режиме вы наверняка встречались с детства на уроках истории и литературы.

Помните все эти школьные ссылки на то, что «несчастный такой-то (можете смело вставить фамилию любого школьного писателя, ученого, и даже революционэра) прозябал и ютился там (при царизме) в пяти малюсеньких темных комнатушках небольшого особнячка». Эти скупые и грустные библиографические факты из жизни великих людей как-то всегда меня настораживали. Сомневался я. Что же это за комнатушки такие, в которых этот несчастный (писатель, ученый и даже революционэр) прозябал и ютился? Что, такими же малюсенькими, как и сейчас? Не больше пяти с половиной квадратных метров? А, если больше, то как же он умудрился тогда оформить их все на себя одного – целых пять штук, если, конечно, не был кандидатом наук или заслуженным изобретателем? Ведь для всех остальных групп населения норма известная – 5,5 кв. м. на одну душу. Ответов на эти простые вопросы в учебниках не было, а задавать такие вопросы старшим товарищам я как-то не решался. Могли и врезать…

Но это ладно – не будем придираться. Бог с ними – с метрами. Может быть там, при царизме и нормы то совсем другие были, в каких ни будь там ихних квадратных аршинах или вершках. Бог весть…

Другое подозрительно. Ведь тогда таких клетушек вроде и не существовало вовсе, не строили даже и для прислуги. И подтверждение тому лепнина на потолке любой комнаты в коммуналке, любого московского дома дореволюционной постройки. Посмотришь на потолок и сразу видно, что «просторная, светлая комната в малонаселенной квартире», – так тогда писали в объявлениях на обмен, – есть на самом деле лишь малая часть когда-то огромной (по нашим меркам), а на самом деле небольшой (по ихним – дореволюционным понятиям) комнаты, впоследствии перегороженной картонными стенами и превращенной в сложный лабиринт шумного и склочного коммунального улья, состоящего из бесчисленных сот-клетушек.

С учетом всего этого тут же возникает другая, еще более крамольная мысль: а ютился ли он (революционэр этот) вообще! Может наоборот – жил себе в этом «небольшом особнячке» вольготно и в свое удовольствие и пользовался его помещениями в соответствии с их уже забытыми названиями. В спальне, скажем, спал, в столовой столовался, в гостиной принимал гостей, в рабочем кабинете работал, а в секретном подвале, в свободное от работы время, еще и листовки печатал?

Да, уж… Фантастика какая-то получается. Такой жилищный простор в наше время и представить то себе сложно. Поэтому давайте все-таки будем считать, что он там ютился. Так для нас просто приятнее.

Единственное, что можно было тогда сказать, причем даже смело и открыто, даже и на собрании, так это то, что характер квартирного вопроса в дореволюционной России (если он там был) в корне отличается от такового в наши дни. В восьмидесятые же годы этих самых наших дней он превратился из вопроса приватного в проблему всехобъемлющую. Причем именно «всех», потому что все без исключения граждане делились тогда на две категории.

Первые – были очередниками какой-то мифической очереди, которая даже по самым скромным подсчетам могла дойти до вновь вставших в ее хвост через столько лет, сколько прожить в таком ждущем коммунальном режиме просто невозможно. Невозможно даже по соображениям чисто биологическим. В смысле – ну, не живут столько! В этой очереди стояла (самое смешное – стоит еще и по сей день) самая инертная и несчастная, можно сказать, обреченная половина населения.

Именно поэтому вторая, – более активная и шустрая, в эту очередь не стремилась, а, не обременяя партию и правительство решением своего квартирного вопроса, занималась им самолично. Кто как может.

В большинстве своем эта вторая половина весь свой досуг отдавала увлекательнейшему из занятий, которым человечество тешит себя вот уже многие тысячелетия – натуральному обмену.

Представляете? Ты мне – я тебе! А? Из рук в руки! И кто из нас – кого? А интересно то как! Или ты – или тебя! Захватывает не хуже секса. Многие только ради интереса этим и занимались. А поскольку у большинства за душой не было ничего кроме жилплощади, то она и являлась тогда основным предметом мены. Одна часть населения меняла то, что у нее есть, на почти точно такое же, что есть у другой его же части. Хотя такого уж особенного ни у той, ни у другой – не было ничего. А у большинства и вообще имелось лишь нечто. Какая ни будь заклопленная десятиметровка в ужасной перенаселенной коммуналке. Но, как говориться, надежда умирает последней. И несчастный обладатель этого нечто тоже яростно бросался в бой, в эту кучу меняющихся. Ведь чем черт не шутит, а вдруг как-то подфартит и можно будет выгадать дополнительный метр – другой?

Государство на всю эту мышиную возню смотрело свысока, потому что вся жилплощадь и так принадлежала только ему, ибо была всенародной, а уж как там этот самый народ ее перетасует – ему, государству, было до фени. У него самого с этим вопросом во все времена все было всегда в порядке. Поэтому указание сверху было простое – не препятствовать. Как говориться, чем бы дитя ни тешилось – лишь бы не бузило. Пущай их меняются, накопившийся пар спущают…

Так что вся эта чудовищная квартирная арифметика, воспетая в двадцатые годы еще Булгаковым, когда от перемены мест слагаемых жилплощадей откуда-то набегала большая, чем изначально сумма квадратных метров, привлекала в свои ряды все новых и новых энтузиастов и приобрела к восьмидесятым поистине маниакальный размах.

Разворотистые граждане шли к этому различными путями. Путем фиктивной женитьбы и съезда, с последующим разъездом и разводом, но в бо`льшие, и, наоборот, путем развода и последующего разъезда, с клятвенным обещанием снова сочетаться браком и опять съехаться вместе, но уже на большую площадь. Меняли: несколько комнат в коммуналках на одну, но отдельную квартиру. Отдельные – на комнаты. Или – но этим занимались только асы, матерые обменные жучилы – путем составления «цепочек» из множества меняющихся, в результате чего каким-то непостижимым образом улучшали свои жилищные условия все участники этого процесса, да еще и получался дополнительный денежный навар и для самого организатора сей хитроумной перетасовки.

1к+1к на 2кв, 3кв на 1кв+2кв, 2кв на 1к +1кв… Такое кваканье тогда слышалось и по телефону, и у обменных бюро, из разговоров в метро, и с метелочек-объявлений на фонарных столбах – отовсюду. Как будто какой-то невидимый, но глумливо улыбающийся от предвкушения, массовик-затейник вдруг звонко выкрикнул в экстазе: «Меняются все!!!». И эти «все» с гиканьем дикарей бросились в общую кучу, вонзая друг в друга локти и оттаптывая, друг другу ноги, чтобы не опоздать к этому всеобщему переделу и не упустить свой шанс. Вперед, ребята! – Меняются все! Ужас что тогда творилось! Вот и меня жизнь прижала, и мне тоже пришлось включиться и активно участвовать в этой популярной в то время народной забаве.

Дело в том, что первый путь – пожизненная очередь, был для меня заказан не только в смысле его бессмысленности (не доживу), но и потому, что я не мог даже надеяться на то, что меня в эту очередь, когда ни будь поставят. По тогдашним нормам в нашей 32-х метровой квартире на Таганке должно было проживать шесть человек – это как минимум, а нас там было всего трое. Поэтому у меня, как собственно почти у всех, оставался только второй путь – обмен.

И я вступил в него….

Клиент почти не виден

– …и остановился Русский витязь на перепутье – думу думает: «Направо пойдешь, – смерть найдешь, налево пойдешь – коня потеряешь…».
– Бабуль, а что он прямо то не идет?
– Ну, что ты деточка! Наш Русский витязь прямо не ходит…
вечерняя сказка

Банный проезд, расположенный рядом с проспектом Мира и названный так потому, что там испокон веков москвичи парились в банях, знала тогда вся Москва. И не по тому, что эти москвичи все такие уж чистюли. Нет – они тоже бывают разные. Знали это место потому, что там находилась центральная контора городского бюро обмена.

И я начал этот мой тернистый обменный путь, как и все начинающие – с него, с Банного…

Изготовив необходимый для посещения этой квартирной толкучки обязательный антураж – две картонки, соединенные между собой веревочками, которые одевались через голову таким образом, чтобы и спереди и сзади можно было прочитать соответствующее заклинание: Сверху большими буквами – «РАЗЪЕЗД», а ниже помельче – « 2-кв, 20+12, разд., 5 эт. 8 эт. кирп., с/у разд., м. Таганская рядом. На: 1кв.+1кв. равноц. Возможны варианты», я полный радужных надежд отправился на Банный.

Меня поразило количество людей кишащих в этом клубящемся муравейнике, похожем одновременно и на концлагерь, и на невольничий рынок – на первый, потому что все его участники имели на груди и на спине таблички с текстом, а на второй, потому что со стороны казалось, что участники этого массового мероприятия внимательно рассматривают не столько таинственные знаки на табличках, сколько их носителя, как будто он сам выставлен здесь на продажу. Путаясь от смущения в изготовленной мною сбруе, я, наконец, взнуздал сам себя, натянул свои таблички себе на шею и, радостно цокая копытцами, вступил вместе со всеми в этот загадочный обменный процесс…

Вы, конечно, уже догадались, что предпринятые мною действия были просто жалкой потугой, на настоящий профессиональный подход к этой непростой проблеме. Спустя многие месяцы я сам с саркастической улыбкой профессионала вспоминал эти мои первые наивные шаги к заветной цели.

Со временем я понял, что счастливые варианты надо искать совсем не здесь. Да и вообще – не надо искать их самому. Нужно, чтобы искали тебя. Дойдя до этого этапа, я оказался уже в другой толкучке, вернее тоже очереди. Очереди на подачу объявления в «Бюллетень по обмену жилплощади». Попасть в него была тоже непросто. Очередь для этого нужно было занимать рано утром, даже ночью, а еще лучше, чтобы уж наверняка – с вечера. Это находилось где-то в районе метро ул. 1905 года.

Приезжаешь поздно вечером, на одной из последних электричек метро и оказываешься одним из первых, самых упорных, – из тех, которые составляют списки жаждущих попасть в «Бюллетень», организуют ночные и утренние переклички несчастных записавшихся, и кукуют там и стерегут свою очередь всю ночь и все утро вплоть до открытия заветного окошка, где, наконец, и исчезает любовно составленная и выверенная до последней запятой бумажка с твоим объявлением. Потом ты ждешь недели три, а то и месяц, когда оно появится в очередном «Бюллетене» и начнутся долгожданные звонки.

И этот этап был мною мужественно пройден, но желаемого результата тоже не дал. Не помогали даже намеки на «возможные варианты», что на птичьем обменном языке означало обмен с доплатой. Это тоже не удивительно, потому что «варианты», которыми я тогда обладал, были слабоваты, а если честно, то и просто смехотворно малы. Ведь я хотел получить за свою таганскую квартиру две отдельных, а это без серьезной доплаты не проходило – не тянула моя квартира на две однокомнатные. Легко можно было ее разменять на однокомнатную квартиру и комнату, но об этом даже не хотелось и думать. Это было все – конец, глухой безнадежный тупик. Выбраться потом из этой коммуналки практически не представлялось возможным.

Понимая, что отступать некуда, я продолжал бороться. Но время шло, а толку не было. Я матерился и одновременно матерел. Из наивного дилетанта постепенно превращался в матерого безжалостного профессионала. Я уже не мчался с бьющимся сердцем на очередной звонок телефона, не тратил время на бесплодные разговоры о жизни с какими-то такими же бедолагами, как и я. Нет. Если было ясно, что звонок пустой, то я просто его обрывал и бросал трубку. Если же было что-то приемлемое – заносил в специальную разграфленную амбарную книгу. Регулярно обзванивал всех владельцев, подходящего мне жилья, – но все напрасно. Хозяева вожделенных однокомнатных каждый раз находили лучшие квартиры для съезда, чем моя.

И уже не знал я куда податься, прямо, как тот самый Русский витязь на перепутье, чешущий свою репу в раздумье на сказочных картинках. Как быть? Куда двигаться? Нет пути. Куда ни кинь – всюду клин!

Это позже, с годами я понял, что любая упорная деятельность рано или поздно все равно даст хоть какой ни будь, да результат. Главное бить в одну точку. И я бил. И рассвет забрежжил. Забрежжил, когда в процессе погружения во все таинства этого квартирного вопроса, я вдруг узнал, что между комнатой в коммунальной квартире и полноценной однокомнатной квартирой находится еще одна очень хитрая жилищная позиция – так называемая квартира гостиничного типа. Или комната гостиничного типа. Как хотите, так и называйте. Причем предлагающая сторона естественно гордо именует эту комнатку однокомнатной квартирой, сторона же, ее приобретающая с некоей долей тщательно наигранного пренебрежения называет ту же самую квартиру – комнатой в доме гостиничного типа. Чувствуете разницу? В рубрике «Предлагаю» – это всегда квартира, в рубрике же «Ищу» – комната…

Вы скажите – да, как же так? Ведь это вам не чебурашка какая ни будь. Я, конечно, имею в виду не симпатичного зверька из детского мультфильма, а нечто другое – взрослое. В то время как раз кто-то придумал разбавить классическую водочную тару – пол-литра и чекушку, еще одной совершенно уж идиотской промежуточной позицией – 0,33 литра, которую тут же, как не пойми что такое, очень удачно обозвали чебурашкой.

Но тут то дело серьезное. Не пьянка же! Это же святое! ЖИЛПЛОЩАДЬ!!! Должно же быть, черт возьми, для этой жилищной позиции какое-то официальное – в конце концов, формальное юридически выверенное название. Ведь что-то же записывается в этот вожделенный для всех документ – обменный ордер. Там то уж наверняка однозначно указано, что это такое – отдельная ли квартира или же все-таки комната? Или что? Или там тоже названия этому нет? Прочерк в этой графе, например…

Тихо, тихо! Ну, будет вам спорить, господа. Не надо так возбуждаться! Конечно, есть такое название! Более того, раз уж вам так интересно, забегая вперед, скажу, что когда этот волшебный документ – обменный ордер, все-таки оказался в моих трясущихся от счастья руках, то первым делом, я естественно, стал выяснять, где же я теперь прописан и где я жить то теперь буду – в квартире или в чем? Вы будете смеяться, но для меня тогда это было важно. Я буквально впился глазами в каллиграфически выведенные черной тушью строчки в графе: «в результате обмена предоставляется»…

И что вы думаете, я там прочитал? …предоставляется отдельное жилое помещение гостиничного типа, жилой площадью 11,1 кв. м.». Вот вам и узнал, – оказывается я буду жить в жилом помещении, заметьте в отдельном жилом помещении, но гостиничного типа…

Ну ладно. О том, что же это за жилое помещение такое, я расскажу вам позже. Главное здесь в том, что я изменил саму концепцию, изменил сам предмет поиска. Теперь я уже разменивался не на две квартиры, а на квартиру и комнату, причем комнату, как вы поняли не простую, а в доме гостиничного типа.

Так вот, как только концепция моя изменилась, то и результат не заставил себя ждать. Я очень хорошо помню этот момент, этот судьбоносный для меня телефонный звонок, да и весь тот первый разговор. Было сказано всего несколько первых фраз, но я уже понял, что судьба подбрасывает мне шанс, возможно один единственный и упускать его никак нельзя.

Дочери Сильвестра

Нас три сестры: одна – за графом,
Другая – герцога жена,
А я – всех краше и милее
Простой беднячкой быть должна…

О.С. Б. М. Бендер-бей

Сестер, как и в сказке, действительно было три, но старшая недавно умерла, а двум другим, имевшим – однокомнатную квартиру в пятиэтажке на Ботанической улице, с окнами прямо на останкинский телецентр и – в доме гостиничного типа рядом со станцией м. Бабушкинская, нужно было срочно съезжаться вместе.

Фамилий их я сейчас уже не помню, но имена у них были какие-то необычные – одна звалась Ираидой, а другая – Фелицией. А отчество у них было и вообще улётное, причем у обоих – Селевёстровны. Фелиция Селивёстровна была совсем уже плохонькой старушкой, поэтому заправляла всеми делами младшенькая – Ираида Селевёстровна, которая совсем недавно вышла на пенсию и была достаточно шустра и, что называется, еще на ходу.

Это, конечно, был подарок судьбы. Обе бабульки ничего не понимали в сложном и коварном обменном механизме, находились только в начале этого тернистого пути и нужно было попытаться взять их «тепленькими», что я к чести своей мастерски и проделал. И не подумайте – это не простое бахвальство. Нет. Это, наверное, единственное серьезное мероприятие в моей жизни, когда даже задним числом, даже сейчас – много лет спустя, я могу гордо и смело утверждать, что тогда я поступил единственно правильным и разумным образом. Редкий, скажу я вам, пример. Во всяком случае, в моей жизни.

Первое, что я сделал – это тут же, прямо после первого разговора договорился с ними о встрече. Это было грубейшим нарушением всех классических норм и правил меняльной этики. Ведь, если ты сразу проявляешь такую заинтересованность, то и ежу понятно, что у тебя что-то не так, или твой вариант обмена далеко не самый лучший или есть в нем какой-то скрытый подвох. Противную сторону это сразу же настораживает, она начинает выпендриваться, выдвигать всякие дурацкие условия или требовать доплату, и в результате, как правило, ничего не получается. Но в данном случае я как-то сразу понял, что противоположная сторона поступает совершенно бесхитростно и как-то по-детски наивно, и что тут как раз и нужен какой-то нестандартный, оригинальный подход. И я выбрал соответствующую стратегию – бешеный натиск.

Уже через пол часа, примчавшись на такси с цветами и тортом, я сидел с ними за столом на пятом этаже их однокомнатной квартиры на Ботанической улице, и, поглощая свой же торт, и, надуваясь их чаем, вел с ними светскую беседу, пытаясь произвести на пожилых дам, максимально положительное впечатление. И это мне удалось, хотя делать это я, надо сказать, совершенно не умею. Но тут приходилось выкладываться в полную силу. И я выкладывался, как мог. И еще через пол часа я уже знал ситуацию во всех ее тонкостях. И она, надо сказать, была не такой уж радужной, как казалось поначалу.

Выяснилось, что Ираида уже ездила и смотрела на мое таганское жилье и даже посетила наш подъезд, правда зайти в квартиру, почему-то так и не решилась. Как ни странно, окружающая местность ей понравилась и территориально устраивала. Понравилась и сама наша квартира, правда в моем не совсем добросовестном описании. То есть поначалу все как будто шло в нужном для меня направлении. Но выяснилось и другое – несмотря на свою наивность, бабульки, тем не менее, тоже подали объявление и со дня на день ждали его появления в «Бюллетене»:

– Вы нам очень нравитесь, – перебивая друг друга, говорили они, подкладывая на блюдечко еще один кусок торта – и квартира ваша нам подходит. И, если после выхода нашего объявления нам ничего лучшего не предложат, то мы можно считать – согласны…

– Согласны они, – недобро думал я, давясь тортом и прекрасно зная, что скоро на них обрушится шквал звонков с различными шикарными предложениями, и практически все они будут лучше моего. Бабулек наверняка уговорят, охмурят, предложат доплату, и я опять как всегда останусь с носом. Нужно было срочно что-то предпринимать. И я придумал! Единственно верный путь в этой ситуации – лишить их канала информации. Там, на Ботанической, где я сейчас находился, телефона у них пока не было. В объявлении ими был указан номер телефона другой их квартиры, той самой – гостиничного типа. Именно на этом я и решил сыграть.

Тут же, что называется, не отходя от кассы, я посадил Ираиду на такси, и мы поехали с ней смотреть эту ее маленькую квартирку, где собственно я и планировал продолжить свое дальнейшее существование. И уже, будучи там, я принял еще одно, поистине гениальное решение. Сестры жили вместе, там, на Ботанической, а эта квартирка просто пока пустовала. Когда же я обрисовал ей тут же на месте мною и придуманную, совершенно жуткую историю того, как это несладко – жить вместе с уже разведенной грымзой женой… Рассказал какие страшные скандалы она закатывает, сживая меня со свету… Какие оргии устраивает, только для того, чтобы мне досадить… Какие физические и моральные муки я при этом испытываю и держусь буквально из последних сил, чтобы избежать суицида… Ну, то есть совершенно невмоготу… Ну, лучше уж, действительно, – прямо в петлю…

А тут у вас пустует такая прекрасная квартирка. Вот, если бы я осмелился попросить…

– Нет! Я даже не прошу – я Вас слезно умоляю, дорогая вы моя Ираида Селевёрстовна… Вот если бы пока, хотя бы на то время пока идет этот подбор Вами вариантов для обмена, Вы могли бы сдать мне эту уютную квартирку… Ну, хотя бы на месяц, а если нет, то хоть бы и на неделю, мне все равно больше деваться некуда… У меня просто нет больше сил… Как женщина вы меня наверняка понимаете… Я готов за любые деньги…

Да – это был коварный ход! И он удался! Женское сердце Ираиды не выдержало. Я тут же заплатил ей вперед за месяц, поклялся, что – никаких пьянок:

– Вы что?! Как можно? Какие могут быть пьянки! Я же кандидат наук! Ни грамма!

– Чтобы никаких баб!

– Бабы??? Какие могут быть бабы? Вы с ума сошли! Бабы!!! Да вы что – бабы… Какие бабы! Они у меня вот где – эти бабы! Я же ученый, кандидат наук!

– И чтобы вообще ничего такого!

– Да вы что? Какое – еще такое? И в мыслях нет! Только занятия наукой, построение графиков и диограмм, вечерние прогулки перед сном, а в десять вечера в постель и спать, спать, спать…

Все! Ура-а!!! Дело, как говориться – в шляпе. «А шляпа на папе, а папа на маме, а мама на диване…» – напевал я, радостно приплясывая после ее ухода. И было чему радоваться, ведь, кроме того, мы с ней еще и договорились, что все звонки по поводу ее обмена, которые будут сюда поступать, я буду тщательно фиксировать и записывать в отдельную тетрадку, более того сразу же после выхода объявления я не буду препятствовать ей приезжать сюда хоть на целый день, чтобы самолично принимать эти самые звонки. Я, естественно, согласился со всеми ее условиями, и мы расстались с ней почти как близкие родственники…

Этот знаменательный день окончился тем, что я стал владельцем ключа от моего собственного, единоличного, правда, пока временного жилья, и уже вечером того же дня отмечал этот мой маленький успех здесь же, на новом месте, хамски поправ все вышесказанное. Я тут же пригласил в гости одного из своих приятелей (о нем будет ниже рассказано подробнее), который пришел с целой сумкой бутылок, магнитофоном и своей знакомой дамой, у которой естественно тут же обнаружилась еще такая же подруга.

Построение диаграмм и прогулки перед сном в этот вечер у меня не случилось, равно как и самого освежающего сна, потому что мне, как гостеприимному хозяину, пришлось ночевать с подругой подруги моего друга на крохотной кухоньке, прямо на полу, уступив единственную продавленную койку дорогим гостям.

А дальше все уже пошло, как по накатанному. Первый, самый мощный, блатной шквал звонков показал всю правильность выбранного мною пути. Во всяком случае, было несколько предложений, которые наверняка бы заинтересовали моих бабулек, потому что по всем параметрам превосходили мое. К счастью они не знали, что наиболее интересные звонки начинают поступать задолго до момента обнародования самого этого очередного «Бюллетеня». Дело в том, что наиболее ушлые менялы умудрялись входить в преступный сговор с девицами, принимавшими эти объявления и вступать с ними в прямой финансовый (а, если повезет и в интимный!) контакт, первыми выпытывая у них информацию о самых интересных вариантах, причем задолго до их появления в очередном номере. Я же к тому времени прекрасно знал об этом, потому и спешил взять канал связи в свои руки как можно раньше. И хорошо, что я успел вовремя. И потому этот этап был успешно мною пройден.

Оставалось только пережить вторую, не менее мощную волну звонков, которая обычно продолжалась в течение трех дней после выхода очередного номера – до появления следующего. Эти звонки будет принимать сама Ираида и я ломал себе голову над тем, как этому воспрепятствовать. Сначала даже хотел совершить диверсию – специально нарушить проводку телефонного кабеля, но зная уже, что Ираида дама активная, понял, что она тогда тут же вызовет телефониста, моя уловка будет легко обнаружена, а авторитет, с таким трудом завоеванный – утрачен навсегда.

Поэтому я поступил значительно тоньше. Ведь можно вовсе лишить человека информации, а можно и наоборот, забить этот канал информацией ложной, вернее полезной для меня дезинформацией. Работу пришлось проделать колоссальную, но она окупилась сторицей.

Я обзвонил всех и вся и попросил, чтобы, начиная со среды – это был день выхода «Бюллетень я» в свет, все по составленному мною почасовому графику, звонили бы по моему новому номеру, стараясь поддержать разговор с Ираидой как можно дольше, что, впрочем, было несложно, так как она была дамой очень общительной и разговорчивой. Предлагать ей при этом все должны были совершенно убогие варианты обмена, убеждая ее, что квартирки у нее совсем дрянные, никуда не годные, районы ужасные, ванна сидячая, мусоропровода нет и т.д., и т. п., и что ничего она за них приличного ни в жизнь не получит. Максимум, что ей светит – это смежная двойка-малогабаритка на окраине и вдали от метро. «Больше ничего тебе бабуля не светит, гуд бай!»

И процесс пошел. Да так споро, что уже к концу первого же дня приема этих подставных, недобросовестных предложений, совсем павшая духом Ираида, угрюмо сообщила мне, что де, хотя и приличных вариантов предлагали ей по телефону массу, но мой ей вроде бы подходит более всего. Причем по ее лицу было хорошо видно, что она ужасно напугана тем, что и я, как и все остальные звонившие, тоже от нее откажусь. Поэтому, – сообщила она, – больше ничего подыскивать она не будет и готова тут же меняться со мной, и чем скорее, тем лучше.

Ура!!! Победа была полной! Враг был сломлен и потрясен! Наступил другой, не менее драматичный этап этого тернистого обменного пути – оформление документов.

Даже сейчас, по прошествии стольких лет, не хочется об этом вспоминать. И в наше время процесс обмена, покупки или переоформления жилья требует железной выдержки, упорства и выбивает нервную систему напрочь, а в то время это был вообще неописуемый кошмар – ЖЭКи, ДЭЗы, РЭО, бюро обмена, техники смотрители, паспортные столы и прочая, и прочая, требовали бесконечные справки и выписки, свидетельства и характеристики, анкеты и заверенные нотариусом копии и опять справки, справки, справки….

Противно даже говорить об этом. Скажу лишь, что где-то через месяц этой непрестанной беготни мы все – я, и обе сестрицы, с которыми я уже почти породнился, сдав все мыслимые и немыслимые документы, красные от возбуждения, с нервами, натянутыми как струны, сидели перед инспекторшей, которая, томно пролистав пухлую папку с добытыми нами бумагами, наконец, промолвила:

– Ну что ж, вроде бы все. Сейчас я подпишу направление на получение ордеров, вы все в нем распишитесь и пойдете с ним в третье окно, там вам скажут, когда можно приходить за ордерами.

Её холеная длань с красивой заграничной ручкой уже зависла над вожделенным документом, мы все затаили дыхание, и напряглись, но акта подписания так и не произошло:

Стоп! – Вдруг сказала она, – минуточку, товарищи! Что вы мне голову то морочите? Я же чувствую, что чего-то не хватает! А где же, скажите вы мне, документ, удостоверяющий ваше родство? – обратилась она к сестрам.

– Какое родство? – встрепенулась Ираида, – мы же и так родные сестры! Там же есть копии свидетельств о браке, из которых видно, что у нас одинаковые девичьи фамилии!

– Это неважно, – инспекторша скривила недовольную мину, – может вы однофамильцы, или еще кто, откуда я знаю. У меня должен быть документ, заверенный гербовой печатью и удостоверяющий, что у вас обоих имеется хотя бы один общий родитель.