«Учитель фехтования» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 4
В таком городе, как Санкт-Петербург, то есть в этой монархической Венеции, где слухи, едва возникнув, тут же замирают, где Мойка и Екатерининский канал, как Гвидеччи и д’Орфано в настоящей Венеции, безмолвно поглощают свои жертвы, где будочники, дежурящие на перекрестках, внушают обывателям скорее опасения, чем надежду на защиту ...
император Николай I. Княгиня Трубецкая, исполнявшая роль чтицы, быстро спрятала книгу под подушку. Император приблизился и, остановившись против своей августейшей половины, дрожавшей больше по привычке, спросил: – Вы читали? – Да, государь. – Хотите, я вам скажу, что вы читали? Императрица молчала. – Вы читали роман Дюма «Учитель фехтования». – Каким образом вы знаете это, государь? – Ну вот! Об этом нетрудно догадаться. Это последний роман, который я запретил.
Сделав покупки, старая дама дала свой адрес: Фонтанка, дом графини Анненковой.
Ямщик редко прибегает к кнуту. Лошади слушаются его голоса и то ускоряют, то замедляют бег. Обыкновенно они мчатся во весь дух, и ямщик редко объезжает то, что валяется на дороге, будь то дерево, вязанка хвороста, пук соломы, а вывернув своих седоков, он утешает их следующими словами: «ничего» и «небось». Каков бы ни был ваш чин, положение и возраст, ямщик неизменно обращается к вам на «ты».
В пути ямщик распевает свои бесконечные песни, не обращая внимания на то, что делается позади него в экипаже. Бывали случаи, что седоки вываливались на ухабах из экипажей, а ямщик как ни в чем не бывало продолжал ехать дальше. И только потом, заметив исчезновение своих седоков, возвращался за ними и говорил в утешение со своей
Одевшись, я наскоро позавтракал, тотчас же выбежал на Дворцовую набережную и добрался до Троицкого моста, длиною в тысяча восемьсот шагов, откуда мне советовали посмотреть на город. Должен сказать, что это был один из лучших советов, данных мне в жизни. Не знаю, есть ли в мире вид, который мог бы сравниться с развернувшейся перед моими глазами панорамой.
своих мемуарах, посвященных пребыванию в России, Дюма запечатлел следующий эпизод: «Княгиня Трубецкая, друг
население Петербурга отличается одной характерной особенностью: здесь живут либо рабы, либо вельможи – середины нет.
Каждая нация имеет свои недостатки, которых сама не замечает, потому что они глубоко укоренились в её натуре, но их хорошо замечают иностранцы.
Из нее вышли дама лет сорока пяти – пятидесяти, две молодые девушки и молодой
